Чаровница

– Моаз! – приятно удивился хозяин дома. – Ах, я виновен, – сказал он со смиренной улыбкой, прося таким образом прощения.

– Мой господин, – поприветствовал лекарь Эразия и занял место за столом, как раз рядом с Ларэ. То есть старик, конечно, собирался попросить его, но он того не слышал. Наверное, он просто решил – в ее компании сидеть приятнее, чем бок о бок с главным наемником. Устроившись лекарь обратился к девушке, не глядя на нее, пока накладывал еды на тарелку. Тарелку Ларэ. Нет, он точно не мог слышать слова Эразия Бульбы, сказанные минут десять назад. Разве что все это время лекарь караулил под дверями столовой залы. А, может, читал мысли? Вдруг, он скрывает свой дар? – Вы так пристально смотрите на меня, мисс. Возможно, у вас имеются ко мне вопросы? – вопрос мог показаться провокаторским, если бы непостижимо спокойный тон его голоса.

На всех ли лекарь оказывал столь же обезоруживающее влияние, сколь и на Ларэ? Вон, главный наемник не сказал больше ни слова, несмотря на все свои мышцы. Лишь едва покривив челюстью в недовольстве, он принялся за старое, то есть за еду. И жевал ее, надо сказать, немного жестче, чем прежде, словно салатные листья лично провинились перед ним в чем- то ужасном.

– У вас красивая одежда, – как можно лучше стараясь взять пример с его ровного поведения, то есть пытаясь скрывать свои эмоции, сказала она.

– Красивая? – хмыкнул он, будучи определенно более разговорчивым, нежели прежде. Ларэ полагала, он станет и дальше игнорировать ее после первой встречи в библиотеке, где оба не обмолвились друг с другом и словом. Ненамеренно – обстоятельства не располагали, но все же… Гувернантка Маи, и та казалась Ларэ дружелюбней. – Я думаю, вы бы хотели сказать «интересная» или «странная». Ваша предупредительность весьма похвальна, но предлагаю нам с вами быть всегда друг с другом честными. Как ни как, мы одинаково служим нашему добродетельному господину, – и после этих слов, не оставив на посудине перед ней ни единого пустого пятнышка, мужчина посмотрел прямо в ее глаза. Точно также, как ранее в библиотеке. Словно пытался подобрать замок от ее нутра. И взгляд его выражал столько проницательности, что Ларэ показалось – ему это удалось. Но чувства, будто ее уже прочли не прошло сквозь нее, так что она решила, что пока все в порядке.

– Моаз любит похваливать меня. Говорит, хвальба полезна для настроения, а оно – для здоровья, – вмешался в их диалог Эразия Бульба, лишив девушку возможности дать лекарю ответ. Она нисколько не жалела об этом; в любом случае, ее неминуемые оправдания прозвучали бы за столом крайне неловко. После этого хозяин дома обратился напрямую к своему работнику. – Но ты не пугай нашу чаровницу. С этого дня мое настроение незыблемо связано с ее способностями.

Неужели Ларэ выглядела напуганной? Оставшееся время ужина она прилагала все усилия, чтобы перестать производить подобное впечатление. Лекарь с ней ничем боле не обмолвился, молча и неспешно поглощая еду. Первым с ужина отклонялся главный наемник, затем Мая и Масэна. А их с лекарем Эразия Бульба попросил задержаться для позднего чаепития с десертом в комнате, смежной с обеденным залом. Там, усевшись на удлиненный красный диван из бархата, усеянного капитонами по всей спинке, он предложил Моазу и Ларэ присесть напротив него, в коричневые кожаные кресла. От хозяина дома их отделял лишь низкий прямоугольный столик и три горячие фарфоровые чашки чая, заботливо принесенные слугами.

Старик вздохнул, словно сбрасывая с себя всю нервозность пережитого дня.

– Вас, должно быть, удивляет, зачем я позвал двух ответственных за мое самочувствие людей попить со мной чаю с…, – тут из под седых бровей он глянул на стол, намереваясь тут же отвести глаза, но те так и застыли на нем в замешательстве. – Мда- а, чего- то не хватает, не так ли? – и вполне естественно, по- старчески Эразия принялся думать, чего же именно, почесывая при этом подбородок, обросший седой щетиной, через которую местами проглядывала золотистая кожа. Лицо его при этом сделалось озадаченным.

