Римская Британия

Видимо, финикийцам же или карфагенянам мы обязаны появлением в Британии в VI в. до н. э. грозных молосских греческих псов, прославленных еще знаменитым киником Диогеном Синопским (412–323 гг. до н. э.) – тем самым, который жил в бочке. Он любил называть себя собакой (само название школы киников происходит от афинского местечка «Киносарг», «Зоркий пес»). По свидетельству его тезки, историка античной философии Диогена Лаэртского (180–240 гг. н. э.), «его спросили: “Если ты собака, то какой породы?” Он ответил: “Когда голоден, то мальтийская (т. е. добрая. – Е.С.), когда сыт, то молосская (т. е. злая. – Е.С.), из тех, которых многие хвалят, но на охоту с ними пойти не решаются, опасаясь хлопот; так вот и со мною вы не можете жить, опасаясь неприятностей”» («О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», VI, 2 (55). Так вот, эти молосские псы стали предками мастифов и, как следствие, знаменитого гротескного английского бульдога. Его добродушная внешность обманчива – занятные складки на морде, равно как и вздернутый нос, появились с течением веков, чтоб кровь быков (а «бульдог» в переводе с английского – «бычья собака», т. е. собака для боя с быками) и медведей, с которыми он вступал в единоборство, не затрудняла ему дыхание, а стекала по этим самым складкам с морды. Бритты брали этих огромных свирепых псов с собой на поле боя, о чем писал Страбон: «(Из Британии вывозятся) породистые собаки для охоты; кельты используют этих и туземных собак и на войне» («География», IV, 5, 2). О торговле ими в начале нашей эры свидетельствует в своем трактате о собаках Грацций (пер. с англ. Е.С.): «Но если ты достигнешь Моринских проливов, омываемых колышущимся морем, и изберешь путь средь бриттов? Как велика будет твоя торговля, насколько твои доходы превысят издержки! Если ты не зациклишься на внешнем виде и обманчивой красоте – а только этого одного британским щенкам и не хватает – тогда, когда дело дойдет до тяжкого труда и надо будет явить храбрость, когда пылкий Марс призовет в страшной опасности, ты даже молосскими псами так не будешь восхищаться!» («Кинегетика», 174—81).

Римлянин Клавдиан (370–404 гг. н. э.) писал о «британской собаке, которая прижимает огромный бычий лоб к земле», упоминая, что она может переломить шею быку («На консульство Стилихона», III, 301), а его современник Симмах, рассказывая о семерых ирландских бульдогах, которые, впервые появившись на арене цирка, поразили римлян своей отвагой и свирепостью, привел поверье о том, что их перевозят в железных клетках. Интересно описание, сделанное в начале III в. н. э. Оппианом, в котором, пожалуй, можно вполне видеть уже типичного бульдога, исключая лохматость (пер. с англ. Е.С.): «Есть сильная порода охотничьих псов, размера малого, но достойная чрезвычайной похвалы. Их разводят дикие племена бриттов с татуированными спинами и именуют агассианами. Размер их – как у ничего не стоящих жадных домашних собачек, [питающихся] со стола: они приземистые, поджарые, лохматые, дурны на вид, но имеют лапы, вооруженные могучими когтями, и пасть с близко поставленными, хищными терзающими зубами. Но особенно агассианов ценят за их нюх, и они – непревзойденные там, где надо выследить добычу, ибо у них просто талант отыскивать следы всего, что передвигается по земле, также они умелы и в унюхивании распространяемых по воздуху запахов» («Кинегетика», I, 468—80). Немезиан в то же время написал (пер. с англ. Е.С.): «Британия присылает нам быстрых собак, приспособленных к охоте в нашем мире» («Кинегетика», фр. 225).

Гораздо позже, в 1707 г., англичан Гай Мьеж гордо писал: «Наши мастиффы, в особенности те, которые называются бульдогами, отличаются непревзойденной отвагой. Такая собака пойдет в одиночку на кого угодно, будь то медведь, тигр или лев, и будет драться до последнего – победы или смерти». Есть мнение, что именно римляне «перепрофилировали» британских боевых псов для своих кровавых игр на аренах, выстроенных ими в Британии, – одна из гримас романизации![5] Известно, что одна из них, лондонский амфитеатр (а их в Лондиниуме было, кстати, несколько), перепрофилированный в «Беар-Гарден» (дословно – «Медвежий сад», где показывали травлю бульдогами медведей), обвалилась в январе 1583 г. из-за наплыва болельщиков, многие из которых, включая женщин и детей, нашли тогда там свой конец.

