Мифы об инстинктах человека

Начнём с самого начала – с того, как происходят роды у обезьян. Общеизвестно, что самки обезьян, как только разродятся, по обыкновению тут же поедают свою плаценту, которая выходит вместе с детёнышем (Тих, с. 109). Акт поедания плаценты одновременно служит и усекновению пуповины, которую самка также заглатывает и отгрызает у самого туловища детёныша. Данное поведение обезьян известно всем приматологам, и по причине широкой распространённости его даже можно счесть видотипичным, то есть свойственным всем самкам вида от рождения. Иначе говоря, акт поедания собственной плаценты и пуповины при таком угле обзора может показаться инстинктивным. Но учёные указывают, что это не совсем так – поведение самок при родах существенно вариативно, а не строго типично: часть самок действительно поедает плаценту и пуповину, другая часть самок поедает только плаценту, а пуповину не трогает и оставляет прикреплённой к детёнышу, пока та по истечении нескольких дней не засохнет и не отпадёт; третья же часть самок нередко совсем не съедает плаценту и таскает её вместе с детёнышем, пока пуповина опять же не отпадёт сама. Таким образом, в данном случае нельзя говорить о каком-то инстинкте, так как действительной видотипичности поведения здесь нет. У прочих животных такой вариативности поведения при обращении с потомством нигде нет – всё и всегда делается стереотипно, поскольку прописано на генетическом уровне.

Теперь, что касается типичной для самок обезьян переноски детёнышей на собственном теле во время передвижения. Наиболее распространённым способом переноски является тот, при котором детёныш либо висит под брюхом матери, самостоятельно вцепившись в её шерсть, либо восседает верхом на её спине. К первому типу переноски (детёныш под брюхом матери) прибегают, как правило, самые молодые детёныши (это происходит без особого труда благодаря так называемому цеплятельному рефлексу, очень развитому в первые недели жизни, который имеет внушительную силу и который не следует путать с хватательным рефлексом, развивающимся позже). Ко второму типу переноски (восседание на матери верхом) прибегают детёныши постарше, поскольку в этом случае уже не задействовано никаких врождённых рефлексов, а всё полностью зависит от опыта и сноровки детёныша – порой некоторые детёныши способны сидеть на материнской спине совершенно без помощи рук, а удерживаясь исключительно благодаря своим нижним конечностям (как наездник обхватывает ногами лошадь).

Что важно, мать оказывает самое активное участие в том или ином способе переноски детёныша, и не только самим фактом транспортировки, но и различными способами его поддержки в наиболее быстрые моменты перемещения – при типе переноски "под брюхом" самка в таком случае поддерживает детёныша одной из рук, перемещаясь на трёх конечностях; при типе переноски "верхом" самка уже не может поддерживать своего отпрыска руками, а потому активно пользуется упругим и длинным хвостом, который способен застывать в вертикальном положении, как палка, препятствуя детёнышу скатиться со спины назад. К тому же обычно мать сама подставляет своё тело, чтобы детёныш взобрался на неё и принял необходимую ему позицию.

Два этих типа переноски детёнышей действительно можно наблюдать повсюду в стадах низших обезьян (мартышковые), что может вновь натолкнуть на мысль, что оно является видотипичным, то есть врождённым. Но это снова не так, поскольку в действительности имеются и другие типы переноски, к которым периодически прибегают те или иные матери. В частности, известны случаи, когда мать имела обыкновение носить своего детёныша, усадив себе на плечо, и поддерживая одной рукой (как женщины-индуски носят кувшин); в других случаях мать может носить детёныша на согнутом локте руки, как это распространено среди женщин. И наиболее занятным является такой тип переноски, когда мать ухватывает своего детёныша за хвост, шиворот или ногу и несёт… Причём она может нести его как в подвешенном положении, так и волоком, тащить прямо по земле.

