Сущность

– Думаю, ты права. Дима тоже был скептиком. И сейчас он мёртв, – со вздохом сказала Катя, и, увидев исказившееся от боли лицо сестры, поспешно добавила, обняв и прижав к себе. – Господи, какая же я дура. Прости меня, Лерочка, – она склонила голову к плечу, прислушиваясь. – Кажется, телефон где-то звонит.

Лера покрутила головой, в попытке понять, откуда раздаётся знакомая бодрая мелодия. «Ах, точно! В кармане!» – она поняла это только по вибрации в заднем кармане джинсов. Звонил Фёдор.

– Лера, вы дома? Как можно к вам доехать? – спрашивал его тёплый голос в трубке, и она с облегчением выдохнула:

– Как хорошо, что вы позвонили. Уже едете? – Лера торопливо объяснила, как добраться. Положив телефон на стол, посмотрела на Катю просветлённым взглядом, в котором читалась надежда. – Они уже в пути, сестрёнка. Дождёмся и после будем решать, что делать…

Стрелки часов подбирались к цифре девять, когда раздалась короткая трель дверного звонка. Лера с Катей одновременно подскочили, обменявшись тревожными взглядами и бросились к двери. На пороге стояли два человека в чёрных монашеских одеждах. Фёдор и Амвросий – он оказался высоким крепким мужчиной, с проницательным взглядом больших серых глаз. Он заполнил собой всю прихожую, которая сразу показалась маленькой, а потолок низким.

– Как ваша дочь? – спросил Фёдор, рядом с Амвросием выглядевший подростком.

– Ей хуже. Я теперь просто уверена в том, что какая-то злая сила пытается управлять моей девочкой. Думаю, вы были правы. Она одержима. Я говорила вам. Её глаза – они изменились. Почернели. Мы обе это заметили – я и сестра. И в остальном – с ней точно что-то не так. Она бросила в меня стул, представляете? Одной рукой, хотя он довольно тяжёлый. И ещё она… поёт… Каким-то жутким басом, от которого мурашки по коже. Вот, слышите? – Лера повернула голову в сторону комнаты, из-за которой слышался низкий звук.

– Я только сейчас поняла, на что это похоже, – прошептала Катя. – Как горловое пение чукотских шаманов, я слышала как-то, отвратительный звук.

– Можно мне взглянуть на девочку? – негромко сказал Амвросий.

Лера подошла к двери гостиной, осторожно постучала костяшками пальцев. Низкий тягучий звук затих и за дверью наступила тишина. Алиса не отзывалась. Лера повернула ручку и потянула на себя, одновременно с этим вновь раздалось утробное пение. Холодный воздух коснулся лица, словно она вышла на улицу в морозную ночь.

Алиса сидела на полу в центре комнаты, скрестив ноги и запрокинув лицо вверх. Она мерно раскачивалась, отрешённо глядя на потолок тёмными широко раскрытыми глазами. В ложбинке между скрещенными лодыжками Алиса усадила Лизу, чей чёрный взгляд, казалось, неотрывно наблюдает за своей маленькой хозяйкой. В комнате было ужасно холодно, но Алиса, одетая в одно лёгкое платье и носочки, не обращала на это внимания, полностью захваченная своим непонятным пугающим занятием. «Отчего так холодно… Она так простудится и заболеет», – с беспокойством подумала Лера и негромко сказала:

– Алисушка, нужно одеться. Очень холодно, а ты на полу сидишь.

Дочь резко, по-птичьи, повернула голову и взглянула прямо на Леру тёмным тяжёлым взглядом. Рот презрительно изогнулся и приоткрылся, она громко хрипло выкрикнула:

– Я же сказала! Не заходить сюда!

