banner banner banner
Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры
Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры

скачать книгу бесплатно

Оказавшись на полу, Говард увидел, что по лестнице с платформы гигантскими прыжками спускается дюжина бессмертных. К счастью, больше в пещере никого не было. Землянин отпрыгнул под защиту огромного ромбовидного механизма и услышал, как позади зашипел и закапал на землю расплавленный металл.

Петляя между громадными машинами, стараясь отгородиться ими от преследователей, Говард бежал к проему, через который его провел Агвур. В огромной пещере имелось еще три выхода, но они, вероятно, вели в туннели, уводящие вглубь подземного лабиринта. Четкого плана он придумать не успел, и шансов сбежать из меркурианских владений было ничтожно мало, но инстинкты гнали Говарда вперед – вперед, пока он еще на свободе.

Повсюду безнадзорно гудели загадочные механизмы, преследователи же не издавали ни звука и бежали за ним в зловещей тишине, передвигаясь громадными прыжками, и разделявшее их расстояние уже заметно сократилось.

Обогнув один из механизмов, Говард внезапно столкнулся лицом к лицу с призрачным шолом, который угрожающе и величественно помавал руками, приказывая ему вернуться. Землянин почувствовал на себе обжигающий взгляд Оунаводо, в котором гипнотическим светом горели древняя мудрость и мощь незапамятных веков; Говард бросился на грозный образ и будто натолкнулся на невидимую стену. Тело словно прошил несильный электрический удар, но оказалось, что призрак способен лишь напугать, не более. Шол растаял, а потом появился чуть впереди, над головой Говарда, указывая на беглеца мчавшимся следом оумнисам.

Пробежав мимо огромного приземистого цилиндра, Говард наткнулся на давешнюю вешалку. На ней все еще висело два костюма из моуффы. Свою одежду он подбирать с пола не стал, но схватил костюм и на бегу скатал тонкую, невероятно гибкую металлическую ткань в сверток. Возможно, потом представится случай надеть его и маскировкой сбить с толку оумнисов, подольше остаться на свободе… или даже разведать путь наружу из гигантского подземелья.

Между вешалкой с костюмами и выходом из пещеры было большое пустое пространство. Из-за исполинских механизмов уже показались преследователи, а добежать до двери Говард не успел, поэтому ему вновь пришлось уворачиваться от огненных шаров, которые обрушились на него злым раскаленным дождем. Впереди по-прежнему парил грозный призрак шола.

Наконец Говард выбрался в туннель. Он решил, если получится, бежать обратно тем путем, которым они явились сюда вместе с Агвуром. Но, пробегая мимо двери в зал с темнеющим прозрачным шаром и световыми механизмами, он увидел, что ему спешат отрезать путь несколько меркуриан с огненными трубками. Несомненно, те, кто следил за горнилом, вызвали их при помощи некой аудиальной системы.

Оглянувшись, землянин понял, что сзади настигают стражники. Вот-вот его окружат и загонят в ловушку. Повинуясь инстинкту, Говард метнулся в открытую дверь осветительного зала.

Перед огромным шаром все так же стоял спиной к землянину дежурный. Сияющий ломтик над чернотой уже уменьшился до тонюсенькой полоски и напоминал серп убывающей луны.

Говард вспомнил, что рассказывал Агвур о системе освещения, и у него зародилась безумная дерзкая идея. Быстро и бесшумно он подкрался к наблюдателю.

И снова впереди возник призрак злобного шола; когда землянин был уже близко от ничего не подозревающего дежурного, Оунаводо взмыл повыше и громким резким окриком предупредил его. Оумнис обернулся и, подхватив с пола тяжелый металлический прут, прыгнул навстречу Говарду, воздев оружие для свирепого удара.

Но нанести его не успел – кулак землянина врезал ему прямо по лицу, и меркурианин рухнул на наклонную панель возле тонкого высокого столба, к которому крепился шар. Гнутые прозрачные ручки и переключатели разлетелись вдребезги, и в тот же миг комнату затопила кромешная беспросветная тьма, скрывшая и механизмы, и раненого оумниса, и призрак шола.

IV

Растерянный и ошарашенный, стоял землянин посреди темного зала, где-то на полу тихо стонал поверженный меркурианин, а снаружи из туннеля, где две группы бессмертных внезапно застигла тьма, донеслись испуганные вопли. Но они сразу стихли, и воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь стонами раненого. Говард понял, что больше не слышит приглушенного гудения неземных механизмов из пещеры с горнилом. Несомненно, их работа тоже каким-то образом была связана с осветительной системой и в темноте прекратилась.

Он все еще прижимал к себе сверток с костюмом из моуффы. Ощупав пол вокруг, землянин подобрал металлический прут, выпавший из рук дежурного. Из прута могло получиться весьма действенное оружие. Перехватив его поудобнее, Говард двинулся туда, где, по его соображениям, располагалась дверь. Шел он медленно и осторожно, понимая, что преследователи поджидают его в коридоре, а может даже, в эту самую секунду подкрадываются к нему в темноте.