Последний способ переноски обычно характерен для самых юных матерей. То есть факт влияния опыта здесь, конечно, опять очевиден. Такая солидная вариативность типов переносок говорит только об одном – каждая конкретная самка переносит детёныша так, как ей это удобно. Ни в коей мере такое поведение не является инстинктивным. И для сравнения можно вспомнить представителей прочего животного царства, которые всегда переносят детёнышей строго видотипичным образом – к примеру, кошки всегда закусывают котёнка непременно за холку, и только так и переносят.

Что касается общего ухода за детьми, то здесь снова наблюдается большое разнообразие в методах у разных матерей (Тих, с. 106). То есть вариативность поведения вновь очень большая, что никак не может быть сопряжено с инстинктивной деятельностью. Отмечено, что материнское поведение у мартышек (типичные представители низших обезьян) не столь вариативно и разнообразно, как, к примеру, у тех же павианов (наиболее развитые представители низших обезьян) (Воронин, 1950). Уже у павианов, а тем более у шимпанзе и прочих высших обезьян, материнское поведение оказывается настолько вариативным, что никак не может быть названо инстинктивным. Что уж в данном случае говорить о человеке.

Возможно, именно на уровне обезьян (и низших, и высших) мы впервые на всей эволюционной лестнице животного царства сталкиваемся с таким явлением, как собственно материнские чувства. Логично, что это становится возможным лишь там, где материнский инстинкт в ходе развития вида угасает, поскольку всякий инстинкт, как рассматривалось выше, имеет в своём составе такую структурную компоненту, как угасание психического образа в ходе реализации инстинктивного действия (слепота инстинкта), в результате чего самка просто по определению не способна отражать того, что она сейчас делает, а потому ни о каких переживаниях, чувствах в данный момент речи быть не могло, поскольку все акты "заботы" выполняются исключительно "на автомате", как безусловнорефлекторная реакция на ключевой стимул. И только у тех видов, где инстинкты исчезают, самка обретает способность действительно переживать за своего детёныша, поскольку инстинкт больше не препятствует пониманию ситуации.

Именно у обезьян мы можем наблюдать такую вариативность всяческих проявлений материнского поведения, что о каком-либо инстинкте уже и речи быть не может. Среди обезьян чётко выделяются как те самки, которые по-настоящему тщательно заботятся о своих детёнышах, так и те самки, которые своих детёнышей начисто игнорируют. То есть в данном случае мы уже можем сравнивать материнское поведение обезьян с материнским поведением женщин, у которых также наблюдается невероятная вариативность в его проявлении. К примеру, большинство самок обезьян всегда и непременно реагируют на крики детёнышей. Но встречаются и такие самки (и это не такая уж и редкость, на самом деле), которые запросто игнорируют своего кричащего малыша. Что интересно, в такой ситуации на равнодушную мать могут оказать влияние другие самки, которые тут же делаются агрессивными и принимаются угрожать ей, пока она наконец не обратит внимания на своего кричащего детёныша и не возьмёт его (Шовен, с. 73). То есть в данном случае мы также впервые на эволюционной лестнице животного царства сталкивается с таким феноменом, как социальное давление на конкретную особь, что опять же говорит в пользу отсутствия какого-либо материнского инстинкта у самок обезьян, ибо теперь, на данном уровне развития психики, сам факт подобного рода давления оказывается достаточным, чтобы производился хотя бы минимальный уход за потомством. Наверное, здесь не надо говорить о том, что у некоторых женщин роль именно социального давления также является основным двигателем их более-менее организованного материнского поведения, и если бы не боязнь социального отторжения, то некоторые матери с лёгкостью и радостью отделались бы от ухода за своими детьми раз и навсегда.

Хотя на самом деле, возможно, подобное поведение (социальное давление на мать со стороны сообщества) впервые появляется даже не у резусов, а уже и у лемуров – то есть у низших (мокроносых) приматов, полуобезьян. Известен случай, когда самка кольцехвостого лемура (Lemur catta), переносившая детёныша на спине, агрессивно стряхивала его с себя прямо на землю, и в этот момент к ней подскакивала её собственная старая мать (бабушка сброшенного детёныша) и нападала на нерадивую дочь (de Waal, 1996, p. 59).

