Как я однажды стал поэтом. Сборник стихотворений

Сегодня кефаль собирала блики с глади морской воды, это хороший знак, их солнце одарило мелодичными криками, что не слышатся, а ласкают поверхности плоти, проникая в пучины разума по струнам игривым, получая в ответ песни уст восхитительные. Наши голоса, своего рода эхо солнца, далёкие возгласы реверберирующие в воздушном пузыре на каменной подложке, объятой вакуумной похотью.

*

10.09.2014

Кто этим летом пожинает полынь, в мире вскружившем на полотне пустоты?

Умственные утописты многое ещё не покинули, ибо над выдуманной бездной повисли, и от того без устали рыскают. Им неведома истома, они на подвиги скупы.

Когда рыдальцы взвыв над жизнью и смертью воспевают обряды, это видится низостью, и живым, и умершим, одинаково проникшим в высоты пропастей,

Но, кто б ещё ожил из мёртвых и кто бы умер из живых, чтоб блеснула их глазами томными искра глубинная, вырвавшись с груди в виднеющейся дали, пронзающей сознание перспективой?

Я видел разное, и законное, и незаконное, но на кону те же цены стояли, мерами жизней щерблённые, тяжелеющими мириадами миров истоптанных,

И ни грамму не дешевле, доверху полнились русла братских рвов, утекали горькие смеси густотой тягучих вин, и в тот же миг где-то вдалеке рожденчесский, желанным воем наливался крик.

*

10.09.2014

Мне вчера раздался звон, но утихший, он не дозвонился… было слышно, что желание воспарило нехотя, подобно с горы скатилось по склонам заснеженным. Что-то вырвалось но не достигло, словно последний прыжок нечто из себя выхвативший, птицей обезумевшей воспарил, толи ввысь, толи вниз. Не имеет значения, здесь жизнь и смерть по обе стороны повисли, на правом и левом крыле.

*

10.09.2014

Женское тело, очень деликатное творение. Аккуратнее.

Склонность к саморазрушению, это творческий порыв, созидание вожделенческое,

Мысли расплываются, чтоб они могли плыть по течению, чтоб они вообще могли быть,

Вновь рождаться, в новых формах, в их взрастающих ветвях, запечатлённых воплощениях,

Испускающих ростки и побеги, выводя на свет свой аромат.

*

11.09.2014

Сжаты ладони в кулаки, робко стелется звон извечный,

Украдкой тихонько легли, осенней прохладой по коже,

Незримые лепестки, опавшие с лиц прохожих,

Пробудили в осязании мирскую изменчивость, притупили мнимости тик,

Так и в преддверии устья реки грести никто не поможет,

Но похоже, всякая вершина горы, утонула в выси одиночества.

Вдруг разжались кулаки, раскрылись пред бездной ладони,

И лоснящимся трепетом ускользает по ним сияния россыпь ожившей иконописи,

Сквозь свет вздымающий пыл обнажает златые полосы,

Распыляет последним теплом остатки чувства любви истощившей агонию,

Кто-то уходит и некто проник в порывы забвенные творчества,

Безвозмездно отдающих жизнь терзаниям голода волчьего,

Он их жажду уходом своим упоил,

Так распахнулся тайник божественных сил и покоев.

Лишь тот, кто во все стороны зрит, за горизонты зайти удостоен.

*

12.09.2014

Заметили ли вы, как бурным буйством брызжет жизнь, как заклинает всякую телесность ввысь пойти? Но не каждое зверское любуется небом, да и наверное, им не милуется даже Евгений Онегин. Возможно ли быть озадаченным, загруженным до обездвиженности? Да нет, и нету озорницы там, где надежды когтями страсти не вскрыты, где не сочится от счастья распростёртая пасть, что лыка не вяжет, но метится и ветер слизывает, норовит всё попасть в залежи страсти, со всплеском вонзиться беспечным скитальцем в танце грации, в то самое безвоздушное царство. Там поцелуями дышат и упиваются в сумерках струями лунными, до рассвета кроме песен ничего не слышат, так берега плотские нежно колышут волнами поэзии, сливом с обрывов в ушные отверстия по облачным лестницам. Вот и приехали. Огненные клубни насыщают всё резво теплом, это солнце прорезалось сквозь все преграды и шторы, не жалея пространства сукно. Невозможно оставить хоть что-то, ничуть на потом. Вот и увидели, как буйством бурным брызжет жизнь. Кому не хватило? Возьми и распишись!

