Никодим, который гулял сам по себе

Начал вдруг накрапывать мелкий, колючий дождь, и оставаться под ним не имело уже совершенно никакого смысла. Ник решительно направился к выходу, и едва не налетел на идущую навстречу Карелову.

– О-о, здравствуй, Нина! – с подъемом проговорил он и расплылся в неудержимой улыбке.

– Привет! Что, уже уходишь? Да, кажется, сегодня тут делать нечего. Надо же, как не вовремя эта сырость!

– Точно, дождь этот совсем ни к чему. А ты что, только сейчас пришла? Тебя не было видно.

Она отмахнулась:

– Ну, следующие вечера у меня заняты. А надо про запас хоть немного встряхнуться.

– Вчера ты здорово завела молодежь. Я и не знал, пока не увидел. Все танцевали. Поздравляю!

– Спасибо. Но все это игрушки. Артист из меня никакой!

– Ну это ты напрасно! Очень даже какой артист! – горячо начал ее убеждать в обратном Никодим. – Мне, например, здорово понравилась эта песня.

Карелова усмехнулась:

– Это мне напоминает ролики из домашнего хозяйства: жена варит или жарит чего-то и в качестве убойного довода о блюде говорит, что его безумно любит ее муж. И все тут!

Ник засмеялся:

– Ну, может, все другие кулинарные поделки он ругает и на таком фоне похвала какому-то блюду – это, конечно, фантастика!

Теперь засмеялась она, тут же зябко передернула плечами:

– Ну что же мы стоим? Народ разбегается!

– Разбегается, точно. Нам тоже надо бежать. Но куда? Куда глаза глядят? Кафешки уже закрыты. Разве в ресторан? Аэропортовский. Там должно быть свободно.

– Не факт. Да и добираться далеко. Придется дома отпаиваться горячим чаем. Так что – пока! Мой троллейбус подходит. Я нынче на общественных колесах.

– Так Нина, я тебя провожу!

– Премного благодарна, но я доберусь сама! Бывай здоров!

– Ну – пока.

И Ник остался на остановке совершенно один. Поскольку многочисленные уезжающие и приезжающие в счет не шли – они не имели отношения к Кареловой.

***

С наступлением мокрых и холодных дней осени в парке стало пустынно и тоскливо: сошла на нет торговля безалкогольными напитками, мороженым и пирожками, увяли цветы и не слышалось больше грома музыкальных усилителей. Танцующая публика перемещалась под крыши. Нину Ник видел на закрытии танцевального сезона. Парк выглядел поблекшим и унылым, потемневшие от сырости листья устилали дорожки, с которых еще не успели смести остатки летнего убранства дерев. Нину, взявши под руку, сопровождал ковбой, одетый уже с поправкой на приближающиеся снегопады. На плече он нес гитару, придерживая ее рукой; штангиста сопровождала очень высокая блондинка, Соня – как почему-то окрестил ее Ник. Тут же шествовал и весь остальной «Глобус», в окружении немногочисленных уже любителей культурно-парковых развлечений. Музыканты направлялись в ближайшее кафе, которое еще работало – хотя осенние сумерки сгустились почти до ночной тьмы. Нина, заметив среди уходящей публики медленно идущего к выходу Никодима, кивнула головой, он в ответ поднял ладонь и продолжил свой одинокий путь прочь.

Денис и на этот раз успел уже вернуться с вечерних гуляний.

– Ты сегодня что-то рано, – невпопад заметил Климов. – Все нормально?

– Нормальней некуда. А ты что-то припозднился. Стало быть, тоже все путем?

Ник неопределенно пожал плечами и принялся стряхивать с куртки капли дождя, успевшего отметиться в парке культуры и его окрестностях.

– Все тайное становится явным, – философски изрек приятель, проницательно взглянув на него.

– Да уж. Ваша парочка – тому пример.

– Ха! А ваша… Видишь ли, моя Елена кое-что знает об этой Нинели.

– Ну и… – с равнодушным видом обронил Ник, развешивая на плечиках куртку для просушки.

– Ну и она – дочка профессора. Но он не из твоей школы. Кроме преподавания еще консультант в какой-то модной конторе, автор монографий и почетный член.

– Член чего?