– Рахат лукума, – подсказал лекарь неспешным, прижимисто смягченным тоном. Он словно осторожничал, как осторожничают те, кто боятся иной раз починить нервную боль людям, чьи заболевания связаны с их ограниченными умениями включаться в реальный мир. – И сахарных печений, ваших любимых, – тут молодой мужчина галантно улыбнулся. – Позвольте мне сообщить об этом слугам. Я скоро вернусь.

С этими словами он поднялся и вышел из зала в тот проход, что имел направление к кухне.

Эразия Бульба проводил его взглядом и снова устало вздохнул.

– Старость- не радость, – он едва усмехнулся. Хитринки, проскочившие в его глазах, были печально бледны. В этом возрасте глаза уже не горят также ярко, как в молодости. Ларэ задумалась, что и ей, возможно, однажды предстоит ощутить все эти вещи на себе самой. Если повезет дожить до старости с ее- то вездесущей славой. – Язык памяти не слушается. Вы с Моазом молоды, дитя. Мне искренне жаль удерживать вас здесь, с собой взаперти, вдали от приключений ваших лет.

«Ну, да», – хмыкнула про себя Ларэ, – «ее снаружи владений старика ждали те еще приключения, аж ноги не знали, куда от них унести».

– Я благодарна вам за приют, – наконец, произнесла Ларэ, выразив ворочающуюся внутри нее признательность Эразию Бульбе. Лишь малую ее часть. Девушка совсем не привыкла получать от кого- то помощь. Ощущение долга ей было не по нутру. И в особенности то, что она не знала, как выплатить его в полной мере. Наверное, она накручивала себя слишком сильно. Только она знала, что к чужой добродетели родниться не стоит. – Вы рискуете, укрывая меня от магистратов и воинов султана, – очередная волнующая ее вещь- верит ли Эразия Бульба слухам о ее коварных преступлениях. – Мои оправдания никто не станет слушать, но я действительно не причастна к тем событиям, в кои меня включают.

За последние пару месяцев в стране образовалась шайка грабителей. Они проникали в дома господ и крали их драгоценности. Ну ее, чаровницу, ни с того, ни с сего присоединили к их числу.

К тому же, в качестве главного действующего лица и лидера.

Ларэ по существу своему ни за что не стала бы нарушать небесных правил добродетели, что же до законов Эры… Она даже в мечтах не представляла себя настолько безрассудной, чтобы намеренно ввергнуть себя в опалу к власти.

Ей не было ведомо о том, кто и зачем распространил о ней ложные слухи. За всю свою жизнь она лишь содействовала людям своим даром, старалась никому не отказывать в помощи. Она и предположить не могла, кому понадобилось наводить на нее клевету. И самое прискорбное – кроме того, как бежать и прятаться ей не удавалось найти способ справиться и решить это запутанное дело. Ей только и оставалось, что бросить саможалость в топку и двигаться вперед.

Старик остановил Ларэ, подняв ладонь и закрыв глаза, словно не хотел видеть, как она защищается от несправедливости, будучи невиновной. Когда он отпустил руку и открыл глаза, то превратился в эдакого дядюшку, радующегося проделкам маленьких детишек.

– Дитя, я перевидал многое за свою жизнь. Думаешь, я не знаю, как выглядят преступники? – он журил ее? По крайне мере, к векам его подползли мелкие морщинки, глаза изогнулись серпами, а улыбка на одну сторону выражала ту смесь веселой дотошности, которая рождается в качестве реакции на чью- то глупую и тем не менее смешную шутку, но когда все равно нужно сделать замечание о ее глупости, чтобы в дальнейшем пресечь нелепые шалости шутника, что портят его же репутацию. – Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ты хороший человек. А потом я успел убедиться, что вдобавок ты еще и талантливая особенная. Мне бы хотелось узнать о тебе побольше, Ларэтта. Если ты не против. Мне интересно твое прошлое, твои мечты. Не оставила ли ты ничего и никого позади?

О, эти сожаления- отдельная веха ее жизни. Ведь оставлять кого- то, конечно, грустно, но когда оставить некого еще грустнее. Одиночество ходило с ней рука об руку все то время с тех пор, как умерла от старости ее любимая бабушка.

И Ларэ поведала старику о ней, о смерти своих родителей в ее четыре года жизни и бродяжничестве, в течение которого она перебивалась случайными заработками. Но на воровство она не осмеливалась ни разу, даже после двух суток непрерывного голодания.

