Просроченная клевета

Владимир не раз повторял, не выходя за двери может подобрать любого специалиста – стоит перетряхнуть коробку с визитками. Карточек у меня множество, на деловых встречах и праздниках каждый норовит подсунуть жене банкира свои телефоны. Стоматолог, гинеколог, проктолог… Надеюсь, в его кабинете не встретимся никогда. Потомственная колдунья снимет сглаз, наведет порчу…. Вряд ли кто сглазит бульварные издания, а они испортят репутацию кому угодно. Брачное агентство, агентство недвижимости, контора «Рога и копыта»… Катя Белоклокова, корреспондент «Нашего времени». Может, она надоумит?

Полгода назад эта милая девушка писала статью о банках Владимира, заезжала к нам на чай. Несколько абзацев посвящались семье Белозерского, мне пришлось дать интервью, даже сфотографироваться. Снимать детей Володя запретил, боится киднеппинга. Прав, конечно. Кстати, статья получилась хорошая, я ее сохранила на память. А господин Белозерский пригласил главного редактора к нам на ужин, хвалил его газету и молодого корреспондента.

Возможно, Катерина в силу своей профессии знает, кто стряпает эти снимки? Может, ему заплатить, чтобы на весь интернет признался в мистификации?

– Добрый вечер! Я говорю с Катериной Белоклоковой?

– Добрый вечер, Клавдия Васильевна.

– Вы узнали меня по голосу через полгода?

– Нет, конечно, Клавдия Васильевна – ваш номер сохранился в памяти телефона. Могу быть чем-то полезна?

– Можете, Катенька. Но разговор должен остаться строго меду нами.

– Я умею хранить чужие тайны, это входит в мои профессиональные обязанности. Речь идет о новой статье?

– Нет. О фотографиях, которые выложены на сайте «Сарафанное радио». Вы их видели?

– Видела. Я немножко знакома с вами и не верю в эту чепуху.

–Я хочу знать, Катенька, кто это сделал? Может быть, вы назовете мне имя фотографа?

– К сожалению, Клавдия Васильевна, тут я вам помочь не могу. Под снимками не стоит подпись автора, «Фуфель» ссылается на анонимного фотолюбителя. Я знакома с парнями, которые не брезгуют тухлятинкой, но уверена: никто из них не стал бы связываться с господином Белозерским.

– Мой муж пустил дело на самотек, я узнала об измышлениях пару часов назад. Вы советуете подать на газету в суд?

– Можно. Но сначала следует найти фотографа и заставить его сознаться в подделке.

– Владимир Павлович не любит скандалов, тем более – публичных.

– Тогда будет достаточно опровержения. Но, опять же, фотографа надо искать в первую очередь. Редактор «Фуфеля» Илья Кривоглазов за ложные факты ответственности не несет. Это написано мелким шрифтом внизу на последней странице.

– А если я заявлюсь в редакцию и пригрожу судом, мне назовут его имя?

– Скорее всего, нет.

– Катенька, а вы можете посоветовать мне частного детектива, умного и тактичного, который выполнит свою работу и тут же о ней забудет? Который гарантированно не продаст сведения в прессу?

– С удовольствием, Клавдия Васильевна! Беркутов Арсений Петрович, частное агентство на Большой Полянке. Занимается адвокатурой и расследованием.

– Вы знаете его лично?

– С лучшей стороны! Три года назад, мой муж был несправедливо обвинен в убийстве. Арсений и его оправдал, и убийцу нашел. После этого случая, я не раз рекомендовала его друзьям и знакомым. Дела были очень серьезные и очень запутанные, но Арсений справлялся всегда.

– Катенька, Вы считаете, что профессионал высокого уровня возьмется за мое дело?

– Конечно! Арсений в душе джентльмен, он обязательно заступится за женщину, которую оклеветали. Сейчас я пришлю его телефоны. Но, Клавдия Васильевна, зачем вам заниматься этим самой? В штате Владимира Павловича есть адвокаты и силовики. В миг все уладят.

– Катя, я не знаю, по какой причине мой муж не привлекает своих людей.

Телефоны пришли, и я долго смотрела на цифры, не решалась набрать номер сыщика. В самом деле, почему мой муж, мой родной, мой любимый человек, позволяет порочить родную любимую женщину на протяжении двух месяцев? Почему не привлекает клеветников к ответственности? С помощью Игоря, например. Или Василия Купченко, начальника отдела охраны. Василий – мужик серьезный. Вмиг мерзавца анонимного фотографа схватил бы за шиворот, устранил бы «недоразумение».

