скачать книгу бесплатно
Ну и пока все тут ломают свою голову над загадкой незнакомца, чья странность и необъяснимость поведения и составляет для себя самую большую загадку, – да кто он, собственно, такой?! – от ответа на которую будет зависеть чья голова в итоге получит для себя такие сломы и деформационные изменения, что потом в ней ломать уже будет нечего, что тут даже если в голове ломать нечем, приходится над этим задуматься тем, чем можно, этот тип неизвестного качества и общего тут недоразумения, уже находится на подходе к буквальной близости к собравшейся здесь компании людей, кто собирался без постороннего вмешательства, на паритетных началах, разобраться друг с другом и что тут к чему, а тут вон какая неувязка.
Но по всей видимости, этому лицу со стороны, по хрену всё это и у него имеются свои личные установки и взгляды на…сперва на того борова, кто так не воздержан на свой длинный и пахнущий дурновкусием язык. И этот невыясненной ещё никак конституции тип так прямо и тычет своим интересом в виде пальца в пузо борова, заявляя следующее. – Так это ты, кто тут так и не может разобраться с самим собой. Кому недостаточно аргументов и идентификационной информации о самом себе, чтобы утвердиться в полном понимании того, кто ты на самом деле есть такой?
И вот как понять этого столь замысловатого на свои словесные выражения типа, кроме как охренеть от всего им сказанного?! Что и проделал осевший в себе немного от растерянности боров, при этом больно ущемлённый таким запанибратским к себе подходом этого неизвестного, без предварительного знакомства уже решившего ему тыкать вот так буквально. Где и ответить что-то соответствующее своему оскорблённому достоинству и по натуре, не приходит ничего в голову борову.
Ну а раз ты ничего не отвечаешь, то за тебя ответит противоположная сторона, а точнее природа, кто, как все знают, не терпит пустоты, в том числе во взаимоотношениях между людьми, так неожиданно для себя пересёкшимся на узкой дорожке. И этот необъяснимого значения незнакомец, о ком пока что выяснено одно – он беспредельной нахрапистости и самоуправства человек, раз с ним боров так во всём соглашается, естественно, не может не откликнуться на этот призыв благодарной аудитории, с придыханием его слушающей и столь внимательной к каждому его шагу.
– Человек такая скотина, – всё как есть, без всякого смягчения, скидок и завуалирования животной сущности человека, начинает загружать борова незнакомец, – что пока его носом не ткнёшь в то в нём, что он из себя представляет, то он до последнего будет упорствовать, заявляя, что он из себя нечто совсем другое представляет. И как ты думаешь, во что тычется человек для настоящего понимания себя? – и опять вопрос на засыпку для борова в первую очередь для всех рядом с ним стоящих людей, хорошо, что до той поры до времени, пока до них очередь не дойдёт отвечать на заданные этим незнакомцем вопросы.
Ну и боров, явно не чувствуя себя в зоне особого комфорта, когда его, а не он спрашивает, в себе ещё больше потерялся, интуитивно чувствуя своим пузом, куда его сейчас будут тыкать носом. Что, по его здравому рассуждению, задача крайней степени сложная и в чём-то даже невозможная. Он своим носом, даже если его будут усиленно к этому принуждать, давя и напрягая, вряд ли дотянется до своего пуза. И это в некоторой степени его пугает и в тоже время вызывает в нём подъём духа. Как-никак, он сможет хоть так противостоять этому страшному и точно опасному противнику.
Но как прямо сейчас выясняется, то не всё так легко и просто для борова, его закадычного товарища, и плюс их противников, и у этого незнакомца, как давно уже можно было догадаться, очень не стандартные подходы к рассмотрению и определению значимости человека для себя и для социума. Он в своих на грани этичности опытах и экспериментах над человеческим сознанием, опирается на… в общем-то на всё то же правило от противного, категорично, неожиданно и всецело ставя человека лицом к лицу перед самим собой, перед тем что он есть и его изнанкой жизни.
– Всё верно. – Как-то вдруг, как всем тут показалось, заявляет этот странный незнакомец, задолбавшись ожидать ответа от набравшего воды в рот борова. К удивлению которого, принявшись за него утверждать то, что он не утверждал никогда. – Человека нужно ткнуть в его собственное дерьмо, чтобы заставить его, – да именно так, человек всегда упорствует в деле выведения себя на чистую воду, – признать себя тем, кто он на самом деле есть. Так сказать, спустить его на грешную землю с небес собственных иллюзий и амбиций, заменяющих ему сознание и реализм осознания себя. – И на этом месте как бы всё, разговоры заканчиваются и незнакомец в свойственной ему манере, без всякого предупреждения и спроса людей заинтересованных в том. что с ними происходит и будет происходит и дальше, начинает воплощать в жизнь весь этот концепт своих взглядов на познание человека, зиждущихся на его природной сущности скотины.