Поток ледяного воздуха хлестнул по лицам стоящих на пороге людей. Лера прищурилась, задержав дыхание. Катя вскрикнула и поднесла задрожавшую руку к приоткрытому рту. Фёдор пристально смотрел на девочку, его губы шевелились в беззвучной молитве. Отец Амвросий отшатнулся и побелел, капельки пота выступили на лбу, несмотря на холод. Он оглянулся на Леру, приложил палец к губам, призывая не шуметь. Затем беззвучно приблизился к Алисе, положил свою широкую ладонь ей на голову, внимательно вглядываясь в лицо. Дочь схватила игрушку и прижала к груди, воинственно вздёрнула подбородок вверх и уставилась на монаха, прищурив тёмные глаза. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга, затем Амвросий погладил Алису по волосам и попятился к двери.

– Выйдите, не злите её, – прошептал он замершим в проёме сестрам и Фёдору, слегка подтолкнув назад. Дверь захлопнулась перед ними с громким стуком. Но Лера могла бы поклясться, что Алиса не вставала с места. Отец Амвросий привалился к стене, серые глаза на побледневшем лице смотрели растерянно и печально.

– Что с ней, скажите? – затаив дыхание, спросила Лера.

– Всё очень серьёзно. Вам нужно привезти её к нам в монастырь. Срочно. Сегодня уже поздно, да и мне нужно подготовиться. Но завтра вы должны привезти её. Она наверняка будет сопротивляться. Но вы должны сделать это. Другого выхода нет.

– Она действительно… одержима? Это точно? Как вы это определили? – упавшим голосом спросила Лера.

– Я видел множество таких людей, поверьте мне, – устало поморщился он. Но ваша дочь – особый случай. Ей нужна немедленная отчитка. Вы слышите – немедленная. Уговорите её, удержите, свяжите – но привезите ко мне в монастырь. Фёдор поможет, – отрывисто произнёс брат Амвросий и направился к выходу.

– Ну куда же вы так быстро? – растерянно произнесла Лера, глядя вслед. – Я ещё хотела вас спросить… – но слова остались без ответа. Монах уже вышел, гулкий стук его шагов по лестнице слышался из-за полуоткрытой двери.

– Господь с вами, – Фёдор перекрестил женщин и тоже устремился за ним.

– Брат Фёдор, ну куда же вы? – попробовала остановить его Лера

– Я свяжусь с вами завтра. Молитесь, сёстры, – он поспешил вслед Амвросию.

Тот ждал Фёдора на улице, возле подъезда. Взгляд его серых глаз был напряжён.

– Господь с тобой, Амвросий. Куда ты так побежал, ещё сильнее напугав этих несчастных женщин? Что ты увидел?

– Я не мог рассказать им. Только ты знаешь о том, что я могу видеть больше, чем другие. Но до этого не встречался с таким… такими… – Амвросий с трудом подбирал слова, пытаясь выразить свои ощущения.

Перед его мысленным взором снова встала картина того, что он увидел. В голове девочки пульсировал тёмно-серый сгусток, из которого во все стороны тянулись тонкие нити, оплетающие всё тело, словно корни лианы, что зацепились за дерево и крепко держат свою жертву в удушающих объятиях. Нити тянулись дальше, к игрушке в руках девочки – там, в плюшевом тельце, находился второй сгусток, похожий на часть грозовой тучи. Амвросию показалось, что тёмное пятно в голове ребёнка растёт прямо на глазах. Он всей кожей почувствовал зло, излучающее ненависть и тошнотворный запах разложения. Он, словно ядовитый газ, просочился в лёгкие монаха. Этот яд с током крови разливался дальше по всему телу, делая его слабым и безвольным. Амвросий ощутил нестерпимый ужас, ледяной рукой сдавивший сердце и острое желание убежать прочь.

– Я не знаю, поможет ли обряд… Понимаешь, этот ребёнок… Безусловно, одержим. Но – каким-то немыслимым образом, эта гадость проникла и в игрушку. Они связаны между собой, словно какой-то дьявольский симбиоз. Наверное, то, что есть в девочке, зачем-то проникло и в игрушку. Никогда не видел ничего подобного. Но попытаюсь помочь – и чем скорее, тем лучше. То, что в девочке, растёт с каждой секундой. Я посоветуюсь с одним человеком сегодня, если смогу связаться – может быть, он подскажет мне, что можно сделать. А ты помоги завтра этим женщинам, они обязательно должны приехать. Пока ещё не поздно. Если не поздно…– он грустно покачал головой. – Жду вас завтра. Господь с тобой, брат Фёдор.

