Сказки белой совы

– Медаль? Разве что из колбасы, – и все трое рассмеялись.

Кот с Памфилием одобрительно переглянулись, домовой ещё и покивал усердно.

– Ладно, – промурлыкал кот, – я и на вискас согласен. С дихлофосом.

И совам снятся сны

Которую ночь подряд сове снились пакостные сны. В снах люди со смуглыми лицами и в одежде цвета жухлой травы куда-то бежали, размахивая странным оружием, не то кистенями, не то саблями. На бегу одежда меняла цвет, оплывала яркими складками, на головах возникали разноцветные тюрбаны, а вот оружие в руках, наоборот, становилось похожим не то на винтовку, не то на автомат. Сны повторялись с завидным упорством. Сова перетрясла подстилку, наткнувшись в процессе уборки на последнюю монету из клада. Подумала, поковыряла её лапой и запихнула в древесную щель в дальнем углу дупла. Не помогло. Сны никуда не делись и не поменяли сюжета. Снова смуглокожие люди бежали, кричали, их одежда и оружие менялись, расцветая диковинными цветами. В снах присутствовало гнетущее ожидание какой-то беды, сова всякий раз просыпалась, не досматривая сон до конца.

В общем, спала сова плохо. Настроение от хронического недосыпа установилось хмурое. Ничего не хотелось, лемминги и то ловились без удовольствия.

В этот раз сон продлился дольше обычного. Крик смуглых усилился, достигнув какой-то невероятно высокой ноты, винтовки-пулемёты в руках взорвались белым огнём, и откуда-то полились потоки красной густой жидкости. Сова раскрыла глаза и потрясла головой, приходя в себя от липкого кошмара сна.

И замерла. На правом крыле отчётливо виднелось пятно крови.

Сова выметнулась из дупла под закатный солнечный свет, взгромоздилась на ветку и внимательно осмотрела перья. Нет, пятно было одно, но оно никуда деваться не собиралось. Сова прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Действовать надо было срочно, и так всё зашло слишком далеко. Оставалось только понять: предупреждение ли сон, или происходящие в нём события – привет из другой реальности, неважно пространственной или временной.

Ну, что же. Солнце ещё не село, до полуночи можно успеть к Якову. Сова отчистила крыло как могла, потянула крылья, потопталась по ветке и решительно набрала высоту.

Окошко домика в деревушке привычно светилось мягким жёлтым светом. Сова плюхнулась на ветку напротив дома и, вывернув голову, заглянула внутрь. Яков сидел на табурете у стола и увлечённо ковырялся в куче каких-то железных деталек, масляно поблёскивающих при свете лампы. Анна обнаружилась в глубине комнаты в кресле. Что-то шила или вязала, сове было не разобрать. Вот и хорошо, все на месте.

Сова перелетела на наличник окна, зацепилась когтями, свесилась и постучала клювом по стеклу. Яков резко поднял голову и уставился в окно, разумеется, ничего не разглядев. Сова постучала ещё раз.

Яков встал, подошел к окну и распахнул створки.

– А, это ты, – обрадованно и совсем не удивившись, сказал он прямо в круглые жёлтые глаза, – залетай.

Сова плюхнулась на подоконник, посидела на нём, последствия недосыпа давали о себе знать. И влетела внутрь. Анна подняла голову, поздоровалась, и снова продолжила своё рукоделие.

– Даже можешь не рассказывать, – предупредил Яков, – сны.

– Точно, – удивилась сова, – и у тебя тоже? Тоже смуглые, оружие и в последнем кровь?

– Да, много крови, на подушке пятно.

– У меня на крыле, еле оттёрла, – пожаловалась сова, – А что меч?

– Меч? – пришёл черёд удивиться Якову. Он потёр лоб, подумал. – Точно, как я не догадался!

Подошёл к ковру, аккуратно снял ножны с клинком, поднёс к лампе и обнажил меч. Меч замерцал мягким золотистым светом. Клинок был чист, подозрительно чист. Ни пятнышка, ни пылинки.

– Не хочет в ножны, – прислушавшись, сообщил Яков, – придётся собираться.

Анна подняла голову, кивнула. Похоже, они уже давно всё обсудили, а появление совы стало лишь последней песчинкой. Удивительная пара. Сове после их воссоединения часто казалось, что Анне и Якову слов для общения не нужно, они чувствуют мысли друг друга. Совместно решили дождаться утра, сове вдруг пришло в голову, что последнюю монету из дупла обязательно нужно забрать. А путь в непонятное надо начинать с той самой делянки, откуда уже раз сову выносило в иное время.