– Начнём значит с тебя. – Вновь бесцеремонно и больно притом ткнул пальцем своей руки в пузо борова этот беспредельной наглости и хамства человек, и не давая борову на одном этом возмущении и переживании остановится, начинает прямо с отходами человеческой жизнедеятельности смешивать борова. – Как наиболее ближе всех стоящего к той самой сущности познания человека. – Вот такое вдогонку к своим дискриминационным действиям заявляет незнакомец. Явно подразумевая под сказанным не только геолокацию нахождения борова к тому, что есть тот философский камень преткновения или познания, посредством которого происходит познание самого себя человеком, а в его словах кроется нечто другое, указывающее в борове на то, что его как личность характеризует. И судя по прокисшей физиономии борова, то эта его определяющая характеристика не самого приятного качества. Вот он и сопротивляется, на повышенных тонах заявляя. – И к чему?!
Ну а дальше всё происходит, как в кино при скоростной перемотке, где времени не даётся на осмысление и понимание происходящего и с тобой в том числе, где все участники этого события только и успевают поспевать за своими рефлексами, являющимися движущей силой всего вокруг и определяющими собой то, что тут происходит.
Так незнакомец резко выбрасывает вперёд свою руку и там, в лице борова, сразу берёт того на крючок его носа, крепко так его перехватив. Что вгоняет в оцепенение всех вокруг стоящих людей, включая товарища Акцента, наиболее находящегося в нейтральном от всего тут происходящего положении. И теперь они, замерши в себе, не сводят своих взглядов с прихваченного носа борова и ожидают продолжения действий с ним. Ну а в основе всякого экшена находится динамика, и незнакомец, кто сейчас тут всем командует и рулит, не делает паузы и дальше раскручивает сюжет, резко дёрнув за нос борова и потащив его навстречу с …И вот как можно было не догадаться и тем самым себя увернуть от этой, теперь уже неминуемой встречи носа борова с носом его закадычного товарища. И теперь, после этого жёсткого, на всю голову столкновения, кровного брата. А вот ругаться и ненавидеть своего закадычного товарища за то, что ты сам не проявил предусмотрительность и расторопность, не стоит, и это жалко выглядит, когда ты это делаешь, лёжа на земле и с расквашенным носом.
Впрочем, на них никто не зацикливает особого внимания, когда перед тобой стоит более тебя волнующая проблема в лице этого незнакомца, пододвинувшего к тебе с вопросом: А ты, хочешь знать, кто ты есть? И если так, то сделай шаг навстречу этому знанию.
Ну и Аспект, к кому так резво подошли с этим вопросом, уж и не понятно, чем он там в себе думал, сделал этот шаг, да вот только назад, туда попятившись. Что, между тем, тоже есть своя тяга к знаниям, только с обратным знаком, которая приводит уже к своим закономерным результатам. Где ты, вступая назад, определённо рассчитываешь на свои знания места твоего вступления назад и на свой крепкий тыл, раз ты туда идёшь без оглядки. Но это по своей сути путь веры, и он находится в зависимости от верности твоей веры. И если насчёт места обратного вступления, то времени, этой ржавчины всякой веры, прошло не настолько много, чтобы твоя вера в незыблемости поверхности мостовой могла подвергнуться сомнению, то вот товарищ Аспекта был более непостоянен и активен. Что в итоге сказалось и дало свои категорически не предусмотренные Аспектом результаты этого его шага отскока назад. Где он натыкается на товарища, присевшего перевести дух от увиденного, и…Что тут поделаешь, если заместо дружеского локтя или плеча, ты получаешь на его невольную подножку, которая и валит весь мир перед собой Аспекта.
– Мне кажется, что мы достаточно увидели. – Переводит внимание Ильи на себя Константин, как только Аспекта скрыла поднявшаяся пыль.
– И какая мораль сего действа? – задаётся вопросом Илья.
– Человек на одном никогда не останавливается. Ему подавай, если не глобальные, то с размахом задачи и проблемы. – Даёт ответ Константин.
– В принципе понятно. – Отвечает Илья.
– Идём дальше? – спрашивает Константин.
– Идём. – Отвечает Илья, выдвигаясь в сторону возвращения на главный путь местной дислокации местности. Где в нём автоматически включается сознание киллера Буцефала (да кто он, собственно, такой?!), принявшегося сопровождать каждый шаг Ильи своими замечаниями.
– Где-то неподалёку, скорей всего, сразу по выходу на набережную, находится закусочная. – Вначале подняв нос Ильи по ветру, затем начал делать вот такие осмысления лежащего перед Ильёй пространства киллер Буцефал, кем сопроводил сознание Ильи Константин. Очень интересно знать Илье, с кем он себя связал и сопроводил в этом пути помыслов сознания. И что-то Илья не верит тому, что он удовлетворён своей отшельнической жизнью и связанным с нею одиночеством. Наверняка с кем-то советуется на этом своём наедине с самим собой.
