Уничтожение СССР в портретах его вождей от Брежнева и Андропова до Горбачева и Ельцина

В 1931 году Андропов переехал в Рыбинск и для начала, чтобы легализоваться, поступил в техникум водного транспорта. Заполняя различные анкеты в Рыбинске, он стал указывать, что его мать была рабоче-крестьянского происхождения, но росла подкидышем в семье торговца (так миллионерша Флекенштейн, как по мановению волшебной палочки, превратилась в несчастную приживалку в семье безымянного «торговца»). Отцом он, естественно, указывал Владимира Андропова, казака и инженера (правда, почему-то иногда писал, что его отца выгнали из института за участие в революционном движении).

Благодаря своим способностям и знаниям Андропов довольно быстро приобрел авторитет и стал стремительно продвигаться вверх по комсомольской линии. В 1936 году он стал секретарем комсомольской организации техникума. В 1937 его назначили заведующим отдела пионеров Рыбинского горкома комсомола. В 1938 году он уже первый секретарь Ярославского обкома комсомола.

Таким образом, примерно за три года простой студент техникума превратился в главного комсомольского начальника Ярославской области. Конечно, такому впечатляющему карьерному взлету способствовал Большой террор, который выкосил множество комсомольского начальства.

Однако надо отдать должное и самому Андропову. Он буквально «горел» на работе; трудился днями и ночами; был чрезвычайно энергичен; досконально прорабатывал и решал любой даже самый малозначительный вопрос; был требователен, но вежлив и корректен с подчиненными; деликатен, прост и мил (но без подхалимажа) с начальством; очень скромен в быту; никогда не брал взяток; был предельно щепетилен и честен и т.д.

Очень сильно в его пользу играло, что он полностью соответствовал образу «настоящего коммуниста», как его изображал советский кинематограф (работа кинооператором не прошла даром).

Начальство не могло на него нарадоваться и, как только освобождалось хорошее местечко под солнцем, на него определяли Андропов.

В 1935 году Андропов женился на Нине Енгалычевой, с которой познакомился, учась в техникуме. В 1936 году у молодых супругов родилась дочь, а в 1940 сын (он назвал их в честь своих родителей Евгенией и Владимиром).

В 1940 году Андропова перевели в Карело-Финскую ССР руководить комсомолом (это был очередной шаг в карьере).

– Вначале я поеду один! – предупредил он жену. – Нужно разведать обстановку, получить квартиру и обустроить семейное гнездышко. Вы с детьми приедете ко мне где-то через месяц. Ты даже не представляешь, как я буду скучать без вас! К счастью, мы расстаемся ненадолго! Жди письма!

Больше жена его никогда не видела. Правда, вскоре действительно пришло письмо, но оно содержало в себе сухое требование о разводе.

Дело в том, что на новом месте жительства Андропов затосковал. Его хандру развеяла некая Татьяна Лебедева. В благодарность он поспешил на ней жениться, и уже в 1941 году у молодоженов родился сын, Игорь.

В войну Андропов остался в Карелии и руководил отправкой на территорию, оккупированную фашистами, диверсионных групп и партизанских отрядов. Он работал превосходно, но, когда ему самому предложили возглавить партизанский отряд «Комсомольцы Карелии» твердо отказался.

– У меня больные почки и трое маленьких детей! – пояснил он свою позицию. – Руководить я еще кое-как могу, а воевать не имею никакой возможности!

После окончания войны Андропов пошел на повышение. Руководитель Карело-Финской ССР Геннадий Куприянов назначил его своим заместителем. Он оценил в Андропове ясный ум, интеллигентность, исполнительность, большой организаторский талант, честность, неподкупность и полное отсутствие обычного для чиновников его уровня подхалимажа по отношению к начальству (Куприянов был человеком простым и подхалимаж не любил).

В свою очередь Андропов стал называть Куприянова своим учителем.

Начальник и подчиненный жили душа в душу, но однажды все изменилось.

Началось с того, что в августе 1948 году умер секретарь ЦК по идеологии Андрей Жданов, выдвиженцем которого был Куприянов. Противостоящая Жданову группировка Маленкова-Берии принялась зачищать его людей. В 1949 году грянуло «Ленинградское дело», в ходе которого были расстреляны ждановские кадры: руководитель Госплана СССР Николай Вознесенский, секретарь ЦК Алексей Кузнецов и т.д.