Он чутко прислушивался и потому уловил рядом тихий металлический шелест. Кто-то из оумнисов в костюме из моуффы, разыскивал его во мраке. Сам Говард, бесшумно ступая по камню босыми ногами, сделал шаг в сторону и подождал, пока шелест не удалился и не стих, а потом с удвоенной осторожностью пошел к двери, вытянув перед собой руку.

Внезапно его пальцы коснулись гладкой поверхности – стена. Значит, мимо двери Говард промахнулся. Он снова прислушался и различил где-то слева едва слышный звук, словно кто-то шел за ним по пятам; тогда землянин двинулся вдоль стены вправо и, добравшись до проема, заметил приглушенное рассеянное сияние.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и в этом сиянии он различил смутные тени. Значит, у двери его действительно поджидали притаившиеся оумнисы.

Замахнувшись прутом, Говард кинулся вперед, нанося удар за ударом, ступая прямо по телам упавших противников. Вокруг раздавались пронзительные вопли, один раз он вырвался из холодных, облаченных в моуффу пальцев, которые пытались схватить его во тьме. Каким-то образом ему удалось прорвать окружение и выскочить в туннель.

Там стало видно, что сияние исходит от входа в пещеру с механизмами, где еще не остыло невидимое отсюда горнило. В его затухающем сиянии показались бегущие силуэты, и у каждого было что-то вроде огромного глаза, мерцающего ледяным зеленым светом. Очевидно, и другие меркуриане, прихватив портативные светильники, спешили присоединиться к погоне.

Держась поближе к стене туннеля, Говард как мог быстро припустил в кромешной тьме к пещере роккалима. Сзади послышалось приглушенное металлическое шуршание – это следом шли оумнисы: оглянувшись, Говард разглядел в неверном свечении их расплывчатые силуэты. Они шагали осторожно, как будто тянули время, поджидая подкрепление с зелеными фонарями. Оглянувшись снова, он увидел, что две группы объединились и теперь уверенно идут за ним.

На бегу Говард время от времени проводил пальцами по стене; вот он добрался до входа в большую пещеру, в центре которой стоял роккалим. Зеленые огоньки быстро приближались. Он торопливо прикинул, где в темном зале располагается противоположный выход, ведущий в большой туннель, и двинулся в ту сторону. По пути пришлось огибать чудовищный псевдокактус. Было темно, и Говард как будто нырнул в абсолютно черную пропасть; он все шел и шел непонятно куда, надеясь, что вот-вот доберется до противоположной стены.

Внезапно нога за что-то зацепилась, и Говард как подкошенный рухнул на какие-то ворсистые канаты, больно коловшие голую кожу. И понял, что наткнулся на роккалим.

Змееподобные отростки лежали совершенно неподвижно, не подавая признаков жизни. По всей вероятности, без света необычайное полуживое растение впадало в ступор.

Поднявшись с шипастой подстилки, Говард оглянулся и увидел целый сонм зеленых огоньков, холодных и злобных, как глаза северных драконов. Преследователи вошли в пещеру и вот-вот его настигнут.

Прижимая к груди сверток с костюмом из моуффы и металлический прут, он пошел в темноте по неподвижным росткам, нестерпимо коловшим ноги. Спустя мгновение под ногами начался чистый пол, – видимо, здесь тяжелые ветви-щупальца расходились от основного стебля. Говард пригнулся, прячась от приближающихся огней, и нашел небольшое углубление меж отростков, почти у самого ствола псевдокактуса, где можно было укрыться.

Побеги были достаточно толстыми; если будут смотреть не очень тщательно, может, и не заметят. Скорчившись, землянин лежал в своем укрытии, придавленный тяжелыми колючими ветвями, и наблюдал в узкие просветы, как мимо к выходу из пещеры проплывают зеленые огни. Ни одному меркурианину не пришло в голову остановиться и внимательно осмотреть переплетенные ветви роккалима.

Дождавшись, когда преследователи пройдут, Говард выбрался из своего фантастического убежища и смело двинулся следом за ними. Огни вышли в туннель и исчезли. Снова оказавшись в полнейшей темноте, он тоже стал искать выход. А обнаружив его, увидел длинные зеленые полосы, которые оставляли светильники бегущих впереди меркуриан.

Говард бросился за ними и наткнулся на что-то – ту самую лодочку, на которой он прибыл сюда вместе с Агвуром, или похожую. Видимо, в отсутствие солнечного света эти лодочки тоже нельзя было использовать, иначе преследователи поехали бы в них. Теперь охотники и дичь оказались в равном положении, и, когда Говард понял это, в его груди впервые затрепетала надежда.

Он устремился вслед за равномерно удаляющимися огнями по бесконечно поднимающемуся туннелю, который, возможно, вел на свободу. Кроме охотников и их дичи там никого не было: создавалось впечатление, что все те бессмертные, которых Говард видел по пути сюда, с наступлением темноты удалились в свои покои. Вероятно, в эти три часа они все должны были отдыхать.

