скачать книгу бесплатно
– Да, я готова. – Без раздумья, сразу же всё это выпалила незнакомка для массового зрителя, показывая тем самым свою решительность и готовность всё положить на алтарь своего успеха.
– Тогда вот моя визитка. – Говорит Константин, протягивая визитку. Визитка берётся незнакомкой для массового зрителя, на один шаг приблизившейся к своему ознакомлению с массовым зрителем, ею быстро просматривается, затем она бросает взгляд на Константина, и не давая ему повода для вопросов недоумения: «Вы ещё здесь?», быстро с глаз его долой теряется.
Константин же отрывает своё внимание от планшета, смотрит в сторону её ухода и резюмирует итог этой встречи. – Она ошибочно считает, что самый логичный и логистически близкий путь к известности лежит через точку отсчёта – постель. Что ж, придётся развеять эти её заблуждения.
На что Илья хотел было задать пару критически важных вопросов, но до его слуха лёгким ветерком донёсся взбудораживший его звук как будто чьего-то плача. Илья одёрнулся от своих прежних мыслей и прислушавшись ко всем эти доносящимся до него звукам, теперь удостоверился в том, что там, с другой стороны этого лестничного подъёма, кто-то плачет.
– Ты это слышишь? – обращается к Константину с этим вопросом Илья, кивая в сторону уличного проулка, расположенного сразу за этим лестничным подъёмом. А Константин, как оказывается, тоже слышит, – слышу, говорит Константин, – и даже прислушивается, пытаясь разобрать, что всё это может значить.
– И? – задаётся вопросом Илья, кого не устраивает такой пассивный подход к разбору этой ситуации.
– Плачь – это не всегда крик о помощи. Чаще всего это эмоциональный выход накопившейся горечи, с необходимостью пожалеть себя. – Совершенно беспристрастно и по мнению Ильи, цинично, вот так принялся оправдывать своё бездействие Константин. Что совершенно не устраивает Илью, ещё не избавившегося от иллюзий, которые затираются бывалостью.
– Но мы не знаем, какой это случай. – Высказывает возражение Илья. И Константин вынужден принять этот его довод, сильно ему мешающий быть индифферентным к реальности человеком.
– Ладно, пойдём, посмотрим, что там случилось. – Без особого энтузиазма и чуть ли себя не заставляя, приходит к такому решению Константин (совершенно непонятному для Ильи), выдвигаясь в сторону раздающегося плача. Где они и наталкиваются на прижавшуюся к стене молодую девушку, заливающуюся слезами.
– Что с вами? – задаётся вопросом Константин.
– Не ваше дело. – Бросив на Константина с Ильёй косой заплаканный взгляд, с нервическими нотками в голосе огрызнулась незнакомка.
– Видишь, не наше дело. – Обращается к Илье Константин с таким подразумеванием, как будто он о чём-то с ним поспорил и сейчас оказался прав. Но Илья, что за упрямый тип, не сдаётся в своём упорстве быть назойливой мухой. И он со взглядом, не вижу тут ничего смешного, осуждающе смотрит на Константина. И Константин опять принимает доводы Ильи не быть такой безразличной скотиной.
– Тогда зачем вы голосуете? – обращается с этим вопросом к незнакомке Константин. Удивив этим вопросом не только Илью, но и саму спрашиваемую.
– Что? – ничего не поняв из того, о чём её спросили, переспрашивает незнакомка Константина, сумевшего оторвать незнакомку от своих слёз.
– Вы своим плачем подаёте сигнал о помощи. А когда мы на него откликнулись, то делаете говорите нам, что это нас не касается. – Аргументирует свою позицию Константин.
– Я ничего такого не думала. И я может просто в себе не сдерживала накопившееся и выпускала пар. – Дребезжащим и слегка срывающимся голосом пояснила себя незнакомка.
– Я думаю, что определяющим ваше состояние словом будет «может». – Говорит Константин. – Но если это и не так, то, где ваши сбитые в кровь руки.
– Вот они. – Выбрасывает незнакомка эти слова вместе с руками, вытащенными из-под воротника курточки, которым она прижимала своё горло, пронзительным взглядом упираясь в Константина. Константин хоть и осажен в себе, всё же не теряет в себе хладнокровья, с которым он смотрит на разбитые в костяшках руки незнакомки, и делает из всего увиденного выводы. – Хм. Тогда всё серьёзно. – Здесь он делает короткую паузу и делает загадочное добавление. – Что-то здесь не так.
– Да пошли вы все! – буквально дёргается незнакомка в своей озлобленности с попыткой покинуть это место своего стояния. На пути чего встаёт заданный Константином вопрос. – Кто все?