В 1950 году дошла очередь до Куприянова.

В Петрозаводск зачастили комиссии из Москвы, которые искали компромат на главу Карело-Финской ССР. Результаты их работы никак нельзя было назвать выдающимися (Куприянов был человеком неподкупным и практически не допускал промашек в работе).

В конце концов, нашли какие-то небольшие несостыковки в бухгалтерских документах на петрозаводском рыбном заводе. Но этого комиссии показалось мало, и она стала копаться в прошлом.

Однажды Куприянова вызвали на заседание и объявили, что в руководимом им в годы войны антифашистском подполье были двойные агенты.

– Я не знал всех подпольщиков! – заметил Куприянов. – Непосредственно их проверял мой заместитель товарищ Андропов. Он подробно может рассказать о каждом. Что касается рыбного завода, работу его тоже курировал товарищ Андропов. Он прояснит вам все нюансы в бухгалтерской документации.

Вызвали Андропова.

– Ничего не знаю! – объявил наш герой (он чуял, куда ветер дует). – Никаких подпольщиков я не проверял. Что касается рыбного завода, я не имею к его работе ни малейшего отношения.

– Вы в своем уме, Юрий Владимирович?! – поразился Куприянов.

– Давно работаете с Куприяновым? Что про него скажите? – с интересом посмотрел на Андропова председатель комиссии.

– Признаюсь, что Куприянова я действительно немного знал! – отрапортовал Андропов. – Но встречались мы с ним исключительно по служебной необходимости. Мое мнение о Куприянове, как о руководителе, сформировалось плохое! Наблюдая его в работе, я пришел к выводу, что он ненастоящий коммунист. Я тут подготовил кое-какие документы о его деятельности. Предоставляю их в распоряжение комиссии.

Куприянов как сидел, так и замер с открытым ртом, будто его ударили дубиной по голове. Он моментально забыл кто он и где находится.

Члены комиссии внимательно изучили компромат Андропова, после чего Куприянов был арестован (он так и не пришел в себя, и его вынесли из кабинета на руках).

Конечно, в среде карьеристов такое поведение Андропова удивительным никак не назовешь. Карьерист всегда должен уметь переобуваться на ходу, а при необходимости в полете в воздухе.

Удивительно другое. Андропова никто никогда не считал карьеристом. Наоборот, он имел стойкую репутацию верного и порядочного человека.

Думается, что политический стиль Андропова был оригинален и сильно отличался от поведения заурядных карьеристов. Андропов никогда не подхалимничал и не лебезил перед начальством. При этом он показывал свою абсолютную преданность и не давал ни малейшего повода усомниться в себе. Переобувался он крайне редко, но что называется метко (всего три раза за всю жизнь).

Даже после ареста Куприянова репутация нашего героя нисколько не пострадала. Знающие его люди рассуждали примерно так:

– Видимо, Куприянов действительно где-то проштрафился, если ЦК партии и даже его верный друг, Андропов так считают! Дыма без огня не бывает! Андропов поступил по совести! Он поставил интересы партии выше своих личных отношений с Куприяновым!

Андропов не отправился в тюрьму следом за своим начальником, а, наоборот, пошел на повышение. В 1951 году его перевели в Москву на должность инспектора в отделе партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК.

На тот момент аппаратом ЦК заправлял Георгий Маленков. Андропов попытался войти к нему в доверие, но ему элементарно не хватило времени.

После смерти Сталина (март 1953 года) Маленков ушел руководить правительством, а аппарат ЦК возглавил Хрущев. Он моментально провел чистку сотрудников, чтобы избавиться от людей Маленкова.

Нашего героя сослали служить в Министерство иностранных дел.

Он немного поработал в аппарате МИДа, а уже в октябре 1953 года отбыл в Венгрию, где вскоре занял должность посла.

Обычно назначение государственного деятеля послом означало его политическую смерть. Так должно было случиться и в этот раз. Однако Андропов оказался крепким орешком. Весь свой изворотливый ум он направил на решение задачи, как вернуться в большую политику.

