Чем чёрт не шутит! Том 1

– Да ты, Яков, и по форме, и по содержанию – вылитый товарищ Ленин!! – ехидно заметила недоверчивая Анна.

– На меня многие пытаются походить, да слабо у кого выходит! – с хмельной гордостью изрёк Яков.

– Если Яков – вылитый, то Ленин – пустой!! – буркнула себе под нос, недовольная Советской властью проститутка Халида.

А сидевшая рядом с Яковом наглая и безумно удачливая проститутка Сарра, по прозвищу: «Клеопатра», выпустив изо рта сигарный дым, высокомерно бросила: – Между прочим, Гошка мне сообщил о том, что Ленин приказал своим комиссарам грабануть всё церковное золото. Завтра они его будут свозить из церквей на склад, тот самый, который Серёжка Барин с Лёшкой Картавым и Заводным при царе «чистили»!

– Гошка? Это что за фраер? – поинтересовался Яков.

– Это она о Федюшине говорит, он у Ленина в личных секретарях ходит! Я её с ним с месяц назад как свела. Клиент сомнений не вызывает! – скороговоркой пояснила Анна.

– А я бы всё же поостереглась, – встряла в разговор эсеровская подстилка Халида, – этим большевикам ни в чём доверять нельзя. Они вон даже календарь изменили. У них теперь: что ни день, то 1 апреля! Нет, кроме шуток! Ведь эти черти даже свой день переворота: 25 октября, стали праздновать на свою чёртову дюжину дней иначе: «7 ноября», а сам этот день их великого обмана на много лет «переплюнул» все 1 апрельские «дни дурака»! Говорят, что г. Ленин, в своих «Апрельских тезисах», распорядился народ дурачить круглый год и из года в год. А ведь они теперь не только надувательством занимаются, но и вздуть могут по первое число!

– О, да! С этими комиссарами нужно ухо держать востро! И глаз да глаз за ними нужен! – испуганно округлив глаза, посетовала проститутка Элла. – Вот намедни, мне моя подружка Риммка рассказывала, что прилип к ней один комиссар, как банный лист к заднице. Наган на неё наставил и требует: «Дай, а то пристрелю, сука!» Ну, прямо вынь да положь! Она, с испугу, уже и платье на себе рвать начала, и тут только просекла, что это он у неё руку и сердце просит – жениться, стало быть, на ней собрался!

– Ну, так что же, дала?! – поинтересовался непревзойдённый мастер гоп-стопа, вор-универсал Серёжка Барин.

– Ой! Да, что ты! Комиссарам, как говорится, дай только палец, так они и руку с головой оторвут! Так что она, с отчаяния, не столько дала ему по роже, сколько взяла, да и выцарапала его бесстыжие зенки, и со спокойной душой сбежала восвояси. А этот комиссар теперь, говорят, если услышит, где шорох платья или юбки, так стреляет туда без промедления! Вот, стало быть, как его, гада, злоба к женскому полу ослепила, а не только Риммкины ноготки.

– Так что ж, на него и управы нет?! – ужаснулась Анна.

– Ой! Да комиссар-то больно важный! Наган у него дарственный, за былые подвиги. Так что его и арестовать не решаются, и наган отобрать стесняются, он ведь без него, как без рук, ничего кроме этого делать не умеет. Вот и стреляет, подлец, то в потолок, то в женский пол! Всё как в жуткой сказке: не проползти и не пролететь мимо этого «безголового» Змея-Горыныча, который пострашнее циклопа Полифема будет, ибо того и гляди пулю схлопочешь, куда как вернее, чем в «русской рулетке»!