Амвросий резко повернулся и пошёл в сторону автобусной остановки быстрыми шагами. Вскоре его высокая фигура в развевающейся чёрной мантии исчезла в сгустившихся сумерках. Фёдор, немного постояв, направился в другую сторону – на остановку автобуса, едущего в Троицкий монастырь

Глава 10 Баю -баюшки -баю

Алиса на цыпочках вышла из комнаты и прислушалась. Тихо бубнил телевизор в тёткиной спальне, на кухне ярко горела люстра, рассеивая слабый свет сквозь полумрак прихожей. Девочка осмотрелась, увидела на тумбочке у двери сумку матери. Покопавшись в ней, достала таблетки снотворного, спрятала их в карман и на цыпочках прокралась в кухню. Там включила электрочайник, налила три большие кружки чая. В двух из них она растолкла и размешала таблетки, щедро насыпав туда сахар, чтобы не чувствовался их вкус, всё так же настороженно прислушиваясь, стараясь не шуметь. Когда таблетки полностью растворились, оставив лишь еле заметный беловатый налёт на поверхности напитка, подошла к закрытой двери спальни. Немного постояла, прислушиваясь. Негромко постучала. Растянула губы в виноватой улыбке и вошла.

– Алиса, это ты? – сдавленно спросила Лера.

Катя озадаченно смотрела на племянницу, потом толкнула сестру в бок, вытаращила глаза и одними губами прошептала:

– Она без Лизы!

Лера кивнула и снова перевела взгляд на дочь. Та стояла у двери, виновато опустив голову, безвольно свесив руки.

– Пойдёмте пить чай, – робко сказала Алиса, плаксиво искривив губы. – Я вела себя не очень хорошо сегодня. Но больше не буду. Я просто так играла. Это всё Лиза, я не виновата. Простите меня, мама, тётя Катя. Хочу извиниться, и сделала всем нам вкусный чай.

– Что? – растерянно спросила Лера. – А где она сейчас, твоя Лиза?

– Я её выбросила. В окно, – нахмурилась Алиса. – Надоела мне эта дурацкая игрушка, не хочу, чтобы она командовала здесь…

– Ты что, открывала окно? – ахнула Лера и вскочила с кресла. – Я же тебе говорила – не смей подходить к окнам.

Она прошла мимо дочери и резко открыла дверь в гостиную. Окно было распахнуто настежь, на полу валялся цветочный горшок. Лера высунулась в оконный проём – сквозь листья дерева, росшего рядом с домом, невозможно было разглядеть того, что находится на земле. Но ей показалось – там, на траве, что-то белеет в темноте.

– Кать, посмотри, ты видишь что-нибудь? – спросила она у Кати, вздыхающей над разбитым керамическим горшком.

Сестра долго приглядывалась, прищуривая глаза и наконец неуверенно сказала:

– Вроде как что-то лежит там. Может сходить, посмотреть?

– Смотри за Алисой, чтобы она ещё чего не учудила. Я сейчас сбегаю, проверю.

Лера схватила с вешалки Катин плащ и выбежала из квартиры. Над подъездами горели фонари, на лавочках во дворе гоготали подростки. Лера свернула в темноту – на бетонную дорожку под балконами, и пошла в сторону Катиных окон, продираясь сквозь ветки кустов сирени и акаций. Она включила фонарик на телефоне и держала его перед собой, оглядывая траву. Пучок голубоватого света выхватил из темноты белую голову с розовым бантиком, жёлтое платье в тёмных пятнах – на траве лежала Лиза… Лера с отвращением приподняла игрушку за длинный хвост и быстро пошла к контейнерной площадке. Оттуда слышался грохот мусоровоза. Лера прибавила шаг и успела забросить игрушку в мусорный бак за пару секунд до того, как металлические клещи обхватили его и опрокинули в зловонное нутро кузова. В свете фонаря на миг мелькнула круглая кошачья мордочка с розовым бантиком на левом ухе – и скрылась в груде мусора. Лера повернулась и поспешила обратно.

