Просроченная клевета

– В вашей стране уже принято демонстративно лазить в штаны к любовнику, не успев схоронить мужа?

– Смотря к какому любовнику. Клавдия Белозерская сбросила вальта, но ей пришел туз.

– Вот оно что… Эта девка прагматична, как хорошая проститутка. Ставки повышаются. Потеря нескольких миллионов сегодня обернется для нее выгодой завтра. Она поймет это сразу, я уверена, мы сумеем договориться.

– А я ни в чем не уверен. Сведения о Белозерской противоречивы, не знаешь, кому верить. Отступать от плана нельзя, расписка нужна обязательно.

– Значит, ты принесешь ее мне.

Тонкая мужская рука из-за колонны наполнила высокие бокалы. Разноцветные огоньки иллюминации пробежали по светлой рубашке от Гучи, выхватили из темноты и бросили в темноту роскошные пряди белокурых волос.

– Я сделаю это ради тебя.

Глава 5. Кто стряпал грязные снимки?

– Доброе утро, Павел Валерьянович! Вы уже видели газеты?

– Видел, Клавдия Васильевна, вы очаровательны. Но не понял, что все это означает?

– Это значит, что мы работаем! Сегодня открываем банки и начинаем выплаты. Охранникам уже переданы пачки проспектов с новыми предложениями для вкладчиков – типография работала всю ночь. Я хочу, чтоб к моменту открытия, эти проспекты лежали на всех столах, чтоб в компьютеры были введены новые программы, чтоб операторы работали только по ним. Проценты по вкладам поднимаются. Для каждого вкладчика, кто останется верен нам – вдвойне. Запущена реклама в прессе, по радио и на телевиденье.

– За чей счет банкет?

– За счет господина Ропшильда, он покроет дефицит бюджета. Официально, Абрам Самуилович будет считаться покровителем Клавдии Белозерской. Желтая пресса найдет, что сказать по этому поводу, но сегодня ее грязный пиар пойдет нам на пользу.

– Хм… Я полагаю, они напишут то и только то, что пожелает прочесть Абрам Самуилович.

– Я тоже так думаю.

– Клавдия Васильевна… А ведь вы поступили опрометчиво, не посоветовались со мной. Выгодность займа определяется процентами, которые нам придется возвращать, и скоростью этих возвратов…

– Десять процентов вас устроит?

– В месяц?

– В год.

– Более чем… Я надеюсь, вы не подписали ни одной бумаги? Не знаю, что на уме у старого хорька. Он или спасет банки Белозерского, или подгребет их под себя. Второе правдоподобнее.

– Не забывайте, Павел Валерьянович, я до сих пор не имею права подписи. Господин Ропшильд ждет нас сегодня к 10.30 в своем кабинете, где будут обговорены основные пункты сотрудничества. Пригласите Цукато и Заболоцкого. Я хочу, чтоб вы подошли к этому делу вдумчиво и осторожно. Позже соберем совет директоров.

– Цукато подал заявление об увольнении.

Клава молчала несколько секунд, переживая первое предательство. «Если друг оказался вдруг…»

– А на вас с Михаилом Сергеевичем я могу рассчитывать?

– Можете. Мы дали слово Владимиру заботиться о его вдове и детях. Мы знали, что это будет не просто.

– Со временем вы поймете, что сделали правильный выбор. Я умею быть благодарной.

– Клавдия Васильевна, позвольте последний вопрос? Зачем вы делаете это? Проще избавиться от рискованного бизнеса и уйти с достоинством.

– Я не хочу никуда уходить. Я планирую остаться в России навсегда. Очень прошу вас, Павел Валерьянович, помогите нам всем остаться.

Тот же день, 14 часов, офис адвоката и сыщика на Большой Полянке

– Добрый день, Клавдия Васильевна. Прошу вас, присаживайтесь. Позвольте выразить свои соболезнования.

Худощавый высокий парень в строгом темном костюме произнес стандартный набор слов, однако, его сочувствие не показалось Клавдии неискренними. Беркутов умел располагать к себе приятными манерами и негромкой, задушевной речью. Крупные кисти рук, но черты лица тонкие, почти женственные. Темные волнистые волосы, внимательные карие глаза, над пухлыми юношескими губами тонкая полоска усов. Все вместе неплохо смотрится, но, смотря на чей вкус.

Рисунок В. Василевской с помощью нейросети.

– Благодарю, Арсений Петрович.