– Так вы, дуры, в штанах шляйтесь, а ещё лучше голышом. Для дам это вечно самая популярная мода на все сезоны! – посоветовал Серёжка Барин. – Видали, какие манекены в музеях, да во дворцах выставлены?! Не видали?! Эх вы, деревенщина! Коблушки чухонские! Да там бабы стоят роскошные, шикарные из мрамора. Венеры-Афродиты всякие. И все как одна, в чём мать родила! То бишь скульптор-кутюрье создал, наплевав на какие-либо рубашки и золотые ложечки во рту! Да и на картинах там полным-полно голых баб! И всё это, говорят, громадной популярностью пользуется и больших денег стоит!! Вот что по-настоящему ценится! Вот она – настоящая непреходящая мода!!

– Ты, как видно, в музеях только на голых баб глаз положил, как в «домах терпимости», а мужиков, раздетых до нага, не заметил! А они там, в музеях, тоже, между прочим, дорогого стоят! Их причиндалы и те на вес золота! Так что зри своей моде в корень, а не подглядывай в бабьи щёлки!! – парировала его саркастические наскоки Сарра.

– А я не гомик, чтоб на это взирать! Мне такая мода на хер не нужна! Да, к тому же, я и не голоштанник какой-нибудь! Я, можно сказать, в рубашке родился! Пусть голь перекатная на музейных подиумах торчит, а мне мой коренной причиндал и так дороже всего золота мира! – по-барски отмахнулся Серёжка.

– Па-а-думаешь, дороже золота! Да я своей задницей, не говоря уже обо всём остальном, ни на одну соболью шубу заработала, и не в мечтах, а реально!! – взвизгнула, распаляясь, Сарра. – Ни одна мраморная богиня на столько «бабок» не потянет!!! – взвивалась она на повышенных тонах. – Я не стриптизёрша дешевая, и свои прелести за гроши, да задаром демонстрировать не собираюсь!!! – закончила она свою патетическую речь на мажорной ноте. Назвать же Сарру «селёдкой под шубой» Серёжка Барин не решился.

– А вот мне, – встрепенулась гулящая в своё удовольствие бабёнка Ольга Фёдорова, – один комиссар так прямо и говорил: «Твое влагалище – это настоящий мини-коммунизм для нас – мужиков, где от каждого – по способности, каждому – по потребности! И даже если за всё в жизни надо было бы платить, то я, как коммунист, жизнью бы своей заплатил, лишь бы сохранить это общественное достояние, лишь бы сохранить этот очаг коммунизма!» И что вы думаете, ведь действительно жизнью поплатился за этот «блядский коммунизм» – подхватил букет вензаболеваний и вскоре загнулся. Вот оно как! А букетик-то был из «клумбы» моей подружки Венерки, и стал для него погребальным венком, который и обошелся ему куда как дороже лаврового! Ну, скажите, какая мраморная Венера таким мужским преклонением похвастать может?! Какой музей? Ни один, будь он хоть антропологический, или палеонтологический, или исторический, или…

– Хватит вам! – шикнул на дам Яков. – Музеи и дворцы оставьте в покое, а нет, так большевикам. Пусть они сами музейные экспонаты грабят, да за «бугор» загоняют, а мы уж займёмся Богоугодным делом! Недаром ведь сказано: «Украсть у вора – списать половину грехов», а если обокрасть богохульствующих грабителей-вандалов, так и все наши грехи, подчистую, списаны будут!! А, посему, валяю конкретно по делу с церковным золотом из большевистского общака…

Банда и бабёнки притихли «намертво», внимая плану главаря.

Глава 4

Февраль, 1922 года

После плотного обеда Ильич вплотную приступил к делу:

– Алло, Феликс Эдмундович, как у Вас там обстоят дела, батенька, с «инквизицией» попов и экспроприацией церковных богатств?

