Безразмерный спецназ

Утро наступило как-то неожиданно и застало толстяков врасплох. Некоторые только-только прилегли, а тут уже труба зовет, причем в буквальном смысле слова: из старого, прибитого к столбу репродуктора, на всю возможную мощь оркестры трубили подъем. Из своих комнат, пытаясь расправить помятые лица и одевая на ходу чуть менее помятую одежду, выползали нарушители ночного покоя. Солнышко от такой картины в ужасе отвернулось и поспешило спрятаться за тучку, собаки с осуждением били по траве хвостами, и только видавший кое-что похуже старшина Кузьмин громко отдавал команды, раздавая всем хлопчатобумажные спортивные костюмы.

После водных процедур в виде нескольких ведер ледяной воды на каждого, пациенты частично вернулись к реальности, а после получасовой маршировки на свежем воздухе вернулось и основное – огромное чувство голода. Толстяки с трудом дождались команды «вольно», и потом дружно, с песней взяли приступом столовую. Но здесь всех постигло горькое разочарование: несколько листиков салата и одно яйцо, в голодных и не совсем трезвых глазах уменьшенное до голубиного – вот и весь жалкий трофей яростной атаки! В утешение администрация решила приправить сей скудный завтрак горячей и питательной пищей для ума – речью главного идеолога, и по совместительству мастера диетологии, профессора Зудина.

– Запомните этот день, господа похудающие! – многозначительно начал он. – С этой минуты вы, опираясь на наши опытные, по-отечески добрые руки, и на наш огромный, местами горький опыт, начинаете новую, лишенную пагубных соблазнов жизнь! Познавая тяготы труда и воздержания, вы познаете самих себя!

Лектор все более и более распалялся, в глазах светилась невысказанная «отеческая» забота, которую в один-два часа и не выскажешь, особенно перед такой отсталой аудиторией! Все как-то сникли, недоеденный кем-то листик салата, и тот вял на глазах.

– Посмотрите внимательно на центральный плакат! – продолжал зудеть Зудин, – что вы видите?

– Вот дрянь! – заорал Бубликов.

– Не так эмоционально, хотя эта, как вы выразились дрянь – больная печень любителей жареного, копченого…

– Какая, к черту, печень! Мои ноги! Кто подсунул мне вот это?

Психиатр выскочил из-за стола, смешно шлепая мягкими розовыми тапочками. Все со смехом разглядывали это чудо. Психиатр, гневно сверкая глазами, засеменил к выходу, и в это время в дверях материализовалось чудовище. Под два метра росту, с водорослями вместо волос, а на шее – черный слипшийся воротник. «Люди, здравствуйте», – крикнул он и завалился на орущего Бубликова! От визгливых воплей меховой воротник неожиданно ожил, и с горящими глазами бросился на паникера. Психиатр попытался убежать, но зацепился тапками за порог и кубарем закатился под крыльцо. Пришлось Кузьмину с Зудиным с силой вытаскивать недотепу оттуда, а потом вести в санчасть, давать большую дозу успокоительного. Чудище, он же Магнитов, через несколько минут пришел в себя и рассказал, как он, совершенно непьющий человек, под натиском седьмой палаты, слегка пригубил в размере пол-литра. Потом сознание его уснуло и только утром обнаружило себя в заросшем тиной и камышом пруду.

– Ты, как всегда, с примочками, но вовремя, – смеялся вместе со всеми Арсеньев, – ведь вы сейчас с Васькой избавили нас от двух занудных психов.

– А Васька, это кто? – заглатывая яйцо целиком, прошамкал Гоша.

– Да зверь твой! Или как его? Мурзик, Котофей, Матроскин…

– Я когда Гошу увидел, обомлел, – поднес чайник Александр, – подумал, что после вчерашнего Лешие мерещатся…

– Мяу!

– Нарочно захочешь так вырядиться, не получится…

– Стоп, повтори, что ты до этого сказал? – перебил его Арсеньев.

– Про лешего?

– Мяу! Мур!

– Нет, вы поняли, на какое имечко этот зверюга отзывается! Леший, значит!

Кот промяукал еще раз, с любопытством огляделся по сторонам, и вдруг, зашипев, выгнулся и одним прыжком накрыл розовеющее под стулом чудо.

– Интересно, кто подкинул этому зануде женские шлепки?

– Ты, Витька, лучше спроси, как вообще в наш, чисто мужской тапкодром, проникли эти лазутчики? – засмеялся Харченко.