– А какая разница, если вы все козлы. – А вот эта заявка незнакомка на общее знание тех, кого представляет Константин, всё же спорна.
– Таким образом хотите сказать, что нам не по зубам оказать вам помощь? – задаётся вопросом Константин.
– Да. – С вызовом заявила незнакомка.
– А если я вам докажу.
– И как же? – спрашивает незнакомка, с интересом посмотрев на Константина.
– Я осилю самого сильного противника для человека. – А вот это было непонятно сказано Константином.
– И кого же? – спрашивает незнакомка. На что Константин словесного ответа не даёт, а как-то странно и жёстко при этом бросает свой взгляд на Илью. При виде чего Илью накрыли не смутные и не сомнения в том, что этим самым сильным противником для рода людского является он, и Константин с ним будет сейчас так решительно разбираться, вбивая его в землю, что надо себя напоследок запомнить, так как больше ему будет нечем и нечего запоминать.
– Самого себя. – Вернувшись к незнакомке, говорит Константин.
– Это ещё как? – опять ничего не поймёт незнакомка, в тот же момент в себя подмятая ошарашившим её зрелищем того, как этот человек напротив, со столь самонадеянной позицией на себя, где он на всё посматривает с насмешкой, на полном серьёзе и без всякого замешательства на сомнения, как себе в лоб кулаком своей же руки врежет, и…Выходит небольшая промашка в том плане, что он цепляет кулаком своей руки свой нос. В результате чего он расквашивается и начинает кровоточить. И теперь уже ему требуется помощь в деле остановки его пошатывания и остановки крови. Которую без ненужных вопросов бросается оказывать незнакомка, у которой много чего в сумочке под это дело можно приспособить, и лучше вслух не называть что. Какая собственно разница в том, каким инструментом оказывается помощь, если она приводит к нужному результату.
– Ну и что вы теперь скажите? – задаётся вопросом Константин, держа у окровавленного носа марлевый платок, придерживающий собой кровь.
– То, что вы готовы лоб свой расшибить ради того, чтобы доказать, что вы его готовы расшибить, чтобы что-то доказать, то это, конечно, убедительно смотрится. – С вот такой интеллектуальной загогулиной и тавтологическими вывертами изъясняется незнакомка.
– И? – задаётся наводящим вопросом Константин.
– Пожалуй, убеждает. – Со вздохом говорит незнакомка, на чьём лице и не осталось следа от мокроты слёз.
– Тогда может перейдём к вашему делу. – Говорит Константин.
– Что ж, сами напросились. – С блеском в глазах заявила незнакомка, посмотрев более чем внимательно на Константина, заставив его сбиться в своей самоуверенности. – А теперь скажите мне, почему вы решили, что мои слёзы – это не слёзы радости?
– И чуточку злорадства. – Тут же добавил Константин, теперь уже сбив незнакомку со своей самоуверенности, которой в ней было не мало.
– С чего вы так решили? – задалась вопросом незнакомка.
– Когда тебя обуревают сомнения и неуверенность на нервах, то они часто так эмоционально из тебя выходят. – Отвечает Константин.
– И в чём я сомневаюсь, как вы думаете?
– В самой себе. – Отвечает Константин.
– А не уверена?
– А это уж вопрос не ко мне.
– Согласна. – Отвечает незнакомка, делая шаг навстречу Константину и своему откровению.
Глава 5
Промежуточные станции назначения
– И где он? – из-за резкого, насквозь и до мозга костей пронизывающего ветра, прозвучал так же обрывисто вопрос человека, с ног по голову закутавшегося в своё очень ветхое одеяние, чем-то похожее на плащ монашествующего пилигрима, скрывающего от мира сего под капюшоном не только своё лицо, но и свои помыслы.
Сам же пилигрим обладал не только неустойчивым и неусидчивым характером, не дающим ему хоть на мгновение задержаться на одном месте, но настолько немалым ростом, что его можно было счесть за великана среди людей. Что в свою очередь предопределяло его не среднестатистический шаг на бренной земле, а в данном случае по скалистой и безжизненной местности, из которой состояла эта свинцового исполнения округа гнева богов и перепутья судьбы, которую мерил своим большим шагом пилигрим, прохаживаясь вдоль берега реки, не менее, чем сам берег будоражащий умы своей зловещностью и мёртвой бесконтрольностью хаоса в себе. Вот только вступи твоя нога в эту водную заводь первобытного ужаса и хаоса, то ты в одно мгновение будешь обречён, поглощённый жизненным предначертаньем этой реки заклятой смерти, ещё называемой Стиксом.