Алиса так и стояла с виноватым видом, привалившись к косяку двери, не двигаясь с места и не поднимая глаз.

– Алиса, посмотри на меня, – нервно попросила Лера, скидывая плащ.

Дочь приподняла голову, ресницы взметнулись вверх – на Леру смотрели прежние нежно-голубые глаза дочери.

– Господи, милая моя, – Лера прижала к себе дочь, задыхаясь от счастья. – Я так испугалась за тебя. – Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю… Этот дяденька в платье – он посмотрел на меня и мне стало стыдно. Я была плохая. А сейчас живот болит сильно и кушать хочу. Я заварила чай, а ты ушла, – жалобно протянула дочь.

– Это от конфет – нельзя так много. Кроме них, ты ничего не ела сегодня за весь вечер, – дрогнувшим голосом ответила Лера.

– Я больше не буду плохой, это всё она. Заставила меня есть эти конфеты, мама. Прости…

– Хорошо, давай не будем больше об этом, пойдём пить чай.

Катя настрогала бутербродов, и они втроём уселись за кухонный стол. Алиса с аппетитом жевала, зажмурившись и откусывая большими кусками.

– А ты почему не ешь, мамочка? – с набитым ртом проговорила она.

– Не хочу, я уже ужинала, – соврала Лера, заметив пристальный взгляд Кати. Она не могла заставить себя проглотить ни кусочка. Её опять затошнило при виде еды. «Сколько я уже не ела? Два дня? Совсем не хочется. С тех пор, как убили Диму», – пронеслась в голове горькая мысль, и она сжала зубы и прикрыла веки, чтобы вновь не зарыдать.

– Чай попей, мамочка. Пожалуйста, я же старалась, хотела быть хорошей. Думала, тебе понравится, – обиженно надула губы дочь.

– Хорошо, выпью, спасибо, – Лера схватила кружку и большими глотками влила в себя еле тёплую жидкость, не чувствуя вкуса.

– Мама молодец, – захлопала в ладоши дочь. – А ты, тётя Катя? Сможешь также быстро выпить? Давайте соревноваться, кто быстрей! Я буду судьёй!

Катя пожала плечами, взяла кружку, отхлебнула жидкость и поморщилась.

– Что, невкусно? – быстро спросила Алиса, обиженно заморгав.

– Нет, хороший чай, – Катя залпом выпила.

– Молодцы мои мамочка и тётечка Катечка, – вытянув губы трубочкой, радостно просюсюкала Алиса, хлопая в ладоши.

– Кто победил? – с улыбкой спросила Катя.

– Победила дружба! Первое место у вас двоих! – хихикнула Алиса и потянулась, выгнув спину и зевнув. – Что-то так спать захотелось…

– Давай я тебе расскажу сказку и уложу, – Лера погладила дочь по светлым волосам.

– Давай, только можно я буду с вами спать, у тёти Кати в комнате? А то в той холодно…

– Я не против, – согласилась Лера, зевнув. Ей и вправду захотелось спать. – Но нужно спросить у тёти Кати – ты как, сестрёнка?

– Да ложитесь, у меня кровать большая, – махнула рукой Катя. – в тесноте, да не в обиде, как говорится.

Алиса захлопотала в комнате, расстилая постель. – Я сегодня буду за вами ухаживать, мои тётечка и мамочка, ложитесь в кроватку.

Катя пробралась к стене, Лера устало растянулась рядом. Дочь выключила свет и примостилась с краю.