– Да, пикантный вопрос…

– Так, вопросы отставить, завтрак закончить! – прервал разговор Кузьмин, материализовавшись около столика как по волшебству. – Всем построиться и шагать на стадион! Сейчас сдам вас физруку Подопригоре, а в полдень встретимся на построении, у флага, где и получите дальнейшие инструкции.

Толстяки, задевая дверной косяк солидными животами, или, как выразился Арсеньев, давя друг друга своим «авторитетом», начали нехотя вываливаться из столовой.

Стадион встретил новичков насмешливо. Видно, не впервой ему наблюдать подобную ужасающую картину.

– Бубликов! На козла!

– Не хочу на козла!

– Бубликов, не задерживай очередь желающих! Да куда в обход, через него прыгай! Ладно, следующий!

Спортивный инвентарь жалобно поскрипывал и прогибался до земли под тяжестью неспортивных тел. Каждый кульбит и прыжок вызывали дружный смех.

– Эдик, а почему ты никогда не снимаешь бабочку, это что, личная фишка такая? – в перерыве между хохотом поинтересовался Харченко.

– Это мой талисман, снимаю только дома, – угрожающе сжал кулаки психиатр. – Если кому интересны подробности такой привычки, я расскажу…

Александр слушал разговор невнимательно, он сидел на скамье предпоследним и с нетерпением ждал своей очереди. Рядом с ним крутился юркий курносый брюнет, постоянно оглядываясь назад.

– Что ты все время в кусты всматриваешься, ждешь кого-то? – не выдержал Саша.

– Там что-то постоянно щелкает, вроде кинокамеры, – заикаясь, прошептал тот.

– Ну, ты придумаешь! Кому тут нас снимать?

– Да ты, как я погляжу, шутник у нас! – подключился к разговору сдавший нормативы Арсеньев. – Как там тебя?

– Пётр Прыгун.

– Да, Петька, такая комедия даже без монтажа и звука на «ура» пройдет! О, Санек, твоя очередь сниматься, хотя на Оскара не потянешь!

– Это почему же?

– Так Гоша постарался – козла напополам, бревно на дрова, канат вместе с деревом вырвал! На тебя материала маловато осталось, подпорчен интерьерчик-то! – подталкивая вперед друга, посмеивался Виктор.

В полдень все собрались на строевой смотр. Четырехугольная площадка была размечена цифрами, места для каждой группы пронумерованы белой краской. На стыке линий стояла небольшая трибуна, над ней шумно развивался российский триколор.

– Ну, точно как в пионерском лагере на линейке! – воскликнул Александр.

– Пусть будет линейка, если хотите, – капитан посмотрел на друзей, и неуловимая смешинка загорелась в его ярких синих глазах. В этих же глазах отразились четыре десятка измотанных и поникших «рекордсмена», с расписанием в руках.

– Да тут ни одной свободной минуты! – воскликнул Арсеньев, прочитав распорядок дня.

– Ежечасный труд – главное в нашей методике!

– А оскорбления – её основа? – возмущенно запыхтел Бубликов. – Вы только послушайте, что они пишут: утренний сбор зелени, бой лопухам! Значит, мы для вас зелень, лопухи?

– Нет, зелень для нас, как и для всех нормальных людей – это крапива, одуванчики и прочая трава, а лопух, он и в Африке лопух, – ухмыльнулся староста Ефимов. – Так, съедобную траву рвете себе на обед, а от лопухов спасаете наш грядки, понятно?

– А некоторым, особенно кабинетным психологам, следует теснее пообщаться с природой, а прополка крапивы – самый подходящий для этого способ, – добавил старшина. – А теперь за работу, господа, пора трудиться и худеть! Разве не за этим вы сюда приехали?

2

Последующие дни заставили многих поверить в существование ада, в котором физрук и старшина были добровольными и самыми рьяными его поборниками. Они не давили мученикам ни одной минуты отдыха! В семь утра – встреча со спортинвентарем на стадионе, затем – упражнения с мотыгой и лейкой в саду и на грядках, а между делом – остальная кухонная и постирочно-уборочная мелочевка. А как же иначе? Ведь пациенты жили на полном самообслуживании. Большую часть пищи также добывали сами: огород снабжал овощами и фруктами, лес – грибами и ягодами, а речка – свежим рыбным ассортиментом, если повезет, конечно.

Поначалу многие возмутились такими тяжелыми рабскими условиями и отказались работать. Руководство не перечило им, а культурно и интеллигентно лишило зачинщиков беспорядка ужина.

