Трансформация. Африканская история

– Тихо! – зашипел Мохаммед. – Если нас поймать злые воины, нас сначала мало мучить, а потом много много убивать! – выпучив ошалелые глаза, сказал Мохаммед.

– Понял, шеф, понял, исправлюсь! – ответил Степаныч и зажал себе рот, чтобы опять не выдать своего расположения неприятелю.

С горем пополам добрались до пляжа, который был огорожен колючей проволокой. Охраннику на входе Мохаммед сунул в руки пропуск в виде нескольких долларовых купюр, и путники были допущены до нежного песка, свежего океанского бриза и шума волн.

– Ура! Я вижу океан! – завопила Белка и кинулась в воду.

– Э… женшын! – что-то хотел сказать Мохаммед, но махнул рукой и уселся на песок.

– Не слушают нас белый жэншын, и поэтому печально их судьба, – сказал он и принялся размышлять.

– А почему печальна её судьба? – спросил его Фонарь, улыбаясь.

– Акул злой плавает тут. Скушать белый жэншын – и нет ее на планета Земля, – зевая, ответил сомалиец.

– Что?! – вскочил на ноги изумленный Фонарь.

– Фонарь, не пугая Белку, тихонько попроси ее выйти из воды, – сказал обеспокоенный Веня.

– Да-да, сделаю все аккуратно, – заверил его тот и побежал по песку.

– Белка! Скорее из воды! Там акулы! – истошно завопил он, размахивая руками.

Немногочисленные посетители пляжа стали с интересом наблюдать за происходящим. Белка, услышав аккуратный намек Фонаря на то, что желательно переместиться на сушу, решила продемонстрировать всему местному населению, как могут бегать славянские женщины. В школе у неё было три по физкультуре, но если бы школьный физрук зафиксировал скорость, с которой та вылетела из воды, то он бы прослезился от счастья

– Зачем предупредил, все ж так был хорошо, – разочарованно сказал Мохаммед и отвернулся.

И в этот момент, примерно метрах в двадцати от берега, из волны высунулась акулья морда. Акула печально посмотрела на берег и скрылась в мутных океанских глубинах. Придя в себя, Белка яростно, с кулаками накинулась на Мохаммеда.

– Ах ты, морда обезьянья! Ах ты, террорюга сомалийский! Хотел меня скормить акулам вашим! – била она своими костлявыми ручонками ошеломленного сомалийца.

– Покойно! Покойно! Попрошу женшын политкорректность иметь! Я не обезъян! Я гордый Мохаммед! – визжал он.

– Нет, ты обезъяна! Горилла, шимпанзе, чау-чау! – вопила Белка.

– Э… позвольте заметить, чау-чау – это собака, – осторожно вмешался в диалог Веня.

– Да мне похер! – рявкнула на него Белка, и Веня тут же испуганно отступил за могучие плечи Степаныча.

Когда страсти улеглись, Веня осторожно спросил Мохаммеда, одновременно с укором косясь на Фонаря:

– Дорогой друг, а что же с итоговой целью нашего визита – выступлением на фестивале?

–Ах, праздник, фест, да-да, мой брат. Прости Мохаммеда, не затем я вас звал сюда. Хотел выкуп получить, как и те двое, от которых мы щасливо сбежаль. Но сейчас Мохаммед хороший стал и пригожий! – закончил он.

– Я все никак не пойму, Мохаммед. Откуда ты набрался в русском языке таких словечек? Пришвина перечитал, что ли? – устало сказал Степаныч.

– Пришвин же художник, как его можно читать? – с видом знатока возразил ему Фонарь.

– Идиоты, это же композитор, он написал знаменитую оперу «Болеро», – высокомерно фыркнула Белка.

Степаныч грустно посмотрел на них, вздохнул и задумчиво стал смотреть вдаль, медитируя на океанские волны.

– Не грустить, други! Будет концерт для публика! Мы пойдем в отряд знаменитый злой полевой командир! – возбужденно вскочил на ноги Мохаммед.

Он спотыкаясь побежал к охраннику и начал тому что-то экспрессивно объяснять. Охранник покачал головой и жестом показал Мохаммеду, что не надо его отвлекать от трудной работы лицезрения чаек. Мохаммед вернулся обратно и печально сказал:

– Нет, товаришчы, не получается. Этот собак говорит, что не хочет нас никуда вести, и мы мелкий вошка для их командир.

Тут Фонарь резко выпрямился и сказал:

– Я сюда ехал проводить концерт, и я его отыграю!

И он решительно направился к охраннику.

– О, что он делать! Что он делать! – забеспокоился Мохаммед.

Фонарь подошел к стражу пляжного порядка и смачно плюнул тому в лицо.

– О, мама! Мы труп! – схватился за голову Мохаммед и съежился, чтобы казаться меньше и незаметнее.