*

12.09.2014

Умирает медуза, измокла в морской темноте. Я убил её! Иначе видел бы смерть взглядом пронизанным ею? Рваное тело скользит ко дну слизью растаявшей и жгучие железы оставленным следом шрамы рисуют в воде, но порван парашют, да и крови в нём нет, он однажды раскрывшись в немой тишине, рвётся о волны, смазывая винты и причалы. И сдаётся мне, нет об искусстве подводных полётов инструкций корректных, ни в одних библиотеках. Не отлёживаются на полках песни, что поются, это по жизни с приветом пишутся и тот же час плетутся одни куплеты.

*

12.09.2014

Львиными долями терзали и полнили давно разрытые родники, купались в избытках и помнили, что не хватит на всех жизнь до дна испить, но, тем не менее, меняли роли, то на горб взвалив миры, то вздымая над ними. А сюжеты всё те же, без выбора быть, ведь без выбора есть. Пред друг другом равны, а порой неделимы, неведомость и неизбежность.

*

13.09.2014

Красота предстаёт лишь таковой, каковой её не видел никогда и никто,

Быть может и не увидит, эта глубина ещё и далёкая,

Сколь поглотившая, столь поглощённая.

Пред нею полыхает труха злачных залежей не взошедших, в закромах погребённых,

В ней нет огня, так юна, так свежа, так наполнена соком и светом.

Сколько б ни истлевала плотью истина, очарованию нет предела, это неповторимо, это безвыходно,

Мною есть, мною дышит, меня выдыхает, но никогда себя не провозглашает и не слышит,

В отпущении заворожённом, рвущимся на куски блаженством сердца, напевает,

Так предстаёт всем и во всём, и тем неуловима.

Жизнь отдавая, взять больше нечего, она и так твоя, а избавление вечно,

Ведь от всего избавляются, лишь постигая то,

И каждый шаг последующий своё возьмёт не сдерживаясь.

Обмен равноценный: если от жизни берёшь, не отдать не сумеешь.

Да и если живёшь, уже ничего не примеришь,

Любуйся прелестями. После, жизни не будет! А до – ещё не было.

*

14.09.2014

Возможно, одна из неотлучных черт гениальности – давать знать о себе посредством творческого изменения мира, внедряясь глубинным порывом в него, вмешиваясь в процесс сотворения, ведь нет иного выхода, когда будучи неспособным стать продуктом общественным, сделать общество частью себя самого.

Это безвыходность творчества, она созидает выход, когда его нет, так и о всём прочем,

Находишь лишь тогда, когда с концами утерян всякий связующий трал,

Жизнь возвышается деянием этим, травит себя и истощается в изысканиях исцеления,

И только преодолевая деструкцию возвышенностей, их укреплением, иссушая вязкие основы, мы достигнем небес,

Иначе будем катиться и скатываться к вратам преисподней, погружаясь в низость всех сущих зверств.

Главное помнить, что речь о звериных чертах не присущих животным, этот зверь ужасен и болен, и имя ему «человек».

*

15.09.2014

Звон доносится и утопает во мне, молоко приехало, сметана, брынза, мёд,

Всё что пожелается душе, из мест блаженных всех скотов, рогатых и копытных,

Они дают нам меры, питая чрево которыми, мы являемся первыми,

Рассекаем пределы зыбких чертог, утопая в бездне, сдираем вуаль неведомых ранее снов,

Наслаждение её шелестом, одних убивает, других ублажает, так души заходят на нерест,

Из стаи мальков лишь малая часть выживает, а другие же собой вскармливают богов,

Всё что ими питаясь, скользит сквозь изгибы веков,

Так разветвляется жизнь всеми формами, отделяясь превосходством от несущих их основ,

Так формируется качество из количества, за счёт сокращения,

Так из человека молниеносным озарением выскакивает гром божественного возгласа,

И те, кто не слышат его, остаются исподнее лелеять, повисший над ними покров.

Вы думаете, все улетят в космос? Нет! Только те, кто изменят природу своей формы,

Адаптация к бездне, покорение хаоса, но верхом на закономерностях!

А те, кто привыкли, привыкли к исконному.

Привычка привычке не рознь, а нажива и пастбище подле терновника.

