Пасынок Вселенной. История гаденыша

– Хотите, чтобы я похныкал?

– Нет, не хочу.

– Тогда ответьте на другой вопрос. Кто вы?

– Я… Я – тот, кто много лет назад подбросил вас на порог приюта.

Не знаю, можно ли рухнуть с надувного матраса лежащего на полу – наверное можно, – но я удержался. И его слова, и то как он это сказал…

– Вы мой родственник? – просипел я. Почему-то голос сел.

Он снова посмотрел на меня с интересом, и заметил:

– Странно, что вы не сказали «отец».

– А почему я должен был это сказать? – удивился я. – Если бы это было так, вы бы вместо «Я тебя подбросил» так и сказали «Я твой отец». А так как вы отцы фразу не строят.

Он снова кивнул и заявил:

– А знаете, несмотря ни на что, с вами приятно иметь дело. Вы быстро соображаете.

– Может быть, – согласился я. – Когда информации достаточно. Так кто вы?

– Я уже объяснил…

– Нет, не объяснили. Вы сказали что вы сделали. Но почему? И какое вы вообще ко мне имеете отношение?

– Я же предупреждал – есть ответы, которые только порождают новые вопросы.

– По-моему, это очевидно.

– Как и тот факт, что это может продолжаться до бесконечности. Так что не важно на каком этапе заканчивать.

Я хотел было возразить, броситься в бой, потребовать… Но вместо этого только задумался, потом кивнул.

Он снова посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

– И вы этим удовлетворитесь?

– А у меня есть выбор? – усмехнулся я. – Кроме того, я умею ждать. Рано или поздно я и так все узнаю.

– Вы так думаете? – удивился он.

– Уверен.

– Почему же тогда вы не стремились узнать это раньше?

– Потому что не был уверен, что есть что узнавать.

– А теперь вы уверены? Равно как уверены, что рано или поздно получите свое?

Я кивнул, глядя ему в глаза.

– Даже если не доживете? – иронично поинтересовался он.

– Доживу, – пообещал я.

– И опять уверены?

– Конечно.

– А сейчас почему?

Я поднялся и, преодолев немалое внутреннее сопротивление, направился в сторону того, кого он называл Зверем.

– Потому что вам от меня что-то нужно. И рано или поздно вы все равно мне скажете – что именно.

– Да? Знаете, а вы забавный собеседник. Играете в шахматы?

– Нет, – признался я, не оборачиваясь. – Не знаю когда это началось, но в этой игре столько снобизма…

– Вы не правы, – обиделся старик.

– Как и во многом другом, – легко согласился я, продолжая приближаться к Зверю.

Зверь, в свою очередь, смотрел на меня не шевелясь. Я никак не мог понять выражение его глаз. Но это были глаза Виктора. В том числе. Даже в его позе было что-то мистическое, полузнакомое. Он сидел как ангел из «Пророчества63», хотя, неистовостью Уокена64 от него и не пахло. Скорее уж игривой расслабленной безжалостностью Вигго Мортенсена65.

– Виктор, – позвал я. – Ты меня помнишь?

Зверь как и в прошлый раз склонил голову набок, продолжая меня рассматривать. И, как и в прошлый раз, я не мог понять узнает, понимает он меня или нет.

– Почему вы его так называете? – удивленно спросил старик.

– Потому что это его имя, – сказал я.

– У него нет имени, – спокойно возразил старик. – Оно ему не нужно. Он – единственный в своем роде и не нуждается в дополнительных обозначениях.

– Как и в воспоминаниях? – спросил я.

– Что вы имеете в виду?

– Он что-нибудь помнит?

Старик оказался рядом и посмотрел сперва на меня, потом на Зверя.

– А что он должен помнить? – поинтересовался он. – Ты что-нибудь помнишь? – спросил он у Зверя.

И тут произошли две невероятные вещи. Во-первых, Зверь улыбнулся. Вот не позавидую тому, кто наткнется в темноте на эту улыбку. Зубы у него были… Да и не в зубах даже дело. Само его лицо сделалось каким-то жутким и веселым одновременно. Мне почему-то подумалось, что такая улыбка была бы уместна у Дьявола за обеденным столом. Чем бы они там ни обедали. А во-вторых, Зверь заговорил.

– Я до черта чего помню, – сообщил Зверь. – Помню, как полицейские выпустили в меня с десяток пуль. Было больно, между прочим. А потом я пер его через весь город по идиотским местам. Почему было его не прибить?