Охранник в ярости подскочил вверх, опрокинув стул, и дал прикладом автомата Фонарю в грудь. Тот тут же упал на песок. Степаныч, увидев это, с криком:

«На Берлин!» – помчался на выручку Фонарю.

За ним поскакали Белка и Веня. Мохаммед в это время качался по песку и стонал:

– О молнии, о небо! Нас на котлет перекрутят!

Охранник, увидев, бегущих в его сторону сумасшедших белых, решил поставить точку в этой дискуссии. Он поднял автомат вверх и дал в воздух длинную очередь. Спустя пару мгновений из-за забора появились четверо вооруженных боевиков. Они грубо затолкали всех горе-туристов в «хаммер», который стоял неподалеку. Мохаммед же попытался слиться с окрестностями и притвориться песчаным холмиком, но это не помогло ему скрыться от зорких соплеменников. Он был также засунут во внедорожник. Степаныч на всякий случай пробормотал:

– Врагу не сдается наш гордый, понимаешь, «Варяг»…

Белка тихонько всхлипывала, а Веня и Фонарь сидели с огромными от ужаса глазами. Мохаммед забился в уголок и сделал вид, что он древнегреческая статуя. Минут через десять они подъехали к серому одноэтажному зданию. Всех пленников сгрузили на землю и, подталкивая автоматами, повели к металлической ржавой двери, которая с громким скрипом тяжело открылась, и перед ними предстал огромный свирепый сомалиец, который, оглядев пленников, жестом приказал всем следовать за ним, и они стали спускаться вниз по лестнице.

– Интересно, а что там нас ждет? – поинтересовался Фонарь.

Веня высокомерно посмотрел на него и снисходительно вздохнул. А Мохаммед от волнения периодически менял цвет кожи.

Наконец путники очутились в просторной комнате, где посередине ее стоял бильярдный стол, полы были застелены дорогими коврами, а вдоль стен стояли кожаные диваны, на которых вальяжно расположились несколько мужчин в военной форме. Они смотрели на огромном экране плазмы, висевшей на стене, выпуск мультфильма «Том и Джерри». Двоеиз них безудержно смеялись и утирали слезы. Третий смотрел серьезно и вдумчиво. Он, видимо, заучивал приемы, которые потом можно будет отрабатывать на противниках. Когда конвоиры втолкнули пленных в комнату, улыбки тут же сошли с черных лиц ее обитателей, и они с интересом посмотрели на четверых белых, которые прервали их послеобеденную культурную программу.

– Где тут их командир? – шепотом спросил Степаныч Мохаммеда.

– Тута нету евона. Он будет сейчаса. Страшный. Оченя страшный. Это дети, а он ужасный! – дрожа ответил Мохаммед.

Степаныч судорожно сглотнул и с тоской подумал о доме, о котлетках с пюрешкой, и даже о ворчащей супруге. Все это сейчас показалось ему таким родным и милым.

За дверью комнаты послышались шаги. Дверь медленно приоткрылась, и Белка подумала о том, что неплохо было бы грохнуться в обморок.

В комнату вошел то ли китаец, то ли вьетнамец. Был он небольшого роста и с лучезарной улыбкой на лице. Вьетнамо-китаец обиженно сказал по-русски:

– Хунь Ли!

– О мой друга! Я рад, очень рад! – вскричал Мохаммед и кинулся к вошедшему, но приклад автомата конвоира быстро охладил пыл дружелюбного сомалийца.

– Опять он! Ну почему я не могу и дня прожить без лицезрения этой наглой рожи, – неожиданно по-русски сказал вьетнамо-китаец Хунь Ли.

Несмотря на получаемые пинки со стороны охранников, Мохаммед не терял присутствия духа и радостно кричал:

– Мы с ним училися в университет в Москва! В Патриса Лумумба! Он был староста нашай групешка!

Хунь Ли поморщился. Он посмотрел на пленников и разочаровано сказал:

– От вас никакого толку мне не будет. Денег выручу немного, а проблем поимею целую гору!

– Почему же толку не будет? Мы полны самых разнообразных талантов и можем подарить вам целый мир прекрасных звуков и рифм, – осторожно вмешался Степаныч.

– Какой такой мир? Не понимаю, что вы можете мне показать? – подозрительно спросил Хунь Ли.

– Мы очень известные на своей родине артисты и можем вам спеть такую экзотическую песню, которую вы больше нигде не услышите и никогда не забудете, – выдавая желаемое за действительное, вышла вперед Белка.

– Ну так покажите! – с насмешкой сказал Хунь Ли.

– Ребята, инструментов нет, но давайте напоем как есть. Исполним песню «Поверженный Тиран», – тихо сказала Белка.

– Эх… была не была, помирать – так с рок-музыкой, – махнул рукой Степаныч и начал на стуле четко отстукивать заводной ритм. Фонарь начал бубнить линию бас-гитары, а Веня – повизгивать в тех местах, где шла партия соло. Белка резко выскочила на середину комнаты и истошно завопила:

–Реки крови

Заливают твой дворец!

