скачать книгу бесплатно
Путь.Часть1. Путь к Миру
Сергей Павлович Сироткин
Это история о демоне, чье имя невидимо в прошлом и неощутимо в настоящем. Его нет, так как о нем забыли, но он все-таки есть и об этом знает каждый. Его лицо сокрыто обликами других существ, к душам которых он прикоснулся. И лишь, оставаясь в одиночестве, когда нас покрывает Тьма, мы чувствуем душой его присутствие и неустанный взгляд. Он следит за нами, зная о каждом нашем шаге, слове, чувстве, мысли. Его безжалостная длань лежит на пульсе этого мира в ожидании, когда ложь переполнит это вместилище Творца, чтобы стереть не только наше существование, но и память о мимолетном пребывании в Сущем человечества, осквернившим бесценный дар – жизнь.
Сергей Сироткин
Путь.Часть1. Путь к Миру
Глава 1
Вокруг была давящая серая мгла. Она простиралась повсюду бескрайним, безмолвным и равнодушным отсутствием места. Эта хмарь разрывала и уничтожала своим безразличием всех несчастных, кому выпал самый страшный удел – оказаться в её беспощадных объятиях. Она постоянно ждала глупцов, утонувших в отчаянии. Тех, кто не сумел отыскать в себе право на существование и канул в прошлое, став ненужной, забытой частью жизни, в коей будущее утратило смысл. И последнее, что оставалось им испытать – удушающий ужас, который уничтожал их постепенно, предавая забвению, без единого шанса сохранить себя… Впрочем, как и всё Сущее, обречённое на гибельный конец. Попадая в эту равнодушную мглу, оно исчезало и становилось её неотъемлемой частью, такой же отсутствующей и невозможной. И потому здесь не было ничего. Лишь то, чьё имя – Пустота, которую нельзя ни насытить, ни заполнить, кроме, как жуткой тишиной, что своим безмолвием обволакивала и приводила любой разум к безумию, не знающему предела. Тишина усыпляла медленно, но решительно, заставляя всех и всё пропадать безвозвратно. Пустота – неизбежное пристанище не нужных никому, даже себе…
Это бесконечность без времени и пространства. Она – отсутствие чего бы то ни было, но одновременно – основа основ, на которой стоят столпы Сущего: и Хаос, и Тьма, и Свет. Мы все принадлежим Пустоте. Её длани повсюду. Они лежат на пульсе живущих и на прахе умерших. И она ждёт каждого из нас, чтобы развеять не только наше бытие, но и память о нём…
Здесь нет места разуму. Сюда попадают, если он уже утрачен, даже не смотря на слепую уверенность, что продолжают им обладать. Самое главное заблуждение – считать: ты есть, когда тебя на самом деле нет. Но что, если ты уже стал частью Пустоты, хоть и не попал пока в её объятия? Нет, не стал! Ты и был ею! Просто забыл об этом, поспешив раствориться в её бескрайних просторах. Это всепоглощающее нечто и есть лоно, где зарождается разум и где находит свою абсолютную кончину. И не только разум, но и всё, что он сотворил…
Об этом я размышляю очень давно или совсем недавно. Правда, не знаю, долго ли? Потому как не ведаю, откуда взялись эти мысли, да и сам я. И кто я? Или что я? Что здесь делаю? Если это такое ужасное место, то почему пребываю в покое и некоем блаженстве? Или меня уже нет, а осталось только эхо моего «я», которое постепенно исчезает в этих бескрайних просторах отсутствия? Быть может, Пустота забыла обо мне и вовсе не замечает заблудшего в ней путника… Я стал погружаться в эту мысль и неожиданно ощутил разумом чей-то голос:
– С пробуждением тебя…
– Кто ты? Кто я? – посыпались у меня вопросы.
– Пустота – не место для ответов, ибо они требуют времени. А потому ступай… в жизнь.
Голос внезапно исчез, и я испытал боль – первую и далеко не последнюю, благодаря которой осознал себя. Она сводила с ума, но вместе с тем определяла моё существование. Изнутри вырывался то ли крик, то ли рычание, то ли стон – не понятно. Но сотрясающий разум звук явил – я есть!
Я ощутил оболочку, в которую меня заключили. Она обволакивала и заполняла внутреннюю пустоту. Словно кто-то утолял мою возникшую жажду, и питьём была сама жизнь.
Откуда я ведал о жизни? Я не помню. Но все эти знания приходили вместе с первой болью. И чем больше жизнь вливалась, тем уютнее мне становилось, и боль отступала.
Я обретал новую суть. Суть воли, силы, ярости, благодаря которым понял: всё пронизывающее и окружающее, есть моё начало. И имя ему – Тьма. Ей приходилось не менее больно. Я чувствовал: она разделяла мою боль рождения, и даже пыталась поглотить её полностью. Но это было невозможно.