Когда Андропов приехал на новое место службы, венгерское руководство (Матьяш Ракоши и его команда), как и простые венгры, прекрасно относились к Советскому Союзу.

Андропова это не устраивало.

– Посол, который работает в мирной дружественной стране, никому не интересен! – думал он. – Другое дело, когда он работает во враждебной стране, а делает ее дружественной! Тогда посол становится героем!

Потихоньку исподволь в конфиденциальных беседах Андропов стал осторожно подталкивать некоторых товарищей в руководстве Венгрии к действиям против СССР.

– Многие в Москве считают, что держать советские войска на территории Венгрии бессмысленная трата денег! – как бы невзначай уронил Андропов в разговоре с одним из руководителей Венгрии, Имре Надем.

– Вы хотите вывести войска с нашей территории? – вскинул на него глаза Надь.

– Между нами говоря, прогрессивные силы в Москве давно хотят этого, но им мешают сталинисты! – вздохнул Андропов. – Вот если бы вы со своей стороны подтолкнули этот вопрос!

– Как?

– Например, можно устроить митинг! Пусть люди выйдут с лозунгами: «Русские, убирайтесь!». Поймите, пока венгерский народ молчит, дело с мертвой точки не сдвинется.

– Но нам точно за это ничего не будет?

– Наоборот. Именно в вас я вижу нового руководителя Венгрии!

Потихоньку Андропов раскачал некоторых венгерских руководителей, они, в свою очередь, раззадорили интеллигенцию (писателей и журналистов), те студентов, и, наконец, закипел народ.

Видя такое дело, активизировались американская и английская разведки и их подполье. Ситуацию стали подогревать западные радиостанции, широко вещающие на Венгрию. Через австрийскую границу на подпитку протестующих пошел транспорт НАТО с оружием и деньгами.

В двадцатых числах октября 1956 года венгры взбесились. Они стали захватывать государственные учреждения, убивать милиционеров, сотрудников государственной безопасности и советских солдат.

Имре Надь встал во главе восстания. Он действительно, как обещал Андропов, возглавил правительство Венгрии, правда, ненадолго.

Уже в начале ноября в Будапешт вошла Советская армия, которая быстро провела терапию и привела венгров в чувство. Наивного Имре Надя расстреляли. Венгрию возглавил креатура Андропова Янош Кадар (вначале он тоже участвовал в восстании, но почти сразу остепенился).

Сам Андропов прошел буквально по лезвию ножа. Венгры стреляли в окно его кабинета, но не попали. На нервной почве тяжело заболела его жена (она так никогда и не оправилась от шока). Наш герой получил первый инфаркт.

Однако, сыграв на грани фола, Андропов выиграл в политической борьбе и мог праздновать триумф. Хрущев, который раньше в упор его не видел, во время венгерских событий был с ним постоянно на связи. Никиту Сергеевича покорили выдержка, спокойствие, решительность и мужественность Андропова.

Результат не замедлил себя ждать. Уже в следующем 1957 году Андропова перевели в Москву и назначили начальником отдела Центрального комитета по связям с коммунистическими партиями социалистических стран.

С этого момента и в течении семи лет Андропов был верным «хрущевцем».

Никите Сергеевичу, как когда-то Геннадию Куприянову, очень нравились деловые качества Андропова, его ум, простота, а также полное отсутствие тяги к роскоши, подношениям, восхвалениям и т.д.

Если среднестатистический высокопоставленный чиновник любил, когда «в знак уважения» ему дарили ценные подарки и пели осанну, Андропов был к этому абсолютно равнодушен. Подарки он отсылал в детские дома или передавал в музеи, а, когда его начинали восхвалять, он спокойно перебивал и возвращал хвалителя к делу.

Однажды Андропову преподнесли его собственный портрет. Он поморщился, но промолчал. Но когда ему стали дарить портреты регулярно, Андропов не выдержал и приказал помощникам выбросить их все на помойку.

В ноябре 1962 года Хрущев назначил Андропова секретарем ЦК (одним из своих заместителей). В апреле 1964 года он доверил Андропову выступить на заседании, посвященном очередной годовщине со дня рождения Ленина (это был знак высокого доверия).

