Отсроченное завтра

Он помолчал, глядя на свои руки. —Это как болезнь, знаете ли. Обостренное восприятие. Оно ранит. Но и дает… доступ к чему-то настоящему.

– И это помогает вам в кино? – спросила Алиса.

– Это и есть мое кино, – поправил он. – Я не снимаю выдуманные истории. Я пытаюсь показать то, что уже есть. Тот самый монтаж реальности, о котором я говорил. Выдернуть куски из потока и сложить их так, чтобы зазвучала правда.

Он встал и подошел к огромной, поржавевшей шестерне, лежавшей на боку. —Вот, смотрите. Ей сто лет. Она ничего не производит. Она никому не нужна. Но посмотрите, какая она совершенная. Какая сложная, красивая форма. Какая фактура. Какая история на ней написана. Каждый скол, каждый след ржавчины – это слово. Это целая поэма о времени, о труде, о забвении. Разве это не прекрасно?

Алиса подошла и внимательно посмотрела на шестерню. И правда, теперь, под его взглядом, она увидела не просто кусок металлолома, а артефакт. Свидетель эпохи. Он был прав. В этом была своя, суровая, трагическая красота.

– Да, – тихо согласилась она. – Прекрасно.

Он улыбнулся, и это была настоящая, не сдержанная улыбка, которая впервые достигла его глаз, сделав их моложе и беззащитнее. —Я знал, что вы поймете. Не все могут. Большинство видят только беспорядок и грязь.

Они еще долго бродили по цеху, и Лев показывал ей свои «любимые места» – трещину в полу, в которой пророс маленький, чахлый березовый побег; участок стены, где слои краски и штукатурки облупились, создав идеальный абстрактный коллаж; даже старую, истлевшую кушетку в бывшей каморке мастера, на которую он иногда прилегал, чтобы смотреть на небо через дыру в крыше.

Он говорил, а она слушала, впитывая каждое слово. Он открывал ей свой мир, свой уникальный, болезненный и прекрасный способ видения. И с каждой минутой она чувствовала, как та невидимая стена, что отделяла ее от него, становится все тоньше.

Наконец, они выбрались наружу. Резкий солнечный свет после полумрака цеха ударил по глазам. Мир снова стал цветным, шумным, быстрым. Контраст был ошеломляющим.

Они шли молча обратно к остановке. Воздух снова пах выхлопными газами и привычной городской пылью.

– Спасибо, что привели меня туда, – сказала Алиса, когда они уже подходили к ее автобусу. – Это был… уникальный опыт.

– Спасибо, что пошли, – ответил он. – Не каждый решится на прогулку по помойке с незнакомцем.

– Мы уже не незнакомцы, – улыбнулась она.

Он посмотрел на нее внимательно, изучающе. —Нет. Уже нет.

Подъехал ее автобус. Она сделала шаг к нему, потом обернулась. —А мы еще… увидимся?

Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на нее с тем же нечитаемым выражением. —Мир полон осколков, Алиса, – сказал он загадочно. – Рано или поздно они находят друг друга. До скорого.

Он кивнул и повернулся, чтобы уйти. Автобус тронулся. Алиса прилипла к окну, его высокая, одинокая фигура быстро уменьшалась в толпе.

Она ехала домой, и в голове у нее звучал его голос, а перед глазами стояли картины заброшенного завода. Она чувствовала себя первооткрывателем, которому показали потаенную, скрытую от всех карту реальности. Она была потрясена, сбита с толку и бесконечно заинтригована.

Он был самым странным, самым сложным и самым очаровательным человеком из всех, кого она когда-либо встречала. И она уже понимала, что просто так вычеркнуть его из своей жизни она не сможет. Он вошел в нее, как тот луч света в темный цех, – резко, неожиданно и навсегда изменив все внутри.