– Не знаю. Но что почетный – это точно. У Лены на эти дела память хорошая. Короче, шибко состоятельный господин. А мама – сотрудник банка, кажется зам. Так что Нина как сыр в масле. Могла бы и не учиться и заниматься одним пением, всякой музыкой и танцами, да еще мотогонками. Там ребят веселых хватает. И денежных. Можно вовсю развлекаться и бить баклуши. Но она учится, на четвертом курсе географического. Там, сам понимаешь, разные города и страны, параллели и меридианы. Промышленность, туризм и скотоводство. Ну и вот. Такие дела.

– Спасибо за информацию. Но мне вообще-то все равно.

– А-а. Ну, я подумал – на всякий случай. Вдруг понадобится.

– Да нет. Понимаешь, деньги и я – понятия пока что несовместимые.

– Именно. У нас ни шерсти, ни сала.

– А при чем?

– Дядька у меня есть, дядя Яша. Как-то на пляже уж под осень, с ним купались, и мужики со свитерами появились – торговать.

– Лето коротко, – говорят, а осенью станет дороже, притом что холодно.

Торговцев же везде хватает, кто продает при пляже мороженое, кто арбузы, даже капканы я видел, а эти – свитера. Шерстяные. Ну и один мужик взял померить. Волосатый страсть, и с брюшком. Кое-как потом с себя свитер стянул: маловат – объясняет.

Дядька посмотрел и говорит:

– На кой ему этот свитер, когда и своей шерсти хватает?

– Так еще же и слой жира, – говорю, – как у полярного медведя.

– Может, жене покупает, на 8 марта?

– Но до марта еще полгода! Да и ей будет великоват.

– Откуда ты знаешь? Ему – то лучше известен ее размер. Может, ей маловат будет. Видишь же – ему не понравился. Или уж слишком теплый. Тоже не комильфо.

– Да, говорю – проблема. Хорошо, говорю, у нас с тобой ни шерсти особой, ни жира – любой свитер подойдет, лучше даже потолще. Теплее будет. А пока что и так жарко. Хорошо бы – пива.

– Конечно. Только ведь на пляже не найти.

– А ты сбегай, посмотри тут поблизости. Вдруг да!

А дядька мой на полгода младше меня. Ну и побежал. И нашел. Кто ищет, тот всегда найдет.

– Ха! – вежливо отозвался Никодим. – А ты, случайно, сегодня не принял?

– Мы немного в кафе посидели. С моей дамой. Осень! Очей, понимаешь, очарованье.

– Это да. Я напоследок подмок. Может, прогреться слегка? Или у тебя будет перебор?

– Никакого перебора, если не гнать лошадей.

– Ну, стало быть, и согреемся. Дома у нас что-то тоже похолодало.

– В самый раз бы и согреться. Сейчас обогреватель взбодрим. Но когда еще он температуру нагонит!

– Конечно. Греться надо изнутри. Я, между прочим, прикупил сегодня. Как будто чувствовал этот дождь. И вообще… Осень.

– Хорошо, что ты такой чувствительный.

Глава 2

Осень пролетела быстро, за трудами учебными, которыми Никодим травил себя как ангину стрепотцидом, стремясь вышибить из сознания Карелову. И забросил все остальное, записавшись, однако, в секцию бокса.

– Ты как будто на красный диплом рванул, так уже поздно, – пеняли ему приятели, – раньше, раньше начать бы тебе эту гонку! Ты лучше сходил бы на «Ледокол» – нечасто же к нам Москва наезжает, а группа хорошая, хоть и молодая. А подрастут, сюда уж их не заманишь. В центрах чесать публику будут.

– Да знаю я этот «Ледокол», – отвечал Никодим, – по ящику видел. В общем и целом – сойдет. Но как-нибудь в другой раз.

Таким же манером отделывался он и от приглашений поучаствовать в факультетском хоре, куда его сватали как тенора. И лишь когда, обычно в конце недели, утомленные лекциями и семинарами друзья собирались перевести дух в кафе, он не отказывался принять участие. После таких посиделок Никодим засыпал без всяких назойливых мыслей о странностях человеческих отношений и спал как убитый.