Однако вскоре в октябре 1964 года Хрущева отправили в отставку. Одним из самых активных участников его смещения был Андропов (это было его второе в жизни переобувание).

После смены руководства Андропов сохранил свои позиции во власти. Правда, следом за Брежневым пришли во власть его люди (Кириленко, Черненко, Щелоков и т.д.), которые поначалу несколько потеснили нашего героя с первых ролей. Из-за этого в 1965 году с ним случился микроинфаркт, в 1966 году еще один. Обострилась и болезнь почек.

Во властных кабинетах стали поговаривать о скором уходе Андропова на инвалидность. Однако его недруги рано радовались. Болезненное состояние нашего героя сыграло даже положительную роль в его судьбе.

Брежнев мечтал сместить руководителя КГБ СССР Владимира Семичастного, который принадлежал к группировке «комсомольцев». На месте председателя КГБ он видел «своего» человека. Однако на тот момент (1967 год) Брежнев не обладал всей полнотой власти и вынужден был лавировать. Многие влиятельные члены Политбюро (председатель правительства Николай Косыгин, председатель комиссии партийного контроля Александр Шелепин и ряд других) могли заблокировать кандидатуру близкого друга Брежнева.

В этой ситуации Андропов представлялся компромиссной фигурой. Он не принадлежал ни к одной из кремлевских группировок, был лоялен к Брежневу, но находился в хороших отношениях с другими членами Политбюро.

– Юрка долго не протянет! – рассуждал Брежнев в кругу приближенных. – Он человек больной! На ладан дышит. Года через три он уйдет на инвалидность или умрет, а я поставлю на его место кого-нибудь из Днепропетровска.

В мае 1967 года Андропов возглавил КГБ СССР и проработал на этом посту ровно пятнадцать лет. Чем же объяснялся такой долгий срок?

Прежде всего, тем, что Брежнев поверил в своего руководителя спецслужбы и, можно сказать, полюбил его (как когда-то нашего героя любили Куприянов и Хрущев). Леонид Ильич невольно восхищался скромностью Андропова, его абсолютной неподкупностью, равнодушием к одежде, машинам и обычным человеческим удовольствиям (вкусной еде, хорошему алкоголю, красивым женщинам и т.д.).

– Мой Юрка – настоящий монах! – хвастался Брежнев. –Такого человека ничем не соблазнить, не искусить и не перевербовать! Он до последней капли крови предан коммунизму и мне!

Леонид Ильич очень хорошо разбирался в людях, но, как мы увидим дальше, немного ошибся в отношении нашего героя.

В 1975 году Андропов еще раз доказал Брежневу свою верность и преданность.

В тот год, как уже писал автор в предыдущей главе, члены Политбюро Александр Шелепин, Дмитрий Полянский и Николай Подгорный посвятили Андропова в свой замысел отправить Брежнева на пенсию.

Юрий Владимирович, который прекрасно понимал, чем чревато для страны болезненное состояние генсека, вначале дал свое согласие. Однако, когда он осторожно провел зондаж среди других членов Политбюро, то быстро понял, что большинство все равно стоит за Брежнева (особенно его смутила позиция главы Украины Владимира Щербицкого, который наотрез отказался поддержать заговорщиков).

Просчитав, что заговор обречен на неудачу, Андропов слил все, что стало ему известно, Генеральному секретарю. Он объяснил, и Брежнев поверил, что сам участвовал во всем этом исключительно, чтобы втереться в доверие к заговорщикам, выяснить их состав и планы.

С этого момента Брежнев стал доверять ему еще больше.

Что касается участи заложенных Андроповым «заговорщиков», то с ними ничего особенно плохого не случилось. Конечно, будь на месте Брежнева, например, Сталин и их загнали туда, куда Макар телят не гонял. Но добрый Брежнев ограничился тем, что поснимал их с должностей и с почетом отравил на пенсию.

Особенно Леонид Ильич был зол на Шелепина, который уже второй раз участвовал в заговоре (первый раз еще в 1966-67 годах). Он долго думал, как покарать этого матерого заговорщика. В конце концов, он решил обрушить на его голову самую суровую и чудовищную кару, которую только мог себе вообразить. Он назначил Шелепина на должность начальника над всеми профессионально-техническими училищами (ПТУ) страны (кто застал те времена, тот прекрасно помнит эти учебные заведения, а кто не застал, им ничего не объяснишь).