– В нашем дружном коллективе существует незыблемый закон! – разъяснял бунтарям Кузьмин. – Кто не работает – тот не тратит энергию, кто не тратит энергию – тому пища не требуется! Короче: кто не работает – тот не ест!

– Смею напомнить вам, – строго продолжил капитан, – что согласно контракту, вы полностью подчиняетесь строгим правилам оздоровительной программы. Тем же, кто желает прервать контракт, мы не чиним препятствий – после выплаты нам неустойки он будет отправлен домой незамедлительно!

– И сколько требуется заплатить? – недовольно запыхтел Бубликов.

Старшина назвал сумму.

– Сколько?! – присвистнули все.

– Товарищ Кузьмин, прошу вас вечером, после лекции профессора Зудина, еще раз ознакомить наших невнимательных клиентов и их обязанностями, с которыми они безоговорочно согласились и под которыми собственноручно подписались!

После ознакомления бунтарский пыл быстро пошел на убыль, толстяки потуже подтянули пояса, залепили трудовые мозоли, смазали ноющие мышцы и приготовились к тяжелому, безрадостному существованию.

Удивительно, но повсеместная тоска и уныние совершенно не коснулось, даже краем, двух закадычных друзей – писателя Арсеньева и редактора Парнаса. Один своим подбадриванием, другой неожиданной, но всегда уместной остротой, поддерживали боевой дух всего коллектива. Харченко старался не отставать от них, подхватывал шутки, смешно пародировал известных людей; Фишер-Селедкин не отходил от новых друзей и с готовностью поддерживал все их затеи и проказы. Остальные тянулись к неунывающей команде, ловили каждое слово признанных оптимистов, а в столовой всегда старались сесть поближе к центральному столику бригадира, как все теперь называли Арсеньева.

Как-то за ужином Александр сидел, нахмурившись, что само по себе было большой редкостью. Ох, не нравился ему один лысый тип, всегда хамит и норовит оскорбить слабого, вот как сейчас.

– Вали с моего места, заика убогий, – толкнул он Петьку, своего соседа по столику. – Твое место спиной к нормальным людям.

Прыгун обижено поник.

– А помнишь, Витька, ты в восьмом классе после экзамена заикаться стал? – громко, чтобы все слышали, спросил Александр и стукнул друга под столом ногой.

Тот, нужно отдать ему должное, быстро сориентировался.

– Я-то уже забыл, а вот Кульков, думаю, никогда не забудет! Заикой меня обозвал! Интересно, он так и ходит на костылях, или медицина сотворила чудо? – последовала многозначительная пауза. – Да что мы все о своем, кому это интересно? Я вот что подумал, мужики, хватит нам уже безымянными задницами друг на друга пялиться, давайте составим все столики вместе и будем есть за одним общим столом, дружно, и по-семейному.

– Все вместе не получится, – с робкой радостью отозвался Петр, – по длине не поместиться.

– А мы не дураки, поставим наискосок. Да один столик оставьте вон тому безволосому, хотел сидеть у окна, пусть сидит. Ну, давайте, перестановку сделаем и будем знакомиться.

Ужин уже подходил к концу, когда очередь дошла до последнего парня, самого молодого из пациентов, в серьгах и тюбетейке.

– Я Евгений Марленский, начинающий модельер, – юный красавиц скромно прикрыл большие карие глаза пушистыми ресницами, – работаю у самого Поплинского!

– У того самого супергламурного модельера?

– Да. Поверьте, он настоящий волшебник моды…

– Нам бы сейчас настоящего волшебника кулинарии, раз – лопухи и пырей нарезались в сытную закуску, два – местные вороны в гусей превратились и по-пекински на столах красуются.

Все мечтательно сглотнули и разговор плавно перешел на еду. Вспоминали самые невероятно-вкусные блюда, самые свежие их ингредиенты; желудки заслушались и стали подпевать, урча от нетерпения. Леший, тощий черный кот, вытянувшись на коленях у Гоши, как полноправный член этого сообщества тоже участвовал в волнительном разговоре, одобрительно мяукая после каждого названного блюда.

– Что бы ты понимал, зверюга, – ласково пожурил кота Арсеньев.

– Не скажи, знаешь, какой он умный! Вчера Блендер возле забора грибы нашел и давай щеки набивать, так Лёшик их чуть не изо рта вырвал! Оказалось, это ложные опята, очень ядовитые!

– Молодец, чертеняка!

– Смотри, не возгордись, грибной эксперт.