До утра не спалось. Яков с Анной о чём-то разговаривали вполголоса, сова перемерила все балки на чердаке, прикидывая и так, и этак значение снов. Но вот чердачное окошко стало светлеть, и в потолок постучали.

Сова слетела вниз. На столе дымился кофе, на сковородке шкворчало что-то мясное. Яков затягивал ремни на рюкзаке. Он был уже полностью одет, джинсы, кроссовки, рубашка, заправленная под ремень. На крючке у двери висела куртка, на табурете лежала шляпа. Анна проследила, чтобы и сова поела, улыбнулась на прощание краешками губ и помахала рукой вслед, стоя на пороге.

– Переживает? – спросила сова, удобно устроившись у Якова на плече.

– Не очень, – ответил Яков, – говорит, что справимся. Правда, в дорогу раньше гнала, ещё после первого сна. А мне всё никак не хотелось выходить.

– И мне, – призналась сова, – всё ждала, что само рассосётся. Да ещё выспаться никак не удавалось, а без сна какие силы?

Так за разговорами и дошли до дупла. Сова влетела внутрь, еле выковыряла монету, добросовестно засунутую в древесную щель, уцепила в конце концов её клювом и вернулась к Якову.

– Держи! – сова отдала монету, и на минуту ей послышался удовлетворённый шорох-вздох от меча.

Зашагали дальше. Делянка была совсем недалеко, растения, выросшие в прошлом году из семян найденного клада, оказались многолетними. Только на второй год они уже не тянулись вверх, а кустились на высоте пояса. И цветов не было, ни одного.

– И что теперь? – вопросил Яков. Вопросил не сову, скорее сами растения. По полянке пронёсся лёгкий ветерок, и всё стихло. Яков шагнул в центр делянки, раздвинув багровые стебли. Ничего. Потянул один к себе и отбросил – у растения оказались острые шипы. Снова ничего. Стоя посередине делянки с совой на плече, вытащил из ножен клинок. Клинок замерцал и погас. Ничего не произошло.

Выбрались на опушку. Яков уселся на какой-то валун, скрестив ноги. Сова плюхнулась на зелёный мох.

– Думать надо, – заявила она, – ключ должен быть для активации.

– Так я уже всё сделал. Меч достал, траву подёргал, ну и колючая же она!

– Не всё, значит. Надо же как-то куда-то попасть. А других вариантов у меня нет. Только здесь и только вместе.

– Давай поедим, что ли. Пока спокойно.

Яков достал из рюкзака узелки с едой. Мясо, лук, хлеб караваем.

– Будешь? Или полетишь охотиться?

– Буду!

После еды думаться должно было лучше. Сова тщательно вытерла клюв о траву, почесала когтистой лапой шею, прикрыв глаза. И тут её осенило:

– Монета, Яков! Где монета?

Яков хлопнул себя по лбу:

– Точно, – полез по карманам, выискивая серебряный кружок. Сове послышалось, что меч тихо зазвенел, как натянутая струна степного инструмента. Достал монету, повертел в руках, переложил в левую руку. Правой взялся за рукоять меча, намереваясь вытащить его из ножен.

– Подожди, – сова слетела с ветки на плечо Якову. На всякий случай. Обидно было бы остаться не у дел.

Сова успела вовремя. Как только монета прикоснулась к покинувшему ножны клинку, Якова с совой словно всосало в тёплый водоворот, без прочих других ощущений. Только лёгкое тепло и короткое вращение по спирали.

И всё стихло.

…Сова оказалась на земле с чуть начавшейся пробиваться зелёной травкой, Яков, устоявший на ногах и не потерявший шляпу, уже оглядывался кругом, пытаясь понять, куда их зашвырнуло.

– Север, – возгласила сова, – практически родные места. Вон видишь зелёные кустики? Брусничник. И мох седой, ягель называется. Он, по правде, не мох, а лишайник, конечно. Если дождей не было – под ногами раскрошится. Если влаги хватает в воздухе – будет мягким и нежным, как губка из южного моря. А вон, – сова вытянула крыло, – загадка сей земли, лабиринт из камушков. Мы-то теперь знаем, что это за загадка – портал это. Такой же, как в моём лесу.

– И куда теперь? – поинтересовался Яков – Хорошо, что я куртку надел.