Дальше этого Илье не дают пойти преследующие его на каждом обстоятельства знакомства с мировоззрением киллера Буцефала, явно большого любителя хорошо перекусить, раз он сразу учуял закусочную. И Илье из принципа права на своё собственное и личное мнение, крайне интересно знать, на чём основываются эти утверждения о закусочной Буцефала, кому не в коня корм однозначно(?). О чём он так и спрашивает про себя Буцефала. – И что на этой указывает?
– Я там был. – Шах и мат ставит Илье своим ответом Буцефал. И Илья ответить ничего не может, поражённый в предел такой совокупностью дерзостного интеллекта и самомнения в Буцефале. Надо, впрочем, отдать ему должное, умеющего с иронизировать ситуацию.
Но и Илья человек не с потерянным чувством юмора, и он умеет над собой поиронизировать и посмеяться. – Мы обязательно в неё заглянем, раз она так сбивает тебя от всякой мысли.
На что следует новая непонятность для Ильи. – Слышь! – прямо сбивает с ровного хода Илью Буцефал, одёрнув его этим своим странным и не полностью понятным заявлением. Вот что он этим хотел сказать? Указать Илье на особое внимание к себе и к тому он сейчас скажет, или же здесь присутствует что-то другое. И, пожалуй, отталкиваясь на одно только сознание Илья бы так и не нашёл ответа на эти вопросы. А вот прислушавшись к окружающему, он и ответил на эти вопросы, услышав впереди, по ходу их движения, не просто звуки каких-то шевелений, а оттуда, из дальнего пространства, раздавались вперемешку различные выкрики и звуки столкновений – от женский надрывных визгов, до озлобленного мужского баса.
Что заставляет Илью бросить вопросительный взгляд на Константина, судя по его с концентрированному вниманию, то он тоже в курсе впереди происходящего. О чём он и говорит, повернувшись к Илье. – Спешить не нужно. Мы точно никуда не опоздаем. Хоть это и не наш путь.
Здесь Илья из внутреннего непостоянства или наоборот, своей постоянной неустроенности, хотел задаться всё тем же вопросом, на который он раз за разом получал не устраивающий его ответ: «А кто решил, что это не наш путь?», но его что-то остановило и они молча добрались до следующего поворота в новую нишу местной действительности в виде всё такого же замызганного нахождением на задворках жизни двора, являющимся внутренним дворовым пространством для жителей окрестных домов, старающихся сидеть у себя дома по вечерам, небезосновательно считая, что их в тёмное время суток ничего хорошо в этой темноте не встретит. В чём сейчас начали убеждаться Константин с Ильёй, по выходу из-за угла наткнувшись на такое, на что Илье нет никаких сил спокойно смотреть и бездействовать.
А именно и в частности на жёсткое, с помощью насилия подавление каким-то громилой самосознания и личности в такой с виду беззащитной девушки, вон как раздето, потеряно и подавлено выглядящей против всего тут присутствующего. Где этот громила, как выразитель всей сущности этого жестокого и грязного мира вокруг, не определяющего жизнь сантиментами, а он расчётлив, циничен и подл до предела, не просто словесно и внушаемо давит на прижатую к стенке и таким образом поставленную в тупик девушку, кто вся дрожит и вон как ей холодно не от одного того, что она так не по погоде несколько раздето одета, а тут одного убийственного взгляда на тебя этого громилы мурашками и оцепенениям изойдёшься, а этот громила ещё давит на эту бедняжку, принуждая её к послушности и податливости действиями на публику в виде ударов своими кулачищами по стене рядом с этой бедняжкой.
И вот при виде всего этого, Илья в одно мгновение в себе вскипел праведным гневом, считая невозможным пройти мимо этого не просто преступления против личности, а здесь происходит нечто такое противоестественное, что у него внутри всё корёжится и переворачивается от невозможности понять, как так можно делать и пугать таких беззащитных и сама трогательность девушек. И Илья, как само возмездие, чьим карающим инструментом он сейчас будет, плевать на то, что ему противостоит такой громила, судя по внешним и физическим характеристикам, не уступающим самым известным атлетическим гигантам, то не ровня Илье, без оглядки на всё то в себе, что он может противопоставить этому громиле, явно душевному хлюпику и слабаку, раз он так относится к людям настолько к нему слабым, бросается с кулаками наперевес и …не может никак сдвинуться с места, удерживаемый неведомой силой, ухватившей его за воротник куртки.
Илья, мало что понимая в таком взбешённом состоянии, да и обстоятельства происходящего требуют немедленных объяснений, пока он из куртки самопроизвольно не вылетел по инерции, оборачивается в ту сторону, где он удерживается некой силой и вот что там видит. А видит он лицо Константина, с упорством, с укоризной и с каким-то нравоучительным посылом на него смотрящее. – Мол, ты чего тут Илья дёргаешься. Ты что, совсем забыл о чём тебе уже столько раз было сказано. – Примерно что-то такое доводило до ума Ильи в этом укоризненном взгляде на него Константина.