– Это не тебе решать, ты же знаешь, – проговорил старик.

– Да, знаю, – Зверь снова оскалился. – Но решаю, в итоге, все равно всегда я.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился старик.

– Генералы принимают решения, солдаты убивают других солдат. Кто убийца – тот, кто приказал, или тот, кто нажал на спуск?

Старик тихонечко застонал и замотал головой.

– Понятно. Сегодня у нас слет нетривиально мыслящих убийц. Очень мило.

Но я был в шоке. Мне казалось, что сердце вот сейчас выскочит из груди и шмякнется на пол, и тогда я сдохну (что давно следовало сделать) и история закончится – никто ничего не получит. Ни старик не осуществит своих планов, ни я не получу ответов. Зверь…

Нет, теперь я точно знал, что это был Виктор. Каким-то немыслимым способом это жуткое существо было Виктором. Словно он мутировал и превратился вот в это. Или его заколдовали. И теперь срочно требовалась красавица, чтобы поцеловать его куда-нибудь там, и он бы расколдовался. Потому что не столько голос – голос тоже был жутковатый, хотя и узнаваемый, но манера говорить…

– Что они с тобой сделали? – прошептал я.

– Успокойтесь, – попросил старик. – А то у вас приключится сердечный приступ. В вашем возрасте и при вашем здоровье странное явление. Никто ничего с ним не делал – он таким появился на свет. Как, впрочем, и вы. Но об этом мы поговорим в другой раз. Да, кстати, – он уже направлялся к лестнице, но остановился. – Вашему другу сюда хода нет. Так что не ждите.

– Моим друзьям вечно нигде хода нет, – печально вздохнул я. – То ли потому что они чертовски неприличные люди… Или просто потому что у меня нет никаких друзей. А вы вообще о ком?

– Ну, как вы его называете? – улыбнулся старик. – Призрак, фантом, мираж, видение?

Нет, даже для такого дня и даже для меня это было уже слишком.

– Вам необходимо успокоиться, – проговорил старик. – Но вы меня заинтересовали. Я скажу, чтобы вам принесли ужин и бутылку… Чего вы предпочитаете?

– В смысле? – не понял я, все еще таращась на Виктора-Зверя.

– В смысле алкоголя.

– Пиво. Или бурбон. Или всего и побольше. А какая разница?

– По-моему, вам просто необходимо напиться.

3

«Если необходимо вымыть ноги – целься в голову»

Руководство по пользованию душем для лиц страдающих конверсионным расстройством.

На протяжении последующего времени таинственный старик навещал меня еще три раза. И все разы у меня складывалось стойкое впечатление, что я прохожу некий психологический тест повышенной, запредельной какой-то сложности. И я никогда не мог понять прошел я эти тесты или нет. А понять это было очень важно, потому что – черт его не знает откуда, но откуда-то я знал точно – цена этого теста была не отметка в анкете на тему профориентации, не унылая оценка Ай-Кью, а моя жизнь. Или даже что-то большее.

На мои вопросы старик либо отвечал скупо – так, что ответ ничего не объяснял, – либо порождал еще больше вопросов. Впрочем, в жизни так, как правило и бывает, правда? Просто большинство людей предпочитают этого не замечать, или смириться.

Он был очень умен – жутковато как-то, не по-человечески умен, и я быстро сообразил, что все мои ухищрения и попытки с ним играть выглядит достаточно убого. Так что играть я перестал, перестал строить в своем сознании и мотивах двойное и тройное дно, что значительно упростило наше общение с непонятной целью.

Теперь старик приходил один, без того, кого он звал Зверем. Меня это и радовало и огорчало одновременно. Радовало, потому что Зверь производил, все-таки, жуткое впечатление. Огорчало и потому, что я хотел разобраться что это за тварь, и потому, что выходило, что старик теперь меня совсем не опасается. Нет, и куда подевалась моя репутация кровавого монстра? Старик был абсолютно уверен, что я на него не нападу, не дам по башке и не сбегу из подвала. Впрочем, я и сам это понимал. Даже мой бунтарский дух, который периодически поднимался из спячки и недобро так присматривался то к черепу, то к шее старика, не решался ничего предпринять. И будь я проклят, если старик этого не знал. Да уж, впервые в жизни с момента расставания с Виктором, на моей поляне обнаружился кто-то явно хитрее и опаснее меня.