Клава устроилась в кресле, огромном и мягком, глотнула холодный чай. После напряжения последних дней, в кресле хотелось заснуть. Зачем она сюда пришла? Разве ей уже не безразлично, кто мастерил эти дурацкие снимки? И разве она не простила Владимира за коварную Марию-Терезию, передвинувшую столбы, быть может, только в ее воспаленном воображении? Когда приходит настоящее горе, слезы по маленьким бедкам кажутся глупыми и притворными…

– Я хотела бы знать, есть какие-то результаты?

– Клавдия Васильевна, вы обратились ко мне в воскресенье с утра. Сегодня вторник, времени прошло очень мало. Тем не менее, результаты имеются и довольно-таки неожиданные. На ваш вопрос о происхождении фотографий я отвечу. Но хотел бы знать, двигаться ли мне дальше, заинтересованы ли вы в дальнейшем расследовании.

– Вы меня интригуете, Арсений Петрович.

– Сейчас все станет ясно, – парень тряхнул рассыпчатыми волосами. – Вместе с моим помощником, чью фамилию я не называю ввиду его виртуозного умения использовать компьютерную технику в своих интересах…

– С хакером?

– Можно и так выразиться. Вместе с моим коллегой, Клавдия Васильевна, мы внимательно изучили материалы, на которые вы ссылались, в интернете и в СМИ. И пришли к однозначному выводу: сенсация для наивных.

– Подделка бросается в глаза?

– Смотря кому. Я рассматривал эти снимки, как профессионал. Тщательно сфабрикованный эффект полета.

– Полета?

– Только-то и всего. Вы видели фильмы с фокусами Дэвида Копперфильда? Последние кадры шоу весьма показательны. Вечер, далеко внизу сверкают огни большого города. Фокусник с Клаудией Шиффер, легкие, подтянутые, выходят на открытую площадку небоскреба. Они держатся за руки и утверждают, что сейчас полетят. Ветерок трепещет одежды, каждое движение звездной парочки динамично и вдохновенно. Подходят к краю площадки, энергично встают на носочки…. Все, на носочках кадр обрывается. Естественно, артисты не идиоты, вниз не бросились. Они показали людям красивую сказку и хорошо заработали, сказка многим понравилась. Но я встречал несколько человек, которые всерьез утверждали, что Копперфильд порхает ночами над крышами. Некритичное мышление стимулируется воображением – создается эффект полета.

– А в применении к моему случаю?

– Эффект полета растянулся на два месяца. Посмотрите первые кадры, появились в начале апреля. Вы в окружении друзей или вместе с мужем на встречах, в ресторанах или в театрах. На дальнем плане неизменно маячит парень в красной рубашке. Подписи утверждают, что неизвестный поклонник не упускает случая потусоваться рядом со своей возлюбленной. Парень узнаваем по яркой, никогда не сменяемой одежке, но его лицо всякий раз закрыто для зрителя – то читает меню, то роскошные черные волосы упадают на щеки, то отвернулся. Скажите, вы замечали когда-нибудь этого человека?

Клавдия облизала пересохшие губы, вглядываясь в увеличенные снимки:

– Вроде бы нет… Но я в компаниях напряжена, по сторонам не смотрю.

– Дело не в напряжении. На встречи финансовой элиты приходят корреспонденты, делают сотни кадров, но яркий брюнет, почему-то, попадает лишь в одну камеру. По наведенным мной справкам, сразу после первых публикаций, на поклонника Клавдии Белозерской была объявлена настоящая охота. Несколько корреспондентов бульварных газет получили задание взять у него интервью – безрезультатно. На встречах его никто не видит, а после встреч – новые снимки в «Фуфеле». Как такое объясняется?

– Фотомонтаж!

– Конечно. В кругах пишущей братии давно поняли: кто-то – обгладывает ваши косточки. С какой целью – не известно. Смотрим дальше. С мая месяца тематика снимков меняется. Вы больше не появляетесь в общественных местах…

«Потому что с мая Володя меня с собой не берет!»

– …Зато, по версии прыткого «документалиста», ведете активную ночную жизнь. Почему-то вы с неизвестными регулярно попадались ему на глаза в отдаленных аллеях парков или на ступеньках дешевых гостиниц. Причем, дон Жуан, который за два месяца рубашку не сменил, всякий раз успевает прикрыть лицо дамы ладонью или зонтиком, и сам отворачивается. Сцены поцелуев сняты со спины, читатель судит о вашем присутствии по легко узнаваемым строгим костюмам и комментариям «очевидца». Даты снимков нигде не проставлены.