Тьма любила меня, но почему-то боялась, словно не желала моего появления и сопротивлялась ему. Нет! Вопреки сомнениям Тьма дала понять, как сильно хочет моего рождения, будто верила: я должен её спасти, и она возлагает на меня огромные надежды. Её страх был перед тем, что мне могут причинить вред. И она не желала, чтобы я обретал жизнь именно сейчас… Какое-то зло затаилось неподалеку и наблюдало за моим рождением. Но кто этот наблюдатель? Разобраться в этом не получилось, так как сила, выталкивающая меня в жизнь, взяла верх.
От порождающей меня сущности исходила теплота. Она казалась искренней, заботливой и полной нежности. В первые мгновения жизни Тьма являлась оплотом. В её лоне я был в безопасности. Правда, явное чувство тревоги в прародительнице за мою судьбу заразило беспокойством и меня.
Но тревогу затмило бесценное осознание своего существования, что дарила Тьма. Накопленные и хранящиеся в ней знания были не чем иным, как материнским молоком, которым она меня поила. И я жадно впитывал, чтобы жить. Тьма начала вливать это питьё безудержным напором из-за боязни: нас разлучат, и она не успеет накормить. В какой-то миг показалось: я не выдержу и сойду с ума. Но неожиданно поток прекратился, будто его прервали извне. Заботливая сущность отстранилась и исчезла, пропав в неведомых глубинах. Я остался совершенно один без защиты… Через мгновение вздрогнул, услышав первое слово в своей жизни:
– Здравствуй!
Это слово ворвалось в разум, сотрясая тело. Тело! У меня есть тело, и я чувствую его! Вот, что меня обволакивало! Осмотрел руки, затем туловище, к которому они были прикреплены. Осторожно пошевелил ногами. За спиной находились огромные, наполненные силой крылья. Своим желанием заставил их двигаться. Именно они позволяли находиться на месте, а не безвольно плыть в пространствах Тьмы, которая была, как я запомнил, подарившей жизнь матерью. Определения сами всплывали в разуме, и я с лёгкостью осознавал всё, что меня окружало, и с чем сталкивался. Осмотрелся и обнаружил: моя ипостась такая же чёрная, подобная окружающему пространству. Оно оказалось совершенно другим, чем та хмарь, откуда я пришёл. Холод приятно пронизывал, давая возможность ощущать телесную оболочку. Прислушался к ней и почувствовал в себе жизнь. Как же приятно чувствовать!
– Здравствуй!
Вздрогнув, снова услышал слово, смысл которого понял. Потому ответил тем же:
– Здравствуй!.. Кто я? – добавил вопрос.
– Он тебе не сказал? – уловил я насмешку. – Ты – демон, мой сын.
Голос казался чужим и нёс в себе скрытую угрозу. Но, не обращая внимания на предчувствие опасности, я остался на месте и вновь спросил:
– Что значит демон и кто этот «он»?
– Демоны – это мои порождения. Всего их девять первородных. Ты десятый. А вот, кто он – я толком не знаю. Только лишь догадываюсь. Он есть за кромкой Сущего, что состоит из Хаоса, Тьмы и Света. Ты пришёл именно оттуда, поэтому должен о нём знать больше, чем я.
– А ты кто?
– Я твоя мать, Тьма, – услышал я ответ и усомнился в его искренности. – Но довольно вопросов. Отдохни. Боль пока не оставила тебя полностью. Набирайся сил. Они тебе ещё понадобятся.
Та, что назвалась моей матерью, исчезла и тревога, закравшаяся в меня при рождении, развеялась. Я осмотрелся и увидел под собой иссиня чёрные скалы, простирающиеся вокруг бесконечным, каменным ковром. От некоторых из них исходило лёгкое, красное свечение. Под ними что-то текло, и было настолько ярким, что его свет вырывался наружу. Склоны скал оказались усыпанными какими-то постоянно снующими тварями, не находящими себе места. Угрозы от них я не чувствовал и, заметив недалеко от себя плато, медленно на него опустился.
Ногами ощутил прохладу и жёсткость поверхности – твёрдую и неприступную. В стопы приятно вонзились небольшие острые камни, которыми была усыпана вся твердь окружающего меня мира. Взмахнул крыльями, и образовавшиеся вихри подбросили камни вверх. Сразу испытал множество уколов и лёгких ударов, которые отозвались в голове еле уловимыми вспышками. По мне пробежала дрожь, благодаря чему почувствовал каждую частичку тела. Поймал несколько камней. Потёр ладони – камни раздробились в песок. Сделал первый шаг, затем второй. Мышцы тела напряглись, и кровь по жилам потекла быстрее. Ходьба доставляла удовольствие, давалась уверенно и легко, словно для меня это было не в новинку. Двигаясь, я знакомился с телом, каждой его мышцей, органом. Ни с чем несравнимые впечатления! Так и ходил не в силах насладиться этим моментом начала жизни.