Карелову в пору осенних и зимних непогод встречал он три раза и только один раз специально устроил себе такую встречу, прочитав о конкурсе вокально-инструментальных групп. Когда так, – решил он, – то непременно на конкурс пожалует и «Глобус», а с ним – Нсравненная Нинель. Он купил букет поздних цветов. И не ошибся: она была тут. Чтобы не мозолить глаза знакомым при случайной встрече, Климов появился в ДК « Арт-Нов» уже к самому началу мероприятия и едва нашел себе место. Народу собралось дивно много. Каждая группа выступала с единственным номером, и на все мероприятие потребовалось с довеском полтора часа. Были и хорошие группы, но много и таких, где крупные парни пели противными мальчиковыми голосами. Они Климову никак не нравились. «Глобус» вышел на сцену почти под занавес, Карелова исполняла «Коней вороных». Зал принял их вполне тепло, если не сказать – горячо. Но за час с лишком зрители устали рукоплескать, иначе аплодисменты были бы более продолжительными. Ник сочувствовал солистке и не поскупился на хлопки, но «Браво!», как некоторые, кричать не стал и лишь поднял затем руку с оттопыренным большим пальцем. Ему показалось, что Нина в ответ тоже помаячила рукой, но может, только показалось: в притемненном зале вряд ли она могла хорошо видеть задние ряды.

Он подождал у выхода, когда мероприятие завершилось и, найдя в толпе Нину, пошел с ней рядом. Участники «Глобуса» что-то оживленно обсуждали, по временам останавливаясь и жестикулируя.

– Звучало очень хорошо, – без лукавства сказал Ник певице… – Поздравляю! – И вручил ей цветы.

– Спасибо! – ответила она, поднесла букет к лицу, улыбнулась и перевела взгляд на свою команду.

– Чего это они? – без особого интереса полюбопытствовал спутник.

– Не могут договориться, какую композицию все-таки следовало преподнести меломанам. Прошлогодний снег.

– А, вон что. Но получилось-то неплохо.

– Ставили высшие цели. Это все Леша.

– Который ковбой?

Нина засмеялась:

– Нет, вот этот, высокий. Он идейный вдохновитель. А ковбой – всего только Слава.

– Понятно.

– Нинель! – раздался возглас кого-то из «Глобуса», и ей призывно помахали рукой.

– Ну, пока! – Карелова тронула Ника за руку. – За цветы спасибо!

И она присоединилась к творческому коллективу с позаимствованным у микромодели Земли наименованием.

Еще две встречи Ника с ней вышли совершенно случайными и обе протекали под знаком величайшей спешки, поскольку Нина торопилась в первом случае на примерку платья, а во втором – на вечеринку по случаю дня рождения подруги. И там, по ее словам, придется что-то спеть, для почтенного собрания. Иначе подруга не поймет.

– Так ты, может, зря губишь свой талант в параллелях и меридианах? – спросил Ник.

– Может, и зря, – согласилась она. – Только в Гнесинку попасть очень трудно. Но видно будет!

– Ну, высоких сцен! – почти серьезно напутствовал Ник, и они разошлись, каждый в свою сторону.

Потом наступила суетная пора защиты дипломов и Никодим с Ниной обменялись лишь поздравлениями по случаю завершения учебы. А вскоре Карелова уехала туристкой в Болгарию, наиболее любимую россиянами страну, хотя грезила Парижем и Римом.

– Начинай с малого, – говорил родитель, Максим Петрович Карелов. – Болгария, Польша – почти настоящий Запад по отношению к нашему Уралу. – Да и Восток неплох, Дальний. Но Восток, конечно, может и подождать. Двери во все стороны открыты. Сейчас все рвутся на Кипр, в Египет, в Таиланд и в прочие экзотические земли. Но ты съезди пока хоть недалеко. И учи английский. А поездку мы тебе обеспечим, верно, мать? Следующим летом можно съездить как раз в Таиланд, ну, или в Париж. Хотя что там, в Париже?

Мать, то есть Антонина Михайловна, вполне разделяла такой подход супруга к теме расширения кругозора дочери. Кроме всего, такие поездки могли бы способствовать разрыву отношений ее с сомнительными друзьями, вроде этой девицы Лиззи и гитариста Леши. К тому же, окольными путями Кареловым стало известно, что клуб друзей Нины пополнился еще одним «джентльменом» – неким Никодимом. Без роду, без племени, вчерашним студентом. Разумеется, на джентльмена он никак не тянул и старшие Кареловы вполне полагались тут на здравомыслие дочери. У давних приятелей Нины хотя бы родители зажиточные, дом – полная чаша. И при хороших должностях. А этот?

Тем временем Максим Петрович употребил свои связи для того, чтобы устроить дочку в аспирантуру ее родного ВУЗа. И сразу после Болгарии ей следовало заняться штурмом научных географических вершин. Сама Нина не испытывала тяги к научной стезе, но пока принимала все так, как есть.