Теперь рассмотрим деятельность Андропова на посту председателя КГБ.

Андропов, расправив крылья, существенно расширил штат своего ведомства и заполонил своими подчиненными практически все организации и предприятия, воинские части и научные институты. Даже в небольших городках воссоздавались управления или отделы КГБ, которые за ненадобностью ликвидировал Хрущев.

Правда, в отличии от времен Сталина андроповские чекисты никого не арестовывали. В основном они занимались тем, что работали с агентурой. С одной стороны они собирали через агентов информацию, а с другой стороны пускали через агентов в народ анекдоты, сплетни и слухи. Последнее в их работе считалось самым важным, поскольку слухи и анекдоты были главным оружием Андропова в борьбе за власть (он метил стать руководителем страны).

Многочисленные агенты умело обрабатывали народ в том плане, что шеф Лубянки самый умный, честный, энергичный и принципиальный из всего руководства СССР. Про других советских политиков агенты, наоборот, распространяли слухи о их коррупционности, тупости и старческом маразме. Весь Советский Союз смеялся над анекдотами о болезнях Брежнева, Черненко и всего остального советского руководства, кроме Андропова (хотя он всегда был самым больным из всех).

Аналогично агенты сформировали общественное мнение, что КГБ самая лучшая на свете организация, где служат исключительно рыцари плаща и кинжала с чистыми руками, горячим сердцем и выдающимися аналитическими способностями. А вот, например, милицию агенты не жаловали, распространяя в народе слухи о взяточничестве, тупости и непрофессионализме.

Если возникала необходимость опорочить кого-то из конкурентов персонально, Андропов начинал против него мощную информационную компанию.

Например, однажды Андропов дал задание опорочить своего потенциального конкурента за высший пост в стране, руководителя Ленинграда Григория Романова (впрочем, возможно, он тут ни при чем, а занималась этим «пятая колонна» ЦРУ).

Так или иначе, но однажды бабки на скамейках, ученые в НИИ, артисты и писатели в светских тусовках, мамаши на детских площадках, офицеры в закрытых военных городках и даже уголовные авторитеты в колониях стали передавать друг другу безумный слух, что Романов сыграл свадьбу своей дочери в Эрмитаже, где они перебили всю посуду. Скоро в стране не осталось ни одного человека, которому не сообщили «по секрету» об этом вопиющем случае (нечего и говорить, что этот слух не имел под собой никаких оснований).

Разумеется, слухи и сплетни распускались не только в отношении политиков, но по целому спектру вопросов общественной жизни. Например, Андропов, как человек творческий, не мог оставить без внимания литературу, музыку и искусство и стал формировать общественное мнение в отношении писателей, поэтов, музыкантов и т.д.

Писателей и других мастеров искусства Андропов поделил на четыре категории: «запрещенные», «гонимые», «официальные» и «в утилизацию».

К «запрещенным» относились: писатель Солженицын, поэт Бродский и т.д. Их не печатали, не показывали по телевидению, не брали у них интервью, не включали в официальные союзы писателей, музыкантов и т.д. Пресса писала о них исключительно в негативном ключе. И в народе, и на Западе у «запрещенных» была слава неутомимых несгибаемых борцов с «тоталитарным» СССР.

Между тем, люди Андропова всячески их рекламировали, например, помогали им переправлять книги на Запад. Там их охотно печатали и всячески превозносили, как борцов за права человека.

Многочисленные андроповские агенты широко пустили в народ слух, что бездарный Солженицын – великий русский писатель (второй Лев Толстой), что Бродский – величайший поэт современности (мало кто мог прочитать его стихи, а уж нравились они единицам), что величайший музыкант современности – виолончелист Ростропович (выдержать звук виолончели может далеко не каждый, а уж если на ней начинал пиликать Ростропович, лекарство против этого было одно – спасаться бегством).