Он аккуратно задвинул меч обратно в ножны, монету спрятал во внутренний карман и карман застегнул на молнию. Поправил рюкзак на спине и шляпу. Сове было проще, вещей у неё при себе не было.

– В город пошли, – предложила она, – тут недалеко. Там и узнаем, что к чему.

Через час Яков уже шагал по тротуару маленького городка. Тротуар после зимы, понятное дело, был весь в рытвинах, также, как и мостовые. Словно здесь, на Севере, до сих пор водились загадочные копытные слоны, достававшие до земли при любой толщине снега. Сова же, выведя на дорогу и указав направление, бесшумно улетела куда-то, пообещав встречу в городе.

Улица заканчивалась круглой площадью. С площади доносились голоса, народ там присутствовал. Яков погладил рукоять меча, выглядывающую из-за плеча, и постарался прикрыть её капюшоном куртки. Вроде удалось.

На площади действительно толпился народ совсем не северной наружности. Полсотни людей разной степени смуглокожести, среди них пяток женщин. Женщины мельтешили в толпе, явно стараясь попадаться на глаза. Люди галдели, иначе это было не назвать, в руках у троих были листы бумаги с написанными от руки призывами о помощи и чьей-то фамилией.

Яков огляделся вокруг, приметил в стороне группу мужиков обыденного вида и цвета кожи. Подошёл, поздоровался, вытащил из бокового кармана сигареты, попросил огонька. Зажигалки нашлись у всех.

– Это что у вас тут такое, – как бы невзначай поинтересовался Яков, – лица какие-то не наши.

– Это? – за всех ответил крупный дядька в рыбацких сапогах, – мигранты, мать их всех за ногу. Понаехали тут, – и он смачно сплюнул на землю.

– Чего хотят? – осведомился Яков.

– В Европу хотят, на халяву пожить, – в разговор включился другой мужичок, – а финны не пускают, границу закрыли. Вот и митингуют.

Яков подавился вопросом, кто такие финны, покивал головой, задумался. Похоже, портал выбросил их куда надо.

– И давно они у вас? Не наглеют?

– Попробовали бы, – мрачно проговорил третий, заросший бородой по самые ноздри, – быстро бы укоротили. Тут не Европа, расшаркиваться не будут. С осени стали появляться, сначала велосипеды все скупили, теперь старые машины скупают.

– Зачем? – удивился Яков.

– Так бедные такие, нищие совсем беженцы, – с издёвкой ответил мужик, – А границу здесь пешком запрещено пересекать. Вот покупают старьё, границу переедут – и бросают. У финнов уже вся площадь перед таможней машинами забита.

– А теперь что?

– А не знаем. Шумят, жалуются, что кушать нечего, в гостинице живут – не платят уже несколько дней. А как в магазин зайдут – так еле мешки выволакивают со жратвой. Бабы пытались собой торговать, да наши боятся – кто их знает, какие у них болячки. Вон на бумажках написали «Меркель, помоги», так она и увидела их отсюда.

И снова Яков сдержался, чтобы не спросить, кто такая эта Меркель. Он повернулся к толпе на площади и внимательно всмотрелся. Увиденное ему вовсе не понравилось. Мужчины были не старше тридцати с очень характерно развитыми предплечьями. Агрессии не чувствовалось, вернее, не так. Агрессия была, но словно в замершем виде, и на эту местность она не распространялась. В гортанных голосах Якову чудились отсветы пламени и огромный готический собор, чёрный от лучей уходящего в бездну солнца.

Яков докурил, попрощался с мужиками и пошёл через площадь, прислушиваясь к своим ощущениям, всматриваясь в толпу не столько глазами, сколько внутренним чутьём. Толпа напоминала сбившуюся растерянную отару овец перед сломанным мостом. Какой-то инстинкт гнал их на закат, а туда не пускали, туда не было дороги. И овцы толпились, сбиваясь, не пытаясь пока переродиться ни во что другое, в растерянности и недоумении. Мысль о том, чтобы повернуть обратно, в их головах не присутствовала вовсе.

Расставшись с Яковом, сова полетела к сопкам. Ещё от лабиринта она заметила острым птичьим зрением некую нору под корнями старой берёзы. Что означала нора – сова догадывалась. Подлетела – убедилась в своей правоте и негромко заклекотала.

Из норы донеслась какая-то возня, и на поверхность выбрался маленький уродливый человечек. Человечек был наг, нос имел лаптём, а глазёнки круглые и любопытные.