– Но-о-о … – протяжно заскулил Илья, головой кивая в сторону громилы и его безвольной жертвы.
– Ещё раз повторяю, – придвинувшись к Илье в упор, говорит Константин, – это не наш путь. Мы не имеем право вмешиваться.
– Но не вмешиваясь, мы тем самым всё равно вмешиваемся. – Илья не пробиваем, и он продолжает настаивать на своём.
– Ты так и не понял. – Со вздохом говорит Константин, отпуская Илью, в результате чего, тот под воздействием сил инерции, – он всё это время не переставал перетягивать на себя свою куртку, – отскакивает от Константина, и только благодаря умению всё-таки держать равновесие не заваливается на бок, упав.
Отсюда и из этого положения не полной уравновешенности, Илья смотрит в упор на Константина, и как бы ждёт от него таких железобетонных аргументов, оправдывающих их преступное бездействие и равнодушие, чтобы он, наконец-то, заткнулся и больше не лез на рожон.
– Если тебя это не устраивает, то тогда попробуй включить голову. – Вот на такие хитрости пускается Константин, и как бы насчёт него и его слов сказали умудрённые опытом и ловкостью ума люди, то Константин давит на самые слабые и больные точки в Илье, что в данном случае относилось бы к любому. Ведь когда человек руководствуется эмоциями, то в нём самое слабое место это его голова.
– Ты это про что? – нервно задаётся вопросом Илья.
– А ты не задался вопросом: Что здесь делает эта девушка, с виду только сама беззащитность и нетронутость? – вот такую каверзу и явную провокацию запускает Константин, вынуждая начать ещё сильней нервничать Илью, в себе в тот же момент отвергнувший все эти инсинуации ума Константина насчёт этой девушки, кою он записал в уличные девки лишь по одной только причине – доказать свою правоту, тогда как всё не так, как сердцем чувствует Илья, которое в отличие от разума, образно головы, всеми этими вывертами ума не обманешь. Оно умеет зрить в корень и видеть, чистоту или загрязнённость помыслов человека.
И хотя Илья всё уже решил за себя и за эту девушку, которой, и это очевидно, нужна экстренная помощь, всё же он посчитал необходимым показать Константину, что и его точка зрения имеет право на рассмотрение и итоговую ошибку. И тогда он, прежде чем следовать зову сердца, наивернейшему геолокатору определения значения событий (не зря на измерении сердечного ритма строится работа полиграфа), ещё раз взглянет на то, что там происходит и насколько всё соответствует его или Константина варианту описания происходящего.
И вот Илья, повернувшись в сторону громилы и его жертвы, такой хрупкой и беззащитной в сравнении с ним девушке, начинает внимательно на них смотреть и разглядывать. И если насчёт громилы у Ильи никаких изменений в своём взгляде на него не произошло, – как есть подонок, – то вот девушку ему стало ещё жальче, так она была подавлена и зажата всеми этими обстоятельствами встречи с громилой, требующий от неё того, что она не могла ни при каких вариантах и обстоятельствах дать. Свою девственную чистоту души и сердца. А всё потому, что…Но до причин такой неуступчивости этой девушки Илье не успелось докопаться, а всё потому, что Константин, – вечно он так, – его на этом месте перебил.
– Посмотри туда. – Говорит Константин, кивая в сторону громилы и его жертвы, но при этом давая понять обернувшемуся на него Илье, что он указывает не на них, а на что-то там другое. Илья же ещё и с первым вопросом тут не разобрался, – его вдруг тут что-то встревожило, – а тут его буквально перенаправляют наблюдать другое событие. Которое из слов Константина как бы собой затмевает всё то, что происходит между девушкой и громилой. И Илья не за что бы туда не посмотрел, если бы не был подчинён своим рефлексам. Перед которыми вывесили красную тряпку в виде любопытства, и ты тут уже ничего не поделаешь, и тебе приходиться следовать за ними.
И Илья поворачивает свою голову по направлению кивка Константина и…ничего особенного там не видит. Выходящие во двор тёмные окна зданий и на этом всё…Хотя нет, не всё. А только Илья бросил свой взгляд на эти ряды тёмных окон, как одно из окон, на самом верхнем этаже, взяло и осветилось светом. Но только на мгновение. И окно, подмигнув Илье, как ему почему-то показалось, вновь потемнело. На этом месте Илья хотел было сделать фиксированную паузу, но тут из-за затянувших было небо облаков выходит как-то уж неожиданно для Ильи Луна, и всё это происходит в такой, хоть и неполноценной связке, что Илье приходит на ум, что Луна перехватила у этого окна эстафетную палочку света. Что спустя мгновение получило своё подтверждение. Луна вновь затягивается облачностью, в результате чего вся вокруг местность погружается в сумерки, и в тот же момент то самое окно освещается светом. И опять на то самое мгновение, чтобы передать эстафетную палочку Луне.