Приводимая Н.С. Широковой версия о том, что описанные Цезарем корабли галльских кельтов-венетов – прямое наследие карфагенских торговцев, вряд ли заслуживает серьезного внимания – раз была вода, по ней плавали со времен доисторических, пусть сначала на бревнах или досках, да и вряд ли пунийцы конопатили широкие швы мхом[6]; П.-Р. Жио приводит примеры изображений кораблей с мачтами и даже порой парусами в т. н. коридорных гробницах кельтской Арморики (будущей французской Бретани) эпохи неолита, т. е. нового каменного века – весьма интересно, особенно если учесть, что обычно приоритет в изобретении паруса предоставляют критским минойцам. Ирландцы плавали на карэхах, весьма похожих на «классические» древние корабли, однако обшивкой их деревянного каркаса служили не доски, а шкуры; при этом карэхи также имели мачту с парусом. «Плавание св. Брендана» повествует о строительстве подобного судна ирландскими монахами в более позднее время – но тогда технологии могли не меняться веками, особенно в подобных медвежьих углах (правда, в тексте сказано «коракл», это ошибка, о нем см. чуть ниже): «Здесь монахи и построили свой коракл по образцу, принятому в тех местах. Остов соорудили из сосен и покрыли сначала дубовой корой, а уже сверху положили воловьи шкуры. Все швы были пропитаны жиром. Поставили мачту с прямым парусом, установили руль (надо полагать, конечно, большое рулевое весло по правому борту. – Е.С.) и весла. Корабль загрузили запасами воды и провизии на 40 дней дороги, захватив еще шкуры, жир, инструменты и прочие необходимые вещи». А вот теперь можно заодно вспомнить и британские кораклы – еще более удивительное одноместное круглое судно; оно изготовлялось также из деревянного каркаса, обшитого шкурами, к которому «прилагались» лавка и короткое весло-гребушка – на таких вот «судах» древние обитатели Альбиона ловили рыбу на реках и озерах.

Рассказывая о Британии, Страбон использовал труды предшественников, до нас, к сожалению, не дошедшие, – купца-грека из Массилии (совр. Марселя) Пифея (380–310 гг. до н. э.) и историка, философа и астронома Посидония Родосского (135—51 гг. до н. э.), учителя Цицерона. Особо чувствительна утрата сочинения Пифея («Об океане»), которого порой именуют первооткрывателем Британии; по данным Т. Пауэлла, Пифей почти точно наименовал Британские острова этим их именем, правда, в кажущейся нам слегка искаженной форме – «Пританские»; однако похоже, что эта форма как раз аутентична, предполагая обозначение местных обитателей, как pretani/preteni, подтверждением чего служит валлийское обозначение Британии – Prydain; Пауэлл предполагает, что это римляне, в силу законов латинского языка, произвели озвончение первого звука, отчего и произошли «Британия» и «британцы/бритты». Но как тогда быть с этим топонимом у (Псевдо-)Аристотеля? Тут никакое латинское озвончение не действует… А если вспомнить, как это делает Г. Хьюз, валлийские слова brith – «разноцветный, пятнистый», и brethun – «ткань», то Британия может быть обязана своим названием ярким раскрашенным одеждам (вроде шотландского тартана) кельтов. Поэтому вопрос оставляется открытым. Пифей не только побывал в Британии около 325 г. до н. э., но и оставил ее описание «в виде треугольника», поведал о ее жителях и т. п., причем завершил свое путешествие, добравшись до таинственного Туле (Фулы) – очевидно, Скандинавии (возможно, даже точнее – Исландии)[7]. Оставив в стороне исчисления Страбоном расстояний и т. п., приведем пересказанные им из труда Пифея данные о Британии IV в. до н. э.: «Пифей заявил, что прошел всю доступную для путешественников Бреттанию, он сообщил, что береговая линия острова составляет более 40 000 стадиев, и прибавил рассказ о Фуле и об областях, где нет более ни земли в собственном смысле, ни моря, ни воздуха, а некое вещество, сгустившееся из всех этих элементов, похожее на морское легкое; в нем, говорит Пифей, висят земля, море и все элементы, и это вещество является как бы связью целого: по нему невозможно ни пройти, ни проплыть на корабле. Что касается этого, похожего на легкое вещества, то он утверждает, что видел его сам» («География», II, 4, 1). Надо полагать, греческий купец пишет о скандинавских туманах и льдах, но не они нас сейчас интересуют.