Но, в конце концов, мне все это надоело. К четвертому визиту старика, я демонстративно уселся на матрас и отказался отвечать на его вопросы. В этой позе, разумеется, было что-то от детских капризов, но ничего другого в сложившихся обстоятельствах я придумать не мог. Как говаривал Виктор – упрямая тупость побеждает самый изощренный разум.

– Вы не находите ваше поведение глупым и неуместным? – осведомился старик.

– Глупым – нахожу. Неуместным – нет. Что может быть уместнее? Я заперт в подвале непонятно где, и будет со мной непонятно что. Так зачем мне отвечать на ваши вопросы?

– Я думаю, вы это и так знаете, – сказал старик.

– А может, я дурак. Вы мне, дураку, уж озвучьте, – попросил я.

Старик посмотрел на меня, как мне показалось, несколько разочарованно.

– Вам не кажется, что общение на таком уровне не принесет никому пользы? – спросил он.

– А разве тут что-то приносит мне пользу? – усмехнулся я. – Вот матрас, – я демонстративно попрыгал на заднице. – Он приносит мне пользу. Я на нем валяюсь. Без него было бы жестко. Вон ведро, – я ткнул в сторону установленного за ширмой биотуалета. – Без него бы воняло. А от нашей болтовни мне лично пользы никакой. Либо мы с вами налаживаем взаимовыгодный обмен информацией, либо я предпочту остаться с моими верными друзьями – сортиром и койкой.

Старик задумался. Потом присел на краешек моего матраса.

– Вы же понимаете, что от того, что мы сумеем выяснить, понять во время наших бесед, зависит жить вам или умереть?

На этот раз я согласился с ним не сразу. То есть, не согласился вовсе. Я сказал:

– Нет, не понимаю. Как вы думаете, мой безымянный собеседник, кто из нас двоих больше разбирается в факторах и тонкостях смерти?

– Смотря что считать такими факторами и тонкостями, – улыбнулся старик.

– Практику умерщвления ближнего и сопряженных с этим обстоятельств и переживаний.

Он усмехнулся.

– Я так полагаю, что в этих вопросах Зверь осведомленнее нас обоих вместе взятых.

– Зверь, – задумчиво повторил я. – Да, Зверь. Вы по прежнему не хотите о нем говорить?

– А не о чем говорить, – вздохнул старик. – Зверь для вас непонятен, но признаюсь вам честно – он так же непонятен для меня. Кроме того, в мире столько непонятного. Вы хотите знать что он из себя представляет? Но вы не поймете. Да и зачем вам?

– Потому что… Когда-то он был для меня очень важен. То есть, не он, а то чем он был. Кем он был.

– И опять вы ошибаетесь, – вздохнул старик. – Я знаю о ком вы говорите – о том своем Учителе, да? Но поверьте, Зверь не имеет к нему никакого отношения… Почти никакого… Да нет, просто не имеет, наверное.

– Вы пытаетесь мне врать? – с некоторым даже восхищением спросил я.

– Нет, не пытаюсь, – усмехнулся старик. – Я вам вру. Как взрослые врут иногда маленьким детям…

– Ну да, чтобы их защитить, верно? Поверьте, не стоит так уж беречь мою хрупкую натуру.

– Защитить? – удивился старик. – Разве взрослые врут детям поэтому?

– А почему?

– Нет, вы правы. Взрослые думают, что врут именно чтобы защитить. Но на самом-то деле вы же понимаете, что это чушь. Взрослые врут детям, потому что врут сами себе. Потому что хотят избежать неудобных тем. Или просто потому что не могут или ленятся что-то объяснять. Или стесняются. Или и сами не знают, а признаться честно не могут. Ну, или просто чтобы дети отстали и не мешали взрослым оставаться… взрослыми?

Я задумался над его словами. Вернее, не столько над словами, сколько над тем что он сейчас пытался проделать. А потом сказал:

– Мы ушли от темы.

Старик улыбнулся. Странно, я давно уже подметил – улыбка всегда меняет лицо человека. Иногда человек выглядит умнее, чаще – глупее. Иногда просто добрее и приветливее. Старик улыбаясь выглядел не просто умнее – мудрее.

– Вас не так легко сбить, правда? – поинтересовался он.

– Если я заинтересован, – кивнул я.

– Знаете, несмотря ни на что, вы мне нравитесь.

