Шаг за шагом

А виды действительно восхитительные. Сидишь такой над облаками. Где-то внизу у людей серое небо, возможно дождь. А с другой стороны (с верхней), их серое небо – просто пушистые облака, а над ними – голубое небо. Да, чем выше забираешься, тем прекрасней виды. Может быть они прекрасны, потому что не часто так высоко забраться случается. Для тех, кто здесь находится постоянно или долго – это обычные виды. Они к ним привыкли. Внизу они тоже бывают. Когда внизу, они не восхищаются, а удивляются тому, что там внизу всё не совсем так как наверху. Я спрашивал. Они просто живут. Не отрицают того, что здесь хорошо, но это хорошо для тех, кто бывает здесь не часто. А для них обычная рабочая обстановка.

Свои планы на восхождение этой ночью я менять не стал и под сочувственно осуждающие взгляды окружающих, лег на кровать и предался сну. Как же хорошо спится (спалось). Через пару часов проснулся, сходил в туалет и убедился, что мой организм всё также работает в режиме сурового нипеля. Вернулся в бочку, открыл банку тушёнки, предложил тем, кто не спит, они отказались я навернул. Состояние из хорошего достигло уровня замечательное. Выслушав предупреждение, что наверху организм отторгнет столь жирную пищу, ответил, что мой организм постарается всё это переварить практически без остатка. Снова уснул.

В полночь встал, упаковался, вышел. Как же красиво в горах ночью. Надо мной (над всеми) звездное небо. Звёзд много, они крупные и яркие. На склоне извивается змейка фонариков восходителей. Я знаю, что они двигаются, но издалека это движение незаметно. Получается, что этот звёздный ручеёк тянется с земли прямо в небо и, соприкасаясь с небом, превращается в звёзды. Красиво и романтично. Немного волновала перспектива самому превратиться в звёздочку.

Не буду кривить душой и рассказывать об изнуряющем подъёме. Он был, но не прямо от бочек, а от Скал Пастухова. А до Скал Пастухова я доехал на снегоходе. Договорился с вечера. И нисколько не стыдно, потому, что если взывать к совести и следить за абсолютной чистотой восхождения, то восхождения должны начинаться прямо с Поляны Азау. Военные и сотрудники МЧС так и делают во время своих тренировок. Всё время, весь маршрут пешком. А ещё те, кто наперегонки на вершину бегает.

Снегоход довёз меня до вершины скал и, развернувшись, умчался вниз. И остался я… Нет не один. Несколько небольших групп уже пошли зигзагом к звёздам. Кто то, где-то справа справлял физиологические нужды, большие и маленькие. Видны был только силуэты. Ну и правильно, потому что выше это будет очень сложно на грани с невозможно совсем. Чуть ближе несколько скрюченных фигур избавлялись от съеденного вечером. Так бывает на большой высоте, когда съеденное выходит из человека тем же путём, каким туда попало. На Эльбрусе – обычное дело. Прислушался к своему организму – как там тушёнка поживает? Понял, что организм отдавать её не собирался ни в каком виде. Т. е. он (организм) был в шоке, а я – в нормальном состоянии.

Вздохнул и потопал зигзагами. От «Скал Пастухова» (высота около 4700 м. нум) до начала «Косой полки» (5100 м. нум) очень крутой подъём, поэтому наиболее щадящим и безопасным считается именно такой зигзагообразный маршрут. Итого мне нужно было преодолеть около четырёхсот метров по высоте. Небольшой круг света от налобного фонарика выхватывал снежное месиво и редкие вешки. Вешки были нескольких поколений. Те, которые остались от недавнего забега, те, которые воткнуты раньше (более древние) и совсем свежие. Все они не совпадали, разброс составлял несколько метров, но достаточно чётко обозначали тропу. Достаточно для того, чтобы не уйти на ледник и не заблудиться.

Склон был настолько крутым, что, оглядываясь назад, я видел почти под собой, карабкающиеся наверх фонарики-звёзды. А вверху, прямо надо мной, такие же фонарики-звезды без перехода сразу сливались с небом. А ещё, дующий слева ветер. Когда шёл слева направо – было ещё нормально. А вот когда справа налево, очень неуютно. Во- первых просто холодно. Во- вторых ветер был не один, он нёс с собою ледяную пыль. Эта пыль больно и колюче била в лицо, снимала солнцезащитный крем, таяла на лице и тут же пыталась превратиться в лёд. Балаклава, которой я пытался сначала защитить лицо, намокла от дыхания, чуть-чуть замёрзла и стала противной и холодной. Поэтому лицо я открыл. Легче не стало, но хоть менее противно.