И сбивающий с ног сквозняк безнадёжности, ледяной холод и стужа обречённости, принизывающие собой все клетки местной атмосферы и редкого здесь полуживого организма, создавали собой предпосылки предвзятости к своему теряющему способность мыслить будущему у людей, оказавшихся на этом берегу мира. И то возникшее на этом берегу реальности скопление и скученность людей, было отражением вот такой обречённой на безнадёжность своего спасения реальность, где спасения в самом себе уже не виделось и не имело шансов, и люди искали его друг в друге, прижимаясь друг к другу, пытаясь получить друг от друга чуточку сохранившегося тепла, при этом насчёт поделится своим не всегда об этом могла идти речь.
И все эти люди, оказавшиеся здесь не по своей воле, а для этого пришёл свой час и срок, как блуждающий и прохаживающийся вдоль берега человек только по одному виду, каждый момент имели в виду то, что делается со стороны реки, откуда каждый момент ими ожидалось появление лодки со своим кормчим Хароном. Кто единственный имел лицензию на перевозку душ людей из этого безрадостного и холодного мира живых, согреваемого только людским сердцем, в мир мёртвых, где уже можно не беспокоиться о поддержании своего внутреннего сердечного тепла и жара, об этом там есть кому позаботиться. И по совокупности ваших земных дел вам определят достойную ваших дел цену.
– А что ты так нервничаешь и дёргаешься? – усмехается сам себе этот долговязый человек в капюшоне, при этом так он ёрничает в свою сторону не своим прежним голосом, а в нём как будто произошла мгновенная деформация его реальности и значения личности, и на первый план его естества вышла полная ехидства и злокозненности женская сущность. У которой совсем другие взгляды на окружающее, и она не будет испытывать в себе неопределённость в своих решениях, ещё называемое терпением, а она, считая, что баланс жизни достигается только через её подведение к смерти, и сразу выводит это сальдо. – Ты прекрасно знаешь, что всему свой срок. – Говорит она.
– Значит пришёл срок понервничать. А в твоих устах слышать слово «прекрасно», до дрожи в сердце впечатляет. – Через такой же мгновенный деформационный переход в своём лице, даёт ответ он.
– Ты неисправим. – Отвечает она.
– Как и ты. – Даёт ответ он.
– Это единственное, что нас объединяет и связывает. – С ледяной неизбежностью констатации этого факта говорит она. – Вот только зачем мне всё это, я не пойму.
– Чтобы друг друга сдерживать. – Делает предположение он.
– Не хочешь ли ты сказать, что ты равен мне. – Зловеще проговорила она.
– Одинаковые характеристики нашей неисправимости на это указывают. – Отвечает он.
– Опять ты со своей математикой. – Теперь уже она нервно одёрнулась. Дальше она хотела ещё добавить остроты в их диалог, но была перебита своим оппонентом. – А может он почувствовал обман? – Вдруг задаётся этим вопросом он, глядя в сторону горизонта речной бесконечности.
– Кто он? – не сразу сообразила она.
– Харон. – Делает уточнение он.
– Каким образом? – оглянувшись в сторону скопления людей на берегу, замерших в своём смирении перед неизбежным, задалась вопросом она.
– Если секрет знают двое, то это уже не секрет. – А вот к чему это сказал он, и что это ещё за намёки такие, она только так, как может понимает и это вызывает у неё чуть ли не исступление и ярость. И до такой степени, что она, преломив все сдерживающие её барьеры, выходит из той органической и гармонирующей себя организации внешнего движения жизни, в котором аккумулировалась её бесконечно смертельная энергия. И она, через дефрагментацию своей прежней реальности и физической визуализации своего внешнего образа вырвавшись из этой навязанной ей связки единства со своей полной противоположностью, анодом, по квалификационной сетке второго я этого единства разностей потенциалов, где ей отводилась роль катода, наконец-то, обрекла своё физическое я, вобрав в своё новое визуальное и метафизическое сохранение своё представление себя и что ей было свойственно, представилась не в слишком отличном от прежнего своего я образе. Стоя теперь напротив своего прежнего я в таком же точно виде – бесконечной смиренности перед непреложными и назидательным.
– И что это всё значит? – обращается с этим вопросом к своему полному, за исключением разве что того, что спрятано за пределами темноты капюшона, отражению он.
– Так-то мне стало слишком тесно с тобой. – Говорит она. – А что насчёт моего внешнего представления, то не думаешь ли ты, что это только твоё. – Проводя руками по себе, добавляет она. – Ну а то, что я консервативна и верна своим истокам, то мог бы похвалить меня за это.