Бегущие впереди меркуриане с зелеными огнями двигались прямо и не обращали внимания на боковые ответвления от главного туннеля. И Говард догадался, что они спешат к выходам на поверхность, надеясь сначала отрезать ему путь к бегству, а потом уже спокойно и без помех выследить добычу.

Туннель шел прямо, поэтому Говард не боялся потерять зеленые огни из виду. На минуту он остановился и натянул костюм из моуффы, надеясь, что это поможет в случае чего обмануть или запутать преследователей. Костюм надевался легко и был ему почти впору, хотя пальцам никак не удавалось справиться с незнакомыми застежками. Землянин не очень хорошо помнил, как с ними обращались меркуриане, а потому двинулся дальше, оставив костюм расстегнутым на груди. Сзади бесполезно болтались длинные чехлы для шпор.

Он старался по возможности держаться на одном и том же расстоянии от бегущей впереди группы, но потом, оглянувшись, с ужасом увидел далеко позади стайку крошечных зеленых огоньков. За ним гнался еще один отряд.

Это был бесконечно длинный и утомительный подъем – миля за милей по однообразному туннелю, и лишь зловещие зеленые огни горели в беспросветной тьме. Меркуриане не ведали усталости, сохраняли нечеловечески безжалостный темп, и землянину удавалось держаться посередине, между двумя группами, лишь с невероятным трудом.

Он то шел, то бежал, тяжело дыша от усталости, а временами на него наваливалась слабость, от которой зеленые огни расплывались перед глазами. Ноги сковало непомерной тяжестью, в голове все мешалось. Говард не знал, когда в последний раз ел. Голода и жажды он не чувствовал, но приходилось сражаться со все возрастающей слабостью. Туннель превратился в черную бесконечность, мерцающую злобными зелеными глазами космических демонов.

Час за часом землянин шел вперед в бессолнечной ночи. Он потерял всякое чувство времени и двигался на автомате. Руки и ноги онемели; казалось, от него осталась лишь несгибаемая воля, которая гнала его вперед. Иногда Говард будто вообще забывал, куда идет, забывал обо всем, и только слепой доисторический инстинкт понукал его бежать. Он превратился в безымянное существо, спасающееся от неведомого ужаса.

В конце концов сквозь сокрушающую усталость и оцепенение пробилась мысль: он чересчур приблизился к идущим впереди меркурианам. Вероятно, они остановились посовещаться или засомневались, куда двигаться дальше. Но вот внезапно огоньки рассыпались, разошлись в разные стороны и исчезли, а в поле зрения осталось только четыре.

Смутно озадаченный, Говард шел вперед, пока не оказался у той самой тройной развилки, которую проезжал с Агвуром. Стало понятно, что оумнисы разделились на три группы и каждая отправилась по одному из ответвлений. Несомненно, эти туннели вели к разным выходам.

Припомнив слова Агвура, Говард выбрал средний проход. Если меркурианский ученый не соврал, туннель приведет в сумеречную зону, в пещеру недалеко от космического корабля. Остальные же заканчивались бог весть где – может, в ужасающей раскаленной пустыне, а может, в хаотическом нагромождении ледников на темной стороне. Если Говарду повезет, средний туннель выведет его к товарищам.

Говард будто обрел второе дыхание: надежда оживила падающий от усталости организм. Острее прежнего он ощутил, как невероятно тихо и таинственно все в этой подземной империи, где ему так мало удалось – и удастся – увидеть. Надежда окрепла, когда, оглянувшись, он заметил, что огоньков позади тоже стало меньше: видимо, и вторая группа разделилась, чтобы обследовать все три туннеля. Совершенно очевидно, меркуриане не сумели организовать всеобщую погоню. Наверное, когда дежурный упал на панель и разбил ее, вышли из строя все механизмы бессмертных, даже их система сообщения. Наверняка о побеге Говарда знали лишь те, кто был свидетелем или находился поблизости. Ему удалось внести сумятицу и хаос в ряды этих суперученых.

V

Миля за милей в однообразной тьме. И вдруг Говард с изумлением понял, что четыре зеленых огонька, мелькавшие впереди, пропали. Оглянувшись, землянин увидел, что и фонари позади тоже исчезли. Теперь со всех сторон его окружал лишь непроглядный могильный мрак.

Говард почувствовал замешательство, а еще неподъемную всесокрушающую усталость. Он двинулся вперед медленными, неуверенными шагами, осторожно ведя пальцами по стене справа. Через какое-то время туннель резко свернул, но и тогда землянин не увидел пропавших огоньков. Было по-прежнему темно, откуда-то дуло, пахло камнем и минералами – не так, как в пещерах, облицованных моуффой. Говард заподозрил, что потерялся: в туннеле могли быть другие ответвления, и он мог пропустить их, передвигаясь ощупью. В приступе безрассудной тревоги он бросился вперед и на очередном повороте врезался прямо в угол стены.