– О, привет, – воскликнул он, – давно я тебя не видел.

– Привет, чахкли, – ответила сова, наклонив голову и разглядывая его жёлтым глазом, – не изменился ты совсем, Антип.

– Чего мне меняться, мы же вечные, как сопки эти. Но и ты такая же, даже перья белее стали. Не думал, что увижу ещё. Каким ветром занесло?

– Что происходит у вас, Антип? Сны предупреждают о беде, портал сюда выбросил, к лабиринту. Люди какие-то нездешние в городе.

Антип почесал затылок. Вышло смешно – короткая ручка с трудом достала до лысой головы.

– Куйву кто-то разбудил. Куйва проснулся – хорошего не жди. Надо как-то обратно усыплять.

– Ты думаешь, Куйва этих смуглых сюда зазвал?

– Ну, а кто ещё? Больше некому.

– Зачем?

– Крови хочет. Он всегда крови хочет, когда не спит. А тут такая возможность. Там, – Антип взмахнул рукой в сторону юга, – великое переселение началось. Одни народы решили занять место других народов. Им плохо живётся, а этим хорошо, сытно. Лёгкая добыча.

– А Куйва причём?

– А Куйва часть потока людского сюда притянул. Будет здесь война – Куйва крови напьётся. Много крови будет – может, и из скалы выйдет. Но тогда нынешняя беда счастьем покажется.

– А если уснёт?

– Тогда смуглые уйдут. Они и не хотят здесь оставаться, да дальше им дорогу перекрыли. А деньги скоро кончатся, станут грабить. Драки начнутся. Ты их видела? Одни мужчины, не старые, в силе. К оружию привычные.

– А куда уйдут?

Антип снова почесал затылок:

– Неведомо куда. То уже не наша забота будет. Если Куйва уснёт – всё останется в равновесии.

Сова церемонно поклонилась маленькому человечку:

– Спасибо, Антип. Пора за дела приниматься.

Человечек потоптался с ноги на ногу и заявил:

– Спасибо мало. Монету оставишь. Всё равно же сюда, к лабиринту вам возвращаться.

– Монету? А как же мы по порталам прыгать будем?

– Так и будете. Монета более не потребна, меч сам разберётся.

Сова подумала. В самом деле, монету надо оставить, мало ли что. У Антипа она будет в сохранности, а раз просит – значит, нужна монета. Чакхли деньги любят, но не до умопомрачения.

– Договорились, – кивнула она круглой головой, надо только за спутником слетать.

– Договорились, – эхом отозвался Антип, – до встречи.

И шустро юркнул в свою нору. Оттуда снова послышалась какая-то возня, потом словно камушки осыпались и всё стихло. Сова попробовала заглянуть в нору одним глазом, вывернув набок шею, но в норе было темно даже для неё. Отошла, покрутила головой, определяя направление, и бесшумно полетела в сторону города.

…Яков покрутился по площади, вслушиваясь в настроение собравшихся. Как и понял сразу – здесь ловить было нечего. От смуглолицых струилась опасность, по-прежнему в законсервированном виде, и растерянность.

И совы не было по-прежнему. Вряд ли она сунется в скопление людей, поэтому Яков неторопливо выбрел с площади и пошёл по другой улице с пятиэтажными хмурыми домами из серого кирпича. Внизу домов пестрили вывесками разные магазинчики и конторы и росли невысокие деревья с уже распустившейся молодой листвой. Через некоторое время дома закончились одновременно с асфальтом. Город оборвался внезапно, словно черту провели. Асфальт, правда, метров через сто начинался снова, но башмаки Якова за эти сто метров успели покрыться красноватой местной пылью.

Яков неторопливо брёл по дороге, поглядывая на чахлые деревца по её краям. Ёлки были странные, таких он раньше не видел. Они чем-то напоминали покорёженные и общипанные кипарисы. Впрочем, попадались и нормальные сосны с янтарной корой – посреди полян, покрытых седым ягелем.

А вот сову Яков, разумеется, не услышал. Она бесшумно опустилась прямо у него перед носом на асфальт, похлопала крыльями, складывая их поудобнее, наклонила голову и уставилась на Якова жёлтыми круглыми глазами. В совином взгляде проглядывало нечто непонятное. Не то сочувствие, не то сожаление. А может быть, и сомнение, словно птица не знала, с чего начать разговор.

– Посмотрел, – вопросила сова, – как тебе смуглолицые?

– Опасные, – признался Яков, – но не сейчас. Словно кто на сворке держит.