Отдыхал через на каждом зигзаге. Прошёл до края тропы, отдохнул повернувшись задом к ветру, развернулся, прошёл, опять подставил ветру зад, отдохнул. Иногда снимал пуховки и пытался вытереть лицо. Почти бесконечный алгоритм. После нескольких десятков зигзагов и отдыхов надо мной замаячил торчащий из снега ратрак. Это такая отметка, про то, что высота равна пяти километрам над уровнем моря.

Дошёл до ратрака, попытался посидеть на торчащей из снега кабине. Неудобно, скользко и холодно. Встал, двинулся дальше. Встретил двоих, которые вели третьего. Ну, то есть он шёл сам между ними, привязанный к ним страховкой. Не знаю, что с ним случилось, но состояние было очень плохое. Бездумные глаза, пустоту которых я увидел даже в темноте, ватное тело. Вероятно, ему было настолько плохо, что уже пофиг. Я про такое слышал и читал, сейчас увидел сам. От таблеток гипоксена отказались, типа ему это не поможет.

Продолжил карабкаться выше. Уже было видно где начинается «Косая полка». Фонарики на ней уходили влево. Зигзаги казались бесконечными. Один за другим. И уже кажется, что совсем близко, а ближе не становится. Нет, становится чуть-чуть ближе, но всё равно очень далеко. А я всё карабкался, в надежде, что косая полка более пологая и может быть можно будет идти почти горизонтально. Пусть не быстрее, но все-таки, полегче.

Добрался. Аккуратно уселся на снег. Аккуратно, чтобы не съехать к началу своего маршрута. Посидел, замёрз, понял, что не так уж я и устал. Обнаружил, что левая рука, замёрзнув на подъёме, не собирается отогреваться. Вспомнил ужасы про обморожения. Особенно в высокогорье. Особенно у новичков. Или у тех, кому за сорок пять. Какая же, все-таки фигня может лезть в голову! Снял пуховку, засунул руку подмышку. Отогрел. Пора идти дальше.

Начался рассвет. Это когда ещё темно, но темнота не чёрная, а серая. Дабы не заблудиться пошёл вслед какой-то группе. Немного привык к тропе, понял, чем она отличается от целины. Вешки тоже попадались, но это если идти по тропе и обращать на них внимание. А если идти по вешкам, то от одной другую, следующую можно и не увидеть. А можно увидеть и построить свой маршрут по прямой, которая будет через эти вешки проходить и попасть прямо в «трупосборник». «Трупосборник» это такая ложбина, заполненная ледником. Ледник постоянно движется, поэтому днём на нём видны расщелины. Но не все, часть расщелин скрыты под снегом. Если туда скатиться, то шансы, что твой труп найдут и достанут, очень невелики. Выжить практически невозможно. Теоретически шанс есть, но в практике их настолько мало, что на это лучше не рассчитывать. И это название не именно этого ледника, так можно назвать любой.

Пока писал, узнал, чем «расселина» отличается от «расщелины». Правило не строгое и слова эти синонимы, но обычно расщелина – это во льду, а расселина – в скалах. Вот так и двигался по тропе. Подъём совсем не исчез, с каждым шагом я набирал высоту. Но он был более пологий, чем тот, который от «Скал Пастухова». Неудобство доставляла тропа, которая была наклонена влево, в сторону «трупосборника». Через какое-то время я мог видеть через просветы серо чёрные и немного коричнево жёлтые расщелины. Неуютненько. Переукомплектовался – в левую руку взял телескопическую палку, точнее её там оставил, другую палку сложил в рюкзак, а в правую руку взял ледоруб. Всё, один в один – покоритель вершин.

Светало, свет фонарика понемногу становился бледнее. Есть такое время суток, когда солнце светит ещё недостаточно, а искусственный свет- уже недостаточно. Этакий переход между днём и ночью. Вместе с этим переходом Эльбрус накрыла непогода. Вероятно, это было облако. Иногда шёл мелкий снег. Настолько мелкий, что совсем лёд. Нет, «шёл» это неправильно, он нёсся. И, как всегда бывает в таких ситуациях, он нёсся мне навстречу. Вспомнился «Закон езды на велосипеде» – «Если вы едите на велосипеде, то всегда в гору и против ветра». Велосипеда у меня не было, но я шёл в гору, по склону и против ветра.