*

16.09.2014

Стиха не напишешь, времени нету, изумрудом ручьёв не вытечешь, дамбы заложены крепкие, но останками летними в сентябре шкуру мою прогреет обомлевшую, солнца золотом пыли осевшей, что тонет сквозь порывы певчего ветра, тяготея ко дну неудержимостью, незатейливостью, его спокойствие встрепенув. Лишь бы выдержали лестничные петли, закручивающие ступени, там, где нисходят с самого верху прекраснейшие из прекраснейших существ, в одеяниях белых, покрывающих облачным пухом в округе все земные места, и притихши таятся картинами в памятках тех, кто проходит мимо, как мимо взгляда проходит жизни пейзаж.

*

16.09.2014

Я вышел навстречу дождям рот раскрывши и наполняюсь, словно стакан. Смогу ли я выпить все облака? Попробую ка не счёвши ни разу, и если не останется, то извиняюсь, сегодня повержена мною тоска, прострелена насквозь.

*

16.09.2014

Сегодня паря над городами, вселился в какого-то придурка, вытеснил останки его рассудка. Вот вам и я, сам себе гость, себе же чужак. Кто теперь зовётся мной, кем названы мои имена?

*

16.09.2014

Мольба казённая раздалась отпущением рассудка, и есть, и нет здесь, хоть лупишь, хоть ты щадишь. Кому же хочется свободы, как не уделу рабскому заблудшему? Раб привыкает всем телом к неволе, и все его беды, и всё его горе, от попыток скинуть оковы, когда рабство воплотило черты его кровью, всё целиком существо. Проникший в свободу, никогда за свободой не тянется и в ней не тонет, он ею вскормлен, он ею живёт, он её не просит, и даже не требует. Требует, сами знаете кто. Только лишённый, и только лишённый вопит о свободе. Свободный же, просто поёт.

*

16.09.2014

В цыганском таборе кружащем пламя вплетает узоры изящные,

Подпирает искрами ночной небосвод,

Гитара с луною напевом струящим мелодично стонут,

Звёзды исцеляют, впившись в покой мерцанием.

Пёстрое кружевное платье пролетает меж щупальцами огнива жалящего,

Струны пронзают насквозь бурлящую кровь,

Губы яркие алые сроднились страстью с льющимся пением словом, сердце обволакивая.

Так вой ускользает далёкий, по полю пронёсшись тоской,

В глубине глаз сокрытых тенями тёмных волос, ночь утопает молящая, и тянет меня за собой.

*

16.09.2014

Блеснул холод стали, пролилась кровавым кипятком, душевным возгласом печали, последняя мука жертвенного стона,

Он ко мне взывал, в ночи канув глубокой,

В распростёртой вечности их не слышал никто, кроме меня одного.

Это не мольба о пощаде,

Неожиданностью всем и во всё исходящий, последний страдальческий вопль,

Напоминание о приходящем когда-то новорожденном вое.

Ради него это всё, ради него.

*

16.09.2014

Именно в ночи ярче лунный лик, именно в ночи обнажаются звёзды, всё сокрытое в себе таит самые пёстрые стороны,

Самые острые ножи прячутся лезвиями в воротники, так шеи желанный изгиб прикрывается локонами,

Всё обнажается в ночи, свет скрывает гораздо больше, чем скрывают ошибки.

Хочешь, кричи, не кричи, твой голос украшается тишиною, и можешь хоть горло воплем извить, не слышно тебя по-за толпою.

Толпы нужно убить, не оставлять ничего кроме бога. Именно поэтому мудрецы находят избытки в пустотах. Именно поэтому в ночи ярок лик одинокий. Дня не существует, солнце постигло самой кромешной темноты пучин бездонных.

*

18.09.2014

Обжигают поцелуи лицо, утонув в холодах расставаний,

Так жаждет света зерно, плоть свою разрывая, выпускает на волю росток,

Остаётся на память клеймо, истлевающим очерком ранящим кожу,

Так прогорает цветок, он свой цвет через полотна лугов доносит,

Пчёлы любуются кротостью его свободы, возносят пыль солнца осевшую в нём,

Так даруют останки того неземного, всем тем, кто о звёздах позабыли давно.

*

19.09.2014

Космический смех раздаётся ночью.

– Что тут смешного? – Спрашиваю я.

Вселенской пудрой меня обволакивают и хохочут,

Мол сочный биток в кляре без яичного белка.