Оглушенный ударом, Говард взял себя в руки. Теперь он совсем не понимал, двигается ли прежним курсом или возвращается назад по своим же следам. Возможно, он окончательно и бесповоротно потерялся в пещерном лабиринте. Пошатываясь, спотыкаясь, брел землянин вперед, постоянно ударяясь о стены, которые, казалось, все теснее смыкались вокруг и успели обзавестись острыми выступами.

Все сильнее ощущался сквозняк, запахло водой. И вот постепенно кромешную тьму впереди разбавило прохладное голубоватое сияние и вокруг проступили шероховатые стены и потолок с торчащими камнями.

Туннель закончился в огромной пещере из какого-то бледного, похожего на мрамор камня, потолок которой подпирали перекрученные столбы-колонны. Сияние испускали фосфоресцирующие растения высотой в человеческий рост, которые большими пучками росли на полу. Возможно, то были какие-то таллофиты, дурные и дряблые на вид; на их толстых белесо-голубых стеблях торчали недоразвитые ветки и висели мягкие бледно-фиолетовые наросты, напоминающие плоды. Эти растения излучали свет целиком, всеми своими частями, и потому освещали вокруг себя довольно большое пространство – можно было даже кое-как разглядеть дальнюю стену пещеры со столбами-колоннами.

Проходя через заросли, Говард увидел, что у этих грибов или растений нет корней, и решил, что они опрокинутся от малейшего прикосновения. Но потом он споткнулся об один из пучков и выяснилось, что они вполне упругие и выдерживают его вес. Несомненно, таллофиты плотно крепились к гладкому камню при помощи чего-то вроде присосок.

Посреди пещеры за высокой каймой светящихся грибов обнаружилось озерцо, которое питала тоненькая струйка, капающая с темного потолка пещеры, куда не достигало голубоватое свечение. Говард испытал внезапный жестокий приступ жажды, снял металлический шлем и, плюнув на предосторожности, напился воды, резкой и горькой на вкус, в которой явно содержались неведомые ему минералы. А потом, терзаемый ненасытным голодом, словно путник, много дней обходившийся без пищи, обратил взор на грушевидные плоды на высоких таллофитах. Отломив один от ветки, он надорвал сияющую кожицу, под которой обнаружилась мясистая мякоть. Аппетитный едкий запах так и манил. На вкус плод оказался довольно приятным, и, позабыв про опасность (вероятно, из-за всего пережитого он слегка повредился умом), Говард с жадностью набросился на еду.

Видимо, в грибе содержалось наркотическое вещество, потому что почти сразу же Говарда одолела необоримая сонливость. Он упал на спину и довольно долго лежал, погрузившись в глубокий сопор без сновидений, будто в пучину смерти между одной жизнью и другой. Когда он очнулся, его одолевали сильнейшая тошнота, мучительная головная боль и безнадежная спутанность сознания.

Он снова попил горькой воды из озерца, а потом неуверенными слабыми шажками, преодолевая окутавший все чувства туман, принялся искать другой выход из пещеры, чтобы не возвращаться в тот туннель, из которого вышел. Одурманенный разум притупился, будто на него еще действовал неведомый наркотик; Говард не мог придумать сколько-нибудь четкого плана и лишь следовал животному инстинкту – бежать.

В конце концов он отыскал второй выход в противоположной стене пещеры – низкий, обрамленный обломанными столбами-колоннами. В проходе царила кромешная тьма, и перед тем, как углубиться туда, землянин оторвал от фосфоресцирующего гриба шишковатую ветку вместо фонаря.

Дальнейшие блуждания обернулись бесконечным кошмаром. Говард угодил в невероятно огромный лабиринт естественных пещер, больших и малых, соединявшихся между собой, наподобие сот в улье; эти подземелья располагались за пределами облицованных моуффой владений оумнисов.

Он шел по длинным, извивающимся, тягомотным туннелям вниз, в непроглядную тьму преисподней, карабкался вверх по пологим коридорам. Полз, словно ящерица, на брюхе через узкие отверстия, влажные от насыщенных неведомыми минералами вод; осторожно по краешку огибал по скользким и опасным изломанным уступам пропасти, словно явившиеся прямиком из Дантова ада, а далеко внизу приглушенно вздыхали или дико громыхали подземные меркурианские реки.

Какое-то время он шел и шел вниз, будто погружаясь во чрево планеты. Воздух становился все теплее и влажнее. В конце концов Говард вышел к краю невероятной пропасти и много миль прошагал вдоль него среди зарослей фосфоресцирующих грибов, которые были гораздо больше тех, что он видел раньше, и вымахали, как гигантские деревья.

Эти грибы напоминали фантастические монолитные шпили, но их люминесцентное сияние не могло осветить головокружительную бездну, раскинувшуюся внизу и наверху.