У обезьян известны не только самки, которые игнорируют своих детёнышей и даже отнимают у них пищу, но и самки, которые словно испытывают неподдельную нежность ко всем детёнышам без исключения. В Сухумском питомнике были сделаны интересные наблюдения за молодой самкой павиана Тане. "Будучи кастрированной (в экспериментальных целях), она сохранила полностью свои материнские чувства. Это, между прочим, доказывает, что проявления материнского инстинкта (у приматолога Н. А. Тих этот термин всё же проскакивает – С.П.) у обезьян уже не сводятся к реакциям на стимуляцию эндокринных желез, а формируется в самостоятельную потребность. Тане поручали уход за малышами, отлученными от матерей после установленного в питомнике периода грудного кормления. Самка прекрасно справлялась с этой задачей. Число её воспитанников одно время доходило до 14, и она с ними занимала отдельную вольеру. Таня обыскивала детёнышей, охраняла и обогревала их" (Тих, 1970).

Таким образом, у самок обезьян мы действительно можем наблюдать собственно материнские чувства, а не какие-либо автоматические безусловные рефлексы на ключевой стимул. Только на том уровне развития психики, где инстинктам нет места, возникают субъективные переживания.

Обращаясь к вновь упомянутой Тих теме о том, что поведение обезьян уже не сводится к стимуляции эндокринных желез, не сводится к воздействию гормонов, не могу не вспомнить, как лет сколько-то лет назад по СМИ прокатилась публикация об открытии исследователей Висконсинского университета. В публикации утверждалось, что учёные доказали, что материнское поведение женщин зависит от уровня адренокортикотропного гормона (АКТГ или адренокортикотропин). Говорилось, что в ходе исследований удалось установить, что чем выше уровень этого гормона у женщины, тем активнее она защищает своего ребёнка. Если же уровень гормона существенно снижается, то мать способна попросту забыть о существовании своего чада, начнёт полностью его игнорировать.

И лишь в конце статьи шли слова руководителя этой исследовательской группы Стефана Гамми (Stephen C. Gammie). И слова эти были такими: "Конечно, большая часть представленных нами данных была получена в ходе экспериментов на лабораторных животных, но материнский инстинкт и его проявления у людей принципиально ничем не отличаются от этого инстинкта у других млекопитающих, и все наши выводы вполне могут быть перенесены и на людей".

Насколько помню, исследования влияния адренокортикотропного гормона проводились на типичных лабораторных крысах или мышах.

Надо сказать, что в работах некоторых ранних авторов (Tinklepaugh, Hartman, 1930; Zuckerman, 1932) были весьма сильны стремления свести сложное поведение обезьян во всём многообразии его проявлений к примитивным физиологическим процессам, как это обычно действительно можно проделать в отношении прочих животных на нижних уровнях эволюционной лестницы. Подобные авторы утверждали, что реакция матери на новорожденного является "пищевым рефлексом", и его облизывание ею оказывается актом питания матери; что мать кормит своего детёныша молоком, только чтобы снять напряжение в своей груди; что мать реагирует на детёныша как на маленький меховой предмет, и т.д. То есть налицо была очевидная попытка показать, что поведение обезьян всё так же определяется некоторым подобием ключевых стимулов, как и у всех прочих животных. Но конечно, сложнейшее поведение обезьян (даже низших) ни в коей мере нельзя уже свести к таким понятиям, как "рефлекс" или даже "инстинкт". В своё время ещё Н. Ю. Войтонис критиковал упомянутых авторов, пытающихся "опримитивить" поведение обезьян посредством его сведения к элементарным физиологическим актам. Он указывал на безграничное разнообразие во взаимоотношениях обезьян и на сложность их мотивации в целом, что явно выступает свидетельством высокого уровня развития их мозга и психики (Войтонис, 1940).

