скачать книгу бесплатно
Толстяк протянул ему визитную карточку:
– Джонни Гурреро, криминальный репортер газеты «Меркурио». Послушайте, а что вам известно об этом убийстве?
– А почему бы вам самому не поделиться с нами информацией? – вместо ответа, предложил Кабрера. – Вы наверняка осведомлены лучше нашего.
– У меня одни догадки и предположения, – сказал репортер. – Думаю, что это колумбийцы. Они активно выдавливают из бизнеса местных дилеров. Вначале они работали вместе, но потом, когда узнали от них все ходы и выходы, получили контакты в Штатах, решили от них избавиться. Только вместо марихуаны они организовали трафик кокаина. Считаю, что убитому журналисту кто-то слил информацию, которой он собирался воспользоваться для написания статьи. Как вам моя версия?
Кабрера не отвечал, поскольку был целиком сосредоточен на отирании со лба капель соленого пота, обильно выступавшего и каплями сбегавшего на глаза. Не дождавшись реакции, Джонни Гурреро продолжил монолог. Кабрера слушал вполуха, изредка вставляя односложные реплики, пока журналист не произнес нечто, заинтересовавшее его.
– А вы в курсе, что? Бернардо Бланко писал накануне гибели? – спросил Кабрера.
– Понятия не имею, что он писал, – пожал плечами репортер. – Это и есть самое главное, верно? Это ключ к разгадке преступления.
Тем временем похоронный кортеж прибыл на кладбище.
– Ага, там отец Фриц. – Гурреро поднялся. – Этот безумный поп меня ненавидит, мне лучше убраться, пока он меня не заметил. – И он пошел прочь, прихрамывая на левую ногу.
– Вы не знаете, кто эта блондинка, которая появилась под конец? – спросил Кабрера у своего молодого коллеги.
– Блондинка? Кристина Гонсалес, подруга Бернардо.
Он рассказал, что с Кристиной журналист познакомился в Сан-Антонио, где они вместе учились в колледже. Потом Бернардо решил вернуться домой, и их отношения прервались.
– А что случилось?
– Не знаю.
«Как странно, – подумал Кабрера. – На его месте я бы никогда не бросил хорошую работу в Сан-Антонио ради того, чтобы вернуться в порт. По крайней мере, ни за что не отказался бы от такой женщины».
– А что еще говорят? – продолжал он расспрашивать Колумбу. – Его правда убили наркодилеры?
– Не думаю, – покачал головой Колумба. – Он был в хороших отношениях с Чато Рамбалем, главой местного картеля, даже пользовался его покровительством. Чато, представьте, нравилась писанина Бернардо, а еще его смелость. Бернардо мне рассказывал, что однажды на рынке на него напали трое грабителей с пушками. Но разглядев его лицо, они мгновенно отстали и ушли, едва ли не извиняясь. Он был под защитой Чато, и ни один дилер не осмелился бы тронуть его.
– Откуда нам знать, как обстояли дела в последнее время? Может быть, он проштрафился, опубликовав материал, который пришелся не по вкусу его покровителю, – предположил Кабрера.
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что Бернардо завязал с работой в газетах. Почти полгода назад.
– Вот как? Отчего же? И чем он занимался все это время? На что жил?
– Не знаю… Наверное, у него имелись сбережения… Признаться, я давно его не видел. А потом узнал, что его убили. Вообще, он был скрытен, имел привычку исчезать и появляться только через несколько недель.
– И вы не знаете, что он писал?
– Нет.
– У него были знакомые с инициалами «С. О.»?
Колумба лишь пожал плечами. Кабрера поднялся, потому что толпа на кладбище зашевелилась, и он хотел посмотреть, что там происходит. Оказывается, что к могиле пробилась крошечная монахиня преклонных лет с гитарой. Когда стали опускать гроб, она запела и заиграла религиозный гимн, положенный на мелодию песни Боба Дилана «Свеча на ветру». Голос был некрасивый, но сильный, и во время припева со словами «Он воскреснет, Он придет, чтобы раздать хлеб бедным» многие плакали, особенно родня Бернардо. Кабрера не был сентиментален, но даже у него стоял ком в горле. Что и говорить, похороны – это событие, способное размягчить душу любого грубияна. Боясь совсем расклеиться, он повернулся к Колумбе и сказал:
– Если бы Бернардо знал заранее, он бы потребовал исполнить другую песню.
– Не уверен. Он любил Боба Дилана и вообще время шестидесятых – семидесятых. От этой музыки он был без ума.