Сновавшие по всей округе существа затихли и, застыв на скалах, внимательно следили за мной. Кроме любопытства, я в них ничего не чувствовал, поэтому, не обращая внимания, продолжал ходить, полностью поглощённый этим занятием. Но вскоре силы стали меня оставлять. Ноги подкашивались, и от нахлынувшей усталости я укутался в крылья и лёг. В меня бурным потоком вновь полились остальные знания. А также сила Тьмы, которую не успел впитать при рождении. Я расслабился и, закрыв глаза, сразу провалился в забытье, уснув первым и, как потом оказалось, последним сном в своей жизни.
Глава 2
Я летел, и полёт дарил безграничную свободу. Крылья несли меня сквозь миры, в бесконечность вселенных. И никак не мог насытиться этим полётом, в котором становился самим собой. Лёгкость и безмятежность переполняли меня. Словно ветер, я проносился меж звёзд, то, набирая бешеную скорость, от которой захватывало дух, то замирал зачарованный новыми открывающимися пейзажами неизвестных миров. Буйство красок, контрастов различных реальностей будоражили, заставляя лететь всё дальше и дальше, в надежде увидеть что-то ещё более красивое и необычное, чем уже успел запечатлеть в сознании. Миры сменяли друг друга, являя свою неповторимость и загадочность. Разнообразие форм и очертаний их плоти заставляли всякий раз замедлять полёт, маня неизвестностью и в то же время открытостью, словно ненавязчиво приглашали в гости. Но неутолимое любопытство влекло в даль, и я успевал лишь слегка прикоснуться к проплывающим реальностям.
С каждым таким прикосновением в меня вливались бурным потоком силы этих миров, и не было уже ничего, что могло бы прервать полёт, но я ошибался. Неожиданно, вместе с вливающимися силами начали закрадываться боль, страдания и горе, переполняющие вселенные. Восторг и наслаждение резко сменились печалью. Она вползала в мою сущность жгучей отравой. Я отчётливо услышал крики и стоны замученных душ, от чего остановился и замер, не в силах продолжить движение. Страдания мучеников принялись терзать душу, а их голоса полные отчаяния просто разрывали разум. Бесчисленная толпа всевозможных тварей Сущего предстала видением перед глазами, заполняя всё пространство вокруг меня. Они стояли и молча смотрели. Я ощущал каждый взгляд, в котором горела лишь надежда на спасение. Её огонь обжигал бессилием терпеть несправедливые наказания настолько сильно, что зажмурился и попытался закрыться, исчезнуть, лишь бы избавиться от этой пытки, которой мученики меня подвергли. Но всё было тщетно. Окружившие меня души стали кричать, прорывая пространство и время. Я чувствовал: все молящие об избавлении – невиновны. Казалось, достаточно ещё одной несправедливо осужденной душе присоединиться к этой обезумевшей от страданий толпе и чаша терпения Сущего переполнится, заставив ткань реальностей рваться, ввергая всё живое в Пустоту. Мысль от этого обратила в ужас. Возникло желание – убить всех, кто осмелился раскачивать равновесие.
Впервые в жизни меня захлестнул гнев и стал давить, заставляя поддаться инстинкту демона. Оглянулся в поисках жертвы, но никого рядом не было. Даже видение замученной толпы невиновных мучеников растаяло. От неудовлетворенности зарычал, сотрясая пространство. Но вдруг, гнев исчез также стремительно, как и появился. Почувствовал душой лёгкое прикосновение. Именно оно вырвало из объятий ярости. Мысленно потянулся к тому, кто прикоснулся к моей душе и обнаружил, что это был мир. Из всех стонущих вместилищ жизни он выделялся больше остальных. Его беды эхом разносились дальше, по другим мирам, усиливая их собственную боль. Пригляделся к нему и заметил – он находится в центре всех реальностей, переплетённых, словно нити паутины, и центр её находился в этом истерзанном мире. Он неимоверно страдал от разрывающей его плоть боли невинных мучеников, но терпел. Сразу появилась уверенность: я пришёл сюда именно из-за него. «Мир Богов» – чётко прояснилось в разуме имя этой части Сущего. Кто дал этому миру такое имя? Скорее всего, тот, кто его создал. Быть может, в следующее мгновение я бы увидел сотворившего этот мир, но меня отвлёк сгусток красного света, стремительно несущийся сквозь Тьму.
Пригляделся… и различил в нём летящего демона. Было видно, как от него обращались в бегство все твари, попадающиеся ему на пути. Он продолжал свой полёт, не обращая на них никакого внимания. Оказавшись над плато, среди иссиня чёрных скал, демон на мгновение завис и, заложив вираж, виртуозно приземлился. Перед ним лежал другой спящий демон, сливающийся с окружающим пейзажем, потому как был таким же, полностью, как смоль, чёрным и укрыт своими же перепончато-костяными крыльями.
– Проснись, брат! – услышал я сквозь сон и мгновенно ощутил ипостась того самого, лежащего на плато, демона.