Поведение обезьян главным образом определяется научением через подражание и научением через наблюдение. Обезьяна видит, обезьяна делает. Эту американскую поговорку, в принципе, можно абсолютизировать в вопросе происхождения поведения обезьян. Даже такой, казалось бы, фундаментальный фактор, как питание, является у обезьян перенятым от других членов сообщества, поведение которых непосредственно наблюдается. Как правило, объектом подражания выбирается мать, потому что с ней контакт наиболее обстоятелен. В возрасте около полутора месяцев детёныш прекращает питаться только материнским молоком и начинает проявлять интерес к тому, чем питается сама мать. Поначалу подражание носит характер игры: детёныш наблюдает за матерью и просто тянет в рот остатки её же корма. Он только подносит их ко рту, но не ест, а тут же выбрасывает. Постепенно подобные подражательные акты учащаются, а затем, когда детёныш уже полностью отказывается от грудного молока, то начинает поедать подобранную за матерью пищу, и эта деятельность превращается в полноценный акт питания. Таким образом, как пишет Тих, основную роль в формировании вкусовых потребностей и выборе корма играет подражание взрослым животным и, в первую очередь, матери.

Не могу тут не вспомнить одно из моих посещений дома подруги, у которой имелась полуторагодовалая дочка. В тот раз я принёс с собой гранат, и мы с юной мамой разделали его и принялись есть. Фрукт оказался довольно кислым, но мы всё равно с радостью ели. В этот момент к столу и подошла маленькая Соня. Видя, как взрослые что-то уплетают, она принялась тянуть вверху свои ручки, сигнализируя, что и ей хочется попробовать. Сначала мама дала ей кусочек мягкого хлеба. Соня пожевала, но продолжила тянуть руки вверх, к столу. После нескольких очередных попыток подсунуть ей подделку, девочка отказалась от хлеба и всё настойчивее проявляла желание попробовать те красные зёрнышки, что мы активно пихали себе в рот.

В итоге мы дали Соне одно зёрнышко. А дальше было интересно… Соня сунула зёрнышко в рот, попробовала пожевать и… Сморщилась. Гримаса не сходила с её лица, но и акт жевания не прекращался. В итоге девочка дожевала это злополучное зёрнышко. Глядя на улыбающихся и наблюдающих за ней взрослых, Соня вдруг снова протянула руку ко мне. Я удивился. Ведь только что этот карапуз так неприкрыто корчился от кислятины, а тут вдруг – бац! – и снова хочет повторить свой опыт. Было чётко видно, что поедание кислого гранатного зёрнышка на сугубо физиологическом уровне было неприятно ребёнку, но вот на психологическом уровне ребёнок хотел повторить свой неприятный опыт, потому что возможность подражания взрослым оказалась важнее, сильнее.

С разрешения мамы, которая всё это наблюдала с неменьшим интересом, я дал Соне ещё одно зёрнышко. И картина повторилась – ребёнок корчил физиономию и, преодолевая свой организм, продолжал есть кислый фрукт.

Потом ко мне опять была протянута рука, и в него снова легло гранатовое зёрнышко. Потом всё это повторилось ещё не менее трёх раз, пока, наконец, мама не решила, что Соне достаточно.

У ребёнка подражание взрослым важнее всего.

Об исключительной роли подражания и научения через наблюдение в формировании материнского поведения в своё время позволили говорить знаменитые эксперименты Харлоу по выращиванию детёнышей макак в изоляции от остальной популяции (Harlow & Harlow, 1962). Выращенные с самого рождения в условиях тотальной изоляции такие детёныши в дальнейшем демонстрировали небывалые отклонения в своём поведении, нежели детёныши, выращенные в обычных для вида условиях стада. Когда экспериментальные самки достигали половозрелого возраста и после случки с опытным самцом давали потомство (сами они не демонстрировали никакого полового поведения), то в итоге они были совершенно неспособны даже к малейшим признакам материнского поведения, а нередко и вовсе убивали своих детёнышей. Самки макак, выращенные в изоляции, к своим детёнышам будут проявлять полнейшее безразличие или обращаться с ними крайне грубо. Они отталкивают детёныша и даже прижимают его голову к полу, чтобы тот отстал.