Ответ вдруг нарисовался сам собой в моей голове, маленькими картинками… И я долго сидела, разглядывала… А они росли, разбухали… Сыпали комментариями, насмехались ехидными репликами облачком изо рта, как в газетных карикатурах… А я не могла понять: они правы? Или обманывают?

Владимир использовал ситуацию, ждал ее развития, чтобы подсунуть мне договор о фиктивном браке. Или создал эту ситуацию сам.

Он рассчитывал, я по глупости сама забегу в мышеловку. Подпись под мерзкими пунктами, по сути, будет признанием: у меня завелся любовник! Такой бумагой на бракоразводном процессе махать хорошо: и неверность уже доказана, и можно поднимать вопрос об устранении блудливой матери от воспитания сына… Владимир станет опекуном Мишеньки и никогда не подпустит меня к нему! Как не подпускает Ванду к Стаське и Аське!

«Ради кого он это делает?» – «Ради детей…»

Господи, как я сразу не догадалась: ради того, чтобы отобрать у меня детей!

К этой мысли надо привыкнуть. Надо уговорить себя допустить такую возможность хотя бы теоретически. Надо чуть поверить в нее…

Не допускалось, не привыкалось, не верилось…

День лениво сливался в вечер, солнце палило в окна. Дважды звонила Магдалина Никитишна, спрашивала мое мнение по каким-то домашним вопросам. Я дважды не знала ответов, ступор парализовал мышление.

Поверить в подлость Володи… Поверить в счастливую соперницу, которая шаг за шагом, словно королева Мария-Терезия, передвигает пограничные столбы в его сердце… Когда ротозейка Босния разглядела границу с Австралией у дворов своих деревень, выражать протест было поздно.

Сегодня коварная королева добилась многого. Следующим ее ходом будет наш развод.

Логично.

Не правдоподобно.

Мне упорно, упрямо казалось, что эта догадка совсем, совсем не правдоподобная.

«Выигрывает тот, кто смотрит на вещи реально». Этот девиз я вычитала в американском романе. Там тоже речь шла о женщине, и тоже с тремя детьми, чей супруг уходил из семьи ради прекрасной соседки. Умная миссис не истерила, не рвала чужие белокурые локоны. Она изменяла на лысине благоверного с супругом соперницы и договаривалась с ним, как предотвратить оба развода. Рассудочная любовь победила безумную.

Я тоже должна быть рассудочной. Я постараюсь, пойму, кто мне ввинчивает рога. Я тоже не побоюсь посмотреть на вещи реально.

А если не верю в предательство, если люблю Володю, значит, тем более следует обратиться к специалисту. Он исключит Терезию (как врач исключает аппендицит, пощупав больной живот), успокоит мои подозрения и объяснит причину странных поступков супруга. Кроме того, найдет гаденького фотографа и заставит его написать извинительную объяснительную. Все будет хорошо, я это знаю… Пора позвонить, пора…

В воскресенье мне сообщили, что Владимир убит.

Элитный санаторий «Дубовая роща» близ Ореховки.

Глава 3. О чем толкуют сыскари?

– Товарищ капитан, нам придется расследовать это убийство?

– Ни в коем разе, господин практикант Заковыркин. Часа через полтора прибудут коллеги из Москвы, снимут отпечатки, заберут труп. Бумаги для передачи подготовил? Дай гляну. Место преступления… Первичные показания свидетелей… Отчет кинолога… Хвалю. Умеешь выражаться грамотно, со знанием дела. А картину преступления как себе представляешь?

– Думаю, воссоздать не трудно. Владимир Белозерский встал рано, несмотря на воскресный день. Принял душ, заказал завтрак в номер, надел черный костюм и белую рубашку. А на термометре с утра – двадцать два градуса. Значит, ждал кого-то из новых партнеров, если оделся официально, старых друзей так в санатории не встречают. На столе бумаги разложены, готовился к переговорам. Владислав проснулся попозже и тоже направился в ванную. В это время кто-то постучал, Владимир открыл дверь гостю. В него стреляли в упор, через порог, использовали пистолет с глушителем – в соседних номерах на этаже никто ничего не слышал. Но, я думаю, Владислав все ж различил хлопки. Или вышел из ванной комнаты, не успев стереть пену у рта, хотел что-то брату сказать. А как увидал мертвого, лежащего на полу, у него отказало сердце. Когда официант принес завтрак, оба лежали рядом: один в костюме, другой в пижаме. Убийство совершено на нашей территории. Возможно, замешан кто-то из местных.