Климов занимался своим трудоустройством, что оказалось непросто, хотя он и проходил практику на одном из предприятий по сборке машин для прессования сена и соломы. В конце концов, вопрос разрешился в его пользу и через месяц он должен был приступить к ремонту этих самых машин – рулонных прессов. В эту пору и настигло его известие об отъезде Нины Кареловой на пару с подругой в страну Болгарию.

– Наша Ревякина с курса поехала развеяться в Болгарию, – сообщил Денис. – И с ней еще знаешь, кто?

– Откуда ж мне знать? – почесал за ухом Никодим. – Декан, что ли?

– Нинель Карелова со свой подружкой с ней поехали. Да ты уже знаешь, наверное.

– В общих чертах, – уклончиво отвечал приятель. – Надо же ей когда-то отдыхать. Тут учеба, диплом этот, тут еще выступления в парке… Надо, надо отдыхать!

– Да я разве против? – развел руками Денис. – Есть бабки – непременно надо отдыхать!

– И давно они сорвались? – без видимых эмоций спросил Никодим.

– Ну, я не знаю, неделю назад, может быть – дня три. Но уже в Софиях.

– В Софиях, – это хорошо. Но и тут у нас не очень плохо, когда все организуется с пониманием. Может, заглянем в кафе? Я почти устроился на работу. Правда, аванса пока нет, но и без него обойдемся.

– А что? Зрелая мысль, достойная инженера-механика. Только как быть с моей дамой? Пригласить – так она с утра употреблять не склонна.

– Ну, давай на этот раз просто в мужицкой компании посидим. По-свойски.

– Уговорил. К вечеру все выветрится, так что порядок.

– Если жалеешь, что выветрится, так можно будет добавить. На сон грядущий.

– Нет, это будет не по-джентльменски. Вечер уж не станем трогать.

– Давай обойдемся одним утром.

И они просидели с разговорами за жизнь до самого обеда. Настроение Никодима улучшилось, и он принялся варить суп из курицы. Собутыльник его, достаточно ощутимо притомившийся во время пробежки в это утро, лег вздремнуть.

За окном моросил мелкий весенний дождь, временами сменяясь на короткий ливень, и тогда к всхлипам дождя присоединялся шум налетавшего ветра. Под этот аккомпанемент дежурный по кухне задремал, сидя в кресле и положив голову на подлокотник. Проснулись они от запаха гари: кастрюля на электроплите исходила жаром, из-под крышки сочился сизый дым, и уже дивно его собралось под потолком.

– Караул! – сдержанно вымолвил Никодим и сорвал крышку. Освобожденный смог ринулся из кастрюли, вмиг заполнив всю кухню. Следующим движением еще не совсем проснувшийся Никодим схватил кастрюлю и перекинул ее на соседнюю конфорку. Поступок был опрометчивый: Денис, приподнявшись на кровати, с изумлением смотрел, как товарищ сует обожженную руку под кран, затем дует на нее, и снова сует под струю холодной воды. Попутно Никодим отчетливо бросал слова, никак не вязавшиеся с общепринятой лексикой.

Суп весь выкипел, курица подгорела, а картошка и вовсе обуглилась, уменьшившись в три раза. Дно кастрюли покрылось слоем гари.

– Ну ладно, – рассудительно произнес Денис. – не пофартило нам с куренком, да. Тут талант нужен. Начнем по новой. Теперь я буду варить. Авось, мы уже не уснем.

– Валяй! – раздраженно сказал неудачливый повар, дуя на обожженные пальцы.

***

Сентябрь подошел к середине, завершались труды комбайнеров на хлебной ниве, вовсю шли занятия в учебных заведениях, курортный бархатный сезон закончился, когда Никодим снова увидел Нину. Вернее сказать, сначала он услышал ее. Услышал голос в телефонной трубке.

– Здравствуй! – поприветствовала она. – Так я приехала аж с курорта. Третий день дома. В Болгарии очень хорошо, но дома лучше. И обзваниваю всех, чтобы отчитаться. Такие дела. У тебя нормально?

– Вполне, – правдиво сообщил он. – Выхожу на работу. Ты пока с «Глобусом»?

– Сейчас аспирантская кутерьма, напряженка, не до «Глобуса». Да и там творческий процесс застопорился. Лешка, автор наш, в депрессии. И неудивительно: надо написать музыку, к ней какие-то удобоваримые слова. Сложно, в общем.