«Бреттания по форме представляет треугольник; ее самая длинная сторона простирается параллельно Кельтике, которую она не превосходит длиной, но и не уступает ей; каждое из двух побережий по длине составляет приблизительно 4300 или 4000 стадиев; как кельтское побережье от устьев Рена до северных оконечностей Пиренеев близ Аквитании, так и побережье Бреттании от Кантия, прямо напротив устьев Рена, самого восточного пункта Бреттании, вплоть до западной оконечности острова, лежащей против Аквитании и Пиренеев, – это, конечно, самое короткое расстояние от Пиренеев до Рена, так как, как я уже сказал, наибольшее составляет около 5000 стадиев. Но, вероятно, имеет место некоторое отклонение от того параллельного положения, которое река и горы занимают в отношении друг друга, так как на концах, там, где они приближаются к океану, есть некая кривизна.

Существует 4 пункта переправы, которыми обычно пользуются при переезде с материка на остров: от устья рек Рена, Секваны, Лигера и Гарумны. Но те, кто выходит в море из областей Рена, совершают путешествие не от самого устья, но с берега моринов, соседей менапиев. На их берегу находится также Итий, которым воспользовался как якорной стоянкой Божественный Цезарь для переправы на остров. Он вышел в море ночью и высадился на следующий день около четвертого часа, пройдя 320 стадиев морского пути; и он застал хлеба еще на полях. Остров большей частью является равниной, поросшей лесом, хотя во многих местах встречаются и холмы. Остров производит хлеб, скот, золото, серебро и железо. Отсюда вывозятся эти предметы, а также кожи, рабы и породистые собаки для охоты; кельты используют этих и туземных собак и на войне. Жители Бреттании более рослые, чем кельты, и менее светловолосые, но более хрупкого телосложения. Доказательством их рослости может служить следующее: я видел сам в Риме бреттанских подростков, возвышавшихся на полфута выше самых высоких мужчин в городе, хотя они были кривоногими и не отличались стройностью телосложения. Обычаи бреттанцев отчасти похожи на кельтские, отчасти же более простые и варварские, так что некоторые при изобилии молока не умеют приготовлять из него сыр; бреттанцы неопытны и в садоводстве, и в прочих земледельческих занятиях. У них есть племенные вожди. На войне у них большей частью в ходу колесницы, как и у некоторых кельтов. Города бреттанцев – это леса, ибо они огораживают поваленными деревьями широкое пространство в виде круга и там устраивают для себя хижины и стойла для скота, однако не надолго. У них чаще идут дожди, чем снег, и даже в погожие дни туман держится так долго, что за целый день солнце видно только 3 или 4 часа около полудня. Эти [явления] происходят и у моринов, менапиев и всех их соседей» («География», IV, 5, 1–2). Интересно отметить, что Страбон подмечает уже определенные отличия бриттов от собственно кельтов, что вполне можно объяснить смешением последних с прежними обитателями Британии.

Диодор Сицилийский дает свое описание Британии, восходящее к Пифею также отдельными фрагментами (пер. с англ. Е.С.): «Напротив той части Галлии, которая простирается к океану от самого так называемого Герцинианского леса, как его называют, величайшего из известных в Европе, в океане есть много островов, из которых самый большой – Британия. В древние времена на остров не высаживались чужеземные войска, ибо ни Дионис, как повествует нам традиция, ни Геракл, ни какой-либо иной герой или предводитель не ходил туда войной; в наше время, однако, Юлий Цезарь, названный богом благодаря своим деяниям, стал первым человеком, о котором записано, что он завоевал Британию; подчинив бриттов, он принудил их платить дань. Но мы дадим детальное описание того, как происходило это завоевание, в свое время (к сожалению, Диодор не успел исполнить эту часть своего замысла. – Е.С.), а сейчас поговорим об острове и олове, которое на нем добывают.