– Правильно увидел, – сова кивнула, – пока придерживают их. Торопиться надо. Сейчас мы пойдём в одно место, потом к лабиринту. А там уж лабиринт доставит куда надо.

– И куда надо?

– Увидим.

Сова подвела Якова к норе под стволом старой берёзы.

– Монету дай.

Яков молча порылся в кармане, достал монету, протянул сове. Сова ухнула в чёрное отверстие. В глубине прошуршали камушки.

– Наверх не выйду, – раздался приглушённый голос, – спутнику твоему не покажусь.

– А с монетой что делать? – вопросила сова.

– В дыру кидай, я поймаю.

Сова подбросила монету лапой и поддала клювом. Вышло лихо, словно всю жизнь только этим и занималась. Звука падения ни сова, ни Яков не услышали. Значит, монету поймали.

– Дальше что делать? – поинтересовалась сова у наступившей тишины. – Вот так всегда. Монету забрал – и поминай, как звали.

– Ничего не всегда, – прошелестело из-под земли, – я же объяснил. Идите к лабиринту, станьте у левого входного камня, он вас и отправит к Сейд-ярву.

– А это точно туда? – уточнила сова. – Там Куйва?

– А где ещё? Сразу скалу и увидите, мимо пройти невозможно. Думать плохо про него нельзя – он обидчивый и всё слышит. Впрочем, любой бы на его месте обиделся, столько в скале сидеть. Остальное на месте поймёте. И что делать, и как делать. Я вам не советчик.

– А возвращаться как?

– Возвращаться? – под землёй зависла пауза, Антип явно возвращением гостей не заморачивался.

– Ну да. Или ты считаешь, что мы там и поляжем?

Пауза затянулась уже совсем неприлично.

– Вряд ли, – наконец откашлялся чахкли, – наверное, всё-таки выживете.

Яков присел на корточки, стараясь не пропустить ни одного звука. Под землёй шуршало и кряхтело. Потом чакхли сообщил:

– Там такой же лабиринт.

– Да, – ехидно отозвалась сова, – ты открыл нам глаза. И что?

– Ну и станете также. Наверное, сработает. Всё! Пора мне. И так наговорил с три короба, да и времени сколько потерял.

– Время, положим, твоё оплачено, – возразила сова, – и мне очень сильно кажется, что я тебе переплатила.

– Нет! – крикнул Антип, – всё честно!

В норе опять послышался шорох, словно камушки осыпаются. На этот раз Яков посреди каменного шороха услышал быстрые шлёпающие шаги. И всё стихло уже окончательно.

– Пошли, – сказала сова и вспорхнула на плечо Якова, – тут недалеко. Прямо. Потом за тем валуном налево.

За валуном в самом деле открылся вид на россыпь камней, уложенных в двойную петлю. Петля располагалась не на ровной земле – камни лежали словно бы на грядках. Между ними росли кустики травы и брусничника. Яков нашёл глазами левый камень, и начал спускаться к нему по невысокому склону. За плечом пошевелился меч. Ощутимо пошевелился, словно ожил.

Вот и камень. Сова покрепче вцепилась когтями в ткань куртки, Яков потянулся и вытащил из ножен клинок. Меч замерцал еле заметными синеватыми сполохами. Сполохи стекали с острия, пытаясь дотянуться до камня. Яков осторожно протянул руку с мечом, и как только кончик меча дотронулся до камня, всё закружилось в прохладном ветре, на какое-то время утратив пространство, время и направление.

Когда сова открыла глаза – то обнаружила себя на мягком зелёном ковре из мха. Справа негромко плескалась вода. Слева начинались кустики, а за кустиками вздымались к небу скалы. Впрочем, к небу – это было громко сказано, не такие уж большие были скалы. Однако примечательные: на склоне, обращенном к путешественникам, чёрные пятна явственно складывались в гигантскую человеческую фигуру. От скалы даже на таком расстоянии сове сразу стало не по себе. Тяжёлая бессильная и безысходная злоба наползала, как волны тёмной мутной воды, потом отступала и наползала снова. В этих волнах что-то чувствовалось ещё, сова напряглась, пытаясь разобраться. Ага, вот оно. Усталость и обида. И одиночество, такое же безысходное, как злоба.