– Сейчас бы грибочков, малосольных, с молодой картошечкой.

– Интересно, среди нас есть генералы? – неожиданно спросил Александр.

– С чего ты вдруг о чинах заговорил? – встрепенулся Виктор.

– Вспомнился мне наш великий писатель Салтыков-Щедрин и два его генерала, что только о еде разговоры вели. Уж очень они мне кого-то напоминают?

Все поняли намек и дружно засмеялись.

– А, правда, хороша идейка! Я последую примеру русского сатирика и сочиню сказ про нас! Харченко, готов исполнять перед публикой новый монолог? – хлопнул артиста по плечу Арсеньев.

– Всегда готов, мой дженераль, ты только напиши, а я все это в лицах перед зрителем разыграю!

– Решено, завтра и начну!

Ночь дарила приятный покой, сладкие сны помогали забыть тяготы трудного дня и заманчиво предлагали спящим все утраченные радости жизни. Харченко громко причмокивал и махал руками: сейчас он был далеко, на сказочном пиру и тянулся огромным черпаком к большому котелку щей; Александру грезилось, что он работает редактором меню в лучшем ресторане и сейчас ему предстоит «отредактировать» расписанной под хохлому ложкой две сотни блюд. Гоша, и тот сочинял гастрономическую симфонию для тарелок с графином! И вдруг в эту поэтическую мелодию вторгся посторонний гудящий звук – громкий звон гонга.

– Вставайте все, проснитесь! – вопил в темноте испуганный голос.

– Пожар! Грабят! – вторил ему психиатр, раньше других оказавшись на улице.

– Прекратить крики! Спокойно объясните, в чем дело? – успокаивал взлохмаченную, полуголую толпу Кузьмин, придерживая гудящий гонг. – Что случилось, гражданин Марленский, из-за чего такой переполох?

– Я слышу, Краснов, сосед мой по койке, вышел, говорит по нужде, – сбивчиво тараторил парень. – Полчаса прошло, час – нет его, я за ним в туалет – нет нигде, я все обыскал, в комнату еще раз заглядывал – он как в воду канул! С тех пор часа два прошло, а его все нет, я испугался и решил поднять тревогу.

– Мужики, берем фонари и на поиски! – без лишних раздумий предложил Парнас.

– Стоп! Никакой самодеятельности! – подошел к взбудораженной толпе Федоров, как всегда аккуратно одетый, и резко осадил боевой настрой. – Поиск сбежавшего, а я уверен, что это побег, дело работников лечебницы, а ваше задача – не мешать нам своими неорганизованными действиями. Прошу всех разойтись по палатам, старосты – проконтролировать.

Все нехотя разошлись по своим комнатам и еще долго не могли успокоиться и уснуть.

Утром только и разговоров было, что о ночном происшествии. Дружно вспоминали личность пропавшего. Краснов за прошедшие дни показал себя уравновешенным, спокойным парнем, он никогда не возмущался заведенным здесь порядком, а как и все удивлялся вечному занудству Бубликова и искренне хохотал над шутками Арсеньева и Харченко. Возник вопрос: что же толкнуло его на столь радикальный и необдуманный поступок?

– Я уверен, что он не сбежал, а погиб, в пруду утонул, например, – злился Бубликов. – Спросонок забрел туда, а выбраться из тины сил не было, да и откуда им взяться-то, силам, вон как нас измотали эти людоеды!

– Нет, он точно сбежал, – заикаясь, произнес Петр. – Все его вещи пропали.

– Откуда ты знаешь?

– Случайно услышал, как капитан по телефону говорил…

– Это он специально так сказал, чтобы мы не выступали, – каркал Эдик, – придумал про вещички, чтобы замять дело.

– Да, столько времени прошло, а наши командиры и не суетятся. – Арсеньев в нетерпении крутил в руках метлу. – Сейчас уберем территорию и пойдем начальство пытать.

Но как не пытали встревоженные пациенты своих старост и весь персонал, узнать ничего не удалось. На все вопросы о Краснове работники лагеря в один голос твердили: «Напали на след! Найдем и накажем! Поймаем и с позором отправим домой!» Но ни в этот день, ни на другой, обнаружить сбежавшего так и не удалось.

– Что же делается, друзья? Как же так, бригадир? – волновался народ.

– Завтра разберемся! Я прямо с утра позвоню в одно место, выясню ситуацию.

– Так тебя и разрешат позвонить! Пустая затея, – махнул рукой Бубликов. – Мобильные телефоны-то наши у старшины под большим замком припрятаны.