В этом безграничном мире ночи и тишины Говард ни разу не встретил оумнисов. Но, обогнув исполинскую пропасть, он начал подниматься через анфиладу небольших пещер, и тут ему время от времени стали попадаться отвратительные существа, белые и слепые, размером с крысу-переростка, но лишенные даже зачаточных ножек и хвостов. В угнетенном состоянии тела и духа Говард при виде этих примитивных уродцев почувствовал не предсказуемую гадливость, но страх. Однако существа не проявляли агрессии и при его приближении медленно и испуганно сжимались. Раз он случайно наступил на одно и с воплем ужаса отпрыгнул, когда оно мерзостно заелозило под ногой. Приглядевшись, Говард увидел, что раздавил зверушке голову, и тогда, набравшись храбрости, принялся лупить по страхолюдине металлическим прутом, с которым так и не расстался. Когда трупик превратился в склизкое месиво, все еще дергающееся в агонии, землянин, одолеваемый первобытным зверским голодом, позабыв про все цивилизованные предрассудки, которые с таким трудом наживало человечество, упал на колени и с бесстыдной жадностью сожрал добычу. Наевшись вдосталь, он растянулся прямо на камнях и проспал много часов.

VI

Когда Говард проснулся, физических сил у него прибавилось, однако нервная система и разум были отчасти надломлены из-за пережитого. Подобно дикарю, что открывает глаза в первобытный пещере, он испытал иррациональный ужас перед тьмой и неизвестностью. Воспоминания были спутаны и рассеяны, и оумнисы остались в них лишь как непонятная, чуть ли не сверхъестественная опасность, от которой пришлось убегать.

Рядом в темноте лежала ветка с растения-гриба, которая служила ему фонарем. Зажав в одной руке ее, а в другой металлический прут, Говард возобновил свои скитания. По дороге ему опять попадались белые безногие существа, но он уже справился со страхом и воспринимал их только как источник пищи. Вскоре он убил и съел одно, наслаждаясь склизким мясом, точно какой-нибудь туземец, с удовольствием пожирающий личинок или белых муравьев.

Говард потерял всякое чувство времени. Превратился в неведомо кого, бесконечно карабкающегося через пещеры в подземном Аиде, пробирающегося вдоль темных рек, озер и пропастей; он убивал, когда испытывал голод; спал, когда его подкашивала усталость. В слепых, инстинктивных поисках света и свежего воздуха он бродил так много дней, а может, много недель.

Флора и фауна в пещерах менялись. Говард пролезал сквозь туннели, сплошь покрытые щетинистым ковром из светящихся таллофитов; некоторые были острыми и жесткими, словно их пронизывали металлические нити. Выходил к теплым озерам, воды которых кишели длинными гибкими существами, похожими на гидр, чьи тела делились на сегменты, словно у ленточных червей; твари нападали на него, но не могли прокусить своими беззубыми мягкими пастями защищенные моуффой ноги.

Какое-то время Говард шел через пещеры, где было неестественно тепло: очевидно, поблизости располагался действующий вулкан. Там попадались гейзеры и горячие источники, от которых поднимались клубы обжигающего пара, а витающие в воздухе неведомые газы пахли металлом и разъедали нос и легкие. Какие-то остатки воспоминаний о том времени, когда он был ученым, подсказали Говарду, что нужно избегать таких мест и возвращаться туда, где воздух чище.

Раз, убегая подальше от одной ядовитой пещеры, он очутился в огромном подземном зале шириной в целую милю, с необычайно обильными зарослями грибов, и там среди светоносных чащ ему выпало одно из самых ужасных испытаний. На него набросилось прятавшееся в инопланетных дебрях огромное змееподобное чудище, белое, как и все остальные местные формы жизни, и такое же безногое, хотя на голове у него, как у циклопа, горел единственный фосфоресцирующий глаз. Зверюга сбила землянина с ног своей бесформенной тупой башкой, словно тараном и, пока Говард лежал, оглушенный ударом, принялась заглатывать его, начиная с ног, затягивать в свою непомерную утробу. Похоже, металлический костюм никак ей не мешал. Тварь добралась уже до бедер, но тут Говард пришел в сознание и понял, в какую кошмарную переделку угодил.

Одолеваемый омерзением и гневом, он завыл и что-то нечленораздельно забормотал, как пещерный человек, а потом поднял металлический прут, который каким-то чудом сумел не выпустить из рук, и принялся остервенело лупить по страшной голове и пасти, куда его затягивало дюйм за дюймом. Прут отскакивал от огромной упругой туши, не причиняя ей почти никакого вреда, а тем временем землянин уже оказался по пояс внутри чудовища. В момент смертельной опасности к Говарду вернулись какие-то остатки логического мышления: нацелив прут, словно рапиру, он вогнал его в гигантский сияющий глаз почти целиком и, видимо, проткнул рудиментарный орган, заменявший гадине мозг. Из глаза потекла бледная, похожая на яичный белок жидкость, а слюнявые челюсти сомкнулись вокруг талии Говарда с почти невыносимой силой: в своей агонии животное чуть не раздавило свою жертву. Несколько минут мясистое белое тело билось в предсмертных судорогах, и Говард потерял сознание. Когда он снова пришел в себя, существо уже почти не шевелилось, а огромная пасть слегка расслабилась, и ему удалось выбраться из жуткого зева.