– Спокойной ночи. Баю-баюшки-баю. Спите крепко, тётечка и мамочка. Ой, я, кажется хочу в туалет. Можно?

– Ну конечно, беги, милая, – прошептала Лера.

– Я быстренько. А вы спите-засыпайте. Баю-баю-баю, – тоненько пропела дочь, закрывая дверь.

В последней фразе дочери Лере почудилась фальшь и ещё какие-то едва различимые странные нотки. «Злорадство? Торжество?» – она не могла подобрать нужное слово, мысли растекались в разные стороны, как подтаявшее мороженое. «Нет, мне это просто кажется, я уже во всём вижу подвох. Главное, дочь снова стала прежней, а противная Лиза уже где-нибудь на городской свалке, я надеюсь» – злорадно скривилась Лера. Но её всё равно беспокоило что-то, словно камушек, забившийся в сапог. Какая-то мелочь. То, что скользнуло по краю сознания и засело внутри, не желая показываться наружу. Лера шарила в потёмках памяти, но никак не могла разглядеть того, что мелькало в глубине. Коротко вздохнув, откинула голову на подушку, сдаваясь.

– Интересно, почему Алиса так резко изменилась? Даже не верится… – прошептала Катя.

– Не знаю, но её глаза снова голубые, как раньше, Кать. И она выбросила эту проклятую Лизу. А я сама лично видела, как она скрылась в кузове мусоровоза. Надеюсь, уже валяется где-то на свалке – там ей самое место. Ты слышала, что Алиса сказала – «дяденька посмотрел и стало стыдно». Это так вид монахов подействовал. Всё-таки божьи люди, – медленно ответила Лера вполголоса. Её глаза слипались, сознание ускользало. – Но нужно будет показать дочь психологу, ты права…

– Чай какой-то горький, заварки много, наверное, – проворчала Катя.

– Да-а-а? – протянула Лера. – А я не почувствовала… – она проваливалась в тёмный омут дрёмы, и где-то на границе между сном и явью перед глазами вдруг возникло видение того, что она так старалась вытащить из глубин сознания минутой раньше и никак не могла – круглая мордочка Лизы, мелькнувшая в свете фонаря. Розовый бант и голубые глаза. Лера попыталась понять, что это значит, но мысли растворились в надвигающейся темноте. Через пару минут обе сестры крепко спали.

Алиса осторожно приоткрыла дверь и позвала:

– Мамочка…

Не дождавшись ответа, осторожно прикрыла дверь и хищно улыбнулась, поворачиваясь в сторону гостиной. В голубых глазах заплясали чёрные точки. Комнату освещал оранжевый свет фонаря, падающий из окна. Девочка взяла стул и подтащила к мебельной стенке со стеклянными дверцами. Открыла среднюю и потянулась к верхней полке – там, рядом с фарфоровой фигуркой балерины и хрустальным графином стояла большая неваляшка с круглым улыбающимся лицом и ямочками на щеках. Алиса осторожно взяла её в руки и спрыгнула со стула. Уселась на пол, поставила напротив неваляшку. Та еле заметно дёрнулась, слегка зазвенев, затем начала раскачиваться из стороны в сторону с металлическим бряканьем. Алиса тоже закачалась в унисон, запрокинула лицо вверх, непроницаемым тёмным взглядом уставившись в потолок. С детского пухлого лица неваляшки на Алису не отрываясь смотрели чёрные круги глаз. На часах было без десяти три, когда девочка вздрогнула, опустив голову. Медленно поднялась с пола, взяв неваляшку, и вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