– Откуда такие выводы?

– Собака вела до Ореховки.

– До трассы, которая проходит рядом с деревней. Это не одно и то же. Ты, Заковыркин, глубже смотри: не было ограбления. Явно, убийство заказное, дело рук заезжего мастера

– Смешно сказать – убийца вышел через калитку. На воротах вооруженная охрана, а с боку – охране побоку. И скрылся пешком через лес.

– А куда ему было спешить? Умный брат ничего не скажет, а дурочек ничего не понял. Может быть, на обратном пути грибочков в лесу подсобрал. Совместил приятное с полезным.

– На заказное убийство не похоже. Два выстрела в живот – не очень профессионально.

– Профессия, господин Заковыркин, одна, а подходы к ней бывают разные. Большие оригиналы встречаются, с нестандартным творческим изворотом.

– Надо архивы поднять. По оригинальному почерку сразу найдем убийцу.

– А ты не суетись, парень. Никто его вычислять не будет. А заказчика я тебе через несколько дней назову, палец о палец не ударив.

– Не понял, товарищ капитан.

– То-то и дело, не понял, а пора бы соображать. В какие времена мы живем? В эпоху дикопроизрастающего капитализма. С осознания сего момента и начинай цепочку логических заключений.

Сосед у соседа свинью по пьяни украл – не поленись, помири мужиков. Заставь одного животину вернуть или выплатить компенсацию, а другого – забрать заявление. Тюрьма русскому человеку на пользу не пойдет, не на всякую жалобу дело следует заводить, не всякое дело в суд передавать.

В соседнем селе девку изнасиловали – бегом беги, в суть вникай. Негодяй меж нами завелся, или девке сил нет замуж хочется, решила паренька заарканить, сначала ласками, потом угрозами. И такое в моей практике бывало, причем не раз.

Стариков в деревнях убивают ради копеечной пенсии – ночи не спи, вычисляй, выслеживай отморозков.

А в дела миллионщиков не лезь. Эти люди между собой страну на куски рвут, перераспределяют сферы влияния да природные богатства, как будто бы принадлежавшие народу. Сами и разберутся. Если решат убийцу Белозерского наказать – мы с тобой это скоро узнаем, из новых некрологов. А ежели безвременная кончина сердешного корпорации ихней по вкусу пришлась, на этом и завершится. Кто сгребет его банки в карман – тот и заказчик, или подставное лицо заказчика. Без точного расчета такие дела не делаются. Сунешься в жернов – перемолотят и панихиду не отпоют. Усек, практикант Заковыркин?

– Усек, товарищ капитан.

– Старшему по званию следует отвечать по уставу. Чему вас в школе учили?

– Так точно, товарищ капитан!

– Вдова покойного скоро подъедет труп опознать. Не люблю я эти сцены, в соседней комнате отсижусь. Ежели любит, сейчас тут истерика начнется, обмороки один за другим. Врач не ушел?

– Не ушел, товарищ капитан. Владислава пытается в чувство привести.

– Долго ж ему стараться. Я слышал, этот парень с пяти лет ходит и улыбается, хотя родился нормальным.

– Семья Белозерских из соседнего района, отец и мать работали учителями. Бандиты влезли в их дом, родителей убили на глазах у детей, над матерью издевались. Владимир сильнее оказался, он после компенсационного лечения развивался нормально, тетка забрала его к себе. А Владислав поправиться не смог. Испуг остановил его умственное развитие, его родственники взять не решились.

– Эта история произошла, когда меня еще в проекте не было. Ты откуда подробности знаешь?

– Весь санаторий гудит, товарищ капитан. Я между делом разговоры послушал и историю болезни почитал.

– А ты не прост, господин Заковыркин!

– Младший сержант Заковыкин, товарищ капитан.

– О том, что я тебе сказывал, не забывай, младший сержант. Не лезь в это дело. Если вдове покойного сейчас плохо станет, беги за врачом. Ежели хорошо, делай вид, что так и быть до́лжно. Деньги, они утешают. Ни с каким компенсационным лечением не сравнчтся.