Пережитое потрясение довершило ментальный распад, и Говард еще глубже погрузился в примитивное полузвериное состояние. Время от времени его мозг почти полностью отключался, и он брел, ничего не ведая и ничего не помня, гонимый лишь ужасом и слепым инстинктом, который по-прежнему толкал его на поиски выхода из подземных инопланетных пещер.

Несколько раз, когда Говард пробирался через заросли грибов, ему приходилось бежать или прятаться от других змееподобных чудищ, похожих на то, что едва его не проглотило. В конце концов он добрался до крутого склона и двинулся по нему наверх. Воздух стал прохладнее, а по пути больше не попадалось ни растительных, ни животных форм жизни. Говард вяло раздумывал, почему же здесь так холодно, но никакого объяснения помутившийся разум не подсказал.

Накануне Говард раздобыл себе новый отросток светоносного гриба, который служил ему фонарем. Теперь, ощупью пробираясь по необозримому доломитовому склону, испещренному расщелинами и пропастями, он вдруг с неописуемым ужасом заметил вдалеке наверху два сияющих зеленым холодных глазка, что проплывали среди скал. Говард успел в буквальном смысле позабыть об оумнисах и их фонарях, но что-то – отчасти инстинкт, отчасти память – шепнуло ему о страшной опасности, превосходившей все то, с чем он встречался во тьме.

Говард швырнул на землю фосфоресцирующий отросток и укрылся за доломитовой скалой. Из своего убежища он видел, как двое бессмертных, облаченных в серебристые костюмы из моуффы, прошли мимо, спустились по склону и исчезли внизу среди камней. Он не знал, выслеживают ли они его, но, когда меркуриане скрылись из виду, сломя голову полез наверх, чувствуя, что от существ с зелеными ледяными светильниками нужно убраться как можно дальше.

Доломитовые скалы стали меньше, пещера сузилась бутылочным горлышком, стены сомкнулись вокруг него со всех сторон, и вот он уже пробирался по тесному извилистому туннелю. Пол выровнялся. Вскоре Говарда ослепил вспыхнувший впереди свет – такой же яркий, как солнечный. Сжавшись от страха, землянин отступил и заслонял глаза ладонями, пока не приспособился к нестерпимому сиянию. А потом крадучись, преисполненный смутными страхами и неизъяснимыми надеждами, двинулся вперед и оказался на пороге облицованного металлом громадного зала, где никого не было, но отовсюду сиял свет.

Проход туда из естественной пещеры, где стоял Говард, перегораживало что-то вроде вертикального створа, и этот створ был поднят – вероятно, теми самыми бессмертными, которых он видел внизу среди скал. Рядом стояло похожее на лодочку транспортное средство, на котором они, очевидно, и приехали. Эта лодочка и зал были ему знакомы, и теперь Говард кое-как припоминал те испытания, через которые прошел по вине оумнисов перед своим побегом во тьму.

Пол в зале слегка кренился, и Говард вспомнил, что, если пойти вверх, можно выбраться к утерянному миру и свободе. С опаской, осторожно, он звериными прыжками поспешил туда.

Где-то через милю пол совершенно выровнялся, а сам туннель изогнулся. Говард уже не видел, что поджидает его впереди. Он выскочил за поворот так резко, что даже не успел затормозить при виде троих стоявших к нему спиной оумнисов в металлических костюмах. Рядом с ними ждала лодочка. Один бессмертный толкал огромный выходящий из стены рычаг, похожий на вымбовку от корабельного шпиля, и, словно в ответ на его усилия, медленно опускался, перегораживая проход, блестящий створ. Дюйм за дюймом полз грозный металлический занавес, грозя вот-вот перекрыть весь туннель и окончательно отрезать землянину путь к бегству.

Говард даже не подумал о том, что туннель за створом может вести совсем не туда, куда он так отчаянно стремился. Каким-то чудом былые храбрость и находчивость отчасти вернулись к нему, и он не повернулся и не бросился наутек, как сделал бы при виде бессмертных еще совсем недавно. Он понял, что должен совершить рывок, чтобы выбраться наконец из меркурианских подземелий – сейчас или никогда.

Землянин бросился на ничего не подозревающих оумнисов, целиком поглощенных своим занятием, и ударил ближайшего металлическим прутом. Меркурианин рухнул, клацнув по полу костюмом из моуффы. Второй бессмертный, толкавший вымбовку, не бросил своих трудов, а Говарду некогда было разбираться с ним, поскольку третий с поистине тигриным проворством отпрыгнул назад и наставил на него смертоносную трубку.