«Ну понятно – герой-романтик, – подумал Кабрера. – Бросил красивую подругу и хорошую стабильную работу в Техасе и приехал сюда писать о местных наркоторговцах. Вот и дописался. Интересно, что у него в действительности было на уме? Теперь уже никогда не узнать».
Мелодия Боба Дилана эхом разносилась по кладбищу. В небе бежали редкие облачка.
– Ох, пора обратно на работу, – пробурчал Кабрера.
Глава 7
Кабрера вышел у автомастерской, где его уже ждал менеджер.
– Пришлось поставить новую покрышку, – сообщил он.
– Почему? – удивился Кабрера. – Разве старая так уж плоха?
– Ужасна. Даже с виагрой не катит. Сами посмотрите. – Он продемонстрировал остатки покрышки. – Как, скажите, это можно заклеить? Вы с кем-то всерьез не поладили?
Покрышка была порезана. Точнее, разрезана по всей ширине.
– Это не порез, это предупреждение, – заметил менеджер.
В ответ желудок Кабреры возмущенно заурчал.
Вернувшись на работу, он сразу отправился к Рамирезу, но Рамирез отбыл на задание. Он сходил еще раз – Рамиреза все не было. Тем временем начал названивать нахальный малолетка, у которого он утром отобрал пистолет.
– Если тебе нужно поменять памперс, то обращайся к своему папочке, – сказал ему Кабрера, но звонки продолжались, и он уже просто бросал трубку.
В половине четвертого он решил пообедать, помня, что на пять у него назначена важная встреча. Вынув из ящика стола потрепанную книгу, Кабрера спустился на парковку (на этот раз все колеса были целы), сел в машину и поехал в ресторан «Фламингос». Там он и застал Рамиреза, забившегося в дальний угол. Кабрера подошел и сел к нему за столик.
– Ага, толстяк, вот ты где! Так что ты мне собирался рассказать?
Рамирез, внимания которого ожидали две порции энчиладас по-швейцарски и тарелка с вяленой говядиной, проглотил слюну, вытер губы салфеткой и вполголоса проговорил:
– Не лезь туда, придурок. Это не дело, а в натуре минное поле.
– Можно подумать, я взялся за него ради удовольствия. Мне его шеф поручил!
– Повторяю: будь я на твоем месте, я бы сделал все, чтобы отвертеться. Это дело Весельчака. Никто в здравом уме не осмелится перейти ему дорогу.
Чавез тоже был здесь. Он сидел поодаль в компании двух новичков, которым втирал что-то, а те слушали и согласно кивали. Кабрере было жаль их, как и прочий молодняк, попадающий в оборот к Чавезу. Вскоре и они пожалеют об этом, но будет поздно.
– Ну так что ты будешь делать? – спросил Рамирез.
Кабрера не ответил. В ресторан проник замызганный мальчишка с кучей рекламных листовок и принялся шнырять между столиками, суя каждому флаерсы. Вскоре добрался и до них. «А вдруг сегодня твой последний день? Проведи его весело в клубе «Чероки мьюзик», – прочитал Кабрера на листовке, протянутой мальчишкой. Раньше этот клуб принадлежал известному бандиту, которого они обезвредили, и теперь там просто диско-бар без криминала.
Человек, сидевший за соседним столиком, ушел, оставив на столе выпуск «Меркурио», и Кабрера взял газету. Колонка Джонни Гурреро была на третьей странице. Этот ушлый засранец уже успел тиснуть заметку. Упомянув «прискорбную» кончину Бернардо Бланко, «перспективного молодого журналиста, вернувшегося из Сан-Антонио», Гурреро писал, что Бернардо, по слухам, «неуважительно отозвался о некоторых влиятельных горожанах», и следствие «не исключает», что его смерть явилась результатом попытки шантажа. А также что «опытный сотрудник полиции» ведет параллельное расследование. Нет, ну не скотина ли? Отбросив газету, Кабрера попросил меню, в котором ему ничего не приглянулось, и он заказал только чашку обжигающего черного кофе.
Было без четверти четыре, когда Кабрера вспомнил о назначенной встрече. На парковке он снова проверил все колеса – кажется, порядок. Он сел в машину и поехал в Культурный центр Паракуана, где находилась иезуитская школа. Когда-то Кабрера учился в этой школе. Все в ней учились, даже Бернардо Бланко! Многие годы иезуитская школа оставалась основным учебным заведением в городе. Обыкновенно в школах при общине многие ученики получают стипендию. Бернардо получал полную стипендию, а Кабрера – половину, потому что для полной ему не хватило отличных оценок. В первом классе его ненадолго исключили за хулиганство, а в остальном воспоминания от школы у него остались самые лучшие: экскурсии на природу, духовные ретриты, споры о социальной справедливости, соревнование по успеваемости и железная дисциплина, укрепляющая моральные устои.
