banner banner banner
Квадролиум – Космическая роза
Квадролиум – Космическая роза
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Квадролиум – Космическая роза

скачать книгу бесплатно


Солнцу не раз взойти предрешено,

Иначе откуда сей мир?

Отчего и что подсказывает опыт?

Хронологическая цикличность даёт время всё обдумать,

Но немая природа надежд не даёт,

Слова не проронит,

Зато не врёт, и правда её бывает жестока,

Значит, ничего лишнего не возникло,

Значит, так быть должно,

Познавательные диалоги с естеством,

Безответные вопросы,

Между живым и не мёртвым,

Составляющим нечто одно,

Взаимосвязь единая,

Но именно в том разнородность,

Вариабельность безподобная порождена мельчайшим сдвигом,

Из некоего шороха нарушившего вечности покой.

Я это сказал на всякий случай, так всякий случай жизнью предстаёт, на перепутье дорог, с которых сойти невозможно, да и не нужно, да и не хочется.

Танец ублажающих речей,

Шёлк вьющихся волос,

Бархат таящих прикосновений,

Грация вытачивается страданием и болью,

Через сито ущерба и пустот душевных дыр просеяна,

Всё либо слишком просто, либо тяжелее некуда,

Золотой середины, похоже, мир давно лишён,

Сопутствуй вдохновение немереное,

Провоцируй на дерзновение строф,

Пусть текут соки муз одиноких,

Влагой ссыпающихся рос,

Словно с розы лепестков, ароматом ветру навеявших,

Словно с ладони кровь, куда макнулись шипы её,

На губах солоноватым привкусом,

Шероховатостью пальцев о нежность алой щеки,

Высохли и впитаны лишений мимолётных следы,

Мы похитили то, что возжелали и видели,

Восхитительный миг,

Стук рвущегося сердцебиения, за края вышедшего,

Извергнувшись из груди.

Луга тропами сглаживаясь предстали мельтешащим трепетом, касаясь лоскутом поверженным взгляда, и шепчет струнными струями ветер, ласковый привет от богини шлёт.

Скобля небесную даль травы ввысь вьются, стопы безчувственно приминают стремление скованной жизни,

Избавленные от тягот творческой мысли, суть свою исполнияют, высшей участи ждут, соучастия немыслимого, всевышнего чуда,

Их форма зыблема, но она всюду,

Количество – источник качественного отличия, масса порождает дифференцировку, но исток гораздо уже устья, он фактически ничто, всему сопутствует разгон, даже измотанное чувство из всплеска однажды родилось,

Значение имеет лишь вектор продуктивного нарастания, творческий рост по сути, остальное же не против в бездне утопнуть, без следа кануть, словно степь сгорая рассеивается в ветру.

Вновь пришёл я в людный край, где внимание не приковать, везде мелькают озадаченные лица, появляются и тут же вмиг сникают, в быту жизнь от неизбежности сокрыв.

– От кого вы прячетесь, горожане? Здесь никого нет, всё только ваши сетования на собственные обереги.

– Неисповедимы наши законы. – Раздался крик скрытый из толпы.

– Да, что же вы? Форма номоса людского проявляется нежеланием и покорностью.

Не любите вы убивать только потому, что не любите быть убитыми, страх быть убиенными в вас произрос, закрыв своей тенью испепеляющий грех неосознанности. Сие дарует спокойствие, но это и тернии, доступная лёгкая жертвенность для тех, чей аппетит неугомонен, чей каприз безутешен.

– Кто бы говорил? Молвишь словно приспешник из миров иных! Вон картофелины цветами покрылись.

– Где я был и где быть мог, даже не знаю и не видел,

Волочащейся усталостью ног наливаются в лужи мотивы,

В душе бездна, она везде и всюду, но вот и дно, и вершина,

Это то самое место, где сумрак прилёг безызвестный,

Балансировочный оптимум, инициатива не наступившей гармонии,

Болезненной иронией порождает исток,

Восход кинетикой плетённый срастается с взором,

Взаимность нерукотворная, она есть божество,

Движение за движением, порождение за порождением,

Лишь этим полнится сущность,

Иначе её нет, она разогналась в безконечном падении,

Но вдруг в полёте очнулась, волю узрев зримою участью.

В миг неожиданно рассеялась толпа, вокруг как было пусто, так и осталось,

Вот и настаёт ад, настигает всеобъемлющим послевкусием остаточности, здесь просто ничего не бывает, ничего, ни величия, ни малости, ни искусности, аморфная некомфортабельность.

– Они уходят, они бегут, они презрели мою дорогу, мой путь, всё потеряно и ничего не вернуть, в моём бреду не все утонут, но пожелал бы вам хоть глаз мокнуть, немного и тихонько, я никому не расскажу.