Где же Яков? Сова завертела головой во все стороны. Вблизи Якова не было. Пришлось подниматься на крыло, чтобы разглядеть окрестности. Яков лежал ничком за валуном, покрытым зелёными и бурыми пятнами лишайников. Сова опустилась рядом с ним. Меч на месте, шляпа скатилась с головы в сторону, сове пришлось тащить её в клюве назад к хозяину.

– Эй, – тихонько позвала сова, – ты как?

Яков шевельнулся, повернул голову, посмотрел на сову. Вставать он почему-то не собирался.

– Плохое место, давит. Чернота и злоба.

– Встать можешь, – встревожилась сова, – или тебя совсем расплющило? Это Куйва проснуться пытается. Голову поверни в другую сторону – увидишь.

Яков приподнялся, повернул голову. Тихонько охнул, разглядев фигуру на скале. Рывком сел, упёрся взглядом в сову.

– Ты мне ничего рассказать не хочешь? Кто такой Куйва? И что мы-то тут делаем?

– Куйва? – сова поковырялась лапой во мхе, – э-э-э… Куйва по местным легендам – великан такой, военачальник чуди, доставший, э-э-э…, она поковыряла мох другой лапой, подбирая наиболее нейтральные слова, – лопарей до такой степени, что отчаянная молитва их была услышана богами. Их, конечно, богами. Вот боги и приложили. Молнией. И осталась от великана только тень на скале, как после ядерного взрыва. Про ядерный взрыв надо объяснять, а то могу? Или про мирный атом?

– Не увиливай, – Яков сделал строгое лицо, – дальше рассказывай.

– Дальше? На скале тень Куйвы, а в скале дух Куйвы остались. Здесь, у скалы нельзя шуметь, нельзя грязнить воду в озере. И нельзя ни говорить, ни думать плохо о Куйве. Иначе – беда. Рыбы не даст, нашлёт непогоду, не пустит в озеро, да и обратно может не выпустить.

– Рыба нам зачем?

– Зачем рыба? – сова похлопала круглыми глазами. – Есть рыбу можно. Я сырую, ты пожаришь вон на тех камнях. Ладно. Авось не обидится достопочтенный, – сова изобразила даже какое-то подобие книксена в сторону скалы, – Куйва. Разбудил его кто-то. Куйва голоден, он крови хочет. Вот смуглолицых и притянул сюда. Если начнётся война, хоть мелкая, хоть какая, польётся кровь. Напьётся Куйва крови – сможет из скалы выйти. Тень станет телом, дух освободится. Ну, а дальше даже говорить не буду, что произойти может. Уговорить его надо как-то на голодный желудок, или что там у тени, снова спать отправиться.

Яков задумался. Меч за спиной вибрировал, он чувствовал лопатками эту вибрацию. Но доставать клинок не торопился: как бы не испортить древним оружием ситуацию ещё больше. Волны злобы, идущие от Куйвы оглушали и накрывали, путая мысли. И если вот такое вырвется на свободу, то… А что, собственно, будет?

Яков напряг воображение. Представил себе ситуацию и усмехнулся.

– Пошли, – весело сказал он, – знаю я, как уговорить.

Вплотную к скале не подошли. Разговаривать, запрокинув голову, с расплывающимися вблизи пятнами, неинтересно. Вот так, чуть поодаль. Если уж мысли Куйва слышит, то голоса всяко разберёт.

– Куйва, – позвал его Яков, – что ты задумал?

В ответ клинок завибрировал сильнее, тяжёлая липкая тёмная волна накрыла с головой. И сквозь эту волну послышался тяжкий вздох.

А потом и у совы, и у Якова в головах зазвучал голос. Неожиданно высокий и надтреснутый, не великана, а сухопарого старца:

– Уничтожу!..

– Кого уничтожишь? – поинтересовался Яков. – Обидчиков твоих давно на свете нет.

– Лопарей проклятых…

– Уничтожишь, – согласился Яков, – даже не напрягаясь особо. Их вон полтора десятка сотен осталось, тебе, так понимаю, даже позавтракать не хватит.

– И других уничтожу… – голос не запнулся ни на секунду.

– Да? Других говоришь? А как?

– Проклятие Куйвы сильно и могуче. Воду отравлю, на целый десяток озёр хватит. Лук мой уцелел, он на пару вёрст бьёт без промаха, сам цель находит. За минуту целых три стрелы выпускает. Никто не спрячется.

– Так. Уже что-то. А стрелы какие к луку подходят?

– Есть у меня стрелы, – голос сделался озадаченным, – зачем спрашиваешь? Не украдёшь, этим луком только Куйва пользоваться может.