Нина не сказала, а может, не знала, что художественный руководитель группы Алексей Скачков не только писал стихи и музыку к ним, или наоборот, но в отсутствие посторонних сам исполнял будущие шлягеры, и, за неимением аудитории, сам себе аплодировал. К чести его следует заметить, что он обладал аналитическим складом ума и трезво оценивал уровень своего исполнительского мастерства. Прослушивая записи, сделанные самостоятельно во время звучания хитов, он самокритично признавал, что голос у него слабоват и на большой диапазон не рассчитан. Поэтому не спешил выходить на обширную сцену в качестве солиста и продолжал совершенствовать свой вокал. Эти обстоятельства и повлекли за собой творческий кризис, заложниками которого стали участники группы «Глобус».

Впрочем, все это было бы Нику неинтересно, и он не много терял, оставшись в неведении о тернистом творческом пути Лехи. Однако же оставить ее слова без внимания Климов не мог и посоветовал:

– Ему стоило бы обратиться к фольклору. Это как подорожник при порезе, исцеляет, повышает тонус. Вот хотя бы частушки – родник народной бодрости. Пусть пишет, а «Глобус» исполняет – с притопом и с прихлопом, с уханьем обязательно. Чем не вариант?

Карелова посмотрела на него с изумлением, потом засмеялась и махнула рукой.

***

Осень проходила в трудах. Предприятие, где работал Климов, оказалось не самым плохим в отношении занятости – тут шевелиться приходилось целый рабочий день. Что имело место далеко не во всей промышленности. Но вот зарплаты не особенно отличались от тех, что наблюдались там, где была неполная занятость. Об авансах речи вообще не шло. Народу трудилось тут немного, и все представители сильной половины, кроме девушки Натальи, которая сидела на кассе и отыскивала на бескрайних стеллажах требуемую запчасть. В случае слишком увесистой к делу привлекался кто-то из мужчин. Тут самым полезным оказался Антон Деев, всегда с готовностью откликавшийся на призыв дамы. Заочно она училась на педагога, поэтому постоянно держала при себе учебники, методички и улучала минуту, чтобы заглянуть в них. Девушка с симпатией относилась к джентльмену, и он, в свою очередь, не упускал случая перекинуться с ней парой слов. Парень имел диплом механика, и уже набил руку на доведении разных авто до кондиции. Главным образом – отечественных. Ник быстро подружился с ним, как с человеком, близким по возрасту и без излишних претензий.

День становился все короче, и уже не оставалось времени идти куда-то после работы. К тому же и печальный осенне-зимний климат местности не располагал к прогулкам на свежем, а часто слишком свежем воздухе. С Ниной встречались нечасто и не специально: у нее тоже выдалась напряженная пора. Но ей это не вредило. Она, как всегда, держала голову высоко и одевалась с некоторым криком. Что не вызывало удивления у тех, кто знал ее и компанию. Карелова все же выбирала время для выступлений с «Глобусом», но теперь уже не на открытой площадке. За крышу группе приходилось платить, но артисты не опускали рук. Тем более не опускала их Нинель. Что-то все же показалось Нику в ее поведении ненатуральным и он сумел понять, что: аспирантура не вызывает у не ликования. Тут он ничем помочь не мог, потому что к заведованию консерваториями не имел ни малейшего отношения. И даже не состоял в их приемных комиссиях. Как ни жаль.

Денис устроился на работу в таксопарк и вскорости получил довольно утомленную жизнью «Волгу», на которой и трудился, не покладая рук, когда случался наплыв пассажиров. Но в эту пору уже жестко вступила в игру конкуренция, в том числе с участием бомбил. Конечно, заработать всем было нужно, но это соображение мало утешало Дениса. Доход выглядел довольно прискорбно. Тем более, что старушка «Волга» то и дело вставала на ремонт.

Как-то среди дней, усыпанных листопадом и напитанных холодной росой, которая высыхала только к полдню, Антон предложил Климову слегка развеяться и отдохнуть от трудовых будней.

– В кафе, что ли? – уточнил Никодим. – Это можно. Только не слишком засиживаться, а то назавтра плакала работа.

– Да нет, – засмеялся Антон. – Я все хотел спросить: ты не рыбак?

– А-а, – Климов почесал в затылке. – Как-то нечаянно попадал на рыбалку. Ну, может, раза три-четыре за лето. Это – рыбак?

– Ну, дела! Конечно, тогда не очень рыбак. Чем же ты занимался?

– Да всем понемногу, даже и времени не хватало.