Моё лицо и вообще, весь мой фасад полировало содержимое облака и то, что ветер срывал со склона. Недавно узнал, что облако может весить около 50 (Пятидесяти) тонн! Информацию не проверял, просто сразу поверил. То облако, которое накрыло Эльбрус, восходителей и меня состояло из нескольких тонн мелких ледяных крупинок. Сорванные со склона крупинки были крупнее. Вот такой вот абсолютно натуральный пилинг.

Облако стало плотнее, видимость уменьшилась до того, что тропу я видел всего в метре перед собой. Точнее не тропу, а следы кошек, прошедших до меня. Иногда натыкался на перемёты. Это такой невысокий, плотный, широкий сугроб с поверхностью похожей на замершие волны. Красиво, но неудобно.

Во- первых по свежим сугробам идти тяжелее, во-вторых перемёты заметают следы впередиушедших и, после перемёта, не всегда можно правильно определить своё дальнейшее направление. В общем – сплошные тяготы.

Добравшись почто до входа в седловину, я отбил точку на «МапсМи», чтобы потом посмотреть докуда поднялся/дошёл (5300). Присел для «передохнуть». Подивился короткой веренице правых половинок людей. Они прошли совсем рядом со мной, но я смог увидеть только те части, которые были ко мне максимально близко. Те части (левая половина туловища вместе с ногой, рукой, палкой) которые были ближе к «трупосборнику», я рассмотреть не смог.

Их появление и исчезновение в белой мгле было похоже на компьютерные эффекты «проявление» и «растворение». Им то хорошо – они на одну верёвку привязаны. А мне – не привязать, не привязаться. Из белой мглы, со стороны седловины вынырнула (проявилась) ещё одна группа. «С вершины?», «Не дошли – непогода». Немного сбавив ход, напротив меня для вот так вот коротко пообщаться, тоже пропали в направлении начала «Косой полки».

Встал в размышлении – идти дальше или вернуться? Когда смотрел вперёд, благодаря подъёму, тропинка была ближе к моим глазам, но и то еле различима. Аккуратно повернулся назад (боялся, что если пошатнусь или поскользнусь, то «И никто не расскажет где могилка моя…») и вообще не увидел тропы. Снял очки и внимательно их разглядел – стёкла были не замёрзшие и почти идеально чистые. Снова одел. Видимости хватало только на то, чтобы увидеть сантиметров 20–30 вокруг ног. Пока смотрел, меня окутала плотная часть облака, настолько плотная, что двухслойные альпинистские ботинки пропали. Только белая муть. Хотел написать «стало видно только белую муть», но понял – то что я видел означало, что я ничего не видел. Так будет правильнее.

Пока размышлял и делал селфи (селфи приложил), по тропе прошли пара групп в сторону вершины. Вынырнули, связанные одной верёвкой и пропали – растворились. В обратную сторону прошла одна. Небольшая и вся заснеженная. Надеясь, что её (ту, кто обратно) ведёт проводник и они знают о тропе больше чем я, я устремился вслед за серым силуэтом спины замыкающего.

Через некоторое время тропа стала различима чаще, потом больше, а потом я совсем вышел из облака. Иногда даже были видны вешки. Когда писал про то, как поднимался, упоминал о них. Сейчас пришло время написать, как они выглядят. Итак, вешка, это такой тоненький прутик, не важно из какого материала, но он должен быть лёгкий (металлические не попадались), не белый. Про это «должен» я придумал сам. Наверное, никаких обязательных характеристик у вешек нет, поэтому они были прутиками толщиной до сантиметра, низенькими – ниже пояса, стояли не часто и лишь примерно обозначали створ тропы. Ширина разброса по краю тропы составляла несколько метров. Точность обозначения края выглядела как «Где-то вот здесь». И самой тропы как таковой нет, есть твёрдый наст, истыканный кошками. Там, где следов кошек побольше, и они посвежее – то и тропа.