Дарую отраду богам,

От того иногда они к себе меня забирают,

Скучно не будет, говорят,

И к утру наливают прозрачные бокалы дня,

Светом винным белым, пьяным угаром нектара,

Воспевают и выкладывают на блюдце,

Всё, что обомлело в их руках,

Они питаются не ртами,

Их голод утолим лишь небывалым, нигде и никогда.

Не они нами предстали, они прозревали глазами нашими,

В том ростке незримом и малом, истоков божественных к божественным устам.

*

20.09.2014

Черноморским сентябрём замирает время, бархатный сезон, не жарко, не холодно,

Дождей словно в мире этом не было, вода солёная ласковой прохладой побуждает жизнь размеренно,

И свежим душистым ароматом тянет под неё нырнуть, пересечь черту, о волны пенистые прошлое всё смыть, придать забвению,

Погружаюь вглубь, слышу хор дельфинов, они о ветре там поют, ведь окунаясь в воздух со свистами, солнцем умываются и в небе тонут,

Зовут, зовут, зовут всё в мире бросить, людскую лямку разомкнуть, и вмиг войти со скоростью обратно за черту морских покровов.

*

20.09.2014

Помещение закрыто, толи двери лифта, толи крышка гроба, хлопнули, забиты, тьма покорно поддаётся мерцанию тусклого света, толи в глазах искрится останками импульсов нервных, толи лампочка "ще не вмерла".

Кто-то стоит в углу, это его первая встреча со мной в замкнутом адском кругу.

Какой вам этаж, скажите? Мне, самый верхний.

Кнопку прижимаю и жду, странный стук, гудение, и немного ожидания вечного,

Вот и врата распахнулись, – непрерывное биение по взгляду светом.

Похоже, приехали. Сердце, толи замерло, толи и так его не было.

Кто ж это был? Лифтовладелец наверное.

На всякий случай глаза проверил, нет ли монет там.

*

20.09.2014

Говорят в Сингапуре магнолии цветут, а на амуре тигры цветом лилий, в снегу притихши, выжидают удобство, домашний скот крадут, но никто их не видит, они подобны призракам, дома и угодья пронизывают волей голода, так за спиною слышатся скотские визги, молящие стоны страдальчески высказанные, на полотнах зимы горячими брызгами запечатлены.

Тот, кто голодом уморен, готов на многое, но не жизнью он недоволен, ему за сладость кровь, и вырывая с мясом свою долю из ремесленных оков, мягким рокотом доносит ласки тон, а в Сингапуре всё цветут магнолии, так говорят, и так Вертинский поёт.

*

20.09.2014

Во мне постоянно кто-то умирает и рождается.

После того, как я отрывки из своих старых книг читаю, вижу, что его больше нет, он без следа исчез.

Та беспечность лишь шрамами залепленными виднеется, и в память не влезет, хоть убейся. Но кто-то же есть? Кто он?

Похоже, ему не по душе, не хочет быть мнением, не хочет быть знакомым образом чей-то неуклюжей мысли, на шею не повиснет и батрачить не возьмётся за тарелку супа ради себя одного.

Если большего хочется, пишите икону или не думайте о плохом.

Взгляды томные подменяют творческую участь на судьбы ими искомые и уста их вяло гласят: "Это наше, поскольку постольку".

Не берите примеров с того, что не свершилось, в этом миру ещё многое не свершено.

*

23.09.2014

Твари видят даль сверкающих во тьме зарядов гроз,

Творцам не видны дали, в себе взрастивших этот мир,

Им сладки порывы рвущихся полотен, новорожденных криков,

Они восхищены тем величием, что озаряется пред нами,

Молнии вырываются из их груди неистовой болью,

В агонизирующем блаженстве зверя, съевшего ядовитый гриб,

Не мёртв, но уже не жив, божественный танец ещё не обездвижен,

Это проникшая в зазоры между жизнью и смертью грация конвульсивная.

Раздаётся рёв бога сокрушительными возгласами грома, высвобождающейся из него зари,

Ему больно, но он утопает в ласках истомы, весь изломанный в дрожи.

Его уже нет, но вот и рождающийся вопль в бытие проникший светом убийственной искры.

*

24.09.2014

Проплывает облако пара по небу, словно его кто-то выдохнул и вздоха того уже нету,

Лоно кислородной лазури напитанной светом, вращает солнца золотую монету,

Потому и вертится планетарной массой в виде платы умеренной,

Мы привыкли видеть, как движутся предметы, а ни то, как мир несётся под ногами и уносит нас,

Туда, где тяжелеет вселенная.