– Что это? – замерев в одном положении, не сводя своего взгляда со светящегося и перемигивающегося с Луной окна, задаётся вопросом Илья.
– Это маяк, указатель для нашего пилигрима. – Говорит Константин. – В нём, в этом свете окна, сконцентрировано всё самое светлое и тёплое для него. И он, как лунатик, завороженный этим лунным светом, будет следовать отмеренному ему пути, никуда не сворачивая, пока не придёт к своей цели.
– Набережной. – Вставил слово и свою дерзость на перебивание Илья. Константин оторвался от своего взгляда на окно, посмотрел на Илью и сказал. – В нашем случае это набережная. – На этом месте Константин вдруг спохватывается, принявшись стягивать рукав пиджака, чтобы по своим наручным часам убедиться в том, что всё именно так, как он спохватился – они здесь задержались больше, чем у них есть время, и может даже теперь опоздали.
– Пошли назад, – бросая скорый и примечательный взгляд на выход из этого проулка, говорит Константин, собираясь выдвигаться назад, – а то, как бы мы не упустили наш объект.
И хотя это предложение Константина может в себе содержать тот самый компромисс для Ильи, уводящий его отсюда по весьма резонным обоснованиям, – он же требовал от Константина таких железобетонных объяснений, которые позволят ему смирится со своей совестью; вот и получи, – Илья решает принять их. Тем более всё это очень похоже на правду.
И вот они на своё относительное наскоро покидают этот проулок и устремляются в обратный путь, который, как оказывается, куда как длинней того пути, который они проделали ранее, следуя сюда. Из-за чего у Ильи даже начинают возникать вопросы поискового и паникёрского характера. – А мы случаем не заблудились или может уже прошли наш автомобиль?
– В сумерках всё вокруг всегда видится по-другому, и не всегда всё объяснимо. – Даёт туманный ответ Константин, подходя к мусорным бакам, являющимися неотъемлемой частью интерьера вот таких мест, заброшенных людьми и судьбой, вносящих в обстановку местного апокалиптического запустения знаково-ассоциативную иронию и насмешку судьбы. Мол, для вас, отбросов общества, здесь самое место, и этот мусорный бак, как условная табличка, и есть точный указатель того, где вам всем место. И если что, то сами можете в него забраться, чтобы окончательно примирить себя со своей кармической судьбой и действительностью.
И только Константин с Ильёй сравнялись с этими мусорными баками, обходя их со стороны мимоходом, как между баками, стоящими друг от друга в пару метрах, ими вдруг замечается склонённая головой к своим ногам одинокая фигура человека. И тут уже и не скажешь, что заставило вначале остановиться Константина с Ильёй, а затем и предпринять некоторые ознакомительного характера действия в сторону этого человека, падшего в свою настоящность – ничтожество и низменность, – просто его здесь нахождение или же эта его странная по своей неуклюжести скрученность человека, но одно точно понятно – Илья не стал дожидаться того момента, когда Константин каким-нибудь резонным и убедительным на все сто процентов аргументом попытается его остановить от своих спасательных действий, – да от него, как минимум, можно подхватить какую-нибудь вошь, – бросился к нему, и … едва не становится подпоркой для этого человека, в один момент потерявшего равновесие, – его голова, всё это время наваливавшаяся вперёд, наконец-то, набрала критического веса для всего этого тела забулдыги, и его завалила, – и рухнувшего прямо перед собой, как раз туда, куда чуть не вступил Илья.
– Что, успел? – с нескрываемой иронией задаётся вопросом Константин.
– На это не так-то просто ответить. И ответ лежит в нескольких плоскостях рассмотрения этого вопроса. – Подражая или переняв манеру Константина туманно изъяснять свои мысли и всё самое простое, сказал Илья.
– Уже то, что ты смотришь на вещи не прямолинейно, похвально. – Резюмирует этот разговор Константин, и тут опять вдруг на них буквально натыкается новая неожиданная встреча в лице какого-то, уже другого забулдыги, основного подвида человека местного ореола обитания, вышедшего из-за угла дома так для всех сторон этой встречи внезапно, что все на мгновение замерли, пытаясь сообразить в себе, что их всё-таки друг в друге остановило. Что уже странно потому, что каждая сторона в своей частности не представляла из себя нечто такого, чего не встретишь даже в таком захолустном месте.
И тем более странно то, что именно забулдыга, кто находится в среде своего обитания, чей жизненный опыт, как раз настоянный на вот таких неожиданных встречах, позволяет ему философски оценивать результаты таких встреч, в себе одёрнулся, подрастерялся и в лице переменился, натолкнувшись на незнакомцев. Что, конечно, можно было списать на расшатавшиеся нервы забулдыги, всю свою жизнь проводящего в стрессе, который ему приходится усмирять горячительными напитками (а сегодня ему не фортануло и он до сих пор испытывает муки похмелья), но какая-то уж очень необычность в нём проскальзывала, что Константин, у кого глаз намётан и он всё примечает, не стал пропускать мимо этого забулдыгу, как-то уж быстро в себе собравшегося и почему-то не в собранную сторону, а он начал в себе почёсываться, как бы предлагая этим встречным его не задерживать и поскорей мимо проходить.