– Несмотря на что – ни на что? – осведомился я, прекрасно понимая, что он снова пытается сдвинуть меня с темы Зверя.

– На то, кем вы являетесь.

– Убийца, психопат и все такое? – предположил я.

– Что? Нет, это все ерунда. Убийство двигало человеческую цивилизацию по тому странному пути развития… Ну да вы и сами все это прекрасно понимаете. Вы не больший убийца, чем ветеран какой-нибудь войны. И вы уж точно не психопат. Стыдно говорить такое – вы же прекрасно знаете определение психопатии.

– Так о чем же вы тогда?

– О том что вы есть, – спокойно объяснил старик. – О том, благодаря чему никто не может понять что с вами делать. Некоторые считают, что Зверь должен был убить вас в самом начале. Есть те, кто полагает, что вас следовало умертвить еще во младенчестве.

Честно сказать, я обалдел от этого его заявления. То есть, не столько от всех этих откровений про умерщвление, сколько от того, что есть еще кто-то, кто чего-то там хочет в мой адрес. И почему-то чаще – умертвить. Вот ведь термин. Красиво звучит. Не пустить кровь, не выпустить кишки, не свернуть шею – умертвить. Красиво, мать их. Как все-таки устроен человеческий язык – так красиво формулировать, совершенно не меняя сути. Как говорил гений «Почему «Я тебя не забуду» звучит любовно, а «Я тя запомню…»66

– И кто это? – поинтересовался я. – Ну, те, кто хочет чтоб я сдох… Пардон – был умерщвлен.

– Думаю, рано или поздно вам придется с ними познакомиться, – пообещал старик. – Если только…

– Если меня не умертвят.

– Ловите на лету, – похвалил он.

– Но все-таки я бы хотел насчет Зверя…

– О боги, – вздохнул старик. – Ваша жизнь висит на волоске, вы не понимаете что происходит и где вы находитесь. Но упорно продолжаете интересоваться ну не самым интересным аспектом происходящего.

– Личная заинтересованность, – пожал плечами я.

Старик посмотрел на меня хитро.

– Личная, говорите? А если я найду ей замену, вы перестанете приставать ко мне по поводу Зверя?

– Вы хотите, чтобы я дал слово? – удивился я.

– А ваше слово чего-то стоит? – осведомился он.

– Только если мне это выгодно.

– Блестящий ответ, – похвалил старик. – Вы сочетаете в себе многие удивительные таланты и многие страшные изъяны. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Итак, выбирайте. Что бы вы хотели узнать – суть Зверя, или историю вашего происхождения?

Нет, ну нормальный выбор. А если и того и другого? И можно, в принципе, без хлеба, как учил апологет здорового питания.

Однако, я бы был не я, если бы не смог, попытавшись оценить происходящее, не выдумать что-нибудь… Попытался расставить старику ловушку. Впрочем, в общении с сим загадочным старцем, я все больше и больше склонялся к версии, что он смотрит на меня примерно так же как я в жизни смотрел на большую часть встречавшихся мне людей. Могли бы они расставить для меня ловушки? Да они слова такого не знают. А если и знают, то уж точно уверены, что в их мире и для них никаких ловушек нет и быть не может. Потому они в эти ловушки с таким наслаждением и попадаются. Правда, была моя печально известная красавица и ее брат… Хотя, в ее ловушку я попался по понятным причинам, а потом, в итоге, заманил ее в свою… Но тут было другое. От моих потуг обмануть старика исходила стойкая ассоциация шимпанзе, пытающейся обмануть опытного интригана. Ну, или что-то в этом роде. Старик был умнее меня и мне доставало здравого смысла, чтобы это признать. В своей недолгой жизни – и благодаря Виктору, и собственному опыту, – я успел понять, что размер гордыни обратно пропорционален уровню интеллекта. И у придурков, как правило, эта самая гордыня – от национальной гордости до непонятно на чем строящемся самоуважении – размеров чудовищных. В этой связи, кстати, я никогда не считал ни Блэйза67, ни Форреста Гампа68 дураками. Напротив – вот с ними бы я с удовольствием пообщался. Такие люди мне всегда нравились.

Не знаю уж насколько я сам умен, но есть вещи, которые я всегда считал себя обязанным честно признавать. И если кто-то умнее тебя, нечего выпендриваться – может дорого обойтись. Однако ж, в отличие от большинства народонаселения, я не считал себя вправе прекратить соображать по той только причине, что кто-то оказался умнее меня, так пусть он и думает.