Игорь Особчук

Сколько лет знаю эту женщину, все восхищаюсь ею. Держит удар жестко, словно английская леди. Кто ее этому научил? Во всяком случае, не отец пьяница и не мать поломойка. Всю дорогу молчит, никому не доверяет свою боль. «Главное, нам с тобой, Игорь, детишек надо поднять, – тихо произнесла, вскинула на секунду голубой болезненный взгляд. – Ты уж не оставляй нас». И опять замкнулась в себе, постаревшая лет на десять.

Главного много. Основной капитал Белозерский заблаговременно перевел за границу. Там он в абсолютной безопасности, бухнет, как опара на дрожжах. В России со смертью владельца следует ожидать ударов со стороны конкурентов. Совет директоров состоит из компетентных, проверенных временем и кризисами товарищей, но все ли они сохранят лояльность к наследникам? Любое предательство не исключено. Вернее, к скорым предательствам надо готовиться. Сумеем мы удержать банки в своих руках? Будут ли банки в наших руках приносить прежнюю прибыль? Нужно продать бизнес раньше, чем он откровенно развалится, а вырученные средства вложить в акции, которые много лет приносили Владимиру стабильный доход. Это верно. Продажа – лучший выход из положения. С такими деньжищами, мы и детей поднимем, и внуков, и правнуков, и сами в обиде не останемся…

Все, что случилось потом,

сохранилось в резервах памяти рваными клочками диалогов. Клавдия говорила и думала, принимала решения и отдавала приказы… Гнула боль, смертельная боль… И животный, уверенный страх, будто убийца рядом, ходит за нею следом.

– Обопрись на мою руку, Клава. Тебе не обязательно смотреть внимательно… Я всегда буду рядом. Куда нам пройти, товарищ сержант?…

– Клавдия Васильевна, вы узнаете этого человека?

– Да… Это… мой муж.

– Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату. Ваши показания должны быть зафиксированы.

– Позвольте, я немного посижу в коридоре. Пожалуйста, принесите стакан воды…

– Распишитесь, Клавдия Васильевна, вот здесь и здесь. Добавьте: «С моих слов записано верно».

– Когда я смогу получить Владимира Павловича?

– Это решать не мне. Скоро подъедет бригада с Петровки, они заберут тело на исследование.

– Я… обязана их дождаться?

– Не думаю. По крайней мере, не в таком состоянии. Следователь сам свяжется с вами, когда сочтет нужным.

– Скажите им… От моего имени… Я объявляю награду в сто тысяч долларов человеку, который найдет убийцу и заказчика.

– Клава, позволь напомнить: до оформления права на наследство…

– Владимир Павлович позаботился, чтоб у меня были личные деньги, награда гарантируется. Сто пятьдесят тысяч, если заказчик будет найден в ближайшее время. Передайте это оперативникам с Петровки, товарищ капитан. Игорь, проводи меня к врачу…

– Вениамин Николаевич, что с Владиславом? Как он себя чувствует?

– Больной перенес сердечный приступ – убийство совершилось почти на его глазах. Сейчас спит.

– Он… будет жить?

– Очень надеюсь, но серьезное лечение необходимо. Я условия реанимации обеспечить здесь не смогу. Сами понимаете, в санатории люди отдыхают и лечатся от хронических заболеваний типа ревматизма, но не от инфаркта.

– Я должна отвести Владислава в больницу?

– Безусловно. Но я не знаю ни одной хорошей больницы кардиологического профиля, где приняли бы больного с основным диагнозом Владислава Павловича.

– Ясно. Игорь, звони немедленно Чибисову. Пускай подключает кого угодно, но к нашему приезду в доме должна быть оборудована палата для лечения сердца. Лучший в Москве кардиолог и лучшая сиделка должны нас ждать.

– Это очень дорого, Клава. Вряд ли, в твоем положении…

– Владимир очень любил брата. Я не могу предать его память, сколько бы это ни стоило. Вениамин Николаевич, в санатории найдется машина скорой помощи? Потребуется ваше сопровождение, очень прошу. Игорь, я думаю, тебе лучше дождаться милиции. Мало ли, какие пояснения потребуются…

– Мама, что с папой?

– Верочка, немедленно собирайте чемоданы Насти и Стасика. Купченко здесь? Пускай зайдет ко мне.

– Василий Брониславович, нужна ваша помощь. Старшие дети должны уехать в Канаду, немедленно, прямо сейчас. Выберите четверых самых надежных бойцов для сопровождения. До Внуково поедут в бронемашине. В аэропорту Мехико их встретят. Бойцы останутся при детях телохранителями, на неопределенное время, когда можно будет вернуться.