То есть о каком-то врождённом видотипичном поведении у макак после исследований Харлоу говорить стало трудно. Сходное явление наблюдается и у шимпанзе в подобных же экспериментальных условиях. Выращенная в тотальной изоляции самка шимпанзе после родов не только не съедает плаценту, не только не перегрызает пуповину, не только не предпринимает никаких попыток кормления грудью, но может даже хаотически бегать по вольере с новорожденным на руках, угрожая в любой момент нанести ему травму. Если сотрудники питомника не отнимут дитя у такой матери, то оно непременно погибнет.

Тот факт, что уже у обезьян материнского инстинкта не наблюдается, а происходит именно формирование материнского поведения в ходе научения через подражание и через наблюдение за опытными самками, хорошо известен приматологам, и именно по этой причине в некоторых зоопарках мира "для обезьян, которые не жили в стае и не умеют обращаться со своими детьми, создали своеобразные "курсы дородовой подготовки". На большом экране им демонстрируют фильмы о поведении опытных мам в природной стае. Эффективность подобных "занятий" становится заметной, если обезьяна смотрела кино не менее трех месяцев" (Abello & Colell, 2006). Самкам орангутана, выращенным в неволе, также приходится показывать, как воспитывать детёныша (Пейн, Пруденте, с. 110).

Ослабление гормональных влияний или же вовсе их исчезновение на материнское поведение у линии приматов подтверждается многочисленными исследованиями. К примеру, для самок млекопитающих установлен базовый гормональный механизм, регулирующий ход беременности и активации материнского поведения. В начале беременности у каждой самки в плазме крови повышается уровень гормона прогестерона, который прогрессивно растёт в течение всей беременности, достигая пика совсем незадолго до родов. Затем при достижении прогестеронового пика (за несколько дней до родов) происходит резкий его спад, моментальное падение. Параллельно этому снижению повышается уровень другой группы гормонов – эстрогенов (в число коих входят эстрон, эстрадиол и эстриол). Таким образом, получается так, что когда совсем близко перед родами уровень прогестерона резко падает, уровень эстрогенов достигает своего пика и затем остаётся на этом пике ещё некоторое время после родов. Данное явление смены прогестерона эстрогеном получило в науке название прогестерон-эстрогенового сдвига. Именно прогестерон-эстрогеновый сдвиг активирует материнское поведение самки, которая тут же начинает проявлять специфические для вида материнские инстинкты (Numan, Insel, 2003).

Принято считать, что описанное явление универсально для протекания беременности у самок всех видов млекопитающих, поскольку действенность этой гормональной схемы на данный момент уже подтверждена более чем у 20 видов млекопитающих самых разных родов и семейств. Интересно же то, что именно у узконосых обезьян (низшие и высшие обезьяны Старого Света) этот самый прогестерон-эстрогеновый сдвиг уже не выражен (Крученкова,2009, с. 34). То есть у обезьян во время беременности не реализуется универсальный для всех прочих млекопитающих гормональный механизм, который, собственно, и должен активировать их материнское поведение. У женщин перед родами в крови также не обнаружено следов прогестерон-эстрогенового сдвига, он наблюдается лишь локально – в мышечной ткани матки (Perrot-Applanat et al., 1994). Всё это указывает на то, что материнское поведение высших приматов устроено иначе и формируется и активируется совершенно иными механизмами, нежели у всех остальных млекопитающих.

Сходная картина наблюдается и с таким гормоном, ответственным за материнское поведение животных, как окситоцин. К примеру, если ввести окситоцин в мозг небеременной и нерожавшей крысе (Pedersen, Prange, 1979), то она инстинктивно начнёт проявлять типично материнское поведение – перетаскивать подброшенных ей детёнышей в гнездо, вылизывать их и даже принимать над ними позу кормления, несмотря на то, что у неё даже нет молока. У млекопитающих уровень окситоцина так же, как и эстрогены, возрастает на фоне снижения прогестерона, то есть его концентрация увеличивается во всё тот же период прогестерон-эстрогенового сдвига (Higuchi et al., 1985). Но у человека, в отличие от прочих млекопитающих, непосредственно перед родами в желудочках мозга не наблюдается существенного увеличения окситоцина (Takagi et al., 1985).