– Значит, никого, – подвел итог Эразия Бульба, проникнувшись сочувствием к девушке. – Да, весьма жаль. Но, знаешь, в любое время Создатель может направить кого-то значительного для твоего сердца. И предугадать его появление в жизни заранее никогда нельзя.

И как раз к этим его словам в зал вернулся лекарь. С подносами, заполненными различными сладостями. Вместе с ним к Ларэ пришли и мысли о роковых случайностях, но она тут же поторопила их из своей головы вон. Ей удалось это от того легче, что на подносах лекаря девушка с расстояния пяти шагов заметила слоистую пахлаву. Взгляд ее любопытно стрельнул, увидел, заблестел, и она постаралась не выдавать своего энтузиазма, хотя в животе у нее уже начал разливаться пищеварительный сок от предвкушения вкусить сладость. Бабушка в детстве часто готовила ей пахлаву. К сожалению, за последние три года ей ни разу не удалось накопить достаточно, чтобы позволить себе даже такую небольшую блажь.

Тем временем лекарь поставил подносы на столик и сел на диван. И все молча.

– Не обращай внимания на Моаза, – сказал Эразия Бульба, заговорщическим тоном, якобы по секрету, и в то же время наблюдая за своим лекарем. – В детстве он с родителями посетил берег моря. И там его из воды позвала к себе русалка. Красивее не видывать. Мальчишка засмотрелся, поверил внешности, протянул ей руку- а родители его как кстати в этот момент отвернулись- та хвать и потяни его в море- топить, – он сделал дугообразное движение рукой в воздухе, словно бы хватая воздух и сжимая его в кулаке. – С тех пор он красивым женщинам не верит. Даже заговорить с ними боится. Всегда такой отстраненный.

О, это была шутка, о чем ясно намекал веселый взгляд старика. Шутка ведь, верно?

Лекарь на слова своего господина ответил… почти никак. Просто черты его лица выглядели менее строго, чем обычно.

– В прошлый раз, гувернантке Масэне вы поведали немного иную версию моего сдержанного поведения, – сказал он, поднимая чашку с блюдцем со стола.

– Да разве я уже припомню, – не стал отнекиваться Бульба. – Смотрю на тебя уже сколько месяцев и понимаю- тоже по юности одиночество считал за благо. Дел невпроворот. Думал, некогда. Сперва решу жизненные неурядицы. А жизненные неурядицы, – он по смешному надул щеки и тут же сдул их, – так и не закончились. Чтоб совсем не свихнуться, пришлось на воспитание взять неродных детей. Хоть они отцом величают. Не иди по моим стопам, Моаз. Посмотри на Ларэтту. Она тоже одна. Может, вы друг другу помочь сможете. Вдруг, вас здесь судьба свела, а? – и тут лекарь поперхнулся, намереваясь сделать глоток.

Ларэ бы оскорбилась такой реакции и столь длительному кашлю, если бы сама не испытывала всю ту же смесь смущающих эмоций. По крайне мере, она полагала, что мужчина это от неудобства закашлялся, а не по какой-то другой причине.

– Ладно, дети. Я оставляю вас. Что- то мне передумалось пить чаю. После чар Ларэтты меня завидно в сон клонит. Давно такого не было. Наверное, даже обойдусь сегодня без твоих настоек, Моаз.

– Я вам помогу, – лекарь встал на ноги, отложив свою чашку. Ларэ подметила, он не съел ни единого печенья.

– Нет надобности, – старик, опираясь на диванные подушки встал на ноги, преисполненный костной тяжести. – Составь компанию нашей чаровнице. Вам наверняка найдется, о чем поболтать, – махнув рукой, Эразия Бульба обогнул диван и направился к лестнице в углу зала, стиснутой меж двух стен.

Ларэ показалась, он слишком торопиться. Словно имеет на уме больше, чем говорит.

– Я настаиваю, – тем не менее подскочил к нему лекарь и попридержал старика за локоть в махровом халате. – Если хотите, я вернусь сразу после того, как уложу вас в постель.

«Ну уж нет», – подумала Ларэ. Она не станет чьей- то проблемой.

– Незачем, – бодро ответила она и вскочила на ноги. – Я рада, что смогла быть вам полезной, – сказала она, обращаясь к старику. Затем посмотрела на лекаря, пусть тот и отводил взгляд. Она что же, до того ему неприятна? – Я сейчас тоже ухожу. Допью чай и пойду к себе в спальню. Тоже устала. Если господин лекарь решит вернуться сюда, то скорее всего меня не застанет.