– О! – с уважением воскликнул Антон. – Но рыбалку ты, видно, не раскусил. Очень занятное дело. Так вот, я и говорю: выберемся в субботу на озера, пока открытая вода? Есть еще один товарищ – ба-а-льшой любитель донок и поплавков. Сергей Ясин прозывается. Да ты, может, знаешь его – тоже у нас в шарашке, только в другом цеху. Он уже пару дней, как теребит меня с этой рыбалкой. Мы несколько раз тут рыбачили – неплохо. Так приобщайся, ты же бездетный пока, или нет?

– А что надо для приобщения? – проигнорировав вопрос, в свою очередь, спросил Никодим.

– Ну, ясное дело: крючки, леска, поплавок, грузило, удилище. Но удилище там на берегу растет, а все остальное покупать надо. Да у нас с Ясиным есть запас этого добра, так что особо не печалуйся. Наживка будет тоже. Прихвати только и для себя какой-нибудь харч.

– А что, это мероприятие – на целый день?

– Все от клева зависит. Но сейчас рыба к зиме должна отъедаться, так что шансы есть. День точно уйдет – ведь еще дорога туда и обратно. Так что?

– Да какие проблемы! Собираемся, едем.

– Ну вот и лады! Стало быть, часов к восьми ко мне подтягивайся, и Серега подъедет. Хорошо бы пораньше, но нам хоть бы в восемь собраться.

Серега и в самом деле подъехал к восьми и даже раньше, потому что когда Никодим появился у жилища Антона, Ясин уже обретался тут. Старт взяли точно в намеченное время. Старорежимный «Москвич», который принял на борт рыболовецкую бригаду, как нельзя более соответствовал задаче поездки на озера: он вполне успешно преодолевал грязь и кочки, когда относительно хорошая дорога закончилась. И хоть уступал в этом отношении вездеходам УАЗ, отличался куда большим комфортом. В основном меньшей склонностью к тряске. До «Ауди» ему было, конечно, далеко, но кто же поедет по кустам и болотным кочкам на «Ауди»?

– Но если начнется дождь, сразу сматываемся, – предупредил Ясин. – Иначе нам до дороги не выбраться.

– Как будто пока все спокойно, – отозвался Антон, оглядывая в окна небосвод.

За час с небольшим они добрались до намеченной цели – озера Черного. Название вполне соответствовало его цвету: вода казалась коричневой, как жидкий кофе без молока.

– Это какая же здесь рыба? – изумился Никодим, когда все вышли из машины и по травяным кочкам приблизились к водоему. – Наверное, она уже умерла?

– Ни в коем разе, – возразил Сергей. – Мы тут в прошлый раз словили почти полведра карасей. А темная вода из-за торфа. Карасям на это чихать, они только толстеют от этого.

– Но, правда, большими не растут, – заметил Антон, сноровисто, как и Ясин, настраивая удочку. – А вот, Ник, – удилища, про которые я говорил, выбирай по вкусу – мотнул он головой в сторону зарослей тальника.

Не так скоро, как спутники, но и Никодим отправил в озеро упитанного земляного червяка, предварительно сделав вид, что поплевал на него. По примеру Антона он воткнул комель удилища в кочку и огляделся. Черное было не единственным озером в этой местности: вдали просматривались зеркала других, небольших озер, окруженных зарослями тальника.

– И что, они тоже все черные? – спросил Никодим у Антона, отбиваясь от комаров.

– Нет, там вода нормальная, мутная только немного. Есть одно озерко насквозь прозрачное – там родники.

– А что же мы будем рыбачить тут? Рыба в такой воде и червяка-то не увидит.

– Запросто. Это как цветное витражное стекло: хоть и крашеное, но насквозь все видно.

– Занятное озеро. А купаться в нем можно?

– Караси тут всю жизнь купаются.

– Местные говорят, что от этой воды рыба становится крепче, – сообщил Сергей. – То есть быстро не протухает и не разваривается. Не разваливается, то есть. Почти как говядина. И вкус особенный.

– Надо же! – изумился Климов. – Тогда мне надо такого карася. Чтобы помнить, что я ловил, и ел. Может, они со временем ценнее форели всякой будут, здешние рыбы.

– Так, Ник, – засмеялся Антон, – местные – они везде местные. Каждый кулик свое болото хвалит. Но вообще рыба тут хорошая, во всяком разе, не хуже, чем в других озерах. И к тому же – воспитанная вдали от шума городского, от бензиново-свинцовых выхлопов. Одна польза от такой рыбы. Жаль, костей в ней многовато. Но это уж у всех карасей. Карась – он и в Африке карась. Зато уж если щуку поймал – мечта горожанина. Да и деревенские не откажутся.