Андропов никого из касты «запрещенных» не арестовывал, а как только их слава достигала апогея, помогал им эмигрировать на Запад. Там их встречали цветами, давали всевозможные премии, печатали огромными тиражами их книги за счет бюджета ЦРУ и других западных разведок (их книги широко продавались, но почему-то их никто не покупал).

Даже Ростроповичу организовывали концерты, на которых заставляли сидеть специально обученных агентов (некоторые из них после этого сошли с ума).

В эмиграции «запрещенные» продолжали поносить СССР, старательно изображая из себя невинных жертв «тоталитарного» режима.

Следующей по статусу категорией были «гонимые». К ним относились: бард Владимир Высоцкий, главный режиссер театра «На Таганке» Любимов, поэт Евгений Евтушенко и т.д.

В отличии от «запрещенных» они были устроены на работу по специальности (артистами, режиссерами, поэтами и т.д.), состояли в официальных творческих союзах, выступали перед большими аудиториями, получали от государства квартиры и всевозможные материальные блага.

Вместе с тем, в народе широко ходили слухи о гонениях на них (их распускали люди Андропова).

Естественно, для подобных слухов создавали определенную почву. Например, Высоцкого не награждали, не приглашали на телевидение (а когда приглашали, он не шел), его выступления иногда запрещались КГБ (хотя гораздо чаще разрешались), не выпускали больших дисков с его песнями (выпускались только миньоны – маленькие пластиночки) и т.д.

– Наш Володя режет правду-матку, поэтому власть боится его и не дает ему воли! – было общее мнение народа на этот счет.

На самом деле, гонения на Высоцкого совершенно не касались его быта.

Он имел шикарную квартиру в центре Москвы и сразу несколько иномарок (в те годы на иномарках ездили единицы, а двух иномарок не было ни у кого). Он служил примой в самом престижном театре Москвы «На Таганке» (хотя нередко прогуливал спектакли), постоянно давал концерты перед большими аудиториями и часто снимался в фильмах.

Женившись в начале семидесятых годов на французской актрисе Марине Влади (его подвели к ней люди Андропова), Высоцкий стал постоянно выезжать на Запад, проводя за границей примерно половину своего времени.

В те годы правила пересечения государственной границы были очень строгими, однако на «гонимого» Высоцкого они не распространялись. Он свободно привозил с собой в СССР наркотики, валюту и т.д.

Надо сказать, что во второй половине семидесятых годов Высоцкий сильно увлекся наркотиками. Однако, если для обычного «не гонимого» советского человека такое увлечение обычно заканчивалось тюрьмой, то Высоцкий трескал их за милую душу и плевать хотел на Уголовный кодекс.

Несмотря на свое привилегированное положение, сам Высоцкий, будучи хорошим актером, прекрасно вжился в роль «гонимого» человека. Он писал соответствующие песни («Охота на волков» и т.д.) и, как бы подчеркивая свой имидж, постоянно демонстративно глушил горькую.

Встречаясь на конспиративных квартирах с Андроповым, он любил пожаловаться на свою судьбу:

– Не дают мне развернуться, Юрий Владимирович! На телевидение приглашают редко, а если приглашают, я пойти не могу, потому что либо пьяный в дупель, либо под наркотой. В газетах меня не славят! Интервью берут редко! В прошлом месяце вез из Франции партию наркотиков, так таможенники часть отобрали. Короче, гонения на меня продолжаются!

– Успокойся, Володя! Я легко мог бы организовать тебе хоть сто интервью на телевидение и утыкать твоим светлым ликом все обложки цветных журналов! – возразил Андропов. – И что бы из этого вышло? Подумай, хоть на шаг вперед!

– Я с утра уже укололся, а вы мне думать предлагаете!

– Тогда я скажу. Ты начнешь надоедать людям уже через год, а через пару лет народ найдет себе нового кумира! Пойми, твоя слава, производное от имиджа непризнанного поэта. Что касается наркотиков, которые задержала таможня, тут я не доглядел. Извини, Вова. Все вернем!

Следующая еще более низшая категория творцов «официальные». К ним относились писатели Юрий Бондарев и Александр Проханов, бард Михаил Ножкин и т.д.

В отличии от «гонимых» о них хорошо писала пресса, у них часто брали интервью, им давали премии, выпускали их книги и т.д.