Поставьте охрану у комнаты Владислава и у комнаты малышей. К сожалению, их я отправить пока не могу. С Владиславом никто не должен разговаривать, кроме медработников. И, тем более, никто не должен напоминать о случившемся. Доктор предупредил, что больному нужен исключительный покой.

Организуйте охрану периметра в две смены по двенадцать часов – бойцы должны хорошо отсыпаться. Пропустите по поверхности ток и через каждые три метра развесьте предупреждения.

Проверьте работу всех камер наблюдения. Где считаете нужным, установите новые. Немедленно. Проследите, чтоб все ставни были заперты днем и ночью – дом не должен простреливаться с деревьев.

С этой минуты никто из посторонних людей не проходит на территорию. Молочница оставляет продукты охранникам у ворот. И прочее, не мне вас учить. Новых жертв быть не должно.

– Каждый день приезжает машина с продуктами фермы.

– Водитель остается в будке, охранник подвозит товар к кухне.

– Вам тоже нужен телохранитель, Клавдия Васильевна.

– Думаю, лишнее, по крайней мере, в этих стенах. На ночь дом должен превращаться в охраняемую крепость, все окна и двери ставятся на сигнализацию. Проведите беседу со служащими. Каждый, кто боится, должен покинуть территорию в течении часа. Каждый, кто остается, будет жить здесь безвыходно, вплоть до завершения расследования.

– Клавдия Васильевна, если вы боитесь покушения на детишек, не проще уехать сразу после похорон, всей семьей? Я уверен, многие готовы купить ваши банки.

– Я уверена: многие захотят получить их за бесценок. Но банки пока не мои, завещание будет оглашено завтра. Все остальное завтра и продумаем. Кстати, за поимку преступников назначена награда. Это распространяется и на ваших ребят.

Ночью она ходила по коридорам в длинном ночном халате, словно дух зачумленного дома. Молодые парни охранники смущенно опускали глаза, когда хозяйка в неглиже проплывала мимо. Проверяла запоры на окнах и на дверях, говорила с оставшимся на ночь врачом, заглянула в комнату к детям. Молоденькая няня Алиса плакала как ребенок, откинувшись затылком на подушку, не закрывая лица. Мишка и Машка ей вторили, нянечка не замечала. Верочка успокаивала младенцев, но ее неумелые попытки подстрекали крикунов реветь еще громче. Пришлось вести Алису в гостевую, укладывать в постель, отпаивать пустырником. Клава долго сидела рядом, поглаживала мокрую от слез кудрявую голову.

– Как же так? – причитала Лисочка. – Убит? Он был таким живым еще утром… И вдруг убит? Такой замечательный человек! Клавдия Васильевна, я так любила Владимира Павловича! Мне так жалко его! Как же мы теперь будем жить?

– Да, Лисочка, я все знаю, Владимир Павлович тоже очень тебя любил. Он мне повторял постоянно: «Береги эту девочку, Клава. Ее нам Сам Бог послал». Ты успокойся, засни. Завтра станет полегче. Завтра мы все подумаем, что будем делать дальше…

А потом сама долго плакала на коленях у старой Никитишны. Но рыдала без причитаний, никому не решалась доверить страхи, что свивались в душе клубком.

После пяти утра усталость взяла свое. Клава вернулась в спальню, сцедила и вылила молоко – Мишка и Машка не должны принимать ее боли. Прислонилась к подушке – и юркнула в черную пустоту.

Глава 4. Женщина, которую я люблю, не плач.

Завещанье читали в офисе, расположенном на третьем этаже самого крупного банка Белозерского на Арбате. Клава сидела в черном, страшненькая, осунувшаяся, положив руку матери себе на колени. Глава юридического отдела Михаил Заболоцкий окинул взглядом малочисленную группу родственников и вскрыл конверт.

– «Я, Белозерский Владимир Павлович, – зазвучал его приглушенный, немного торжественный голос, – в здравом уме и ясной памяти, желая отблагодарить дорогих и близких людей, чьей любовью, заботой и дружбой был счастлив при жизни, завещаю:

Моей любимой тете Апраскиной Валентине Борисовне, заменившую мне мать в трудные годы детства – триста тысяч долларов и коттедж в Испании, на берегу Средиземного моря.

Ее детям, моим дорогим братьям, Василию Михайловичу Апраскину и Константину Михайловичу Апраскину – по двести тысяч долларов каждому.

