скачать книгу бесплатно
– Тогда я укажу, чтоб ты принимал участие. Может быть, к этому времени удастся увеличить сумму залога.
Боря находился ещё какое-то время в зале суда. Уже покинул помещение следователь. Собрался на выход адвокат. Как раз перед тем, как Виктор Фёдорович собрался накинуть пальто на себя, подошёл судебный секретарь, и вручил Боре копию постановления суда. Теперь бумаг при Боре стало больше. Точно такую же копию секретарь выдал и адвокату. После чего тот попрощался с Борей.
Затем открылась клеть, на Борю надели два комплекта наручников, как и ранее. Боря уже стал привыкать к тому, что его руки периодически сковываются, и запястья уже не зудели. Его повели вниз по коридору, к выходу, где всё ещё стояла та же самая машина. В клети, в которой он приехал, ничего не изменилось. С него сняли абсолютно все наручники, и закрыли за ним «стакан».
– Ну что? – спросил конвойный, который дожидался его в машине.
– Да, следак мне не поверил.
– Да, бывает. Работа у них такая – не верить. Вот посмотри на меня. И скажи, как на духу, грабил ты «Мак» или нет?
Боря отвёл зрачки в левую сторону, а затем вернул их на место. И глядя прямо в глаза конвойного сказал:
– Нет, не грабил.
– Вот поэтому тебе следователь и не верит. Понимаешь, человеческий мозг, разделён на два полушария. Левое и правое. Левое полушарие – креативное, помогает придумывать, сочинять, фантазировать. А правое – рациональное, помогает вычислять, вспоминать, анализировать. Когда человеку задаёшь вопрос, он всегда отводит глаза. Только если он отводит их, обращаясь к левому полушарию, значит, он ответ придумывает, а если отводит их, обращаясь к правому полушарию, значит – вспоминает правильный ответ. Этому учат в школе милиции, и все менты используют этот приём. Даже полицейские при переквалификации, по этому приёму обязаны работать. Я б тебе советовал во всём сознаться, и идти в суд особым порядком. Сколько максимум по твоей статье?
– Четыре года.
– Вот умножай четыре года на две трети. Если всё признать, то больше чем два года восемь месяцев дать не смогут. Решай.
– А что значит «преступление средней тяжести»? – Решил перевести тему для разговора Боря, ему почему-то начало нравиться общаться с конвоем.
– Открой уголовный кодекс, раздел «категории преступления». Лично я не помню.
Машина поехала, а Боря принялся читать, хотя при такой тряске, которая бывает в «стакане» в милицейской газели, это было не очень удобно. Но Боря ехал уже не в первый раз в такой машине, поэтому к чтению в таких условиях уже начал приноравливаться.
Глава 5. Бутырка
«Хожу туда-сюда, подошву протираю. Вдыхаю кислород тюремного двора.» Эти слова раздавались из кабины водителя. Интересно, подумал Боря, почему сотрудники полиции слушают блатные песни, в которых их оскорбляют? К примеру «Хоп, мусорок, не шей мне срок». В советские времена оскорбительным считалось слово «мент», а после того, как их стали звать процитированным выше непотребным словом, так «мент» стало для них нормальное прозвище. Теперь полицейские сами себя ментами называют. И шансон они любят. Вот сейчас, например, везут арестованного Борю в тюрьму, и слушают «Бутырская тюрьма. Жизнь не кончается. Тюрьма стоит, столица спит, земля вращается.» Впрочем, Бориславу понравилось разговаривать с полицейскими, и он решил сократить затянувшуюся паузу:
– А мы туда же едем, в ИВС?
– Нет, конечно, – ответил конвойный, который, видимо, не прочь был тоже побеседовать с задержанным. – Мы едем в следственный изолятор. СИЗО сокращённо.
– А разве они всё ещё так называются?
– А как иначе? Как в советские времена СИЗО были, так и сейчас СИЗО. Другого названия не придумали. Там ты проведёшь два месяца, а может и больше. – Сделав паузу, он счёл нужным добавить: – Сразу тебе скажу, чтоб ты не надеялся скоро выйти, что скорей всего ты под замком проведёшь много времени, как минимум полгода. Обычно в таких делах, как у тебя, люди не скоро домой возвращаются.
Машина остановилась, полицейский схватился за наручники. Но выводить Борю никто не спешил, из КПП вышел человек в синем камуфляже без нашивок. Водитель газели дал какие-то бумаги этому человеку, и тот удалился. После чего ворота открылись, и машина поехала, чтобы сразу остановиться. За ней закрылись одни ворота, и тут же открылись другие, машина проехала ещё немного, и остановилась у дверей. Открылась клеть, на Борю одели всего один комплект наручников, и со словами «Давай, Боря!» вывели на улицу.