Лера была не права, когда говорила, что Валентин Михайлович забыл про них. Следователь, как и обещал, поставил наблюдение за Катиной квартирой. Возле подъезда день и ночь дежурили сменяющие друг друга оперативники, сидевшие в автомобиле, припаркованном там, где хорошо просматривалась лестничная клетка, дверь, окна Катиной квартиры. Сегодня дежурил Александр, молодой оперативник. Накануне он повстречал старого друга, они зашли в кафе, где хорошо «посидели» до глубокой ночи. А дома жена закатила ему грандиозный скандал, с битьём посуды и лица, и выгнала из квартиры, громко хлопнув дверью. Александр до утра дремал на лестнице, пока, наконец, сжалившаяся над ним супруга не пустила его домой. Не выспавшийся, злой, с больной головой, он весь день работал. Именно сегодня, как назло, ему выпало дежурить возле дома свидетельницы. Он мужественно боролся со сном, выпив литр кофе. Но борьба явно была неравной, глаза Александра закрылись, он провалился в сон и не видел, как маленькая фигурка выскользнула из подъезда, пробралась под балконами и скрылась за углом дома.

Маргариту Ивановну разбудил негромкий стук в дверь. Как все немолодые люди, она спала очень чутко и сразу открыла глаза. За полупрозрачными шторами чернела ночь. Воспитательница приподнялась на постели, подслеповато прищурилась, вглядываясь в неясный силуэт пятиэтажки напротив. Ни один прямоугольник окна не светился в темноте. «Может быть, мне послышалось?» – подумала сонно, посмотрев на время. Три часа ночи. Лёгкий стук повторился. Маргарита Ивановна с трудом сползла с кровати, накинула халат. Подошла к двери и посмотрела в глазок. Через него виднелась верхняя часть лестничной клетки чуть выше перил, которая оказалась пуста, но воспитательница уловила чьё-то еле слышное дыхание за дверью.

– Кто здесь? – спросила громким шёпотом. Ладони покрылись липким потом, а в ушах барабанной дробью стучал пульс.

–Это я, Алиса Черненко. У нас беда. Откройте, пожалуйста, – затараторил взволнованный детский голосок на уровне замочной скважины.

– Господи, Алиса. Что случилось? Что ты здесь делаешь ночью? Ты одна? Где мама? – удивлённо спрашивала ещё не до конца проснувшаяся Маргарита Ивановна, торопливо открывая замок и отодвигая засов. Девочка ужом проскользнула мимо неё, что-то сунув в руки на ходу.

– Можно мне в туалет? А вы пока подержите мою игрушку.

– Хорошо, первая дверь налево, – растерянно проговорила Маргарита Ивановна, рассматривая неваляшку.

«Надо же, моя дочка любила играть с такой в детстве» – она потрясла пластмассовое тело, и неваляшка отозвалась нежным звоном. Игрушка выглядела старой и потёртой, с облупившейся краской, словно пережила не одно поколение детей. «Странно, я думала, что уже и не играют с такими. Откуда она у Алисы? Вчера с какой-то грязной кошкой в садике ходила». В сердце остро кольнуло при воспоминании о необычном поведении девочки накануне. Маргарита Ивановна снова взглянула на по-детски пухлое, улыбающееся лицо неваляшки с большими чёрными кругами глаз. «Кто-то выкрасил глаза. Нынешним детям лишь-бы что-то портить», – сердито подумала Маргарита Ивановна. «У дочкиной глазки были такие милые, задорные, синего цвета. Где она сейчас, та игрушка? Отдали кому-то и забыли. Эх, если бы можно было повернуть вспять время…» – грустно вздохнула воспитательница. Ей показалось, что чёрные круги смотрят ей в лицо не отрываясь. Почему-то замёрзли руки, как будто в них был кусок льда. Неваляшка вдруг дёрнулась в ладонях, негромко звякнув.

Маргарита Ивановна вздрогнула и выронила игрушку, которая громко забренчала и маятником закачалась на полу. Воспитательница наклонилась, чтобы поднять, и застонала, схватившись за поясницу. «Ну вот, только этого не хватало, спину заклинило», – выругалась она про себя. Протянула руку к неваляшке и застыла, позабыв про боль в спине. Под игрушкой расплывалась тёмно-красная лужа, похожая на… «Кровь? Боже мой, что это такое?» – испуганно думала воспитательница, наблюдая за тем, как бордовая жижа медленно растекается всё дальше, подбираясь к её ногам, обутым в мягкие матерчатые тапочки, а из пластмассового красного туловища поднимается серый дым, словно неваляшка тлеет изнутри. Маргарита Ивановна принюхалась, но не почувствовала запаха гари.