Открыл глаза и увидел пред собой стоящего исполина. От него исходило багровое свечение, освещающее окрестности живописных скал, облепленных какими-то крылатыми существами. «Бесы» – всплыло их название в моей голове. Но всё моё внимание было приковано к этому колоссально-огромному существу. Больше всего впечатляла мощь, исходящая от него. Казалось, нет ничего, что бы он ни смог сокрушить, причём, не прилагая особых усилий. Своим величием он завораживал и вызывал трепет. В глазницах демона полыхал огонь, который, наверное, мог испепелить всё вставшее у него на пути. Его взгляд пронизывал насквозь. Создавалось ощущение, что, посмотрев на тебя, или скорее в тебя, для исполина уже не оставалось никаких секретов, и он знал о тебе всё, что скрывалось даже в самых тёмных закоулках души. Тело его состояло из огненной лавы, которая переливалась, создавая формы мышц. Видимо, той самой, текущей под некоторыми скалами этого мира, вырываясь своим свечением наружу. За спиной зияли ещё больших размеров, чем он сам, крылья. Они излучали яркий, жёлто-красный свет. Свет клонящейся к закату звезды.
– Меня зовут Вельзевул, – представился исполин, обжигая дыханием. – Я – хозяин ада и твой брат. Как твоё имя?
– Демон, – представился я и в ответ был оглушён раскатистым хохотом.
– Демон – это суть, а не имя. Я ведь тоже демон, – объяснил исполин, закончив смеяться.
– Тогда у меня нет имени, хотя имя «Демон» мне нравится.
– Ну что ж, будь Демоном, раз тебе нравится, – ухмыльнулся Вельзевул. – С рождением тебя! Я буду твоим наставником. А потому приглашаю тебя к себе домой. Надеюсь, тебе там понравится.
Встав на ноги, я отметил – Вельзевул не такой уж и огромный. Мы были с ним практически одного роста. «Наверное, я тоже таких же впечатляющих размеров», – сделал молча вывод, так как бесы на скалах казались крохотными. Хотя по сравнению с миром, где мы находились, все виделись ничтожно малыми.
– Я тоже надеюсь, что мне у тебя понравится. А что такое дом? – спросил я и, оттолкнувшись от плато, полетел за своим обретённым братом.
– Это твой мир, где тебя любят и ждут. Со временем ты это познаешь. Лети за мной, не отставай.
Крыльями махать не приходилось. Они послушно несли в соответствии с моим желанием. Надо было лишь подумать о направлении и скорости полёта. Казалось, прикажи им лететь настолько быстро, как это возможно, и я окажусь через мгновение на краю Тьмы. С каждым мигом, всё больше чувствовал мощь, заключенную в крыльях. Они являлись неотъемлемой частью ипостаси и заключали в себе всю мою жизненную силу, утратив которую, я сразу обрёл бы вечный покой. Именно через них я питался необходимой для жизни энергией, наполняющей всё Сущее. Скользя по потокам различных сил, крылья давали возможность нам с братом перемещаться, причём с немыслимой скоростью.
Вельзевул совершил движение рукой, словно от чего-то отмахнулся, и перед нами расступились вселенные. Через образовавшийся тоннель мы полетели вниз, как мне показалось, на дно Тьмы, что нас обоих породила. Мимо проносились мириады пространств со своими причудливыми формами и красками, каждое из которых казалось неповторимым и особенным. Они были совершенно разными и даже на толику не походили друг на друга. Как снежинки во время снегопада реальности кружились вокруг меня, и их причудливый танец завораживал. Хотелось пуститься в пляс вместе с ними и, остановившись, я прервал полёт.
Круговерть пространств исчезла. Предо мной плавно разворачивалась какая-то разноцветная туманность, состоящая из множества светящихся искр. Её яркие цвета переходили друг в друга плавно, местами размываясь в тёмные пятна. Казалось, что это разноцветное нечто прямо предо мной, и я могу к нему прикоснуться. Протянул руку… и обнаружил – туманность на самом деле дальше. Тогда попытался приблизиться, стараясь дотянуться до искр. Я двигался, как мне казалось быстро, но дотронуться и ощутить это нечто никак не мог. Наверное, так бы и летел неизвестно, сколько времени, если бы Вельзевул не остановил меня, схватив за плечо.
– Это множество миров, к которому ты устремился, находится очень далеко, – объяснил он. – Чтобы их достичь, надо воспользоваться крыльями для мгновенного перемещения, иначе тебе и вечности не хватит.
Я молчал, завороженный красотой увиденного зрелища, не зная, что говорить. Огненный демон терпеливо ждал, когда я оторву свой взгляд от туманности и обращу на него внимание.
– И как воспользоваться крыльями для этого мгновенного перемещения?
– Также как мы сейчас пытаемся добраться до моего дома. Я потом объясню, – ответил Вельзевул и повлёк меня за собой.
Я послушно повиновался, но всё равно оборачивался на манящую своей красотой туманность. Перед нами вновь образовался тоннель, и, нырнув в него, мы продолжили путь.