На начале Косой полки отдыхала группа, вероятно только до неё дошла. Использование снегохода действительно экономит кучу времени. Поравнялся с группой и вдруг, совсем для меня неожиданно: «Павел, как дела? Решил вернуться?», «Непогода, тропу не вижу», «А мы попробуем. Удачи, Павел». И радостно машущие руки и, вероятно, улыбающиеся лица под балаклавами и очками. Кто такие? Откуда меня знают? Такое впечатление, что все, кого я встречал вчера на акклиматизации, собрались в одну большую группу и ждали меня в начале Косой полки. Но, чёрт побери, приятно. Спасибо вам, люди.

Тоже им помахал, улыбнулся так, что аж губа треснула и зигзагами вниз. На практике ещё раз понял, что спускаться не тяжелее, но сложнее, чем подниматься. Примерный уклон больше 30 градусов. Спотыкаться очень не хочется, потому как если случайно споткнуться и не остановиться, то к Скалам Пастухова можно докатиться быстро, но в виде тушки.

Ветер тоже никто не отменял. Всё также неслась ледяная крупа. Почему-то вспомнились слова великого классика про учёного кота, который ходил налево и направо. Я повторял его движения, а вот действия у меня отличались от котовских. Звуки, изредка вырывавшиеся из меня как продолжение моих мыслей, мало походили на сказки и совсем не были похожи на песни. Это были наши обычные русские (не как национальность, а как принадлежность к культуре и менталитету) заговоры и заклинания, в тексте которых, почти всегда, упоминаются интимные части тела, интимные действия и то прочее, что мы делаем, о чём думаем, но в обычных условиях стараемся не произносить вслух. Треснутая губа болела, но нисколько не ограничивала количество звуков. Склон Эльбруса рано утром как раз то место, где тайное можно высказать вслух, не боясь, что оно будет услышано и тем более кем-то раскритиковано.

Когда шёл направо, старался прикрыть лицо от пилинга. Когда шёл налево, оценивал остатки пути, изредка издавая вышеописанные звуки. Скалы приближались, но очень медленно, потому что 600 или 700 метров, которые рассчитало МапсМи и которые мне нужно было преодолеть от начала Косой полки до Скал Пастухова были мною увеличена раза в четыре. Вот такие издержки траектории. Прямо – 700 метров, зигзагами – около трёх километров. Но здесь действовал, точнее его использовали, один из законов Архимеда. Если можешь тратить много энергии за единицу времени – идёшь прямо, если не можешь – идёшь зигзагами. В результате и в том, и в другом случае энергии потратится одинаковое количество. Но в первом случае за одну единицу времени, во втором за другую, которая больше первой. У меня это больше получилось в четыре раза.

Вот такие вот сложные вычисления. Потому что если ни о чём не думать, то просто переставлять ноги, в течение длительного времени, невыносимо скучно. В конце концов дотопал до скал. Присел, выдал последнее короткое заклинание и вызвал снегоход (вниз договорились за три тысячи). Перекурил. Из позёмки вынырнули две девушки. Не знаю, поднимались ли они до Косой полки или просто поднялись до скал и здесь сидели. А ещё им очень хотелось спуститься к Приюту Одиннадцати, но не хотелось пешком.

Интересно, зачем перед восхождением они нанесли макияж? Я предполагаю, что макияж тоже обладает какими то, пусть и незначительными, но солнце/ветрозащитными свойствами, но зачем тушь? Тушь расплылась и потекла, потекла обильно, потекла давно. Стекая немного смыла румяна. Почему так подробно описываю? Потому, что устало и героически смотреть вдаль было не для кого, да и даль была очень ограничена позёмкой настолько, что больше была близью. А в ожидании снегохода чем-то очень нужно было заняться. Занятие чем-то очень сокращает время ожидания, так же, как и хорошая беседа сокращает путь. Вот и разглядывал восходительниц.

Просьбу на халяву доставить их до Приюта, я выполнить не мог. Снегоход я покупал временно и не полностью, а только одно место. А они могут самостоятельно договориться с водителем об аренде оставшегося свободного пространства.