– В самом деле, «эффект полета». Давайте не будем больше обсуждать сюжеты, мне это неприятно. Фотографии не отражают действительность, но я это знала и раньше.

– Мы не знали. А после просмотра сделали заключение: против вас работают, как минимум, три человека: фотограф, чья внешность нам неизвестна, молодой темноволосый парень, если шевелюра и трехдневная щетина не подкрашены, и высокая стройная девушка, фигурой сходная с вами. Уже кое-что.

Мой помощник провел час за компьютером и выяснил, что «неизвестный фотолюбитель» присылает снимки на сайт «Фуфеля» по электронной почте. Его ник – Кнедыш. И этот Кнедыш ни разу не получал «заслуженный» гонорар. Хотя издательство не раз призывало в ответных посланиях указать счет, куда следует перевести деньги, или зайти в бухгалтерию. Согласитесь, не стандартная ситуация. Обычно любители подсматривать в замочную скважину брызжут ядом ради хлебушка с икорочкой, а не ради морального удовлетворения.

Отсюда вывод: либо Кнедышу и компании презренного металла вполне хватает, и они травят Клавдию Белозерскую из личных соображений.

Либо, троица работает на заказ, их старания кто-то оплачивает. По этой причине и гонорар не берут – боятся засветиться сами и невольно выдать заказчика.

Так или иначе, причины столь изощренной подлости могут быть самые разные: зависть, личные обиды, желание спровоцировать развод, месть уволенных служащих или обойденных конкурентов.

– А можно найти этого Кнедыша? Можно узнать, чего он добивается?

– Была сделана такая попытка. Мы послали Кнедышу письмо на электронный ящик. Извещали, что новое бульварное издание набирает в свой штат энергичных профессионалов, умеющих работать творчески и раскрепощено. Гонорары сулили заоблачные, перспективы несбыточные.

– Не откликнулся?

– Откликнулся, его десятилетний сын. Мальчик писал, что отец был убит в субботу, что живут они бедно, что бабушка плачет, не знает, где взять деньги на похороны.

– Конечно, я помогу! – Клава тоже расплакалась, сказалось нервное напряжение последних дней, достала из сумочки доллары с двойными нулями. – Пожалуйста, передайте!

– Как вы доверчивы Клавдия Васильевна. С таким характером легко стать жертвой мошенников. А в вашем случае – жертвой аферистов, специализирующихся на богатых вдовах.

– Разве ваши слова – неправда? – Клаве стало досадно за свой спонтанный порыв. Она достала зеркальце и принялась осторожно промокать платочком лицо, но купюры не убрала.

– К сожалению, правда. Мы ответили мальчику, узнали его адрес и съездили в Митино. Кнедыш, в миру Кирилл Нефёдович Дышло, жил на первом этаже старого дома с престарелой матерью Агнией Петровной и сыном Митей. В субботу вечером его убили в пьяной драке в чапке неподалеку, стукнули стулом по голове. Удар пришелся в висок, смерть случилась мгновенно. Милиция арестовала нескольких собутыльников, виновного выявляют. Со слов Агнии Петровны, Кирилл перебрался с сыном в Москву в декабре 2004-го из небольшого городка Снегирева Волгоградской области.

От цепкого взгляда сыщика не укрылось, как вздрогнула и побледнела девушка при упоминании города. Он принял себе на заметку и продолжал, как ни в чем не бывало:

– Супруга Кнедыша, уроженка Снегирева, – (Опять испуганное лицо, и губы дрожат и морщатся.) – умерла. Мать позвала сына к себе, надеялась на помощь, но ничего хорошего не вышло. Сынок нигде не работал, перебивался случайными заработками и даже их пропивал. Семья жила в скверных условиях, случалось, бабушка с внуком голодали.

Мы представились работниками выдуманной газеты и пожертвовали небольшую сумму на социальные похороны. Потом объяснили, что Кирилл Нефедович делал талантливые фотографии, что редакция, заинтересована в их приобретении, заплачено будет сразу. Растроганная женщина тут же достала ящики, где хранились снимки в альбомах и россыпью. Их было множество, очевидно, фотографии милицию не интересовали. Я занялся разбором коробок, а друг посмотрел компьютер.

Что самое интересное, этот компьютер Кнедыш не покупал, он появился в квартире два месяца назад. Кирилл объяснил домашним, что выполняет с помощью современной техники ответственную работу, за которую ему хорошо заплатят. В самом деле, деньги поступали. В этот период Кнедыш пил меньше и куда-то часто уходил.