Снова пляска вселенных стала кружить голову, но на этот раз Вельзевул крепко держал меня за руку, не давая вынырнуть из тоннеля и опять потеряться. Правда, я уже и не пытался. Расслабившись, моё болтающееся тело влачилось за братом, а я тем временем наслаждался пробегающими предо мной с огромной скоростью картинами вселенных, сквозь которые лежал наш путь. От такого быстрого перемещения зрение расслабилось, и я видел теперь только размытую, пестрящую яркими цветами полосу. Потому начал теряться от нахлынувшего головокружения.
Остановились внезапно, и я ощутил такой жар, что казалось – он выжигает меня изнутри. Головокружение мигом прекратилось. Вельзевул отпустил мою руку, давая понять: мы прибыли. Принял вертикальное положение относительно мира, в котором находился, и окинул его взглядом. Это было Пекло. Сверху и снизу простирались бескрайние просторы лавы. Между двумя огненными океанами, посреди чьих безбрежных ярко-оранжевых, мерно текущих масс, раскинулись длинные, скальные гряды. Они напоминали острые клыки пасти чудовища, спрятавшегося в огненных потоках лавы. Казалось, скалы медленно таят и должны вот-вот исчезнуть в лениво облизывающих языках пламени. Но они крепко стояли на одном месте, являясь остовом плоти этого полыхающего, как мне виделось, зеркального мира. Некоторое время я привыкал к окружающей огненной среде. Тело достаточно быстро адаптировалось, и спустя каких-то несколько мгновений почувствовал себя вполне уютно.
Вельзевул спикировал вниз и, набирая бешеную скорость, полетел, огибая рельеф скальной гряды. Я устремился вслед за ним и, лавируя между каменных клыков, влетел в прорубленный в скале огромный вход. Он напоминал ровную, симметричную щель. Наверное, её пробили одним сокрушительным ударом при помощи неведомого оружия. Пролетев по проходу, обтекаемому всё той же лавой, я приземлился на твердь, впервые оказавшись в огненном зале жилища моего брата.
Предо мной открылся поражающий своими масштабами и красками интерьер логова хозяина ада. Зал был огромных размеров. Всё здесь полыхало всепоглощающим огнём. Лава простиралась повсюду. Она перетекала из самой в себя, создавая причудливые формы, облизывая острые грани багровых скал. Окружающее пространство было наполнено всевозможными оттенками двух цветов: красного и жёлтого, которые переплетались снова и снова, порождая немыслимые, ослепляющие световые картины. Эта цветовая феерия кружила голову, и создалось впечатление, что начинаю растворяться в ней. Стоя на краю торчащей скалы, зачерпнул немного лавы в руки, и в ответ она начала обволакивать меня, словно ещё одной плотью. Первая мысль, возникшая в сознании – сейчас эта огненная масса сожжёт и обратит моё тело в пепел, но что-то подсказало расслабиться и отдаться ей. Бросив сопротивляться, почувствовал уже не обжигающий жар, а тепло. И чем больше я расслаблялся, тем приятней становилось в её объятиях, превращаясь в огненный кокон. Тело слилось с огненной сутью этой материи. Мы сплелись, словно любовники, и ко мне пришло осознание: лава есть кровь Тьмы. По своим руслам, как по артериям, пронизывая всю тёмную сущность, она несла потоки бурлящей жизни. И вся эта кипящая масса проникала в каждую мельчайшую частицу и моей ипостаси, полностью заполняя её пустоту. Я отдался пламенной страсти весь, без остатка и желал в этот момент лишь одного – чтобы это блаженство не прекращалось. Лава массировала ипостась настолько заботливо и бережно, что я начал проваливаться в забытье. И, наверное, окончательно потерял сознание, если бы не сотрясающий пространство голос Вельзевула.
– Ну, довольно! – с ноткой ревности и удивления произнёс мой брат, садящийся на огненный трон посреди зала. – Впервые вижу, чтобы лава кому-то, кроме меня, доставляла столько удовольствия вместо страданий.
«Страданий?» – молча удивился я и оглянулся. Действительно, окинув взором этот мир, увидел – все находящиеся здесь неимоверно страдают от этих обжигающих прикосновений. Мой взгляд невероятным образом оказался вездесущим и проникал во все уголки этой реальности. Все существа были без плоти, в виде прозрачных бестелесных материй, так как их тела мгновенно превращались в прах, попадая в это пекло. Каждый пытался вырваться из объятий пламени, но лишь утопал в них ещё больше. Крики мучеников переполняли дом Вельзевула, но тут же растворялись, будто их и не существовало. Видимо, Вельзевул обманул, сказав, что дом – это мир, где тебя любят и ждут. Потому что здесь места для любви не было. Все безнадежно ждали только одного – прекращения страданий, которые являлись бесконечными и, судя по крикам, постоянно усиливающимися.
– За что они так страдают? – спросил я.