– Алиса, что происходит? – она шагнула к двери туалета, негромко постучала кончиками ногтей.

Девочка не отзывалась. Воспитательница с силой забарабанила в дверь:

– Алиса, сейчас же открой! Что это за шутки? Выйди немедленно!

Маргарита Ивановна ощутила спиной движение воздуха, и резко обернулась. Крик застыл в горле, ноги задрожали и ослабли. Она привалилась к стене, чтобы не упасть. Рядом с ней, не касаясь пола, парила призрачная фигура, сотканная из серого тумана, очертаниями похожего на развевающийся длинный балахон. Чёрные бездонные провалы глаз смотрели на Маргариту Ивановну в упор. Красные, как у вампира, губы были криво стянуты в нескольких местах грубыми тёмными нитями. Оттого казалось, что на сером лице призрака мелькает издевательская усмешка. Волосы вокруг головы пребывали в постоянном движении, то свиваясь в спирали, то выпрямляясь. «Словно клубок змей… – с отвращением подумала Маргарита Ивановна. – Похоже, это женщина, – поняла изумлённо». В горле пересохло, она не могла сдвинуться с места, окаменев от ужаса, только судорожно пыталась вспомнить слова хоть одной молитвы, но голову окатило холодом, а мысли в ней словно окаменели. Воспитательница не была очень набожной, но иногда ходила в церковь, знала несколько молитв, носила освящённый крестик и наивно верила, что крест и молитва всегда помогут от любой нечисти.

– Ты плохая воспитательница. Дети ненавидят тебя. И за это будешь наказана. Отдашь мне… Душу… – прошелестела призрачная женщина голосом, звук которого напоминал шипение змеи.

Звон внизу усилился и стал похож на дьявольский хохот. Маргарита Ивановна бросила безумный взгляд себе под ноги. Неваляшка на полу подпрыгивала и раскачивалась в весёлом танце. Её милая улыбка теперь казалась издевательской, а в металлическом бряцанье воспитательница чётко различала ехидное:

– Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи…

Маргарита Ивановна наконец вспомнила слова молитвы и срывающимся голосом начала читать её вслух, взявшись за крестик и направив его в сторону жуткой женщины. Та на секунду замерла, затем из зашитого рта послышались утробные квакающие звуки. Маргарита Ивановна внезапно поняла, что монстр смеётся. Смеётся над ней и её неумелой попыткой защититься. Неваляшка на полу тряслась и гремела в приступе истерического хохота. Воспитательница задохнулась от ужаса, вдруг ясно осознав, что ей никто и ничто не поможет. В последней отчаянной попытке спастись, она ещё выше подняла крестик, выкрикивая первое, что пришло в голову:

– Изыди, Сатана! Изыди!

Квакающие звуки и звон резко стихли. Серый балахон заколыхался, захлестнув воспитательницу леденящим холодом. Призрак взмахнул длинными руками, точно птица, расправляющая крылья. Маргарита Ивановна в последнюю секунду до того, как ослепнуть, успела увидеть, почему руки показались ей такими странно непропорциональными. На средних пальцах блестели заострённые чуть загнутые когти, похожие на ножи. В следующую секунду она ощутила нестерпимую боль в глазницах и потеряла сознание от шока и ужаса.

Она уже не почувствовала, как нож пронзил её сердце, не поняла, что умирает. Всё было кончено. Алиса вздрогнула, вышла из транса. Встала, открыла защёлку двери ванной, подняла неваляшку с пола, не глядя по сторонам. Прижала её к груди и вышла из квартиры воспитательницы, тихо прикрыв дверь, оставляя своими маленькими туфельками цепочку кровавых следов на лестнице.