Здесь он увидел огромное четырёхэтажное здание из тёмно-бордового кирпича. Вход в это здание осуществлялся через высокие, с два Бориных роста, деревянные тяжёлые двери. По обратную сторону от машины возвышался белый бетонный забор, с колючей проволокой на конце. За забором виднелся ещё один металлический забор, тоже с колючей проволокой. «И как отсюда сбегают, подкопы, что ли роют» – подумал Боря.
Перед ним открылись двери, его завели в огромный подъезд, в котором было окно, за ним находились сотрудники учреждения. Полицейские подвели Борю к окну, и оттуда раздался голос:
– Докладывай.
– Что, простите? – Недоумённо переспросил Боря.
– Ты с воли, что ли приехал? – Переспросил сотрудник в окне.
– Нет, с ИВС.
– А что вас на ИВС доклад не учат делать? Так, ребята, снимайте с него «браслеты», и научите делать доклад.
Полицейские, которые привезли Борю, видимо, находились уже не в первый раз в такой ситуации. Один из них, который был с Борей в салоне газели, снимая наручники, проговорил:
– Доклад нужно делать так. «Подследственный Пахомов, статья такая-то, часть такая-то». Приехал из суда, избрали меру пресечения «содержание под стражей».
Боря подошёл к окну повторно, и попробовал сделать доклад:
– Подследственный Пахомов, статья сто шестьдесят первая часть первая…
Сотрудник прервал его доклад, фразой:
– Откуда прибыл?
– Из суда.
– Что постановил суд?
– Два месяца содержания под стражей.
– На два месяца к нам приехал? Хорошо, через полгода уйдёшь, теперь здесь твой дом. Вынь руки из карманов!! – Боря испугался резкой смены интонации сотрудника, и встал в позу «руки по швам». – Ты знаешь где ты находишься? Ты на тюрьму заехал.
Боре всегда казалось, что правильно говорить «в тюрьму», но поправлять сотрудника он не осмелился. А тот, в свою очередь, продолжил:
– Да, Боря. Ты на тюрьме. Привыкай к новой жизни, и научись правильно держать руки. Заводите его!
Сотрудники тюрьмы открыли перед ним ворота, и Боря вошёл в просторный коридор. Боря огляделся вокруг и заметил, что каждый из коридоров тюрьмы разделены между собой железными клетями, и сотрудники их открывают одним и тем же ключом. Пройдя одну из таких, Борислав увидел агитационный плакат «Вежливость порождает и вызывает вежливость». Далее он попал в комнату для досмотра. Пожилая женщина лет шестидесяти, спросила у него:
– Как фамилия?
– Пахомов, – Машинально ответил Боря.
– Давно сидишь?
– Чего? – не понял вопроса Боря.
– Его только что закрыли, – выручил Борю один из сотрудников СИЗО.
– Хорошо, – Продолжила женщина, хотя чего хорошего Боря не понимал. – Клади сумку вот сюда на досмотр.
Боря положил свой пакет на конвейер, который тут же зашевелился. Его вещи поехали в камеру, где подверглись сканированному досмотру. В это время самого Борю уже досматривали с помощью металлодетектора. Потом ему сказали: «Сними штаны и трусы по колено». Боря подчинился. Его попросили повернуться задом к досматривающему и раздвинуть ягодицы. Убедившись, что ничего не спрятано в анальном отверстии, Боре разрешили одеться. После этого его повели в другую комнату. Там уже ожидал другой человек, не в военном синем камуфляже, а в чёрной робе с белым бумажным значком, на котором значилось «Иванов Сергей Петрович, отряд №1».
– Чего ты так стоишь? – Воскликнул он, увидев Борю.
– Что не так в моей позе?
– Ты меня что, зарезать хочешь? – Не унимался тот, что в чёрной робе, – У тебя что, заточка в кармане что ли?
– Нет, ничего.
– Тогда стой нормально, чтоб у меня подозрений не было насчёт тебя.
Боря так и не понял, что от него хотят все сотрудники тюрьмы, но руки в карманах на всякий случай больше не держал. Работник же продолжил:
– Присаживайся на стул, правую руку положи на стол ладонью вверх.
Боря выполнил все его указания, а тот в свою очередь взял с помощью шприца у него кровь из вены. Потом Боре велели подняться, и всё тот же работник, велел ему раздеваться по пояс. Потом он повёл его к огромной машине, где попросил приложиться грудью к какой-то железяке.
– Вдохнуть! Не дышать! – Повелел работник.
Услышав знакомые слова, Боря догадался: «Флюорография, наверное». Потом ему разрешили одеться, и двое в синих камуфляжах повели его в следующую комнату. По дороге один из них объяснил Боре:
– Любые передвижения по тюрьме нужно осуществлять, держа руки за спиной. Чтобы мы были уверены, что ты не буйный, и не собираешься нас атаковать. В противном случае наручники оденем.