– Это преступники со всех миров, которые попрали законы богов. Теперь они будут мучаться до тех пор, пока не получат прощения.
– Кто эти «боги»?
– Сильнейшие существа, рождённые этими мирами, – ответил хозяин ада.
Я смотрел на мучеников и почему-то их страдания вызывали во мне участие. Болью обречённых было пропитано всё вокруг, но именно этой болью и питался ад. Он оказался весьма прожорлив и не разборчив в пище. Главным для него являлось только то, чтобы боль не кончалась. И конца этому не предвиделось, так как новые жертвы прибывали нескончаемым потоком через огромное жерло – конечный пункт системы порталов из бесчисленного множества вселенных. Часть прибывших, так называемых гостей, сразу попадала в объятия лавы, остальные пропадали в огромной пропасти среди бескрайнего океана огненной массы. Ввергнутых в ад было так много, что возникла мысль – миры рождают существ только для того, чтобы, вырастив их, бросить сюда на растерзание.
– Вельзевул, позволь мне осмотреть твой мир, – попросил я.
На самом деле я хотел удалиться, чтобы не показывать брату своё, не понятно, откуда взявшееся сострадание к несчастным, которых терзали неимоверные муки.
– Да, конечно. Чувствуй себя, как дома, – искренне улыбнулся брат.
Вынырнув из объятий огненной массы, взлетел и покинул пещеру. Обогнув скалы, вскоре летел между полыхающими океанами огня. После чего направился туда, откуда доносились стоны и чувствовались неимоверные страдания. Через некоторое время я остановился, зависнув над огромной пропастью, у которой, казалось, дно отсутствовало.
К бездне подо мной текли потоки лавы, неся в себе души обречённых. Мученики падали вниз, где мгновенно исчезали. «Круги ада» – всплыло в разуме название этой пропасти. Она состояла из множества уровней, в которых каждый мученик находил своё наказание, и я решил, как можно больше увидеть в этом жилище страданий.
Не знаю, долго ли я летал по верхним кругам ада, но многообразие столь изощрённых пыток и наказаний заставляло отдать должное их изобретателям. Здесь был и разъедающий мрак, в котором медленно растворяли мучеников, а затем снова возрождали, и не известно, что из этого больнее. И ямы забвения, где обречённые постепенно сходили с ума в одиночестве и беспамятстве, утрачивая остатки личности. Раскинулась бескрайняя равнина насаженных на пики узников, чьи стоны звучали в унисон и сотрясали пространство уровня. Кишели непонятные твари, состоящие из одних лишь пастей, пожирающих обречённых, которые находились в неподвижных телах и испытывали от этого жуткие муки не в состоянии не только убежать или скрыться, а даже шелохнуться. Причём пожирающие твари испытывали не меньшие страдания от неспособности насытиться, так как их жертвы вываливались из распоротых брюшин, и всё повторялось заново. На другом уровне перекатывались клубки из немыслимо переплетенных тел, истязающих друг друга различными орудиями пыток, основными из которых были плети с крюками на концах. Наносившего удар мученика на мгновение боль отпускала, так как переходила его жертве. Соответственно той ничего не оставалось, как нанести ответный удар, чтобы освободиться от приобретённой боли. Так, не переставая, истязать друг друга, мученики и наказывали сами себя. Недалеко от них стояли ровным строем несчастные, отрубающие себе головы, которые немедленно прирастали обратно. Их руки, словно жили отдельно от тел. Как бы обречённые не умоляли о пощаде, их безжалостные длани не слушались и головы падали вновь, чтобы через мгновение вернуться на прежнее место. Целый круг ада представлял собой единый пласт гниющей плоти. В нём утопали наказанные души, пытающиеся выкарабкаться за счёт других, но все их попытки оказывались тщетными, так как каждый пытался вылезти сам, утопив тонущего рядом соседа. Многие из мучеников, увидев меня, начали тянуть руки в надежде, что я их освобожу. Приблизился ближе, но они почему-то в ужасе начали карабкаться друг по другу в обратную сторону, утопая ещё больше. Удивленный их реакцией, я поспешил удалиться прочь.
Основой практически всех наказаний была плоть, куда насильно заключались души и через неё испытывали ни с чем несравнимую боль. Именно тела являлись клетками для пыток и истязаний, в которых брошенные в ад разумы постепенно превращались в безумцев, утрачивая собственное «я».
Спустился несколькими уровнями ниже, и моё внимание привлекла к себе каменная аллея из статуй, выглядевших, как живые. Она извивалась подобно змею и затем терялась в бесконечности. Статуи представляли собой различных существ из множества миров. Все их позы были разными, но в каждой из них угадывалась обречённость и немыслимая боль, с которой мученикам предстояло прозябать вечность. Вечность, заключенную в каждом мгновении, где они безвозвратно терялись. В их лицах читалось желание что-то сказать, а скорее необходимость кричать от поглощающего ужаса, но они не могли. Наверное, эта невозможность и являлась наказанием. Только здесь, видя застывших и потерявшихся в своём внутреннем пространстве мучеников, не способных, не то чтобы поговорить с кем-то, но даже издать стон от одолевающей тоски, понимаешь бессмысленность времени и его бесценность. Окунувшись в эти страдания, осознаёшь – мгновение и есть вечность.