Кислород на пределе,

И тебе сейчас конец!

Скули, как собака,

Поверженный тиран

Визжи, как макака,

Подыхай от своих ран!

Хунь Ли, услышав первые строчки этой экспрессивной песни, застыл на месте с широко раскрытыми глазами (если это выражение можно применить к разрезу его глаз), а один из громил от неожиданности выронил чашку с чаем. Даже охрана сверху спустилась по ступенькам, опрометчиво забыв закрыть за собой железную дверь.

Когда Белка кончила петь, в комнате воцарилась гнетущая тишина, и только сверху вдруг раздались одинокие, гулкие хлопки в ладоши. Все обитатели комнаты обернулись и изумленно смотрели на Саида, который хлопал, спускаясь по лестнице. За ним с пулеметом наперевес спускался Майкл.

– Мать Тереза! – выдохнул Мохаммед и тут же кинулся за диван.

Хунь Ли резко выпрямился и провизжал пару фраз на сомалийском. За долю секунды, судя по тону его голоса, Степаныч понял, что китаец крикнул что-то типа «Мочи козлов!».

– Ложись, ребза! – гаркнул Степаныч и с шумом упал на пол.

Как только ребза последовала его примеру, комната сразу наполнилась жутким грохотом очередей и выстрелов из всевозможных видов оружия, звуком падающих людей и стонами раненых и умирающих. С потолка сыпалась штукатурка, пули выбивали куски стен, с диванов и кресел в воздух взвивались хлопья обивки, по полу скакали гильзы. Через пару минут все внезапно стихло. Мохаммед осторожно выглянул из-за остатков дивана и увидел жуткую картину: пол был устлан окровавленными телами охранников, а Хунь Ли лежал возле бара, зажав в руке пистолет. Рядом с ним валялась небольшая кожаная сумка. Мохаммед подошел и потянулся за этой сумкой, и тут его за рукав рубашки схватила рука Хунь Ли.

– А помнишь, как у Пушкина: «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на…», – заговорил китаец и испустил дух.

– Пушкин, дуб… спи, друга, – пробормотал Мохаммед и раскрыл сумку – там аккуратными пачками лежали стодолларовые купюры.

– Вот она, лотерея! – улыбнулся сомалиец и забрал сумку.

У лестницы, прислонившись спиной к стенке, сидел на полу Саид. Судя по кровавым пятнам на груди, жить ему оставалось совсем немного. Рядом в луже крови лежал Майкл.

Мохаммед засеменил вперед и стал подниматься по лестнице. За ним, молча переступая через тела, побежали ребята.

– А теперь, мои любильны товарищ, в аэропорт! За зелены бумажки отвезет Мохаммед вас в Найроби! – сделал сомалиец широкий жест.

Никто с ними особо и не спорил по этому поводу. У всех была одна только мысль, как бы побыстрее убраться с этой милой, гостеприимной земли.

Степаныч облегченно подумал: «Все, хватит с меня приключений на мою жирную задницу, лучше под боком у сварливой жены, нежели с пулей в башке на живописном сомалийском пляже». Когда все залезли в «хаммер», Мохаммед повернул ключ зажигания и торжественно произнес:

– Он сказать поехаль и махнуть рука! – и, засмеявшись, нажал на газ.

Обитатели дома по адресу Озерная, 45 вот уже почти месяц не слышалиникаких звуков из подвального помещения, где репетировали юные рокеры. Старушки по вечерам, встречая друг друга, улыбались и обнимались. Их жизнь вновь стала прекрасной и удивительной. Но, увы, все прекрасное имеет свое начало и свой конец.

И вот в одно мрачное утро окрестности наполнились лязгом, скрежетом и визгом. Из окна подвала можно было услышать, кроме набора звуковых колебаний, еще и слова:

Африка в тебе!

Африка во мне!

Африка вокруг нас!

Африка вокруг них!

– Круто, Белка! – восторгался Фонарь, когда закончили играть новую песню.

– И слова крутяцкие, прям в точку, в них прямо описано все наше путешествие! – продолжал он.

– Описано, описано. Почти как собака ногу задрала возле столба – и стало описано, – шутил Степаныч, который находился в приподнятом настроении.

– А мне нравится, довольно-таки авангардно и свежо, – вставил свои пять копеек Веня.

Но Белка их не слушала, она думала, как же назвать этот хит. Название должно быть емким, кратким и слегка заумным. И тут ее осенило. Улыбнувшись, она аккуратно написала над текстом:

Африканская Симфония

– В оформлении обложки использована фотография автора Shootdiem «The Mosque-Madrassa of Sultan Hassan located near the Saladin Citadel in Cairo, Egypt» с https://www.shutterstock.com

– В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.