– Расскажите о Звере, – сделал выбор я.

Старик сперва даже удивился, а потом… улыбнулся.

– Мне нравится ход ваших мыслей, – кивнул он. – Знаете, несмотря ни на что я все-таки постарался бы сохранить вам жизнь.

– Я тоже, – совершенно искренне согласился с ним я.

Он серьезно кивнул.

– Вы пришли к выводу, что если вы не умрете, вам все равно расскажут о том кто вы и что с вами произошло. А если умрете – это уже не ваша проблема.

– Примерно так, – согласился я.

Врать было бессмысленно. Да и зачем? Течение моей жизни явно переходило в эндшпиль. Теперь решалось будет ли эта партия продолжаться вообще и в принципе.

И тут произошло странное. Старик вдруг как-то ушел в себя, словно задумался, или прислушивался к чему-то. А потом вдруг поднялся на ноги и сказал мне:

– Ну, вот все и разрешилось. Идемте.

– Куда? – растерялся я.

– Туда, где вы получите ответы хотя бы на некоторые вопросы.

– Или меня убьют? – осведомился я, давным-давно приняв твердое решение без боя не сдаваться. Хотя, я и так бы не сдался (не в моем характере) с одной стороны. Но с другой, вспоминая жутковатые способности этого Зверя… какой там бой.

– Ну, что вы, – улыбнулся старик. – Мы не настолько склонны к пафосу и дешевым эффектам. Зачем вас куда-то вести, чтобы убить? Умереть вы вполне могли бы и здесь.

И мы пошли куда-то из подвала. Шли, чтобы решить мою судьбу и вообще вопрос о существовании, а меня мучил вопрос – старик принял некую таинственную биотическую телепатему, или у него просто в башке вмонтировано некое подобие сотового телефона? Как ни странно, мысли о том, чтобы дать ему по черепу и убежать у меня по прежнему не было. Любопытство – тем более в таких вопросах – тоже очень хороший поводок. Я это осознавал, хотя и моим очередным пленителям тоже не следовало забывать, что всякий поводок, теоретически, можно перегрызть.

4

«Застимулируйте нас финансово – и мы для вас обоснуем любой бред».

Мантра ранних христиан, позднее – политтехнологов.

Разумеется, они сидели за круглым столом. И разумеется их было девять. То есть, нет, я понятия не имел почему их должно быть именно девять, но, как мне представлялось, это обязательно – или семь, или девять. Ну, или двенадцать, но тогда надо запасать больше продуктов и выпивки. Дальше уже шел формат генассамблеи ООН, заседания масонской ложи, парламентов и прочая и прочая… с многочасовой бессмысленной болтовней ни про что и принятием мутных резолюций, которые никто не собирался бы исполнять.

Их было девять. Совершенно разного возраста, расы и прочего. Разные люди. Но что-то в них все-таки было общим. То есть, разумеется, все они собрались в одном месте и за одним столом. И собрались явно по мою душу. Самым старшим, очевидно, был мой старик (то есть, не мой, конечно, но все равно). Были женщины. Разумеется, я должен был обратить на них внимание в первую очередь, но не в сложившихся обстоятельствах, Как учил своего непутевого ученика Мастер Синанджу, при встрече с новым человеком, мы подсознательно сперва оцениваем его потенциальную опасность и угрозу. И только затем – с сексуальной точки зрения. Мать природа создала нас такими, и это правильно.

Там сидела немолодая дама – красивая, но с такой гордой, аристократичной и непреступной физиономией, что мне остро захотелось сделать что-нибудь непристойное – хрюкнуть, рыгнуть, плюнуть на пол, демонстративно проверить ширинку на предмет застегнутости… Просто чтобы разбавить, что ли. Как что-то слишком кислое разбавляют сладким – так вот разбавить ее надменность своим дурным хамством. Была пожилая полноватая добродушная старушенция… То есть, ее можно было бы назвать добродушной, каковой она, очевидно, и являлась большую часть времени. Если бы не пронзительный взгляд васильковых глаз, обрамленных морщинами – то ли от улыбок, то ли от хитрого прищура. Были и другие не менее впечатляющие персонажи. На мой взгляд их всех объединяло только одно – ощущение, которое от них исходило. Ощущение какой-то силы и… не знаю как объяснить. Что-то вроде чувства, что их биополе функционировало на много более высокой частоте и интенсивности, чем у всех прочих людей с которыми я когда-либо встречался. Ну, разве что кроме Виктора. Он за этим столом смотрелся бы, наверное… Впрочем, нет. Он бы тут наверняка взгромоздился на стол и принялся издеваться над присутствующими.