Опустившись на твердь этого уровня, медленно пошёл вдоль застывших фигур. Я был уверен, что иду мимо тех самых мучеников, чьи души кричали в моём видении. Потому приблизился к одному из окаменевших существ. Оно оказалось высоким и стройным, стоящим на двух ногах. Голова с высоким лбом и большими без зрачков глазами. На руках только по три пальца. Существо как бы закрывалось руками от чего-то, но выражение лица говорило о невозмутимости. Я дотронулся до его руки и резко отпрянул. Каменное изваяние оказалось живым, а переполняющий его ужас, ударивший меня настолько остро и сильно, обжигал так, что из меня вырвался стон. Этот импульс боли открыл предо мной мир существа. В нём мученик был творцом. Что-то постоянно придумывал и изобретал. Но, однажды, его творение могло бросить вызов богу того мира, где он жил. За это несчастного и сослали отбывать столь жуткое наказание.
Я настолько проникся к страданиям и тоске этого мученика, что не знаю, сколько простоял, глядя в его глаза. Вдруг, за спиной почувствовал чьё-то приближение и обернулся. Ко мне, извиваясь в пространстве, плавно приближалось нечто длинное, покрытое иссиня чёрной чешуей. В сознании всплыло название этого нечто – «дракон». Его лапы с внушительного размера когтями прижимались вдоль тела. Гладкие, перепончатые крылья немного расправились и неподвижно застыли. Пасть дракона была слегка приоткрыта. Из неё виднелись впечатляющие клыки. Но главной особенностью являлись глаза. Как две бездонные пропасти, они олицетворяли саму Тьму. От его взгляда холодело внутри. Остановившись, он замер и пристально посмотрел прямо на меня. На миг показалось, что в его глазницах что-то вспыхнуло и сразу потухло. И сразу же с этой вспышкой создалось впечатление, будто каждая частичка моей ипостаси начала застывать, превращаясь в камень. Сознание кричало закрыть глаза или хотя бы смотреть в другую сторону. Силы стремительно таяли, словно их кто-то высасывал, и возможность даже прикрыть веки стремительно исчезла. В следующее мгновение внутри меня что-то взорвалось, и я ощутил невероятный жар. Это была лава, которая, наверное, после знакомства с ней, каким-то образом стала неотъемлемой частью демонической плоти. Мои глазницы наполнились пламенем, и из груди вырвалось такое мощное рычание, что я сам вздрогнул от неожиданности. Дракон отстранился прочь, внимательно меня осмотрел, только уже другим взглядом, и поспешил удалиться, поняв, видимо, что я не его жертва. Также плавно, как ни в чём не бывало, он поплыл дальше, вдоль убегающей вдаль аллеи своих каменных творений. Туда, где должен находиться горизонт. Но его не было, да и не могло быть по причине бесконечности каждого круга ада. Я поспешил в противоположную сторону, подальше от этого места.
В дальнейшем, я старался не приближаться к местам наказаний и наблюдал за ними на расстоянии, так как встреча с драконом Тьмы поубавила у меня сил. Они, конечно, быстро восстанавливались, благодаря лаве, подобной бездонной пропасти энергии, но терять их снова желания не возникало. И летая по кругам ада, я всё безразличней стал воспринимать чужую боль и со временем вовсе потерял интерес к всевозможным наказаниям, погружаясь в раздумья.
Столько мук и страданий по велению разума, чья ипостась оказалась сильней. И только! Разве преступив закон, написанный кем-то подобным тебе, но всего лишь сильным, является таким преступлением, за которое ты должен страдать и выносить столь ужасные муки вечно? И вообще, является ли преступлением твой поступок? Законы мира имеет право писать лишь тот, кто сотворил этот мир, и больше никто. Но если Создатель мира и не собирался писать закон, оставив этот удел самим жителям. Тогда понятно, почему они написаны самыми сильными существами миров. Ведь главный постулат при таком подходе – кто сильней, тот и прав. Остаётся лишь поставить под сомнение справедливость этих сильнейших богов. Могли же найтись боги, недостойные власти, что завладели ею только для того, чтобы править в угоду себе и во вред миру.
Взять это окаменевшее существо с его творением. Оно даже не собиралось бросать вызов правящему богу. И только страх этого бога перед потерей власти стал причиной наказания несчастного.