Как указывает Е. П. Крученкова, анализируя материнское поведение приматов, "у абсолютного большинства видов его нельзя включить гормональной стимуляцией" (Крученкова, 2009, с. 37). Объяснение подобного положения в отряде приматов найти не так и сложно. И одно из таких объяснений даёт Сара Блаффер Хрди – антрополог и эволюционный биолог из Калифорнийского университета. Она обращает внимание на тот самый факт, который мы отмечали выше, что в стадах обезьян самых разных видов распространено явление "усыновления" детёнышей-сирот. Но если бы материнское поведение обезьян было зависимо от гормональных влияний, то феномен "усыновления" никогда бы не возник, поскольку небеременная самка попросту не смогла бы проявить материнское поведение в отношении чужого детёныша, так как у неё бы не имелось необходимых для активации такого поведения гормонов. Следовательно, влияние гормонов на материнское поведение у обезьян было бы неадаптивным, поскольку препятствовало бы феномену "усыновления" (Hrdy, 1999).

Таким образом, можно в очередной раз убедиться в том, что материнское поведение обезьян (в особенности высших) не зависит от гормонов. Новым механизмом активации материнского поведения, ставшим удачной альтернативой гормональным влияниям и в итоге сменившим их, стала именно развитая рассудочная деятельность и научение через подражание и наблюдение. В тысячный раз можно повторить главный тезис: развитие интеллекта непременно вытесняет какие бы то ни было врождённые формы реагирования. И это непременно ослабляет также какие-либо гормональные влияния на поведение.

Особенно очевидным отсутствие каких-либо детерминаций материнского поведения со стороны специфических гормонов становится в тех случаях, когда опекунство над сиротами устанавливают самцы обезьян – у самцов никаких гормональных изменений организма во время беременности не происходит, поскольку нет и самой беременности. Гормональных изменений нет, а вот родительское поведение есть.

Другую атаку на тезис о наличии материнского "инстинкта" у обезьян можно провести и с фронта морфологии мозга, в котором у приматов, как известно, одну из главных ролей начинают играть лобные доли – эволюционно наиболее поздний отдел мозга, отвечающий за планирование и осуществление сложных целенаправленных действий. Дело в том, что, как показывают исследования, если у самки макака резуса удалить лобные отделы мозга, то у неё нарушается как материнское, так и половое поведение (Myers, 1972). Если же эту самую область удалить у кошки или собаки, то никаких нарушений в проявлении материнского инстинкта и полового поведения не произойдёт (Крушинский, 2009, с. 110). Всё это говорит о том, что уже у низших обезьян (коими и являются макаки) всякое материнское и даже половое поведение является вотчиной лобных долей – то есть представляет собой целенаправленное, полностью выученное, планируемое и контролируемое поведение (то есть неинстинктивное, неврождённое). У собак же и кошек как представителей эволюционно менее развитых отрядов, нежели приматы, оба эти типа поведения (материнское и половое) являются сугубо безусловнорефлекторными, осуществляющимися автоматически, актами, то есть, по сути, представляют собой классический инстинкт. В свете этого логичным выглядит и тот факт, что самки резусов с удалёнными лобными долями не только фактически игнорируют своих детёнышей (отвергают их, грубо обращаются и не защищают при опасности), но и демонстрируют нарушения всего социального поведения в целом (Franzen, Myers, 1973), поскольку оно представляет собой интегрированную систему множества различных выученных поведенческих актов, за что и отвечают именно лобные доли мозга. По этой причине материнское или половое поведение обезьян стоит рассматривать исключительно в ключе прочих приобретаемых социальных навыков, за реализацией которых требуется сложный контроль.