– Доброго здравия, Владимир Ильич! У нас всё в порядке. Ночью приступили к проведению операции в Москве, в Питере и по всем провинциям. К полуночи церкви были блокированы нашими людьми, и к этому часу в большинстве храмов работа завершена: церковные ценности нами изъяты и свозятся на указанный Вами склад Гохрана. Попы попали в тюремные кельи, а прочие толпы мракобесов разогнаны силой оружия, впрочем, немало из них оставили на паперти свои трупы. С их трупами мы управились не в три дня, а в три счёта, хотя и было их «бессчётное количество», рвами и траншеями мы их обеспечили, а дальше пусть сами «шуруют» в свои ады, раи и чистилища! Все монастыри теперь тоже в наших руках и превращаются в подходящие тюрьмы, так что можно сказать: во всех монастырях теперь только наш устав! Любого верующего теперь можно под такой монастырь подвести, а уж бывший Соловецкий для них хуже ада, там даже их чертям тошно станет!! Я же в этом церковном деле неукоснительно соблюдаю Ваш приказ, Владимир Ильич: «Главное – это не дать возможности попам проявить милость и помочь голодающим Поволжья и других регионов страны. Их милость к массам была бы для нас как кость в горле! Кому пряник, а кому кнут – это нам решать, а не им!»

– Да, да! Эту работу, Феликс, необходимо проводить архирешительно!!! Никаких сомнений и поблажек!!! Это есть наш атеистический урок религиозным «маловерам» в нас и наше священное дело!!! Они должны крепко-накрепко поверить в нашу силу, решительность и убеждённость, убедившись в них (более чем Фома неверующий в воскрешение Христово) на собственном горьком опыте и боли своих ран!! И покуда будут живы их «бессмертные» душонки, они должны крепко помнить нашу бескомпромиссную непримиримость к их вероучению, и свято верить в нашу окончательную победу над ними и их влиянием в массах. А для этого необходимо проявлять наибольшую, наивысшую жестокость, ибо наше зло в настоящем – это наше добро для будущего! Тогда как сегодняшними добренькими делами и помыслами вымащивается дорога в завтрашний ад! Рай же коммунизма оправдает перед лицом истории всё, кроме порочного малодушия и порочной мягкотелости! Больше жёсткости духа и рук!! Жёсткостью и жестокостью дел вымостим дорогу в наш Рай, дабы не увязнуть по дороге к нему в собственных соплях и слюнтяйстве! Всякое противодействие нам со стороны церковников, – с упоением продолжал вещать Ильич, – есть контрреволюция, есть преступление против масс! Архипопов будем судить публично от имени масс, и пусть сам пролетариат, то бишь рабочий класс, распнёт эту свору морально, а мы накажем эту свору реально, и орудиями казни куда более прогрессивными, чем их любимый крест. Все остальные мракобесы должны быть перевоспитаны на Соловках, за бывшей монастырской оградой, ибо клин клином вышибают! Каждый, от мала до велика, кто участвовал в церковном шабаше против нас, должен получить там свою порцию воспитания в духе большевизма, да такую, чтоб занозой в душе сидела куда как крепче, чем гвозди в распятиях! Это должен быть жестокий, но необходимый для них урок! Это их свято место, для них пусто не будет, по крайней мере, до полного их там перевоспитания. А если они все туда не уместятся, что вполне естественно, то действуй по принципу Прокрустова ложа, но в отношении их численности: лишних клади на кладбище.

– Именно от такого «Прокрустова ложа» и будет прок, Владимир Ильич! – поддакнул Дзержинский. – У этих церковных «циркачей» будут и труппы и трупы!