Неспособность созданных законов соответствовать справедливости, которая и сохраняет равновесие, неизбежно приговаривает этот мир к уничтожению. Наверное, именно поэтому я чувствовал в своём сне боль миров, связанных между собой прочными нитями. Вся их боль от страданий несправедливо осужденных и обречённых на вечные муки в этом огненном мире. Скорее всего, необходимость возмездия за совершённое должна быть, и такое место как ад действительно нужно, но мученики могут наказываться только беспристрастно. Иначе, какой прок от такого многообразия истязательств. Да и вообще от этого царства мук и страданий, во главе которого воссел мой могучий брат.
Размышляя об этом мире, вдруг усомнился, что эти мысли принадлежат мне. Уж больно легко и гладко они текли в сознании, приводя к выводу о несправедливости существующей системы наказания, словно их кто-то вложил в меня. Но, возможно, знаний, подаренных Тьмой, было вполне достаточно, чтобы прийти к таким выводам. Не доверять своей матери я не мог. Причём, вполне отчётливо чувствовал правоту этих выводов и поэтому, отмахнувшись от закравшихся сомнений, решил возвратиться к Вельзевулу.
Всё сотворенное в этом огненном мире, да и оно само, питалось болью и страданиями, исходящими от обреченных. Ад, который не мог насытить свою прожорливую утробу, становился с каждым мигом сильнее. Вельзевула вполне устраивало такое обстоятельство дел и всё, чем он занимался, как я думал, так это наслаждением силой, вливающейся в него через лаву, являющейся ему плотью. Но всё же он казался чем-то недовольным и старался это скрывать. Я это чувствовал, находясь даже на расстоянии. Огненный мир был пропитан скрытым недовольством своего хозяина. Поэтому, возвратившись обратно, в огненный зал, я позволил себе расспросить об этом брата.
– Вельзевул! – обратился я к нему, как только влетел в его полыхающие покои.
– Наконец-то объявился! – вскрикнул он, показывая своё недовольство. – Ты где пропадал?
– Почему пропадал? – смутился я, опустившись на твердь скалы, торчавшей посреди огненного зала.
– Тебя долго не было.
– Наверное, увлёкся кругами ада.
– Так я и думал, – успокоился он и сел на свой огненный трон. – В аду нет времени, поэтому все наказания мучеников вечны.
Вельзевул внимательно посмотрел на меня и, видимо, заметив, что меня терзает какой-то вопрос, произнёс:
– Спрашивай.
– Что тебя тревожит?
– С чего ты взял, что меня может что-то тревожить? – удивленно спросил хозяин ада и насторожился.
– Твой бескрайний мир с каждой новой болью, испытываемой обречёнными, становится мощнее, а вместе с ним растёт и твоя сила, но я чувствую, как ад пропитан твоим недовольством. Поделись им со мной.
– А ты проницателен, Демон, – неторопливо начал он. – Зришь в корень! Ну что ж, изволь. Окинь взором весь мой мир, проникни в его суть.
Я последовал его совету и инстинктивно попытался раствориться в этом месте, став его частью. И на удивление мне это очень легко удалось. Казалось, я стал огненным миром и смог оказаться в каждом уголке. Потому стал испытывать все его волнения и вибрации. Через меня полилась сила, образующаяся от боли и мук наказанных. Но вместе с этим в душу забрался и некий дискомфорт, который превращался в раздражение, а затем в какой-то невыносимый внутренний зуд. И зудом этим была тревога, которую испытывает жертва перед своим неизбежным концом.
– Чувствуешь?! – продолжил Вельзевул. – Тревога, которую ты сейчас испытываешь, принадлежит не тварям со всего Сущего, сосланным на вечные муки, а мирам, откуда они прибыли. Это из-за того, что не все мученики в аду являются действительно виновными. Так зачем они тогда здесь? Мне такие страдальцы не нужны! Я устал от них. А больше всего от терзающего меня предчувствия неизбежно грядущей катастрофы. Видите ли, боги Сущего решили всех якобы провинившихся ссылать на перевоспитание сюда! А то, что из-за их необдуманных приговоров начинает раскачиваться равновесие и Сущее приближается к возможному разрушению – им плевать! Ну, а я – вроде как, надсмотрщик, начальник по пыткам, и удел этот мне не по нраву! – он нахмурился. В его глазах огонь вспыхнул ещё ярче. – Основная масса обречённых здесь всего лишь перешла кому-то дорогу. Вот возьми хотя бы этого воина, – Вельзевул указал на окаменевшее изваяние в доспехах из той самой аллеи каменных статуй, – он всего на всего бросил вызов какому-то доморощенному божку, который измывался над его собратьями для развлечения. Итог – он здесь каменный из-за закона гласящего: боги в мирах непререкаемы в своих решениях для порядка. Какого порядка и кому он нужен?! Не понятно! Хотя понятно только ему, главе совета. Ведь эти божки оплот его власти во вселенных.
– Что за глава? – перебил я хозяина ада.
– Да! – махнул он рукой. – Есть такой в Свете, имя ему Световид. Он у них верховный бог. Может, ещё познакомишься.
– Свет? Что это? – услышал я, что-то знакомое, о чём я знал, но всё же решил спросить о нём Вельзевула.