Моим любимым племянникам Матвею Васильевичу и Жанне Константиновне Апраскиным – по сто тысяч долларов каждому.

Моей маленькой племяннице Марии Игоревне Особчук, чье будущее еще не определено – сто тысяч долларов и трехкомнатную квартиру в Москве.

Моему другу детства, бессменному телохранителю, не раз спасавшему меня от верной гибели, Василию Брониславовичу Купченко – двести тысяч долларов.

Бессменной управляющей моего дома Магдалине Никитичне Скороходовой – пятьдесят тысяч долларов.

На содержание моего брата Владислава Павловича Белозерского открыт отдельный счет, распоряжаться которым доверяю моей супруге Белозерской Клавдии Васильевне.

Весь оставшийся капитал в рублях, долларах и евро, которым буду владеть к моменту смерти, а также акции и ценные бумаги, банки в Москве, недвижимость в России и за рубежом, передаются в распоряжение Белозерской Клавдии Васильевны, чтоб она разделила их на четыре равные доли и оформила каждую четверть на себя и моих детей: Белозерского Станислава Владимировича, Белозерскую Анастасию Владимировну и Белозерского Михаила Владимировича.

Уточняю особо: моя первая жена, Полянская Ванда Станиславовна, как мать, отказавшаяся от детей в младенчестве, не получает ничего от меня и не имеет права наследования моего состояния после своих детей.

Опекуном над всеми детьми назначается Белозерская Клавдия Васильевна.

Закрытый конверт, прилагаемый к этому завещанию, прошу передать лично в руки Клавдии Васильевне».

Заболоцкий протянул через стол большой канцелярский конверт, на котором крупным почерком покойного было выведено: «Открой одна. 15 августа 2004 г.» Слезы навернулись на глаза, лица вокруг слились. Завещание было написано почти год назад, вскоре после рождения Мишеньки, и с тех пор не менялось. Даже события двух последних месяцев не заставили мужа усомниться в ее преданности семье.

В опустевшем кабинете мужа, Клавдия распечатала конверт.

«Моя дорогая женщина, женщина, которую я безмерно люблю, не плач. Я уже примирился с мыслью, что скоро покину тебя – сердце последнее время болит не на шутку. Смирись и ты. Мы не бессмертны, факт. Но начинаем считаться с общеизвестным фактом, когда ночью дрожим от холода, представляя себя в могиле… В яме, которая еще не вырыта.

Я уверен, все будет на высоте – лакированный гроб и море живых цветов, печальная музыка и печальные лица. Я знаю, что горе моих друзей и любимых будет искренним. Я предчувствую, что мой уход станет для тебя трагедией. Возможно, ты растеряешься от непомерной ответственности, которую я намерен на тебя возложить.

Это письмо – отчаянная попытка за пределами бытия поддержать тебя, моя голубоглазая женщина, растерянную и одинокую. Ты обречена прожить на земле долгие годы, без моей любви, без моей защиты. Очень хочу надеяться: тебя будут поддерживать деньги, которые я оставляю. Но кто знает, радость они принесут, или станут причиной многих несчастий.

Будь всегда, будь везде осторожна. Не доверяй новым людям, которые окружат твой дом, словно мухи бочонок меда. Одни примутся льстиво лгать, заглядывая в глаза; другие засыпят клятвами, как любят тебя и детей, обольстят умелыми ласками, будут склонять к замужеству; третьи дадут «компетентные, проверенные» советы, куда вложить капиталы. И все роем не успокоятся, пока деньги с твоих счетов не перекочуют в их бездонные карманы.

Я знаю тебя хорошо, не влюбчивую, не доверчивую, не склонную к авантюризму. Надеюсь, гордой и строгой, недоступной для ловких прохвостов, ты останешься навсегда. Надеюсь, сумеешь привить эти бесценные качества нашим детям.

Тогда угрозы и риски, которые влечет за собой обладание большим капиталом, сведутся к минимуму. Сделай, как я прошу.

Раздели деньги и акции, хранящиеся в швейцарском банке, на четыре равные части. Каждую часть переоформи на себя и на наших детей, как это сказано в завещании. Название банка, номера счетов и ячеек записаны на вложенном листке. В этом тебе помогут Курт Гутман и Елена Бринкольт, ведущие мои дела в Женеве. Полные инструкции, как связаться с ними через электронную почту и по телефонам, изложены там же.