Тайные замыслы хозяина дома о сводничестве двух одиноких душ полопались подобно мыльным пузырям. Лицо его осунулось.

– Как знаешь, дитя, – сдался старик после непродолжительного всеобщего молчания. Еще чуть- чуть, и оно превратилось бы в неловкое. – Тогда спокойной тебе ночи.

– И вам, – кивнула девушка, вовсю улыбаясь.

Однако стоило лекарю скрыться с хозяином дома наверху, улыбка сползла с ее лица, превратившегося в усталую гримасу. Шумно выдохнув, она с плюханьем уронила свой копчик на сиденье кресла и надула щеки. Она правда устала. Морально.

Потом взгляд ее светло карих глаз упал на поднос со сладостями. «Вот бы утащить их в свою комнату и там неспешно насладиться сладким». Вместо этого она тут же, наспех закинула в рот сразу несколько рулеток слоеной пахлавы и запила их горячим чаем из каких- то трав – кажется, успокаивающих- а перед тем, как все- таки уйти, прихватила еще несколько на руки, надеясь никого не встретить по пути. Еще посчитают хапугой. А впрочем – какая разница?

Глава 3.

Глядя через узкое окошко на верх пятиэтажной смотровой башни во дворе, Ларэ потерянно теребила пустующий средний палец левой руки, размывая свои наблюдения за жизнью дома мыслями об отсутствующем кольце с аметистом. И куда только оно подевалось? Она ведь точно помнила, как снимала его прикроватный столик перед сном. А утром его на нем уже не было. Может, ночью она превратилась в сомнамбулу, и сама сделал с ним что- то? Такое с ней уже случалось, но всего единожды за всю жизнь. Тогда бабушка заставляла ее носить платье в цветочек, претившее вкусу подростка, да так оно ей не нравилось, что как- то, будучи спящей, она пошла, да запрятала его хорошенько. Долго они с бабушкой не могли понять, куда девалось оно. Неделю искали и перестали, а спустя несколько месяцев отыскалось оно в курятнике, засунутое в одно из гнезд и совершенно утратившее приличный вид. Бабушка первая догадалась, что произошло. Больше девушку носить что не по душе не заставляли. Однако теперешняя ситуация в голове у Ларэ никак не умещалась. Кольцами- то она дорожила. С чего бы ее подсознанию прятать одно из них от нее? Утром, то есть не более часа назад, Ларэ минут двадцать просидела на кровати, изучая в свое зеркальце комнату, ожидая, как бы сейчас не пролетела по его глади черная бабочка. Она полагала, плохая энергия могла не так на нее подействовать, помутить ум и понудить во сне не к тем действиям. Но нет, комната ее была энергетически чиста.

– Понравился колокол? – неожиданно прозвучал пыхтящий голос Канары у нее за спиной.

Девушка быстро повернулась к ней. Домоправительница стояла в своем рабочем платье с фартуком, таща в руках большую корзину простыней.

– Доброе утро, – произнесла чаровница первое, что пришло на ум.

– Доброе, доброе, – покивала Канара. – Ну как, нашла в своей комнате подарок? Хозяин попросил меня положить тебе деньжат за будущий месяц работы, – она мечтательно вздохнула, от чего ее объемные груди и живот сильно всколыхнулись вместе с корзиной. – Мне бы обладать даром каким, чтобы столько зарабатывать, да белоручкой ходить. Мою- то кожу уже ни одной мазью не взять, огрубела ни дать, ни взять.

Ларэ всегда казалось забавным то, как женщины преклонного возраста волнуются о своей внешности. Но сомневалась, что она сама станет исключением, когда придет время. Морщины морщинами, а желание ощущать себя женственной у ее пола не увядает вместе с летами.

– У тебя прекрасная кожа, – улыбнулась она Канаре и тут же не преминула подтвердить. – Мешочек я получила, – действительно получила. Как вернулась вчера после разговора с Эразией Бульбой в свою комнату, мгновенно заметила лишнюю вещь.

– Ты меня успокоить пытаешься, – покачала она головой, укутанной в льняной платочек. – Подумаешь, бабушка жалуется на красоту. Чего удивляться- то? Но вот мое скверное настроение понять можно, мне в зеркало достаточно поглядеться, да годы свои узреть. А ты чего бледная, будто призрака увидела?

И Ларэ решила ее спросить.

– Канара, ты нигде не замечали какого- нибудь бесхозного серебряного колечка с фиолетовым камушком? Нигде не валялся?