А вот этого понукания собой, скорей всего, не потерпит Константин, насчёт понукания кем-то ещё, имеющего чёткие принципы – эта дорога с односторонним движением, и понукать людьми будет только он. И вот это, возможно, и заставляет Константина зацепиться за этого забулдыгу и перегородить ему молча дорогу.
На что забулдыга смотрит с вопросительным недоумением, и благодаря своему выше среднего росту, то не снизу вверх, а на паритетных началах с Константином, на чей счёт природа ни в чём тоже не поскупилась, и неожиданно опять, академическим культурным кодом, с чёткой регистратурой тембра голоса и дикцией задаётся вопросом к Константину. – Какими судьбами, не буду спрашивать, – это заезженная фраза и конфиденциальная в том числе информация, – а вот спросить: «Чем обязан?», спрошу.
А вот теперь, после такого обращения к Константину забулдыги, он не то чтобы по другому для Константина видится, а в нём многое открывается. И то, что он принимается за опустившегося интеллигента, какого-нибудь светоча частного и в своей узкой культурной области специалиста экстра класса, – любил шибко закладывать за воротник, и вот итог этого закладывания: он вместе с совестью заложил всех своих родных, друзей, костюм и свою жизнь, – то это прямо напрашивается и в чём-то клишированный взгляд на обитателей подворотен. Но после этого обращения забулдыги к Константину, в нём неуловимо проскальзывают некие черты, которые Константин не сразу может квалифицировать. Но их наличие, необъяснимая манера держаться шатко, валко и одновременно не сдвигаемо твёрдо, как будто ему палку вставили заместо позвоночника (он был неестественно прям) и остальное что-то Константину подсказывает, что с этим забулдыгой не всё так просто.
– Да вот, – в некой игровой манере говорит Константин, – хотел бы узнать время.
На что забулдыга смотрит с приправой недоверия и напряжённого внимания к Константину, скорей всего, пытаясь разобрать Константина по своим элементарным частицам. И судя по его ответу Константину, то он его ещё недостаточно понял, и этот его последовавший спитч по этому поводу, тому подтверждение.
– В местах, где время остановилось для всех, и для каждого оно своё, о времени не спрашивают. – С каким-то прямо нравоучением говорит забулдыга, явно живущий по своему отдельному времени. – Изчего я делаю вывод. Вы заблудшие здесь души.
– Кто бы говорил. На себя посмотри вначале, чтобы делать такие выводы. – Возмутился про себя Илья, принявшись приглядываться к этому, уж очень на словах дерзноватому человеку. И стоило Илье повнимательней к нему присмотреться, то он в нём тут же начал находить множество из того, что не соответствовало первому взгляду на него. И, пожалуй, то, что он был принят ими за забулдыгу, если честно, то только по клишированному именованию людей, заблудившихся в себе, ассоциировано к этому месту их нахождения, к которому у них с Константином имелась некоторая предвзятость. Да и встреча уже с одним из таких местных умотипов между мусорными баками, усилила их такие взгляды на встречных людей.
Тогда как в этом человеке и близко не наблюдалась эта унылость и дремота разума, застой и разрядка энергетики жизни, которая формирует и затем движет всеми этими заплутавшими в себе людьми. А в глазах этого человека прямо горел огонь потенциала всё тут развинтить, разобрать и изменить, и он был весь в себе заряжен энергетикой жизни, которая так и рвалась наружу, проскальзывая в его, едва уловимой ухмылке над всем тем, что пытается встать на его пути (какие смешные). Ну а этот весь его наряд, – именно наряд, а не одежда, – в себе как бы подчёркивающий разобранность его судьбы и жизни, сильно и хлёстко бьющая его по щекам своими сложными обстоятельствами, оставляя там рубцы, как печати памяти, есть всего лишь внешний антураж, ничего не имеющий общего с тем, что этот человек собой представляет.
– Вот поэтому мы и интересуемся чужим временем. – Говорит Константин. – Наша концепция на это следующая. Своё время не так устраивает и греет.
– Это ложная концепция. – Всё-таки ухмыляясь, как это видит Илья, не сводящий своего взгляда с незнакомца, говорит он. – Каждому нести свой крест, или в нашем случае, определять собой своё время.
– Вот мы его и определим, сверяясь с твоим. Сам понимаешь, что в мире относительности, где ценность определяется через рыночный инструмент и сравнение, только так узнаётся настоящая цена того же времени. – Отвечает Константин.
– Тогда странно, что вы по мне сразу не определили, в каком времени я живу. – Отвечает незнакомец.