Кабрера знал, что разговор предстоит не из легких. Фриц получил образование в Риме, где изучал теологию и юриспруденцию. По первому назначению он попал в Никарагуа, а затем – благодаря обширным знакомствам в среде либеральных теологов – оказался в Мексике. Но где бы он ни служил, его отличало редкостное рвение в исполнении служебных обязанностей. Сколько Кабрера себя помнил, отец Фриц приходил к ним в полицию, а также в тюрьму с наставлениями и беседами. А еще он помогал вести переговоры. Быть посредником между полицией и преступниками – дело рискованное, и потому, дабы не подвергать опасности иезуитскую братию, было решено переселить Фрица в резиденцию епископа, под круглосуточную охрану. Днем он преподавал в школе – Кабрера знал это наверняка, потому что сам когда-то у него учился.
Глава 8
Свидетельские показания отца Фрица Шанца, иезуитского священника
В тот день после похорон я снова увидел Макетона. Он явился ко мне в кабинет раньше назначенного ему времени.
– Я сказал в пять.
– Я просто закончил немного раньше. Надеюсь, вы не возражаете.
Конечно, я возражал, но не мог в этом признаться. В моем возрасте, в семьдесят пять лет! Обстоятельства вынуждают меня быть постоянно настороже. Поскольку его появление застало меня врасплох, я разволновался и начал механически перекладывать предметы на столе: карандаши, карточки, ручки – словно возводя между нами стену. И тут Макетон прямо-таки ошарашил меня неожиданным ходом. Он вынул книгу и положил ее передо мной на стол. Это были «Духовные упражнения» святого Игнатия Лойолы.
– Я наконец-то прочитал это, – сказал он. – Обсудим?
То есть он предлагал возобновить наш давнишний разговор. Рамон Кабрера едва ли мог когда-либо похвастаться блестящими знаниями. Это я говорю как иезуит, из числа учеников которого вышли шесть конгрессменов левого толка, целый сандинистский батальон, выдающийся журналист и лучший политический колумнист этой страны. На их фоне (да и не только) Макетон Кабрера сильно проигрывает.
Однажды я отчитал Рамона за неверный выбор литературы для чтения, когда он на перемене советовал однокласснице популярный роман, говоря, что это «интересная, но опасная книга». Приметив яркую обложку, я подошел и сказал, что он лишь понапрасну тратит время, если читает подобный мусор. Он покраснел, а девочка, как мне показалось, и вовсе едва не лишилась чувств, поскольку у меня была репутация неумолимого садиста, который рад за малейшую провинность тащить ученика к директору. Я тут же вынул из кармана и вручил Кабрере свой экземпляр «Духовных упражнений», который всегда носил с собой. «Вот это и впрямь опасная книга, – сказал я, – ибо на каждой странице читатель рискует быть разоблачен и пристыжен. Когда закончишь, мы поговорим».
Впоследствии, произведя несложные вычисления, я догадался, что под обложкой книги, которую Макетон давал девочке, скрывался эротический роман. Я хотел вызвать его к себе и сделать строгое внушение, но такой возможности мне не представилось. Он стал намеренно избегать меня. В классе забивался на задний ряд и притворялся невидимкой. Это был выпускной класс, и в конце года ученикам вручили аттестаты об окончании школы. И вот, через тридцать лет, Макетон явился, чтобы отдать мне должок.
К сожалению, за день до его прихода я вновь поддался пагубной страсти, которая частенько овладевает мной, – я снова запил. Я пригласил его в школу, а не в резиденцию епископа, где я живу, поскольку накануне конфисковал у учащихся бутылку водки, которую припрятал в шкафу с книгами и рассчитывал перед уходом открыть.
Когда явился Кабрера, я как раз собирался приложиться в первый раз за целый день! Но я не мог этого сделать в его присутствии! Более того, водка стояла в шкафу у него за спиной, и я боялся, что он разоблачит меня, поскольку бутылка властно притягивала к себе мой взгляд. Меньше всего мне хотелось, чтобы Кабрера засиделся у меня в кабинете, и потому представьте себе мое разочарование, когда он вынул из кармана «Духовные упражнения» святого Игнатия.
– Ах да… Святой Игнатий… – пробормотал я. – Ну и как тебе?
– Два кошмара, – ответил он.