– Потеряла? – понимающе хмыкнула дородная женщина. – Не видела. Но ты не переживай, я всем слугам скажу, чтобы глаза держали в оба.

– Благодарю тебя, Канара, – Ларэ в который раз дотронулась до голого среднего пальца. Кольца питали разные аспекты ее энергии. Она чувствовала себя неполноценной даже без одного из них. Словно мир вокруг не предвещает ей ничего хорошего. – Так что там с колоколом? – она вновь повернулась к окну, желая сменить тему.

Они с Канарой стояли в небольшом ореоле свободного пространства прямо перед лестничным спуском, тесно окруженные стенами, обшитыми деревом. Ларэ, блуждая по дому, случайно оказалась в этом месте и вот уже десять минут не находила в себе желания отправиться из него дальше. Даже с тем риском, что может пропустить завтрак.

– Ах да, – вздохнула женщина, набирая в себе сил продолжать нести свою ношу. Ларэ было думала предложить ей поставить корзинку на подоконник, однако тот был слишком мал, чтобы хотя бы угол ее мог на нем уместится. А вызваться подержать ее и вовсе опасалась, с ее- то тоненькими ручонками. Подумав об этом, пред ней тут предстала картина, как она летит вниз лестницы вместе со всем этим бельем под уханье домоправительницы. – Большой, верно? – Ларэ с ней согласилась. В свете яркого солнца колокол, подвешенный к аркам белой башни, блестел, отражая жаркие лучи. Один из зеленых охранников, вытянувшись по стойке смирно, стоял наверху башни рядом с ним и, по- видимому, нес караул. – Его установили на случай опасности. Территории у хозяина большие; об опасности сразу всех предупредить вернее способа нет. Но бьют в него редко. Я и не помню, когда в последний раз его слышала. При отце нашего хозяина кочевников бродило по стране много, еще в те времена устанавливали. Нападения случались месяц к месяцу, а сейчас сплошная тишь, чтобы не сглазить.

– Только в случае нападений?

– Или кражи. Или убийства. Ладно, мне надо идти. Дел невпроворот. Девушки что- то напутали, не в ту комнату не те простыни сложили. Приходится за ними переделывать. А ты бы шла на завтрак. Гадать о потеряшках на сытый желудок приятнее, – и с этими словами, женщина, медленно переставляя толстые ножки, начала сходить по ступеням.

Ларэ решила последовать ее совету. Однако и за щедро накрытым столом ее поджидала неприятность. Между временем основной еды и десертом, занятая обсуждениями о предстоящем праздновании дня рождения Эразия Бульбы, Ларэ не заметила подавальщицу, склонившуюся по правый бок от нее и наливающую ей в чашку травяной чай. В итоге в то время, как Мая зачитывала отцу список гостей и рассуждала о деталях организации приема, а Масэна и Канара – последняя сидела рядом с гувернанткой, присоединившись к ним в середине завтрака, но почему- то ни к чему не прикоснулась из находящейся на столе еды- то и дело вставляли что- то о реальном положении дел, Ларэ как раз и потянулась было за своей чашкой. Но вместо этого подставила ее под струю кипятка. Лекарь сидевший на следующем стуле, видя это, к сожалению, не успел ее остановить, а только округлил глаза и раскрыл рот до того, как все уже было сделано.

Ошпаренная, Ларэ вскочила со своего стула, держась за запястье и еле сдерживая рвущиеся наружу слезы. Вместо того, чтобы заплакать, она плотно сжала губы и сморщила лоб и нос.

Прямо день неудач какой- то!

Лекарь аккуратно дотронулся до кожи Ларэ, перенимая ее больную руку в свою, чтобы осмотреть урон.

На против еле слышно охнула Мая, прижав к груди, облаченной в нежно сиреневый ситец, пергамент с перечнем имен.

– Все в порядке, но нужно поспешить. Идемте со мной в лечебницу. Очаг поражения необходимо промыть и забинтовать. И есть у меня одна действенная мазь на этот случай, – сказал лекарь.

– Конечно поспешите, – поддержал их Эразия Бульба. – Пропустите их скорее, – стоило замахать ему рукой, как слуги вокруг отодвинулись и даже убрали стул Ларэ в сторонку, чтобы ей было легче выйти из за стола.

…

– Вы выглядите не выспавшейся, – сказал лекарь, стоя к Ларэ спиной. Он перебирал стеклянные ящички на стеллажах полок, вбитых в стену.