Старания моего друга увенчались успехом – он обнаружил папку, где проходимец хранил исходные материалы для монтажа. Все те же парень и девушка все так же стояли спиной к зрителю или закрывали лица друг друга. На нескольких кадрах глаза и носы частично просматривались, эти снимки не были использованы. Мой друг перекачал фото на флешку, а папку со всем содержимым уничтожил. Матери, стоящей за спиной, объяснил: «Мы платим за уникальность фотографий, никто другой не должен их напечатать». Она поверила. Переписку с «Фуфелем» тоже убрали. Поверьте, Клавдия Васильевна, мы сделали все возможное, чтобы милиции не пришло в голову связать жизнь и смерть Кнедыша с вашим именем.

– А как же цифровой фотоаппарат? Снимки не сами попали в компьютер.

– Правильный вопрос. На который, к сожалению, я ответить пока не могу. Митя и бабушка уверяли, что в тот злополучный день Кирилл вышел из дома, прихватив с собой цифровик, который он получил вместе с компьютером. Когда вызванный наряд милиции затолкал драчунов в машину и труп осмотрели, фотоаппарата при нем не было. Я дал задание помощникам выяснить, кто его украл. Пока безрезультатно. Большинство из участников драки до сих пор сидят за решеткой, другие свидетели прорабатываются.

Клавдия стиснула дрожащие руки:

– Значит, снимки могут появиться опять?

– Если они не были удалены, то могут. Тем скорее мы выйдем на вора. А в случае, если и смерть фотографа, и пропажа цифровика не были случайными – получим дополнительный шанс выйти на заказчика.

Кстати, снимки на сайте «Фуфеля» убрали сегодня утором. Думаю, я догадываюсь, кто поставил Кривоглазова на место.

– Думаю, это уже ни для кого не секрет.

– Фотографии в альбомах и коробках мы разбирали до ночи. Для вида, я отложил несколько интересных снимков, а потом тщательно подбирал изображения родни, друзей, знакомых, одноклассников Кнедыша. На обратной стороне писал имена. На фото мог оказаться заказчик или человек, который выведет на заказчика. Полагал, вряд ли нам представится возможность покопаться здесь второй раз – наивная женщина сразу расскажет следователю о визите двух любопытных незнакомцев.

А вот этот пакет, Клавдия Васильевна, мы обнаружили за полночь, на дне последней коробки. Простите, я был вынужден заглянуть, чтоб оценить его содержимое. Посмотрите и вы. Должен ли я продолжать следствие в этом направлении? Не стало ли вам все ясно?

…Клава сидела подавленная, комната кружилась перед глазами. Дрожащими слабыми пальцами достала из сумки таблетки, попросила стакан воды.

– Арсений Петрович, в коридоре сидит телохранитель, пусть он уведет меня отсюда. Деньги передайте все равно, бабушка и мальчик ни в чем не виноваты… Цифровик ищите… Я свяжусь с вами позже. Я… очень вам благодарна, за все…

У богатых свои преимущества.

Вдова может спокойно болеть, пока служащие «Ритуала» тщательно организовывают похороны супруга. Все будет на высшем уровне, торжественно и печально, в соответствии с внесенной оплатой и заранее оговоренными подробностями. Ее мнение тоже учтут. Спросят, какие цветы к гробу предпочитает или какое меню на поминах ей более нравится. Церемония прокатиться, как по рельсам, руководимая невидимым режиссером. Придут друзья и недруги покойного, коллеги и конкуренты. И как же без прессы? Вдова в черном шелке встанет в окружении родных, опираясь на руку самого сильного мужчины в семье. Каждый будет скорбно и коротко ей вслух выражать соболезнование, а про себя… Кто знает? Возможно, сочувствовать, изредка.

…А потом с НИМ простятся навеки, в значении – навсегда. И закроется крышка гроба, навсегда погружая во тьму облагороженное посмертной косметикой лицо человека, который восемьдесят часов назад был вместе с нами. Пепел будет развеян на холме над рекой, в соответствии с ЕГО волей, последней…

Но поминки перетерпеть невозможно, давление восемьдесят на сорок, никакие уколы не помогают, необходимо лежать. Каждому нормальному человеку необходимо в таком состоянии лежать. В опустевшей квартире на Никольской, рядом с тумбочкой с медикаментами. Может быть, хотя бы за это ее не осудят? Другим сходят с рук куда большие прегрешения, ей не прощается никогда… Лишь по счастливой случайности, эти снимки не расползлись по липкой паутине интернета…

Четверг, 9 июня 2005 г. Арсений

Глава 6. Я всех выслушиваю, но никому не верю

Сколько лет практикую, а так и не научился отстраненному общению с женщинами. Знаю, что должен быть сдержан и объективен. Подобно Эркюлю Пуаро, безразличен к влиянию эмоций, отключающих «серые клеточки».