Огни далёкие ведь светят, великолепия им вдоволь, нужны покорения, иначе никакого сюжета, иначе нет от воя проку.

Свершение воздвигает меры и обрамляет суть, именно в свершениях рождены все жесты роковые, сего мира формы сумев изогнуть.

Я бы выжил, но не в этом мире, но не тут, мои лиры мою душу несут, посмертно и пожизненно, рождённый – уже безсмертен, но лишь пока не умер, ничего нового, всё как и прежде, красота и ужас, нет никакой спешки, даже свет никуда не торопится, другие темпы, иная хронология, мирские циклы губительно медлительны, хотя всё уже вплетено в этот круг, всевладычица безысходность, всевладычица несусветность тупиковыми петлями вершит и правит судьбы, всякую непокорность предстающую вновь и впервые, что выходками произвольными провозглашает толк.

Я видел, как голуби мира пестрят в полёте и срут на выщербленную поверхность были, видел их милость кивающих голов марширующих шествий, что годится лишь мякотью нежной в плове и в супе.

Подобно темы щекотливые порицательных россказней неотлучных, хлопают и исчезают, словно крылья в дали небесных высот.

Любой звук разглаживается исходящей волной, мимолётом прокатываясь по массе воздушной, так и мы гости вселенских пучин раскидываем кости и флюиды, словно верблюды немые растягивают слюни средь миражей по дюнам пустынным в надеждах влагу вкусить и ещё одно утро увидывать.

Омываются друг в друге чьи-то души и поют: Мы потеряны в чертогах тоски расставаний, раскиданы в ветвях вьющейся блудницы,

Испещрены в жажде покаяний, о стены разбиваясь воздвигнутой в себе темницы,

Луч струйкой тусклой пробивается сквозь залежи хранящейся наивности,

Хочется ускользнуть по его нити, просочиться из недр, потоком выплеснувшись,

Прилечь на ледники талые, сплавиться под давлением яркого светила,

Чтоб массы плотских формаций в журчащем ручье рассеялись,

Вон над горизонтом облако пара стремится к безкрайности вселенной.

В приглушённом шёпоте тьмы искрится небосвод, мерцающие пересечения сближают жизнь с забвением в упор,

Идолы скупые тихонечко шуршат и повергаются, в изгибах кривизны гнущейся материи воображают отпущение от собственных забот и тягот,

Расписаны сюжеты всех допустимых сцен, партитура вывернута дыханием наружу, колеблется сменой между гибелью и длящейся болью,

Звук об истощении исходит попусту, ненужно, к нему привыкли,

Ни восприимчивости, ни восхищения нет среди поникших волей,

Раздаётся лунный вой томящимся гудением, тяжесть глыбы зазывает за собой,

Пронзает серебром опавший с ночи пепел,

Дым всюду кроет следы строк!

– Где же источник, где же огонь?

Вырывается пламя швыряясь плетью дерзновений, истекает кровью плоть, вот и тепловой поток скопившихся телесных имений, пение струит израненной душой.

Вдруг, словно сладкий сон рассеявшись выводит взор к журчащему ручью неподалёку, дрём навеянный ни к месту в сумеречную пору.

Прохлада чуждого вечера, ускользающим теплом лучей, последние проблески мерещатся, погружается разум в сновидение, но что-то его придерживает, талые вещи, тленное тело, растворяется в танце упоения издали звучащий голос, накрывают сверху тени, размывают облик со стороны виднеющийся, вот и облако надвигается медленно, больше нечего оставлять, сюжет последний, ничто не воротится вспять. Вспомни ворона с крыльями надломанными, он не торопится, но пристально глядит по сторонам, резкий испуг, плоть вся вздрогнула, словно укус змея бодрящий, пригрелся на тёплой грудине, убаюкался в амплитуде дыхания волн спящих.

Но вселенский ад сильнее сна, сей обитель прорезает свои контуры сквозь любые подобия отразившиеся из мира сутью в отблесках глаз изумляющегося существа.

Аромат волос ускользает, что в памяти хранился,

Образ вьющихся локонов нежно касается лица, утихшим ветром пронизывает,

Источник порывов исчез, его нет, только нервные волокна сплетаясь цепляют небыль,

Растворяется голос мысли в тиши, словно нити шёлковых струн утопают в напевах,

Остаточность мерклая воем восходит с глубин,

На самом дне израненный некто, но его не видно,

Жажда не находит пристанища, воспаряет ввысь из бездонных недр,

Но что-то осталось, в зное прохладой стелется лаская уставшую плоть,

На глазах тает безконечность, словно сахарный кристалл, алмазами святил по ним рассыпана.