Огромный створ уже почти опустился – между ним и полом пещеры оставалось немногим более двух футов. Увидев это, Говард кинулся вперед в узкую щель, сначала на четвереньках, а потом и на животе, и ему удалось протиснуться под страшным металлическим занавесом.

Оказавшись на той стороне, он хотел вскочить, но обнаружил, что его что-то не пускает. Вокруг была кромешная тьма, но землянин исхитрился встать на колени и, ощупав себя руками, понял, что ему мешает. Опустившийся створ прищемил длинный чехол из моуффы, предназначенный для меркурианинской шпоры на правой ноге. Говард рвался на свободу, точно угодивший в капкан зверь. Костюм был очень прочным, и его крепко прижимал к земле тяжелый металлический занавес; казалось, выбраться не удастся.

А потом уже отчаявшийся Говард вспомнил, что костюм не застегнут на груди. Кое-как, с мучениями, он выбрался из костюма, сбросив металлическую оболочку, как ящерица шкуру.

Поднявшись на ноги, землянин поспешил во тьму. Фосфоресцирующую ветку он уронил, когда нырнул под створ, поэтому света у него больше не было. Босые ноги ступали по грубому полу с торчащими острыми камнями, тело обдувал ледяной ветер, холодный, точно смертоносное дыхание ледников. Проход вел вверх и местами превращался в нечто похожее на ступени, по которым Говард лез, спотыкаясь, падая и набивая страшные синяки. Потом он рассадил голову об острый выступ, торчавший из низкого потолка. По лбу и в глаза потекла теплая кровь.

Подъем делался все круче, а холод стал и вовсе непереносимым. Никто из оумнисов вроде бы его не преследовал, но Говард все равно боялся, что они поднимут створ и бросятся за ним в погоню, а потому торопливо лез дальше. Его все больше озадачивал крепнущий мороз, но здравый смысл и способность строить гипотезы совершенно его покинули. Голые руки, ноги и туловище покрылись мурашками, и Говарда колотил жестокий озноб, хотя он без устали бежал и карабкался.

Ступени стали ровнее и попадались чаще. Казалось, они уходят во тьму бесконечно; Говард постепенно приспособился к ним и шаг за шагом, ощупью продвигался вверх, лишь изредка спотыкаясь и падая. Разбитые ноги кровоточили, но от холода уже теряли чувствительность, а потому боли он почти не ощущал.

Высоко над головой Говард увидел круглое пятно тусклого света и, хватая ртом ледяной воздух, который становился все более разреженным и все хуже приспособленным для дыхания, бросился туда. Сотни, тысячи черных обледенелых ступеней пришлось ему преодолеть, прежде чем он приблизился к источнику света. Землянин вышел из пещеры где-то в долине под непроницаемо-черными небесами, в которых сияли холодные неподвижные звезды, а вокруг, куда ни кинь взгляд, раскинулись бесконечные угрюмые склоны и пики, застылые и безмолвные, точно ледяная смертельная греза. Мириадами граней переливались на них в звездном свете льды, а саму долину испещряли бельма бледных пятен. Одно из них располагалось прямо у выхода из пещеры, где на верхней ступеньке стоял землянин.

Он мучительно силился вдохнуть морозный разреженный воздух, тело его мгновенно окоченело, скованное оцепенением, а он все стоял, ошеломленно вглядываясь в открывшееся перед ним нагромождение ледяных гор. Он словно очутился в мертвой пропасти среди невыразимой вечной пустоты, где никогда не смогла бы существовать никакая жизнь.

Кровь смерзлась у него на лбу и щеках. Стекленеющими глазами Говард видел, что ступени ведут дальше вверх по склону ближайшей скалы. Вероятно, бессмертные вырубили их здесь для каких-то своих непостижимых целей, и эта лестница поднималась к самым ледяным вершинам.

То была не знакомая сумеречная зона Меркурия, откуда Говард попал в подземелья, но навечно лишенная солнца темная ночная сторона, где царил жуткий космический холод. Говард почувствовал, как ледяные пропасти и пики смыкаются вокруг него свирепым и суровым северным адом. А потом это ужасное понимание постепенно потемнело и потускнело, превратилось в смутную мысль, парившую над его угасающим сознанием. Говард рухнул ничком на снег; руки и ноги его уже заледенели и не гнулись; и милосердное омертвение сковало его окончательно.

Империя некромантов

Легенда о Мматмуоре и Содосме родится уже на последних оборотах Земли, когда веселые предания ее золотых дней будут давным-давно позабыты. Многие эпохи канут в прошлое, и там, где некогда были морские воды, воздвигнутся новые континенты, прежде чем придет время ее рассказать. И быть может, в тот день она поможет немного развеять жестокую тоску умирающей расы, утратившей надежду на все, кроме забвения. Я расскажу это предание так, как его будут рассказывать на Зотике, последнем континенте, под угасающим солнцем и грустными небесами, которые вечерней порой озаряемы чудовищно яркими звездами.