Не то, чтобы я влюблялся, пламенно и навеки. И не то, чтоб на фоне влюбленности забывал, с какой стати мы встретились, и что от меня ей нужно. Мысли движутся неуклонно в заданном направлении, отрабатывают гонорар, желания не выходят за границы наивного платонизма. Никто не упрекнет детектива в посягательстве на честь и свободное время доверившихся мне дам.

Но я очаровываюсь. Я стараюсь понять человека, который пришел к юристу (ну не ко мне же лично!) со своими большими проблемами. И вдруг понимаю, что любуюсь ею. Наитие затягивает, я все меньше сопротивляюсь, я как будто плыву в магнетизме ее слов, ее шарма, ее плоти…

Увлечение неизбежно. Я знаю, что маневрирую на лезвии принудительной вежливости. Уверен, что только конкретные, официальные отношения, которые я себе позволяю, не позволяют ей видеть большее, задумываться о большем или отвергать большее.

И все-таки, не могу отказаться от новой влюбленности. Общение с этой женщиной приносит мне наслаждение.

– Добрый день, Арсений Петрович!

Я рада вас видеть. Занимайте любое кресло, располагайтесь поудобнее. Чай, кофе, коньяк, виски? Вода со льдом?

Беркутов прошел в гостиную, выполненную в стиле Людовика ХIV. Голубые обои с золотыми виньетками, тяжелая парча штор, изощренная мебель из красного дерева на изогнутых ножках, и манящие перси юной толстушки на темном фоне испещренного патиной полотна.

– Чай со льдом и немного печенья, если можно. Хотя, в подобном интерьере было б куда уместнее откушать запеченного фазана, начиненного рябчиками и фруктами.

Клава едва улыбнулась:

– С дичью в стране напряженка, а печенье и фрукты могу принести. На случай, если наша встреча затянется, на кухне еще много продуктов.

И вышла в означенное хранилище, оставив по себе едва уловимый аромат парижских роз. Детектив вытянул ноги. Не женщина, а загадка! Красавицей не назовешь, а, заманивает, затягивает. Ну скажите, кого может привлечь строгий синий костюм, скрывающий тонкие колени, стянутые на затылке волосы, бледное, чуть подкрашенное лицо, освещаемое неоном неправдоподобных глаз? И тонкие пальцы в кольцах, теребящие край жакета? И пугливый лихорадочный румянец, пробивающийся на скулах? Ходит, будто получила аристократическое воспитание – линейкой по спине. Великолепная посадка головы, спутница непомерной гордыни. И мимолетная жалобная улыбка, будто умоляющая не судить строго, понять и помочь.

– Клавдия Васильевна, вы решили мне что-то рассказать?

– Да. Решилась. – Девушка поставила недопитый кофе на стол, сгорбилась в кресле, обхватила колени ладонями. – Недавно, вы нанесли мне удар, Арсений Петрович. Прошло два дня, я многое передумала, переболела своей трусостью и поняла, что у меня хватит сил узнать правду. Более того, я обязана узнать правду именно сейчас. Потому что встретила вас. Вы сумеете объяснить, что я не понимаю в своей жизни.

Выигрывает тот, кто на вещи смотрит реально.

Мой выигрыш будет в избавлении от преследования. В том, что больше никто, никогда, не станет монтировать мои снимки. И я наконец избавлюсь от комплекса вины, от комплекса стыда, которые постоянно навязывает мне кто-то со стороны! Этот человек должен быть наказан!

– Наказание не по моей части, Клавдия Васильевна. Я адвокат и сыщик, а не палач.

– Я не желаю никого убивать. Неужели в законе не найдется параграфа с наказанием за оскорбление женщины? Неужели подонка, кто меня преследует годы, нельзя будет привлечь к суду?.

– Параграфы-то найдутся. А вы когда-нибудь слышали о подобных процессах? До девятнадцатого века мужчины дрались на шпагах за честь любимых, позже ограничивались пощечинами. В наше развратное время…

– Одни мирятся с опытностью жены, другие выдумывают ей грехи, делают совместную жизнь нестерпимой. Я хотела бы оказаться в третьей группе, Арсений Петрович, в компании с безукоризненными женами. Вы беретесь за это дело?