Для владельцев снегоходов, ратраков и приютов восходители, горнолыжники, сноубордисты и просто туристы являются источником пропитания. И не просто источником, а единственным. На вырученные от пришельцев деньги они живут сами, кормят свои семьи и поддерживают своё имущество в надлежащем порядке (работоспособном состоянии). Поэтому благотворительность и альтруизм, которые у них есть, также, как и у каждого из нас, ограничиваются тем, что они есть на Эльбрусе. А вы бы согласились работать днём и ночью, без гарантий стабильного дохода, при постоянной нехватке кислорода и в вечной зиме? А где-то совсем рядом лето, осень, весна… Здесь ледник, поэтому всегда зима. Горячая вода только в чайнике. И туалет с холодным обдувом снизу. Поэтому, спасибо, что они есть. И ещё – восхождение на Эльбрус поэтому и называется восхождением, потому что идти нужно. А если бы можно было заехать, то, вероятно это действие назвали бы возъезжанием.

В конце концов появился снегоход. Водитель сжалился над полурастаявшими (я имею ввиду макияж) «снегурочками», взяв с них по полторы тысячи с каждой, и доставил нас до наших мест жительства. «Снегурочек» до скал, которые прямо напротив Приюта одиннадцати. Они там жили в палатках. Меня, до бочек.

Какая же мягкая и уютная кровать в бочке. Мягкость и уют определяется не самой кроватью, а степенью усталости. Упал, уснул, проснулся в 10. А ещё очень хочется пить. Как хорошо, что у меня запас воды. На Эльбрусе это важно. Вышел из бочки, посмотрел на закрытые плотным облаком вершины. Пообщался с Зейтуном и Мариям. То, что я прекратил восхождение и вернулся было оценено как абсолютно правильное решение. Там (на вершине) сейчас очень тяжело.

Пока курил и разглядывал вершины, немного поговорил с двумя путешественниками, которые жили в палатке, сразу за бочками. Они бочками прикрывались от ветра. Есть такие люди, которым недостаточно обычных тягот и лишений, они ещё и свои с собой таскают. У этих к тяготам и лишениям жизни в палатке добавилось отсутствие питьевой воды. В столовую они обращаться не стали, потому что хоть и жили на территории бочек, но услугами хозяев категорически не пользовались – экономили. Оказывать благотворительность за свой счёт и себе в убыток владельцы приюта не собирались. Из очень неширокого спектра, условно бесплатных услуг высокогорной цивилизации, для таких туристов предоставлялся только туалет. Но абсолютно бесплатно.

Почему условно бесплатных? Потому что легальные, платные гости, оплачивая койко место, получают вместе с ним тепло (масляный обогреватель), электричество, возможность пользоваться оборудованием в столовой и использовать её (столовую) для приёма пищи, а также туалет. Всё это прописано в рекламных буклетах и прайсах. Те, кто не заплатил ничего, могут бесплатно пользоваться только туалетом. Но я подозреваю, что у хозяев просто не хватило средств сделать эту услугу платной. Или может быть это переоборудование (под платность) дороже предполагаемой выручки, т. е. коммерчески невыгодно и гигиенически опасно – засерут всю округу.

Эти двое остались без воды. Точнее не совсем без воды, а без питьевой. Поделился знанием, когда и где можно добыть воду и отдал свои оставшиеся пять литров. Поболтали ни о чём. Пожелал им удачи. Вернулся в бочку, собрался, распрощался со всеми и пошёл.

Пока спускался до станции мысли витали где-то далеко от реальности, взгляд скользил по каменистым пейзажам. Я восхищался тем, что только что был в зиме и вот уже иду по осени, а в конце маршрута – почти лето. Идти нужно осторожно- склон крутой, тропа-дорога вся в мелких камешках, на которых скользят ботинки. Вот так вот случайно поскользнуться и до станции только уши доедут.

Ближе к станции обратил внимание на неподвижно висящие кабинки подъёмников. Даже не неподвижно, а как-то безжизненно. В голову закралась мысль о том, что, вероятно, трудности и лишения совсем не закончились. Они стали другими, но остались трудностями.

Когда в конце концов (около двенадцати) спустился к станции «Мир», усталый и вспотевший, мне сообщили, что электричества нет совсем. Может быть будет к 12. К 12 оно не появилось, но появилась информация, что к двум, ну, в крайнем случае к трём и никак не позже пяти или завтра.

Завтра меня не устраивало совсем поэтому я продолжил спуск. Спускался зигзагами. По крутой, размытой и раздолбанной каменистой дороге по-другому спускаться было опасно. На подходе к «Кругозору» налетел дождь, поэтому на станции я был уже промокший совсем. Изнутри промок потом, снаружи – дождём.