– Что?
– За время чтения мне приснились два кошмара. Помните, вы сказали, что это опасная книга?
Я сдавленно зарычал. Ученики прощают мне такие выпады, относя их на счет моей эксцентричности.
– Так что же, Кабрера? Чем я могу тебе помочь?
– Я пришел, чтобы забрать вещи покойного.
Твою мать (как выражаются школяры)! Я и забыл, о чем мы договаривались с утра! «Водка до добра не доводит, Фриц», – мысленно напомнил я себе по привычке, приобретенной вследствие пьянства. С тех пор как начал пить, я часто веду внутренние диалоги. Что же ему отдать, чтобы он побыстрее убрался?
Я встал и подошел к полке с книгами и журналами, которая давно грозит обвалиться под их весом, и вынул книгу наугад. Увидав, что это «Трактат по криминологии» доктора Куроза Куарона, я едва не упал – равно от тошноты, головокружения и удивления. Хорошо, что Рамон рассматривал большой портрет Фрейда на стене и не замечал моих трудностей. Тогда я взял с полки вторую книгу – «Черное прошлое» Раберна Фонсеки. Вот незадача: неужели там нет ничего другого, без криминала? Страшно разволновавшись, я вынул сразу три книги – «Хладнокровие» Трумана Капоте, «Судья и его палач» Фридриха Дюрренматта, «Доктор Джекил и мистер Хайд»… Когда на моих глазах происходят подобные совпадения, в которых раскрывается гармония вещей, меня охватывает трепет пред величием божественного промысла. И тут Рамон наконец заметил, что со мной творится неладное.
– Святой отец? Как вы себя чувствуете?
Ничто не раздражает меня более чем жалость, особенно если кому-то вздумается пожалеть меня.
– Да, все в порядке, – через силу ответил я.
Он снова уставился на портрет, а я про себя недоумевал, как Кабрере могли поручить расследование убийства Бернардо Бланко. Благодаря своему острому, проницательному и пытливому уму молодой Бернардо создавал журналистские шедевры, он был настоящим мастером криминального репортажа, но Макетон… Чего можно ждать от этого примитивного создания?
Но я ошибался.
– И это все? – спросил он.
– В смысле – все?
– Я думал, у вас еще что-то есть.
– Например?
– Ну я не знаю… что-то очень важное… вы же сами сказали…
– Эти книги очень важны. Бернардо их очень ценил, – настаивал я. Мне жуть как хотелось выпить.
– Но насколько я понял, это срочно?
– Еще бы не срочно! – Я обвел рукой кабинет. – Посмотри, какая здесь теснота. Каждый ученик, что приходит ко мне, забывает здесь одну-две книги. В конце концов, у меня не публичная библиотека.
Кабрера нахмурился и подозрительно взглянул на меня – так и Бернардо, бывало, оглядывал лжецов, которых видел насквозь. Похоже, с нашей последней встречи в нем развилась интуиция (думаю, не слишком, но все-таки). На миг я испугался, что он сейчас отбросит все приличия и устроит мне форменный полицейский допрос, но он применил ко мне более изощренную пытку. Он долго болтал о разных пустяках, продлевая мои мучения, чтобы затем перейти к атаке.
– Как приятно вернуться в школу, – говорил он. – Вижу, что она разрослась, открылись новые классы.
– Ну да, народу прибавилось. Видишь ли, новые неграмотные дети рождаются каждый день. Когда ты был тут в последний раз?
– Хм… лет двадцать назад.
– А… ясно. И когда тебе поручили это расследование? – спросил я, боясь, как бы он не ударился в воспоминания.
– Не далее как сегодня утром.
– То есть Весельчак теперь не при делах?
– Вроде того. Кстати, святой отец, на прошлой неделе я видел, как вы с ним разговаривали.
– Это, знаешь ли, мой долг.
– Вы больше не навещаете заключенных в тюрьме?
– Навещаю, а как же. Я по-прежнему тружусь на два лагеря, как распорядился епископ, дабы способствовать прекращению вражды.
Его вопросы насторожили меня. Интересно, насколько он осведомлен о деятельности Бернардо Бланко? Судя по хмурому лицу, ему кое-что известно. Мы оба молчали, и неловкая пауза затягивалась. Что у него на уме? Если он ждет от меня признания, то не дождется. Или нарочно тянет время, чтобы меня помучить? А проклятая бутылка водки в шкафу, словно обольстительная женщина, так и манила меня к себе. Я понимал, что заслужил эту муку, что поделом мне, но от этого не становилось легче.