«После недавней ночи, когда давали интервью, сидя за одним столиком с известным женолюбом Ропшильдом? А потом укатили с ним в одной машине? Интересные у вас взгляды на безупречность».

– Безусловно, берусь. Пора переходить к фактам. Разрешите, я включу магнитофон. Насколько я понял, Клавдия Васильевна, со смертью фотографа история с монтажом не показалась вам завершенной. Вы уверены, что она может повториться, может иметь иное неприятное продолжение. Таким образом, мне следует найти заказчика и выяснить его дальнейшие намерения.

– Вы поняли меня с полуслова.

«Слов, положим, было достаточно».

– Вы подозреваете кого-то конкретно? Кто-то вас шантажировал подобными снимками раньше?

– Никто никогда ничего у меня почему-то не требовал. Эти картинки появляются через годы, чтобы испортить мне жизнь, и всякий раз добиваются успеха. Кому и зачем это надо – представления не имею. Но я уверена, что Кнедыш убит не по приказу моего мужа. Владимир на такое не способен!

– Я тоже так думаю. Иначе, люди Белозерского изъяли бы документы, компрометирующие его супругу, до нашего прихода. Как видите, это оказалось не сложно, и времени было достаточно.

Клавдия Васильевна, может быть, вы расскажете все по порядку? Когда странные фотографии появились в первый раз?

– Расскажу. Я решилась. Вот видите, принесла мой старый семейный альбом из Снегирева и снимки, добытые вами во вторник.

– Кнедыш тоже родом из Снегирева. Его мать уехала в Москву со вторым мужем, когда Кирилл был уже женат.

– Но мы учились в разных школах и никогда не были знакомы!

– Тем не менее, что-то вас связывает. Или кто-то, общий знакомый. Возможно, моя задача сведется к тому, чтобы его вычислить.

– Начнем вычисления. Вот мои папа и мама, совсем молодые. Эта единственная фотография отца, которую я храню. Потому что на ней он держит маленькую девочку, которую очень любит. Раннюю отцовскую любовь я чувствую до сих пор. Позже этот человек спился, девочку бил по голове и ненавидел весь мир. Дочка отвечала взаимностью, но драться не научилась. С тех пор, если на меня кричат или несправедливо обвиняют, я трушу, закрываю глаза в ожидании удара, задыхаюсь и не могу за себя постоять. Не способна даже убежать. Такие подробности следствию интересны?

– Мы никогда не знаем, какие подробности выведут нас на след. Расскажите мне все, что считаете нужным. Если потребуется что-то уточнить, я задам вопросы. А мать? Разве она не заступалась за ребенка?

– Моя мама Альбина Дмитриевна – еще более испуганный человек. Она прожила в уверенности, что для воспитания детей отец необходим, и трусливыми убеждениями испоганила себе жизнь, а нам детство и юность. Бывают такие люди – не способные к сопротивлению. Мать каждый день страдала, но инертность и трусость не позволяли ей потребовать развода, взять меня и сбежать из дома.

Через семь лет в нашей семье появилась сестренка Людмилочка, вот она, посмотрите. Девочка, а не мальчик, что взбесило отца еще больше. Позже, мама мне говорила, что надеялась рождением второго ребенка смягчить норов мужа, отвлечь его от бутылки. Поступила очень жестоко: использовала ребенка для решения семейных проблем, подставила малышку под кулаки. Но не мне ее осуждать. Как я убедилась позже, тысячи русских женщин поступают в точности также.

Людмилочка росла запуганной, болезненной. Она даже говорила с заиканием, но училась всегда на отлично. Целеустремленной характер… Простите, Арсений Петрович… Года не прошло, как она умерла… Когда вспоминаю сестренку, всегда плачу…

В детский садик я не ходила – не было мест, провела босоногое детство на улице. Училась в восьмой школе на улице Кораблестроителей. Вот фотографии моих друзей. Здесь мы снимались всем классом, здесь – в пионерских лагерях в разные годы. Я вчера до рези в глазах сравнивала их со снимками из коробок Кнедыша – ни одного совпадения. Кстати, Кнедыш учился в двенадцатой школе, а жил на улице Героев, как явствует из ваших записей. Пятнадцать остановок на автобусе – это для Москвы небольшое расстояние. А для районного города – достаточно далеко. Я никогда не ходила по тем улицам, не заводила в том районе подруг. Проще говоря, росла консервативной в общении, такой и осталась.