Нам дана карета и извозчик неведомый тянет узду, подгоняя смело полыхающих коней,

Сквозь пространственные меры проносит груз и возносит жизненные сцены, взбрызгивающие космонавтикой и визгами комедианства из вынашивающей их атмосферы.

*

24.09.2014

Сегодня ветер разглаживает зелёные кроны, волосы ивы развеивает в волнах, в танце ветвей качающих магией жестов в стороны, снимает головные уборы с излишками отсохшими бронзой и золотом осени, швыряет дерзким напором всё, что в покое легло, подбрасывает, упрашивает ожить, с мертвецами увлёкся игрой, и, взвывая поёт, о море, о поле, о реках, несдержанными упрёками подталкивает вспомнить, о чём не вспомнит лёгкость истлевшего пепла, о чём сам не в силах забыть.

*

26.09.2014

Сквозь ночь прорезаясь пред остротой серпа лунного,

Руки во взмахе замерев протянуты ввысь, словно ветви одиноких вершин,

Не спешите кони, погодите, узды попридержитесь,

Уносится совсем без следа голос поющей молвы,

Посторонитесь прохожие, лошадей берегись,

Их копытам положено стуком пронзать гранитную кладь,

Не лаской скользит по играющим мышцам жестокая плеть,

Груза нету на них, глаз далёкий сапфир,

Лишь мельком будет виден, лишь мельком поглядим.

*

28.09.2014

Искра жизни или цветок? В чём отличие? Я уснул в светлом мире, но проснулся в другом, случайно закатился за потусторонний холм, сны поглотили влагой, коснувшись дна которой чувствуется сухость сыпучих песков, но ты не тонешь, ты катишься, как колобок, и виднеется заслон силуэта, это всё тот же холм, я в его тени окружённой светом. После нарастания предельного испуга к невыносимости обращённому, ноги в котором запутаны, ненароком просыпаешься и видишь мир, которого ещё не было. Но откуда я здесь? Тут пасмурно и серостью тусклой подпёрты небосклоны. Замираешь в этой грусти, не видать небесной лазури, не прострелишь, да и нечем. Вдруг уносит тучи и день вновь обнажает свою роскошь, насыщаясь чувством лучшим и встречным светом. Как оказалось, то не мир иной, это пасмурная погода, и её уже нету, увлеклась за вселенским оборотм.

*

28.09.2014

Ночь, зарёй скитания лунного уводит глаза за небесный предел,

На кону всё те же останки: жизнь, ещё одно биение сердца, ещё один вдох, ещё одна мысль,

В зерне ростка бесконечного, уже завершённого, но никогда не обещанного в становлении итогов,

Его явность скоротечна, ведь непрерывно подводит черту и пересекает её в туже секунду, Оказываясь там, где исчезают меры, где одновременно рождается и умирает бытие,

Где вырастет нечто, что расточает щедро все силы в себе, лишь во взгляде замерев, повиснув,

Беспечно пронизывая вечность, ещё одним биением сердца, ещё одним вдохом, ещё одной мыслью.

*

29.09.2014

Быть настолько естественным, просто естественным, до жестокости, но терпеливым до обездвиженности, как хищник,

Пресыщайте мой ум или не троньте, иначе убйственно и я ваше горе, не взваливайте на меня свою долю, я к вам не лезу,

Лишь отдайте поэту должное, лаской ветряной навейте в шёпоте моря,

Про что не сказано, что не вычтено, и почему не положено,

Выпейте, а потом вылейте останки со дна хрустального горькие,

И хватит зализывать шрамы плавными жестами,

Их блеск полированный, застенчивостью удивляет божеств,

Они поражаются беспечностью, растворимой, смертной, погрязшей в грешности,

Все наши мысли рождены в восхищении том, у лона порогах сакральных истоков.

Ничто не наличествует, как наличествует готовность! Вами ли не замечено?

В чём же ещё меры угодны, кому? Пусть таящим воском, пусть утекающей свечи испарением.

Все мы в одном логове. Дети звезды недалёкой, струями света начертаны.

*

30.09.2014

Дворник собирает раскиданные после свадьбы монеты, они притаились под умирающими лепестками роз,

Цветы никому не нужны, сегодня щедроты в холоде металлов ладонями прогретых.

Что же это за традиция? Или так привыкли просто? Ведь венчаются в который раз,

Десятый или двадцать первый, наверное. Откуда ритуалы все эти?