– А знаете одну поучительную историю, батенька? – продолжил свои наставления Ильич. – Как-то Станиславский зашёл в церковь и, увидев представление попа, заорал: «Не верю!!!» Тут поп-подлец стал играть свою роль в церковном богослужении в таком религиозном экстазе и так убедительно, что даже Станиславский уверовал в Бога! Вот и мы свою роль должны играть так, чтобы массы нам верили во всём, а не слугам Божиим! В этом и заключается всемирно-историческая роль нашей партии! И если театр начинается с вешалки, так и мы свою игру начнём с того, что развешаем на фонарях всех этих святейшеств и святых отцов, с преподобными матушками! Пусть с фонарных столбов своими святыми нимбами светят – электроэнергию нам экономят. Замечательнейшая электрификация всей страны получится! Не дрейфь, Феликс, провала не будет, исторические подмостки и не такой тяжкий грех выдерживали! Ври, не краснея, что церковные ценности изымаются для помощи голодающим Поволжья, а попы – жирные жопы, для них и выеденного пасхального яйца пожалеют! Для попов, что голодающие Поволжья, что бедные церковные мыши – всё одним миром мазано! Вот оттого-то они готовы удавиться, или, скорее, удавить, но помочь чем-либо ни-ни, «Боже упаси!!!» А ведь в их хамских храмах не скорлупы от яиц, а золота и драгоценных камней куда больше, чем в пещере Аладдина! Это вам не сказочное золотое яичко, и стоит несравненно дороже всех пасхальных яиц Фаберже! Обменять за кордоном не шило на мыло, а горы церковной безвкусицы на горы вкусного продовольствия – вот спасение голодающего Поволжья! Так что: «Бей попов, выноси всех святых с драгоценными окладами – спасай Поволжье!!!» – это насущная жизненная необходимость и священный долг сознательных масс в лице силовых органов! Вот что должны усвоить массы, забыв «Отче наш» и прочую религиозную сивуху!

– Красные от стыда не краснеют, Владимир Ильич! К чёрту всю дешёвую мораль Христа! А попам таких чертей зададим!! Пусть попы, мягко говоря, в попу проваливают со своей моралью! В общем, Соловецкая клоака им для того и предоставлена! Любой иной чёрт пусть будет с ними, а вот их «жёлтый дьявол» будет наш! Ибо попы попами, а ВКП (б) – это пуп земли и неба!

– Я доволен, что ты это понял, как следует!

– Понимать Вас как следует – это наш священный партийный долг, Владимир Ильич!!

– Усильте охрану ценностей на складе! Энтузиазм в отборе ценностей у врагов важен, как важен и отбор самих ценностей – их сортировка, но архиважен и порядок с их охраной!!

– Я заверяю Вас, Владимир Ильич, в том, что у нас сам Бог ничего не сопрёт, чёрт его побери!!

– На чёрта надейся, а сам не плошай! – предостерёг его Ильич.

– Слушаюсь, товарищ Ленин!

– Держи меня в курсе этого дела, Феликс. Желаю и требую успеха!!

Ильич возвратил на место телефонную трубку, встал из-за стола и в холерическом порыве прошёлся по кабинету: от стола к окну и обратно. Ему явно не сиделось на одном месте, даже таком величественном как место председателя Совнаркома. Взяв со стола, из стопки книг, свою любимую книгу немецких народных сказаний о проделках плута и пройдохи Уленшпигеля, Ильич грустно улыбнулся. Он всё чаще с тоской вспоминал свою конспиративную жизнь – жизнь романтическую, до предела заполненную запретными и оттого жгучими и сладостными политическими страстями. Эти страсти проявляли себя в попытках сокрушения тогдашних устоев государства и частных жизней его послушных граждан, в попытках сделать всё наоборот, не так, как угодно официальным властям. Привычка к переустройству общественной жизни, перемене (обновлению) всего вокруг себя, кроме себя самого, привычка играть судьбой – есть неутолимая жажда романтики. Он пытался искать эту романтику в работе председателя Совнаркома, в строительстве чего-то нового: новой экономической политики, новой национальной политики и так далее, но всё чаще из всего этого получалось или хорошо забытое старое, или никчёмная ерунда. Нет, всё это было не то, о чём мечталось, всё это было неинтересно до скуки зелёной! Манил иной размах, иной масштаб и характер деятельности, тем более что разрушать и низвергать в мире было ещё много чего.