Ещё очень хотелось пить. Все общепиты были закрыты. Они сегодня и не открывались, потому что канатка не работала, а весь персонал поднимается на канатке. «Кругозор» был ближе к цивилизации и информация о том, что происходит в мире на «Кругозоре» более достоверная. Электричества сегодня не будет, а если и будет, то канатку включат только утром.

Дождь закончился. Я нашёл источник пресной воды. Труба шла из какого-то горного родника, а на территории станции она (труба) переходила в резиновый шланг, который был воткнут в немного ржавую трубу. Для того чтобы набрать воды нужно было вынуть шланг из трубы, набрать воды и не забыть воткнуть его обратно. Так сказал охранник канатки.

Вынул, набрал в бутылку, воткнул шланг обратно. Попил, снова вынул шланг, набрал до полной, воткнул в трубу. Насколько чист источник и из каких труб и шлангов был собран водопровод меня совсем не волновало. «… жажда всё!» и это относится не только к имиджу. Это относится практически ко всему, кроме кислорода. Вода и кислород. То, чего мне не хватало. Хотелось больше. Хотелось, чтобы как всегда, как обычно.

Полиэтиленовая бутылка, объёмом 1 литр должна была удовлетворить мою потребность в воде. В термос набирать воду не стал. Пока спускался, каждый грамм веса рюкзака беспощадно давил на плечи. Это не шутка и не изысканный оборот. Это то, что я чувствовал.

Вроде бы никогда не был «Принцессой на горошине», а тут вот такое. Даже немного сам себе кажусь нытиком. Но я не ныл, я тихо (быстро не мог) и печально (потому что без радости) шаг за шагом перемещал себя к лету, зелени, кислороду и цивилизации. А ещё там была вода.

Литр воды закончился, когда я поравнялся с зеленью. Уже хорошо было видно крыши Азау, а я всё топал и топал. К пяти часам вечера оказался на площади, которая у подъёмника. Надежда утолить жажду оказалась нереальной – все киоски, магазинчики, кафе и рестораны были закрыты. Нет электричества – нет благ. Так сказать, цивилизация в демо (очень сокращённой) версии. Надежда утолить жажду улетучилась, жажда усилилась.

Чтобы не остаться ещё на один день, среди этих потрясающе красивых (без преувеличения и стёба) пейзажей, мне нужно было до шести вечера успеть добраться до «КультурМультур» и сдать снаряжение. Поэтому я нашёл «бомбилу», который за неразумные, в обычных условиях, но вполне адекватные в моём положении (очень надо) и в той местности, в которой я находился (предгорье в несезон, а жить то на что-то нужно) деньги, взялся меня «домчать», не ожидая попутчиков.

Прокатчики очень обрадовались возвращению оборудования, поздравили меня с тем, что попытался. И пофигу, что не дошёл до вершины, главное то, что шёл, старался и поднялся выше той точки, где высаживают с последнего подъёмника. Побывал там, где никогда до этого не был.

Всё, успел!!! Вызвал такси и двинулся в рядом стоящую кафешку. А там- «Кока Кола»! Знаю все ужасные истории про вред состава, сахара, разницу цены и себестоимости и ничего не знаю про пользу. А пью её, потому что нравится. И снова столкнулся с трудностью. «Кока Кола» есть, а продать её – нет. Кассовый аппарат не работает, без чека продавать нельзя, а если даже и уговорю, то только без сдачи.

Без сдачи, так без сдачи. Отдал сто рублей, сказал, что сдачи не надо. Счастье оно есть. Но иногда в таких причудливых проявлениях. Сижу такой на камешке у дороги, под соснами, рядом с речкой. Наслаждаюсь «Кока Колой», зеленью, журчанием горной реки, кислородом. Курю – жду машину. Торопиться больше некуда. Самолёт завтра в полдень. Машина рано или поздно приедет и отвезёт к родственникам, которые рады меня встретить в любое время суток. А ещё радует то, что могу пройти больше десяти шагов и не сбить дыхание. Само дыхание шумное и учащённое, но это не я так дышу, это организм самостоятельно наслаждается обилием кислорода. Мне даже показалось, что он не только компенсирует недостачу, но и пытается набрать кислорода в запас, на потом, мало ли что ещё может случиться. Даже показалось, что вдыхаемый объём больше выдыхаемого раза в два. Вероятно, просто показалось.