– Хочешь сказать, что твоё время ушло? – спрашивает Константин.
– Если так назвать такое течение жизни, где тебя несёт по течению, и ты лишь принимаешь эту данность, то да. – Говорит незнакомец.
Константин сразу ничего в ответ не говорит, пристально так смотря на незнакомца, кто со своей стороны и не собирается уклоняться от этого взгляда Константина, а он в ответ немигающим взглядом смотрит и как бы бросает ему вызов – ну попробуй пересмотреть эти мои взгляды на себя и на свою жизнь. Найди, падла, за что можно во мне зацепиться, чтобы оспорить эту данность.
И этим он себя выдаёт, как вдруг рассудилось и понялось Илье, теперь увидевший подтверждение всем своим догадкам насчёт этого человека, выдающего себя не за того, кем он на самом деле есть. И вот эта его неуёмная никак гордыня и упорство дерзости и живости внутреннего я, ничем не могущая усмириться, даже тогда, когда это необходимо для реализации задуманных собой планов, и раскрывает его.
И видимо, и Константин всё это в нём также просёк и не позволил тому себя обмануть. – А мы всё-таки проверим. – Говорит Константин, подступаясь в упор к незнакомцу. – Дадим, так сказать, шанс изменить своё остановившееся на небытие время. – А вот теперь, после этих словесных предварений, Константин в себе демонстрировал крайнюю необходимость незнакомцу, если он хочет вопросы с собой решить по хорошему, пойти навстречу требованиям к нему Константина. И тут не получится сослаться на недалёкость своего ума и наивность, здесь всё понятно, как белый свет Луны, освещающий их всех ясно – незнакомцу в любом случае придётся очистить свою душу, вывернув свои карманы перед Константином. А вот на каких-таких основаниях, то всё очень просто. По единственно действующему в этих местах закону мироздания – праву сильного.
И хотя у незнакомца никто не забирал право на своё мнение на это всё дело и право всё оспорить, если он, конечно, уж совсем не считается с реальностью, – а реальность такова: Константин уж больно жёстко, борзо и внушаемо выглядит, – он, мигом сообразив всё это, а может из неких своих других внутренних соображений, решает принять без спорных моментов предлагаемый ему выход из этой сложившейся ситуации. Правда, только поле того, как Константин сделал очень странное добавление к себе и собой сказанному.
– Твой час пробил. – Вот такую не слишком понятность говорит Константин, с каким-то подразумеванием и тайным посылом смотря на незнакомца. При этом
И он лезет в карман своего пиджака от когда-то приличного костюма, который, надо отдать ему и мастерам этого пошивочного цеха должное, ещё сохранял в себе общую видимость чего-то когда-то достойного, несмотря на все те перипетии и замызганности жизни его носителя, которые его забрасывали куда только нельзя и можно, бросая спать под скамейку, в подземном переходе и просто на мостовую. Там рукой на мгновение задерживается, за это мгновение успев перекинуться многозначным взглядом с Константином, напрягшимся в готовности отреагировать на возможный выпад незнакомца, если он сейчас решит их всех удивить своим желанием быть их проворней и уже со своей стороны забрать их время и притом навсегда. Что, видимо, в себе также рассчитывал незнакомец, для которого, каким бы то не было его время пакостным и депрессивным, тем не менее, это его время и он не желал с ним ни с кем делиться.
Но всё же Константин (что-то в нём было такое, что заставляло людей следовать тому, что он им внушал своим видом и требовательным взглядом) сумел убедить незнакомца в том, что ему не стоит сопротивляться неминуемому и зачем терять тут же на месте последнее, что у него есть, – остатки своего времени, – и он без резких движений вынимает из внутреннего кармана то… что в край удивляет и не снимает напряжения с Константина и теперь Ильи в добавку. А именно нож, добротно так сделанный.
Константин смотрит исподлобья на незнакомца и на нож в его руках, и в готовности отреагировать на любой выпад незнакомца, задаётся к нему вопросом. – И что это?
– Это своего рода необходимость. – Говорит незнакомец, сам при этом уже хитро ухмыляясь, проверяя Константина на его шкурность и малодушие (падла, ещё такое предполагая).
– И что это за необходимость? – задаётся вопросом Константин, демонстрируя в себе твёрдость намерений и бесстрашие их сопровождающее.
– В таких местах, как это, без него сложно отстаивать свои интересы. Здесь каждый норовит при встрече с тобой навязать тебе свои интересы. – Отвечает незнакомец.
– Понимаю. – Говорит Константин. – Вот только одно дело демонстрация, а другое дело правоприменение этой необходимости. Хватит ли дурости или как это называется? – А вот сейчас, когда Константин решил форсировать события, настал момент истины для всех. И опять незнакомец с Константином незримо переглядываются между собой, оценивая шансы друг друга, если незнакомец выберет для себя вариант с обострением ситуации.
– Я его ношу только в демонстративных целях. – В одно мгновение в лице смягчается незнакомец и с этими словами протягивает нож ручкой вперёд Константину.