Британия по форме [представляет собой] треугольник, во многом подобный Сицилии, но его стороны не равны. Остров простирается наискось вдоль Европы, и тот выступ, где он наиболее близко подходит к материку на расстояние в 100 стадиев, именуют Кантиум (т. е. Передняя Земля, иначе – Кент. – Е.С.), а там, где сток у моря (т. е. где Северное море впадает в океан. – Е.С.) – второй выступ, именуемый Белериум (т. е. Конец Земли. – Е.С.), до которого, как говорят, надо плыть 4 дня от материка; а последний [выступ], простирающийся, как нам говорят писатели, прямо в открытое море, называется Орка (Данкансбей Хэд на северной оконечности Шотландии; там, на севере, доныне острова, называемые Оркнейскими. – Е.С.). Из сторон Британии та, что идет вдоль Европы, – самая короткая, 7500 стадиев; вторая, от пролива к северной оконечности – 15 000 стадиев, а последняя – 20 000 стадиев, так что общая окружность острова составляет 42 500 стадиев (английские комментаторы Диодора сообщают, что эта цифра вдове превышает реальную и заимствована Диодором у Пифея. – Е.С.).

Британия, как нам сообщают, населена автохтонными племенами, сохраняющими свой древний образ жизни. Например, во время войны они используют колесницы, так же, как, согласно традиции, ими пользовались греческие герои во время Троянской войны; жилища их скромные, большей частью выстроенные из бревен и камыша. Урожай они собирают следующим образом: отрезают лишь верхнюю часть, с зернами и хранят их в покрытых крышами амбарах, и затем они каждый день забирают оттуда спелые колосья, мелют и таким вот образом получают еду. Что касается их привычек, они (бритты) просты и далеки от злобы, столь характерной для людей нашего времени. Живут они скромно, поскольку лишены роскоши, происходящей от [излишнего] богатства. Остров довольно густо населен, а его климат чрезвычайно холодный, что, впрочем, ожидаемо, раз он располагается прямо под [созвездием] Большой Медведицы. Им владеют множество королей и вождей, живущих, по большей части, в мире друг с другом (интересно, что последнее утверждение идет вразрез с общепринятым мнением, справедливо основывающимся на таких свидетельствах, как это, из Корнелия Тацита (58—117 гг. н. э.): «Прежде британцы повиновались царям; теперь они в подчинении у вождей, которые, преследуя личные цели, вовлекают их в междоусобные распри. И в борьбе против таких сильных народов для нас нет ничего столь же полезного, как их разобщенность. Редко когда два-три племени объединятся для отражения общей опасности; таким образом, каждое из них сражается в одиночку, а терпят поражение – все» («Жизнеописание Юлия Агриколы», 12). – Е.С.).

Но мы дадим более детальный отчет об обычаях бриттов и иных присущих острову особенных чертах, когда дойдем до описания предпринятой Цезарем против них кампании (опять приходится сожалеть, что Диодору не было суждено довести свой замысел до конца! – Е.С.), а пока поговорим об олове, добываемом на острове. Обитатели Британии, живущие на выступе Белериум (почти наверняка это совр. мыс Св. Михаила в Корнуолле. – Е.С.) особенно гостеприимны к странникам и приобщились к цивилизованному образу жизни благодаря контактам с чужеземными купцами. Они-то и добывают олово, копая залежи простым способом. Почва там каменная, в которой есть пласты земли, и вот в них-то и содержится руда. Ее выплавляют, очищая от примесей. Затем они отливают олово [в формы], напоминающие [конские] бабки, и отправляют на лежащий около Британии остров, именуемый Иетис; во время отливов этот остров соединяется с сушей, и можно провезти туда олово в тележках (весьма интересно, что та же вещь происходит на соседних островах меж Британией и Европой, там прилив настолько силен, что все проходы меж ними [и материком] заливаются водой, и они выглядят как настоящие острова, а когда во время отлива море отступает, они становятся полуостровами). На острове Иетис олово скупают местные купцы и перевозят через Галльский пролив; наконец, пройдя 30 дней пешком по Галлии, в устье Роны они грузят свою поклажу на лошадей» («Историческая библиотека», V, 21–22).