– Простите, я не знал.
Боря закинул руки за спину, сложил их одна в другую, и в такой позе пошёл вслед за двумя сотрудниками. Там перед ним открылась ещё одна комната, в которой Боре предложили сесть. Здесь другой человек в чёрной робе что-то мазал на столе. Он попросил у Бори сначала одну руку, которую всю измазал чёрными чернилами, и начал прикладывать к бумаге. Всего процедура снятия отпечатков пальцев, кистей рук и ладоней заняла около 15 минут, после чего ему выдали хозяйственное мыло и предложили отмыть руки. «А вот друг мне рассказывал, что в милиции сканируют отпечатки пальцев на компьютер» – вспомнил Боря рассказ одного из однокашников. Ему велели подняться, он сложил руки за спиной, и стал ожидать распоряжение сотрудников куда ему теперь двигаться.
– Так-то лучше, – Похвалил конвойный новоявленного арестанта, за правильную позу принятую при хождении. – Запомни, мы – не менты, не полицейские. Мы не будем на тебя надевать наручники почём зря. Мы УФСИНовцы, учреждение Федеральной Службы Исполнения Наказаний. Мы даже к министерству внутренних дел не относимся, наше учреждение подконтрольно Минюсту. Вот как зайдёшь в хату, так будет всё равно где у тебя руки, а пока ходишь под конвоем по продолу, держи руки за спиной.
– По чему?
– По продолу. Ты в тюрьме, здесь нет коридоров здесь продолы, разделённые локалками.
– Чем разделены? – Он такого количества незнакомых слов, у Бори начал «кипеть мозг».
– Ну видишь прутья железные, которые мы ключом сводим универсальным открываем? Зеки их, почему-то, «локалками» называют. А мы не против.
Он открыл камеру («хату»), и пригласил Боре следовать в неё. Боря вошёл внутрь, оглядел присутствующих, и молча прошёл в глубь, присев на лавочку. Прежде чем сотрудник тюрьмы успел закрыть дверь в камеру, один из арестантов, обратился к уфсиновцу:
– Погоди, старшой, не запирай тормоза. Когда нас в хату поведут? Я уже с утра на этой сборке торчу!
– Не ко мне вопрос. Единственное, что могу гарантировать, что к ночи вас всех точно распределят по хатам.
Дверь («Тормоза») закрылась с сильным грохотом. В камере находилось примерно человек десять-пятнадцать. По лицу многих можно было догадаться, кто сидит в первый раз, а кто уже опытный зек. Тот арестант, который приставал к старшому, обратился теперь к вновь прибывшему:
– Вась, ты за собой ничего не чувствуешь?
Боря не понял не только вопроса, но и того, что обратились именно к нему. Арестант подошёл к нему поближе, и сказал погромче:
– Вася, я к тебе обращаюсь?
– Не грузи его! – Крикнул другой арестант, внешностью чуть постарше. – Ты не видишь что ли? Он первоход, ничего не знает ещё.
– Понятно, что он с воли пришёл. Но, тем не менее, вежливости его должны были научить. Поздоровался бы хоть для начала.
– Простите! – Начал Боря, осмелев, и наконец-то сумев раскрыть рот. Он впервые в жизни общался с настоящими зеками. – Я действительно в тюрьме в первый раз. Я не просто правил не знаю, я даже языка тюремного ещё не понимаю. Вы могли бы оба меня сейчас не грузить, а просто объяснить чего я сделал не так?
– Дружище, – обратился к Боре тот арестант, что был постарше. – Леший имел в виду, что когда в любую хату заходишь, и видишь незнакомых зеков, надо ко всем подойти и пожать руку. Не важно, что мы с тобой не знакомы, здороваться надо всегда. Хоть ты ещё не в жилой хате, а на сборке, но правила уже нужно соблюдать.
– Знаешь, – Решил добавить Леший, который выглядел лет на девятнадцать, но, судя по повадкам, в местах лишения свободы находился не в первый раз. – А даже не обязательно всем руки пожимать, можно просто сказать «Здравствуйте, ребята». Так как ты вошёл, заходят в хату только петухи, обиженные, крысы, ну и суки ещё.
Для Бори всё перечисленное «Лешим» было ничего не значащими оскорблениями, разницы между которыми он не видел. Но, чтобы убедить остальных, что ни к кому из них он точно не относится, он решил всё-таки продолжить играть роль «первохода», и даже жалел о том, что мало слушал Толика с ИВС.
– Ладно, – вымолвил Боря. – Признаю, что с приветствием я был неправ. Надо было вас поприветствовать, а я не сделал этого. Хорошо, а можете тогда объяснить, а то я ваших вопросов не понимаю? Что значит «чувствовать за собой»? И в чём разница между петухами, крысами и суками? Хотя «петухи», я догадываюсь, кого так называют.