Константин внимательно на всё это смотрит, предполагая скрытый подвох, и пока что не беря нож, спрашивает незнакомца. – Душа не опустеет без него?
А вот тут незнакомец как будто спохватывается. – И то верно. – Говорит незнакомец. – Мне нужно что-то взамен.
– Взамен? – ничего не поняв, переспрашивает Константин.
– Всё верно. – Говорит незнакомец. – Сами понимаете, дорога и пути по нему (здесь Илья бросил внимательный взгляд на Константина) всё больше небезопасные. И мне нужно хоть что-то при себе иметь, чтобы, либо откупиться, либо дать понять грабителю, что с тобой лучше не связываться.
На что Константину так и порывалось заметить незнакомцу, что прежде всего нужно в себе внутри иметь стержень, а всё остальное уже приложится, и никакой нож тут тебе не поможет, но он смолчал, решив, что не нужно провоцировать незнакомца на такого рода пробования в себе. И Константин, покосившись в сторону Ильи, при этом держа руку незнакомца под контролем, спрашивает его. – У тебя есть что-нибудь для размена.
Илья рефлекторно пожимает плечами, а уж затем только лезет в карманы куртки, в надежде там отыскать что-то такое, что ему вообще не нужно, а вот незнакомцу эта вещь сгодится и посчитается за равноценный обмен на этот нож.
И теперь всё внимание обращено на Илью, кто там долго возится в своих карманах, данных ему для содержания не только своих рук, а их первоначальное предназначение заключалось для ношения там ценных вещей, которые всегда можно сменять на что-то другое для себя ценное.
– Есть только ручка. – Говорит Илья, вынимая из кармана ручку, уже и не помнит он каким образом там оказавшаяся. При этом, как замечает по ней Илья, то она очень интересная и не самая обычная. А она со встроенными часиками, что придаёт новые смыслы завязанному на начальной стадии разговору Константина с незнакомцем о сути времени, внося в неё новые определения уже для Ильи. Кто получается, что меняет своё время, определяемое ходом часиков на этой его ручки, на время незнакомца. И хотя такая мысль Ильи абсурдна, но и от дремучего суеверия никуда не уйдёшь, и Илье чего-то не хочется делать такой размен.
Вот только кто его спрашивает. Да никто и особенно Константин, кто всё за всех тут решил, перехватывая ручку у Ильи и протягивая его незнакомцу с пояснительными словами. – Ручка куда как посильней оружие в умелых руках. Ведь не зря говорят, что написанное не вырубишь и топором.
– Согласен. – Говорит незнакомец, протягивая свободную руку за ручкой, отдавая нож Константину. После же того, как произошёл этот размен, каждая из сторон производит оценку полученного предмета – Константин мерит на весу нож, тогда как незнакомец, обнаружив изюминку этой ручки, часики, покосился на Илью своим острым взглядом. Ну а как только все вопросы размена разрешены, стороны без лишних вопросом расходятся в разные стороны.
– И что это сейчас было? – задаётся вопросом к Константину Илья.
– А что тебе непонятно? – вопросом на вопрос отвечает Константин.
– Так мы вроде как спешили. – Детализирует свой вопрос Илья.
– Не спешили, а пытались прийти вовремя. А это разные временные интервалы. – Говорит Константин. – А здесь, с учётом нашего дела, чтобы действительно не опоздать, нельзя игнорировать встречную реальность. Кто знает, не она ли, которую мы ждём. – И опять Илья мало что понял из этого ответа Константина, кто, скорей всего, не имеет аргументов для объяснений, вот и начинает тут увиливать от прямого ответа. Правда, когда они добрались до своего автомобиля, до которого к полной неожиданности Ильи им пришлось ещё нимало пройти, многое из того, что Константин так завуалированно своими недомолвками говорил, получило своё подтверждение.
– Хм. Странно. – Посмотрев на свои наручные часы после того, как они растерянно и ищуще послонялись вокруг автомобиля забрались в салон автомобиля, и Константин осветил их прежним, уже раз им применимым способом, через огонёк сигареты, таким образом он выразил своё недовольство происходящим. На что Илья ничего не ответил, предпочитая обождать, когда Константин сам всё объяснит.
– Он должен уже объявиться. – А вот и объяснение этому эмоциональному выходу Константина.
– Кто он? – всё же не удерживается Илья и спрашивает.
– Тот, кто должен пройти этот последний путь. – Опять иносказательно даёт ответ Константин.
И раз так, то Илья предложит другие варианты. – Может он передумал? – Константин бросает на Илью малопонятный взгляд из глубины своей темноты, освещаемой только огоньком сигареты и лунным светом немного, и говорит. – На пути предначертанности не действуют характеристики ума. Тут думай, не думай, а всё равно придёшь к назначенному пункту назначения.
– А кто же за всех решает? – спрашивает Илья.