Вот, собственно, все, что мы знаем о Британии «до Цезаря»[8], и то, за исключением Геродота, это более поздние источники, пересказывающие древних авторов. Восполнить лакуны отчасти помогают данные археологии. О «коренных» обитателях Британии известно крайне мало, разве что это были палеолитические охотники и рыболовы, следы которых обнаружены в речных наносах и пещерах (примечательно обнаруженное в 1823 г. в валлийском Дифеде палеолитическое захоронение молодого охотника – останки были покрыты охрой, и рядом с ними положены кости мамонта, явное свидетельство неких заупокойных обрядов). Кроме мамонтов, обнаружены останки съеденных бизонов, шерстистых носорогов, оленей и лошадей. В ту пору будущая Британия даже еще не была отделена от Европейского континента, будучи объединенной с ним не только льдами, но и сушей, с тысячелетиями последняя сократилась до узкого перешейка, в итоге также исчезнувшего. Это отделение состоялось постепенно между 8000 и 3000 гг. до н. э. Люди мезолита приручили собак и владели искусством мореходства (найдены остатки их челнов). Известно, каков был их мясной рацион: его составляли как крупные, так и довольно мелкие разнообразные животные, такие как косули, лоси, маралы, бизоны, свиньи, лисы, зайцы, бобры, ежи и барсуки. Весьма интересны и пока необъяснимы находки в виде обработанных оленьих рогов и черепов, чьи формы были намеренно изменены. Вполне вероятно, речь идет о первобытной магии охотничьих обрядов. Неолитические обитатели острова оставили по себе на юге довольно многочисленные каменные могильники, полные различных артефактов; известно, что к охоте и рыболовству они прибавили скотоводство и мотыжное земледелие. По данным В.В. Штокмар, к этому периоду уже вполне можно отнести существование первых британских дорог – Икнилд и Дорогу Пилигрима. Находка статуэтки типичной пышной «Венеры» возле Тетфорда – свидетельство общечеловеческого культа Богини-Матери.

Около 2000 г. до н. э. будущие Британские острова захватывают иберы, или иберийцы, оставившие по себе мегалитические и длинные курганные могильники (до 60 м). Таинственный Стоунхендж в Уилтшире, состоящий из нескольких каменных кругов (он строился в три этапа), чье истинное назначение неизвестно доныне (святилище, могильник – но найденные там останки гораздо младше самого сооружения – или астрономическая обсерватория – а может, все это вместе?) – это их работа. И это – лишь один из самых известных примеров, притом – частично реконструированный. Куда менее «разрекламирован» подобный, но более крупный памятник в Эйвбери, о котором Массингем свидетельствует, что многие его камни растащены фермерами, однако и то, что осталось, привело в восхищение посетившего его короля Карла II. Сравнивая его со Стоунхенджем, Массингем образно выразился, что Эйвбери относится к нему, как кафедральный собор – к приходской церквушке. 15 его монолитов возвышаются доныне, а общее число камней должно было составлять порядка 500–100 во внешнем круге, 30 – для северного круга, 12 – для его внутреннего круга, по 30 – для двух южных кругов, один – для центрального обелиска первого из них и три – для свода в другом, один круглый камень меж этих кругов, 200 – для оформления священного пути оттуда к Овертон-Хилл, 40 – для внешнего круга наверху Хэкпен-Хилл, 18 – для внутреннего, три – в составе так называемых Колец дьявола в Бекхэмптоне, и еще камни на вершине Овертон-Хилл, где, кстати, были обнаружены захоронения. Для того чтоб сдвинуть большой монолит высотой в 6–7 м, требовались силы ста человек. Обычно наличие подобных памятников обусловлено расположением неподалеку залежей гранита, известняка и т. п., хотя для Стоунхенджа, к примеру, знаменитые «голубые камни» (они находятся в центре каменных кругов и покрыты плитами, окружая жертвенник из зеленого слюдяника) доставляли из Пембрукшира – а это почти 400 км, наверняка для такого тяжкого труда была особая мотивация, которой мы, к сожалению, не знаем.