– Тебя как зовут, Вася? – спросил зек, который был старше «Лешего».
– Борис. На свободе погоняло было «Брюс».
– Так вот, Боря, ты в тюрьме. Здесь немного другой язык, и люди, попавшие сюда, становятся другими. Во-первых: не «на свободе», а на воле. Слово «свобода» произносят только мусора, судьи, адвокаты, прокуроры, и прочие юристы, а мы говорим «воля». А во-вторых: что за словечко такое «погоняло»? Тебя что, погоняли на воле?
– Так ведь клички только у собак бывают, – вспомнил Боря школьную поговорку. – Как ещё назвать мне мой никнейм?
– А погоняла только у шнырей бывают, понял? – Не унимался зек. – Если ты хочешь выбрать себе тюремное имя, то называй это «погремуха». Так принято говорить здесь.
– Меня, например, Лёха зовут, – подал голос первый арестант, который изначально пристал к Боре. – «Леший» погремуха моя, тюремное имя. Во-первых: созвучно с Лёшей, а во-вторых: я в лесу прятался, когда меня поймали. Кстати, если будешь выбирать тюремное имя, есть один проверенный способ. Ночью нужно подойти к решке…
– К чему? – Опять незнакомое слово поставило Борю в тупик.
– Решётка – решка. Учи уже тюремные слова-то. Так о чём я? Ах, да. Подходишь к решке, и кричишь на улицу, чтобы все хаты тебя слышали: «Тюрьма-старушка, дай погремушку!». И первое, что тебе скажут будет твоей погремухой.
Дружный спех прервал первый арестант, который был постарше:
– Плохая идея. Так только малолеток и первоходов разводят. Вдруг первым попавшимся словом «Педераст» будет, и что возьмёшь себе такое имя? Если предложат в хате тебе такой способ, не соглашайся. Или соглашайся, но чтобы после каждого слова, которое тебе не нравится отвечать «Не катит!». Тогда предложений будет много, и какое из них тебе понравится, просто скажешь «Катит!» и всё. Это не единственный способ себе тюремное имя выбирать, а просто один из самых известных.
Арестанты закурили, соглашаясь с высказанным.
– А у меня нет тюремного имени. – Продолжил своё повествование арестант, который выглядел намного старше «Лешего». – Просто Саша и всё. Санёк, если хочешь. Вот ты интересуешься, что значит «чувствовать за собой». А знаешь, это так просто не объяснить. Ты не видишь разницы между «петухами», «крысами» и «суками»? Хотя знаешь, в принципе ты прав. Это все люди, которые чем-то отличились, и по понятиям у них серьёзные косяки. И, соответственно, особой разницы между ними нет. Но несущественная разница всё-таки между ними есть, и нельзя без обоснования петуха назвать сукой. Петухи – это, как ты понимаешь, педерасты. Но это не те, которых наказали тем, что изнасиловали. Братва уже много лет запрещает такой вид наказания, и спрос идёт не только с петуха, а ещё и с того, кто его таковым сделал. Петухи – это те, кто добровольно занимались гомосексуализмом на воле, и зарабатывают этим делом себе на жизнь в тюрьме. С ними нельзя за руки здороваться, нельзя есть из их посуды, носить их одежду. Для того, чтобы не было гашённых по незнанке, желательно тачковать их посуду.
– Что значит «тачковать»? Помечать что-ли?
– Метят собаки, – проявил активность «Леший». – А пацаны – «тачкуют».
– Обычно в тарелках пробивают дно, чтобы было ясно, что из такой тарелки петух ел. Есть ещё обиженные. Это те, кого за косяки по понятиям объявили педерастами, но они в очко не долбятся. Получается нерабочие, то есть не петухи. Но все правила на обиженных распространяются так же. Если ты поешь из петуховой тарелки, оденешь их футболку или поздороваешься с одним из петухов за руку, то станешь не педерастом, а обиженным. И много чего тебе после этого станет нельзя.
– Нельзя за дубок садиться – «Лешего» похоже, заставить молчать было невозможно. Впрочем, никто и не пытался: – На шконке спать нельзя, со всеми ездить нельзя. Много чего нельзя петухам и обиженным.
Саша не попытался даже остановить поток речей Лешего, хотя и свои объяснения продолжил:
– Другое дело «Крысы». Это тоже люди, с которыми лично я никогда за руку здороваться не буду. Вот у тебя какая статья?
– Сто шестьдесят первая. Я Макдоналдс ограбил.
– Вот видишь. Ты украл у огромной ресторанной сети. Это нормально, многие здесь так и живут. Но вот есть особые люди, которые крадут у зеков. А это по понятиям запрещено. Красть у вора – заподло, так делают только крысы. А суки, или ссученные – это те, кто кого-то когда-либо сдал. Причём не просто сдал, а продолжает работать на администрацию и стучать.