– Если Виктор говорит, что позвонит, значит так и будет! – шикнул на него Сашка. – У нас всегда запасной вариант есть, только для близких!

Утром друзья встали пораньше, прогулялись вдоль зеленого забора, изображая страстных любителей природы, потянули ноздрями сонные цветы, и, удовлетворенные, поспешили на зарядку.

– Все, мужики, птичка улетела, но в полдень обещала вернуться, – с видом заговорщика подмигнул Арсеньев.

– О чем это ты?

– Вот ты, Гоша, непонятливый. Я о звонке, насчет сбежавшего. Позвонил одному полковнику, к вечеру все о Краснове знать будем! Смотрите, а что там за переполох у пруда? Собаки шныряют?

Из-за деревьев раздался радостный собачий лай, и не менее радостный возглас старшины:

– Сидеть! Место! Молодец, дай сюда! Ну, что тут у нас? Телефон! И чей же он, интересно?

Подтянувшиеся к сержанту подозреваемые угрюмо молчали.

– Ого, сколько здесь непринятых вызовов! Сейчас перезвоню…

– Не надо! – неожиданно наскочил на Кузьмина Прыгун, пытаясь выхватить работающий аппарат. – Отдайте, это очень личный звонок!

– Кто же тебя так усиленно домогается?

– Это… одна из любовниц, – с вызовом заявил Петр, – я второй телефон только для них и подключил, чтобы не было там разных накладок и недоразумений, ну, вы понимаете…

Со всех сторон послышались одобрительные смешки.

– Трубку изымаю, – пряча находку в карман, заявил старшина, – наказание назначу после обеда. Надо же такое придумать, в дупло спрятать! А ты, Вдова, молодец, держи конфетку… фу, Блендер, фу! Совсем оголодался? в пасть руку суешь!

– Вдова? Смешное имечко для собаки.

– Тем бабам, что при живых мужьях вдовами стали, не до смеха теперь! – Кузьмин ласково погладил здоровенную морду.

– Ты о чем, товарищ старшина?

– Вдову эту нам уголовный розыск презентовал, умная псина, но с одним недостатком – когда видит убегающую мужскую особь, догоняет, валит с ног и все мужское достоинство в тряпку!

– Ну и зверюга! – все в страхе отскочили подальше. – Мужененавистница! Феминистка!

– Преступников, значит, пожалели, а наше достоинство не в счет? – прячась за широкую спину Магнитова, отстаивал свои мужские права Бубликов.

– Так она только тех мнет, кто убегает, а куда вам, с вашими авторитетами бегать, ха-ха-ха…

Собака, казалось, тоже улыбнулась, затем подошла к Парнасу, виляя хвостом, и ткнулась мокрым носом в его ладони.

– Ты это, Санька, поосторожнее!

– Да я ласковей и симпатичнее собачки не встречал!

– Может, дать список её жертв? – потянул на себя поводок старшина.

– Мы все измученные жертвы женского пола! – вдруг выпалил Адамов, сосед Бубликова по комнате. – Все они, с виду симпатичные и милые, норовят схватить за самое больное место, когда ты и не ожидаешь! Нет ни одного мужчины, кто бы полностью, или частично, не пострадал от их козней!

Все с удивлением и интересом слушали «жертву прекрасного пола»; каждый вытаскивал из памяти мешок с оттяпанным у них добром и кучу неприятностей, оставленных в наследство. Большинство втянули плечи в себя, еще раз окинули овчарку обиженным взглядом и поспешили на долгожданный обед. Собака теснее прижалась к Парнасу темным боком, затем лизнула теплую руку Семена, и поспешила по своим, только ей известным делам.

В столовой взволнованно и шумно обсуждали последние события. Тем, кто не видел живописную сцену у пруда, очевидцы в ярких красках и с помощью характерных жестов преподносили информационное блюда, и так распалились, что чуть было не прослушали объявление.

– Господа похудающие, – радостным тенором пропел Зудин. – Сегодня у вас очень значимое событие – ваш первый выезд в люди, а точнее, в село Мельситово! Надеюсь, вы покажете себя с лучшей стороны и не опозорите нашу лечебницу! В поездке прошу строго придерживаться следующих правил: на чужие огороды не покушаться, у местных жителей ничего не выпрашивать, в рот ничего не совать, это особенно вас касается, господин Блендер!

– А? Что? – промямлил Осип, рассыпая крошки из набитого рта.

– И где он только жратву находит? – скривился Бубликов.