I

Мматмуор и Содосма, некроманты с темного острова Наат за усохшими морями, явились в Тинарат, чтобы заниматься там своим пагубным искусством. Однако в Тинарате они не слишком преуспели, ибо у жителей этой серой страны смерть почиталась священной и осквернить могильное небытие было не так-то просто, а воскрешение мертвых чарами некромантии считалось кощунством.

Посему в скором времени Мматмуору и Содосме, изгнанным из города разгневанными жителями, пришлось бежать на юг, в пустыню Синкор, населенную лишь скелетами и мумиями – они единственные остались от некогда могущественной расы, которую еще в стародавние времена сгубил Великий Мор.

Путь беглецов лежал по унылой растрескавшейся земле, выжженной лучами огромного солнца, что цветом напоминало едва тлеющий уголь. Один вид этих осыпающихся камней и занесенных песками безлюдных просторов привел бы в ужас обычного человека, и, поскольку колдуны оказались в этой бесплодной пустыне без еды и воды, положение их могло бы показаться отчаянным. Но, улыбаясь про себя, с видом завоевателей, прокладывающих путь к вожделенной цели, Содосма и Мматмуор все дальше углублялись в сердце Синкора.

Через поля, лишенные растительности, пересекая русла пересохших рек, расстилался пред ними тракт, по которому в прежние времена путники добирались из Синкора в Тинарат. Ни одной живой души не встретилось колдунам на пути, зато вскоре прямо посреди дороги они наткнулись на скелеты коня в роскошной сбруе и всадника, чьи одеяния выглядели столь же великолепно, как и при его жизни. Мматмуор и Содосма остановились перед жалкими костями, на которых не осталось ни клочка плоти, и хищно улыбнулись друг другу.

– Скакун будет твоим, – объявил Мматмуор, – поскольку из нас двоих ты чуть старше и посему обладаешь правом первенства, а всадник станет служить нам обоим и будет первым в Синкоре, кто присягнет нам на верность.

Они начертили на пепельном песке у обочины тройной круг и, стоя рядом друг с другом в центре, приступили к святотатственному ритуалу, который поднимает мертвых из покоя небытия и во всем подчиняет их злой воле некроманта. Затем они всыпали коню и человеку в зияющие провалы ноздрей по щепотке волшебного порошка, и добела обглоданные ветрами и дождями кости, скорбно поскрипывая, поднялись с того места, где так долго лежали, и застыли, готовые служить хозяевам.

Как и было уговорено, Содосма оседлал костяного скакуна, натянул изукрашенные драгоценными камнями поводья и, подобный злой пародии на Смерть, погнал свою бледную клячу вперед. Мматмуор брел за ним, слегка опираясь на посох черного дерева, а человеческий скелет в болтавшемся на костяных плечах пышном одеянии следовал за этими двумя, как верный оруженосец.

Вскоре на серой пустоши они наткнулись на останки еще одного всадника на коне, которые шакалы обошли стороной, а солнце иссушило до состояния мумии. Этих двоих они тоже воскресили; Мматмуор взгромоздился на спину высохшего коня, и колдуны с торжественностью странствующих императоров поскакали дальше в сопровождении свиты из трупа и скелета. Все прочие кости и останки, попадавшиеся им по пути, оживлялись надлежащим образом при помощи все того же обряда, так что по мере продвижения по Синкору процессия все разрасталась и разрасталась.

Уже почти на подходе к столице, Йетхлиреому, глазам колдунов предстали бесчисленные гробницы и некрополи, чей покой никто не нарушал вот уже многие столетия; здесь лежали спеленатые мумии, практически не успевшие усохнуть за время своего смертного сна. Всех их колдуны тоже подняли и заставили выполнять свои повеления. Одним было велено пахать и засевать пустынные поля, а также носить воду из глубоких колодцев; другим пришлось делать ту же работу, какой они занимались при жизни. На смену вековой тишине пришли шум и грохот: мертвые ткачи трудились над своими челноками, а трупы пахарей шли за плугами, в которые были впряжены трупы буйволов.

Утомленные этим странным путешествием и обессиленные многократно повторяемыми заклинаниями, Мматмуор и Содосма увидали наконец с вершины пустынного холма далекие башни и уцелевшие величественные купола Йетхлиреома, словно утопающие в темнеющей крови зловещего заката.

– Это славная земля, – промолвил Мматмуор, – и мы поделим ее меж собой, и будем властвовать над всеми мертвыми, что покоятся в ней, и завтра же взойдем на императорский престол в Йетхлиреоме.

– О да, – отозвался Содосма, – ибо здесь нет живых, что могли бы противостоять нам; те же, кого мы вызвали из царства мертвых, будут двигаться и дышать только по нашему велению и не смогут восстать против нашей власти.

Так, в кроваво-красных сумерках, тронутых уже густым пурпуром, вступили они в Йетхлиреом и, миновав погруженные во тьму громады величественных дворцов, расположились со своей жуткой свитой в том из них, откуда на протяжении двух тысячелетий правили Синкором императоры династии Нимботов.