Также с деятельностью иберов связывают добычу золота в Ирландии и оживленную торговлю с Испанией (недаром она расположена на полуострове, называемом Иберийским, явно там имелись «родственники»), начинается «имущественное расслоение». В 1800–1750 гг. до н. э. на востоке и юго-востоке их теснят родственные им так называемые альпийские «народы чаш», принесшие с собой умение изготовления предметов и оружия из бронзы (в районе эстуария Темзы найдены прекрасные бронзовые мечи Х в. до н. э. т. н. прирейнской формы, в Великобритании и Ирландии имеются многочисленные находки бронзовых топоров, практикуется изготовление предметов из листового металла). Начинается ткачество из льна и шерсти. Продолжается экспорт золота из Ирландии, около 1000 г. до н. э. вовсю идет упомянутая ранее торговля драгоценными металлами с Финикией, а затем – с Карфагеном. Первыми ласточками кельтской экспансии на юг и юго-восток будущей Британии двумя волнами проникают беженцы из Северной Франции, согнанные со своих мест экспансией людей «культуры погребальных урн» (IX–VIII вв. до н. э.), а также жители берегов швейцарских озер, изгнанные гальштатскими воинами (VII в. до н. э.). Эти гальштатцы и проникли завоевателями на Альбион, распространяясь к северу и западу. Их успеху, судя по данным археологии, способствовали не только более совершенное оружие – длинные мечи, но и конница – в захоронениях кельтских завоевателей обнаружены лошадиные сбруи. Так, примерно в это время, ок. 800–700 гг. до н. э., начинается эпоха кельтского завоевания будущей Британии[9]. Редкие остатки укреплений, датируемые этим временем (напр., у Мэйден-Касл), свидетельствуют о предполагаемом отпоре чужеземцам. Вместе с тем А. Мортон полагает, что, несмотря на последовавшую череду завоеваний, именно иберийцы стали родоначальниками большей части населения Британских островов. Здесь к иберийским племенам относят пиктов (хотя название этого племени севера Британии – чисто латинское и означает «раскрашенные», и, судя по всему, римляне относили пиктов все-таки к кельтам-бриттам), атекоттов и каледонцев.

Кельтская экспансия заслуживает отдельного подробного разговора, который здесь не вполне уместен; отметим лишь, что ее история, как и прочие подобного рода явления, весьма наглядно иллюстрируют теорию Л.Н. Гумилева о пассионарности народов. Их своеобразный «очаг» – гальштатская культура (900–400 гг. до н. э.), на относительно небольшом участке территории – там, где сходятся нынешние Австрия, Германия, Швейцария и Франция. 500 г. до н. э. застает «разлив» кельтов оттуда по Европе – на современной карте он был бы обозначен за границами Рейна, на подступах к Скандинавии, занял бы юг Австрии, временно был бы огражден Альпами, занял бы почти всю Францию (кроме Бретани), две трети Испании, Португалию, юго-восток Англии. Примерно в это время их несколько раз упоминает Геродот в своей «Истории»: «Река Истр начинается в стране кельтов у города Пирены и течет, пересекая Европу посредине. Кельты же обитают за Геракловыми столпами по соседству с кинетами, живущими на самом крайнем западе Европы» («История», II, 33); «Истр течет через всю Европу, начинаясь в земле кельтов – самой западной народности в Европе после кинетов. Так-то Истр пересекает всю Европу и впадает в море на окраине Скифии» («История», IV, 49).

За век до нашей эры наша карта расселения кельтов изменилась бы еще более радикально, и мы б увидели, что кельты овладели всей Великобританией и Ирландией, преодолели Альпы и заняли Северо-Восточную Италию, двинулись через Венгрию и будущую Болгарию на Балканы, а оттуда – в Малую Азию. Лишь стойкое сопротивление римлян, греков, македонцев и эллинистических царей Малой Азии – Атталидов и Селевкидов – положило конец разливу этого потопа, а ведь кельтами в свое время был взят Рим (390 г. до н. э.), чуть не разорены Дельфы (279 г. до н. э.) и т. п.! Знаменитейший Пергамский алтарь Зевса, изображавший борьбу богов-олимпийцев с земнородными чудовищами-гигантами – как раз памятник одной из таких побед, одержанных царем Атталом I над вторгшимся кельтским врагом (240 г. до н. э.), и на фризах пергамского храма Афины Никефоры («Победоносицы») было изображено трофейное кельтское оружие. В центре Малой Азии (совр. Турции) образовалась целая кельтская страна – Галатия, обитателям которой в свое время адресовал свое послание апостол Павел, сохранившееся в корпусе писаний Нового Завета. Но мы обратим свое внимание лишь на племена, попавшие на Британские острова.