На мой первичный взгляд, никто из собравшихся в полутемной комнате, доминантой в которой явно был этот выхваченный из темноты стол, опасности не представлял. Но, в сложившихся обстоятельствах, скорее всего, дела обстояли наоборот. Опасны были все. А с учетом того, что я понятия не имел кто они такие и что тут вообще происходит, опасной могла оказаться даже мебель.

И кстати, насчет Виктора…

Я осмотрелся по сторонам. Черт, точно. Он сидел там, в углу, в неразличимом во тьме кресле. Зверь. Если бы я не искал специально – никогда бы не заметил и не почуял его присутствия. Это загадочной существо явно превосходило мои сенсорные способности. Ни звука, ни тени – он даже сел таким образом, чтобы слабый свет, просачивающийся из неведомого источника за окном, образуя тени на полу, не выдал его присутствия. Демон хренов. Причем, я каким-то неведомым мне способом знал (или чувствовал?), что для Зверя такой подход является чем-то совершенно естественным и что он даже не задумывается над такими вещами – просто так вот выходит. Может, потому, что это было свойственно Виктору?

– Ну, вот и он, – проговорила немолодая, но потрясающе красивая дама тоном директора школы к которому на суд привели нашкодившего первоклассника.

– Что ж, – согласился с ее оценкой происходящего некий полноватый и до того представительный господин, что ну просто не мог быть никем другим как политиком, либо президентом какого-нибудь банка, – теперь уж давайте решим проблему до конца.

– Вы полагаете, это возможно? – удивилась полная женщина, милая и по виду очень добрая – ну ни дать ни взять ласковая бабушка, – и вперила в меня совсем не бабушкин взгляд пронзительных васильковых глаз.

– Я полагаю, у нас нет другого выхода, – решительно как перед казнью проговорил хрупкий старичок в потертом твидовом пиджаке, которого я для себя тут же определил как ювелира или часовщика. Не знаю почему.

– Выход есть всегда, – проговорила пожилая красавица и покосилась на Зверя. Зверь на нее не отреагировал.

И тут я взбеленился. То есть, мне надоел этот цирк с их позицией таинственных суперкрутышей. Я засунул руки в карманы и проговорил надсадным громким шепотом, который, наверное, было слышно даже на улице:

– Здрассте.

Они напряглись. Некоторые даже вздрогнули. Это хорошо, значит, рефлексы у них есть. Все без исключения уставились на меня как на заговорившего хомяка. Чудесно.

– Ну, – начал объясняться я, – это в том смысле, что если вы собираетесь обсуждать меня как вещь, или так, будто меня тут нет, может, предложите выпить? Я мирно посижу в уголке, поболтаю вон с ним, – я кивнул в сторону Зверя. Зверь жутко осклабился. Не знаю уж чем и с какой стороны, но ему явно нравилась такая перспектива.

– Каков наглец! – провозгласила полная женщина ласковым голосом. Непонятно было – то ли ей импонирует моя наглость, то ли это восхищение прыткостью таракана, которого все равно раздавят, но чуть позже.

– А что такого? – удивился я. – Я к вам сюда не просился. А! – мой указательный палец устремился в невидимый во тьме потолок. – Я понял. Вы хотите, чтобы я трепетал. Ща сделаем.

Я изо всех сил напрягся – так, чтобы они заметили. Потом разочарованно вздохнул и пожаловался:

– Не-а. Не выходит.

Кто-то за столом, явно сдерживаясь, хохотнул. На него устремились негодующие взгляды. А я решил сбавить обороты. Совсем чуть-чуть.

– Если вы хотите, чтобы я относился к вам с почтением, сперва объясните, кого и за что я должен почитать. Если вам нужно, чтобы я боялся – расскажите что такого страшного. Или кто-то из присутствующих, кроме него, – я снова показал на Зверя, – считает себя настолько ужасным или грозным, что я должен перед ним бухнуться ниц только за то, что он тут присутствует?

– Нет, ну каков наглец, – повторила полная женщина. – Неужели кто-то из присутствующих всерьез собирался уничтожить такой прекрасный экземпляр?