– Так, всем грузиться в грузовик! Прыгун и Арсеньев, отойдите от машины, вы никуда не едете.

– Как так…

– Вы остаётесь в лагере, почистите свинарник и заодно в курятнике порядок наведете.

– Прыгуна, понятно, за мобилу рихтуете, а бригадира-то за что на такую муть посылаете? – возмутился кто-то.

– Ему видней, за что и куда его посылают! – Кузьмин сощурился и многозначительно посмотрел на Арсеньева.

День уже клонился к вечеру, хозяйственная повинность была наполовину отработана, а Арсеньев никак не мог привести мысли в порядок. Что-то много в последнее время было неприятных совпадений, прослеживалась в этой цепочке какая-то неслучайная закономерность, и именно эта неслучайность настораживала, не давала покоя. И чем больше сатирик думал о последних событиях, тем непригляднее вырисовывалась картина. Виктор, рассеянно раскидывая вокруг себя зерно, попытался собрать воедино последние кусочки головоломки.

– Вот, черт! – вдруг подскочил он, и «кусочки» брызгами рассыпались по всему курятнику. – Ты чего клеваться? Петька, чего это петух клюется?

– Так вы уже два часа сидите на его месте, курочки пригрелись около вас, вот петух и приревновал.

– Ишь ты, Казанова в перьях, как наскакивает! Кыш от меня! Все мысли из-за тебя вылетели, яйцо на ножках!

– Пора свинарник чистить, – отгоняя от Виктора кур, произнес Петр.

– Может, ты без меня справишься? Мне бы мысль одну до ума довести, с утра по всем мозгам крутит, а в кучу никак не соберется. Да и сказку дописать надо, обещал же народу.

– Конечно, я понимаю, вы же не для себя, для нас стараетесь.

– А ты для кого старался, когда в эту истории встрял? Телефон же не твой, зачем вину на себя взял?

– Так что мне сделают? Так, ужина лишат, и все! У вы у нас голова, источник юмора, вас если от коллектива удалят, все расстроятся, особенно Александр…

– Да, где ты сейчас, друг Сашка? Как не хватает моей изголодавшейся музе твоего оптимизма.

А друг Сашка в это время ехал вместе со всеми на стареньком грузовике, растрясая на ухабах и оптимизм, и остатки скудного обеда. Рядом, вцепившись мертвой хваткой в шершавые борта машины, тряслись остальные. На полу, без движения, валялся как бревно Осип Блендер.

– Говорил же старшина, не ешь сырую свеклу, живот раздует, – сочувствовал ему Гоша.

– Это не от свеклы! Он же вместе с ботвой мышь полевую прихватил, не глядя, сунул в рот и откусил половину…

– А другая во рту шевелиться… смотри-и-и-те! – завизжал Бубликов. – Ой, да тут кругом мыши, сейчас покусают, мышиным гриппом заразят! Ай-й-й!

И действительно, из-под Блендера, как в кошмарном сне, в разные стороны разбегались грызуны, и прятались под рубашки, брюки толстяков.

– Стой, старшина, стой! – забарабанил по кабинке Парнас.

– Ну, что тут у вас? – недовольно выкрикнул Кузьмин.

Все высыпали из грузовика, извиваясь и хихикая от щекотки. Мыши в страхе выпрыгивали из самых неожиданных мест.

– Чья это выходка? Отвечать!

– Не ругайся, старшина, это я виноват, – смущенно потупился Гоша. – Набрал побольше грызунов в поле, хотел в лагере мышиный питомник соорудить, Лешику для охоты, а Ося упал на мешок, зубами в него вцепился и дыру, наверное, прогрыз.

– Тебя, Магнитов, в стог сена брось – задница сама иголку отыщет! Ох, горе с тобой. Так, все, фокстрот закончить и в путь, а то к ужину опоздаем.

Шофер поддал газу. Желание порадовать желудок подскочило со скоростью под сто девяносто!

– Подождите, а где Блендер? – заглядывал под лавки Магнитов. – Помню, как я его из кузова вытащил, мышат повытряхивал, а вот обратно закинул ли?

Осипа обнаружили три километра назад, на краю дороги. Тот мирно посапывал, шлепая губами и время от времени покусывая жесткую травинку.

– Грузи, Магнитов! И знай, если по твоей вине команда без ужина останется, я у тебя… да я твой саксофон отберу, и кота из лагеря депортирую! И не жалоби меня, поздно слезы лить! Гони, Коля, давай, поспеши… Стой-й-й!!!