Скорее всего, он рассчитывал отвлечь ее от противной боли на тыльной стороне запястье. То покраснело кривым пятном, и девушка молилась Всевышнему, чтобы после лечения не осталось никакого шрама. Несмотря на ее предубеждения из- за отчужденного обычно поведения мужчины, прямо сейчас она про них забыла и расходилась в своих мысля в самых положительных чувствах по отношению к нему. Лишь бы у него оказалось достаточно лекарского таланта, чтобы уберечь ее от боли и уродства.

– Я просто кое- что потеряла.

– Что же? – спросил он из за плеча.

Да, она пыталась быть краткой. Не вышло.

– Мое кольцо.

– Ценное?

– Не по цене, – она сглотнула. – Но для меня. Камни в кольцах, которые я ношу, принадлежали моей бабушке. Я нашла их в ее швейной шкатулке после ее смерти.

– Соболезную, – лекарь ненадолго застыл, будто вспоминая о чем- то. Или замер от услышанного. Да, наверное, все же его покоробили слова о смерти, потому что после этого он повернулся к девушке лицом. – У вас никого нет? – проникновенно поинтересовался он. Голос его сделался тише обычного.

Ларэ покачала головой. Тогда мужчина словно очнулся и быстро вернулся к своему делу, а спустя минуту уже направлялся к ней с неким пузырьком из цветного стекла. Нет, с двумя пузырьками. Один был из синего стекла, а другой из бордового.

Он присел рядом с Ларэ на плоской длинной скамье в лечебнице и протянул ей свою руку вверх ладонью, безмолвно прося у нее разрешения. Она вложила руку в его ладонь, и смочив жидкостью из пузырька ватный шарик он принялся осторожно промахиваться им ее поврежденное место.

Лечебница, где они находились была просторной комнатой, где все, кроме деревянных полок и скамьи было совершенно белым. Два больших окна в ее торце кто- то заранее распахнул настежь, и так как дверь они за собой тоже не закрыли, воздух в комнате вел себя подвижно, не позволяя теплу слишком пригреться на одном месте. Ларэ нравились эти свежие ощущение, малость отвлекшие ее неприятных чувств. Но вот что действительно казалось ей необычным так это количества зеркал различных форм и размеров, развешанных по всей стене у нее над головой. Она не понимала, зачем нужно столько. Особенно в лечебнице. Вряд ли лекарь тоже искал в них черных бабочек. Ведь он был обычным человеком. Так ведь? Он был?

Ларэ не умела определять особенного. Не существовало никакого чутья для этого. Человек либо признавался сам, либо… в общем, других способов не было.

Не отнимая глаз от работы, лекарь спросил:

– Значит, вы воспитывались бабушкой?

– Почему вы так решили?

– Я не прав? – он на секунду поднял к ней взгляд.

– Правы, – согласилась она. Он пытался узнать ее? Неужели. Если так, ей не сложным представлялась открыться ему, а вот следовало ли ждать того же в ответ? – мои родители погибли при несчастном случае на мельнице. Конструкция застарилась. Чинить было некому. В те последние годы в деревне люди знали, что рискуют, но беда, как всегда, все равно пришла неожиданно.

– Кем она была? Ваша бабушка, – он закончил обрабатывать рану и, смазав ее мазью из второй склянки, отошел назад к полкам.

– То есть чем она зарабатывала? – попыталась понять его девушка. – Она была травницей. Помогала людям.

– Она проходила обучение у кого- то?

– Ага, – Ларэ невесело усмехнулась, – у жизни. Набралась с опытом.

– Значит, особенная в семье только вы?

– Да, – она пожала плечами.

Она знала выводы ученых об их крови. Особенные дети рождаются лишь у особенных родителей. Однако ее появление на свет прямо опровергало их теорию. В конце концов, они не могли знать все.

Лекарь вернулся к ней с мотком белой марли.

– Сейчас я забинтую вам руку. Может быть неприятно, – предупредил он. – Общение помогает отвлечься, не так ли? – мягко спросил он.

Ларэ оказалась права. Он действительно говорил с ней, исходя из понимания своих профессиональных обязанностей. А она- то подумала, он, наконец, решил сломить барьер между ними.

– Эразия Бульба вас очень ценит, – заметила девушка. – Вы, должно быть, весьма известный и талантливый лекарь, раз ваши подопечные имеют столь почтенный статус?

Мужчина бросил на нее мимолетный взгляд из под бровей, не поднимая до конца головы.