Из мозгов недоросших. Соблюдают лишь то, что даёт обещанное.

Так на рынке расценками блещут товары и вещи,

Мол, соблюдай, и получишь уготованное! Но порой и лешие бродят, ничего не нашедшие.

Так зачем же церемонии эти? Ах да! Гарантии хочется.

Возьмите гарантию у голодного льва, запершись с ним в клетке,

Или подумайте, выпейте пол стакана вина: Кому нужно заверить, то, чего ещё нету и не было?

Так безжалостно жизнь коверкать требованием и не видеть, что обряды и социальные поверья от скупости безучастия, от отсутствия щедрости,

Обозначение собственности, мол, отрезок пройденного пути,

Но сами ещё из безумства не вышли, кажется им, что всё будет, как, то взбрело, словно живые могилы,

Да нет ничего, всё не так! Жизни движения в нарушении прежних порядков возникли,

А крылья возносятся отталкиваясь от земли вне ритуальных обычаев,

Само рождение это выход, в преодолении мер тенями покрытых.

Вы звёзды видели? Каких принципов придерживаются они?

Прощайтесь с людьми, пока те живы, ведь когда не с кем, нет кроме вас никого,

Люди так к себе привыкли, что не видят ничего, они укрылись в обещанном, гарантированном, в предвкушении утратить то,

И всё в этом мире удел ожиданий. Кто сам себе дарует мнимое, вожделенческое, кто чего ждёт от кого.

Когда же наступит эпоха деяний? Или творчество вымерло?

Но почему тогда нет похорон? Должно быть, никто здесь не видел и никто не рождён.

Не ждите, не нужно, ведь жизнь никого не вынашивает, это не обретённое.

Зависимость бывает только от присвоенного в виде впечатлительной пищи, в избавлении от мгновений восхитительных с неведомостью свыкшись.

Луна светит в ночи, не потому, что кто-то глядит на неё,

Кто-то глядит на неё, потому, что ей озарён.

*

4.10.2014

Шепчет колосьями голос степи, подобно сыплются пески или по волосам рука шуршит,

Шелестит заветное звучание, золотом покрытой глубины,

И тянет, растягивает вдаль, несёт по ветру жизнь,

Отдаю себя и все свои помыслы им, не щадя пригретой на солнце любви,

Пускай меня разрушат, пускай испепелят, пускай,

Во мне нечего послушать и мне нечего сказать,

Нет избавления от того, что отпускать не нужно,

Что не присвоено, так листьев охапка с паутиною кружат,

В танце последнем, впервые, хваткой соборной, будто навсегда,

Распались, расплылись, рассыпались, но вот он мерзавец непокорный,

По сторожкам полевым скользя, зовёт и напевает,

Говорит, что знать не нужно, лишь смотри, чтоб неведомое принять,

Увидеть светлый берег, бытийные кружева начал,

В безмерность ринуться искать лепестками раскрытыми наружу, отчалив.

Знает тот, кто младенческий лепет нежностью рук пеленал,

Видел тот, кто нежность тех рук истерзал, охватывая безбрежность,

Которой был остужен.

*

4.10.2014

Кофе и чайная ложка абсента, изысканный аромат,

Алхимическая смесь, антитеза наркотикам и всем ядам,

Немножко ранить плоть, чтоб снова ожить,

Лишь умирая мы живы, лишь оживая видим смерть,

Окунаясь в любви невольно норовишь убить,

Но это не агрессия, очищение, не от жизни, от гибели,

Навстречу опасности в избавлении от тоски и ущербности,

Объятия страсти, отпущение оков томливых,

Умирает человек, рождается подвиг божественный,

Уничтожение чертог уютов плотских, превозношение над ними,

На зов безкрайних пучин,

Они питаются мерами нашей жизни, и мы обязаны их прикормить.

*

6.10.2014

Хворост прогорает быстро, не удержишь пламя без тверди древесной,

Молоко прогоркает незыблемо, без треска, лишь от листка полынного,

И казалось бы, всё на своём месте, вот он пепел, горечь послевкусия.

Но где же пламя разлетевшееся?

Высвобождает тепло всё, что его удерживает, противостоя неисчерпаемому холоду вселенскому.

Каково же быть древесиной ни разу не горевшей, молока с горчинкой ни разу не вкусив, катиться по остывшему пеплу, жизни пожар на себе застопорив, чтоб в угасшем мире померкнуть,