«А там, глядишь, всем миром и дом построим, общий для всех коммунальный дом!» – вспомнив об общем доме, Ильич слегка поморщился. «Нет, „Общий дом“ – это понятие вызывает какие-то негативные ассоциации, оно стоит в общественном сознании в одном ряду с такими понятиями как „Дом призрения“, „Сумасшедший дом“ или „Жёлтый дом“, „Дом терпимости“ или „Публичный дом“. Ещё бы! Ведь история человечества пока не имела положительного опыта строительства таких общих всенародных домов, которые бы соответствовали понятию коммунистического общежития или, попросту, коммуналки! И поэтому все прежние понятия общего дома, „Дома для всех“, рисуют порой в воображении столь мрачную перспективу, чуть ли не Горьковское „ночлежное дно“, даже у такого „Кремлёвского мечтателя“ как я!! Но пусть бездарные символисты-злопыхатели назовут коммунистическое общежитие хоть „Общественной пещерой“, но под моим руководством массы всемирного пролетариата её, образно говоря, в любом самом прочном монолите выдолбить сумеют! Недаром англичане говорят: „Мой дом – моя крепость!“ В нашей наипрочнейшей крепости будут все! Пусть тогда попробует кто-то сказать: „У него не все дома!“ У меня все и всё будет дома!! Такой великой крепости коммунизма никакой осёл, гружённый золотом не страшен! Впрочем, угнетённые массы колониальных стран согласились бы и на мировую хижину на развалинах дворцов. На деле же, первым этажом Всемирного дома коммунизма станет создание Союза Советских Социалистических Республик, которое мы оформим в декабре этого года. А для того, чтобы этот расширяющийся Союз ассоциировался с чем-то прекрасным, провозглашён он будет в Большом театре и, вдобавок, прекрасное здание бывшего Благородного собрания будет названо Домом союзов, хотя там и будет общественный центр профсоюзов СССР. А вот „домами“ империалистов станут могилы и склепы! Лучшими же комнатами нашего дома станут нынешние дома отдыха, курорты и санатории; дома ребёнка; детсады; интернаты и дома престарелых; дома и дворцы пионеров, культуры, спорта, бракосочетания! К лучшим комнатам этого дома можно будет, по праву, отнести пятизвёздочные гостиницы; театры и кинотеатры; цирки и зоопарки; публичные библиотеки; рестораны; универсамы и, разумеется, любой мой кабинет!»

Глава 5

Февраль 1922 года

Рано утром, к складу Гохрана, куда свозилось всё ценное церковное имущество, подъехал серебристый «Роллс-Ройс» и, следом за ним, грузовик, в кузове которого находилось трое «красноармейцев». Из «роллс-ройса» вылезли Серёжка Барин и Яков, а малоприметный шофёр Костя Маленький, на которого и вовсе никто не обратил внимания, остался в машине. Яков был одет в элегантный костюм «тройку», сверху которого было накинуто распахнутое пальто. Голову главаря банды венчала кепка, а ноги были обуты в добротные ботинки. Серёжка Барин же щеголял в потёртой кожаной куртке, перетянутой портупеей, галифе защитного цвета, заправленное в истоптанные сапоги, и лихой краснозвёздной фуражке. Сразу было видно, что этот тёртый калач – комиссар, не знающий покоя, тем более что многозначительное выражение его лица и сильно потёртая кобура его маузера указывали на его постоянную и активную заботу о благе народа.

Охранявшая складские помещения рота гепеушников, мигом построившись в шеренги, застыла по стойке смирно. А подбежавший начальник охраны, взяв под козырёк, отрапортовал Якову: – Великий вождь мирового пролетариата и председатель совнаркома товарищ Ленин!!! Охрана конфискованных церковных ценностей очень счастлива приветствовать Вас на нашем революционном посту!!! Наш пост бдительно несёт охрану складских помещений, и конфискованное у врагов имущество находится в полной сохранности! К нашему посту враг и на выстрел не посмел приблизиться!! Наш пост готов к исполнению всех Ваших новых приказов и распоряжений!!! Докладывал Вам начальник охраны комиссар Сапожник.

Яков взобрался в кузов грузовика, и, по-ленински картавя, произнёс речь перед жаждущей его слов, как манны небесной, охраной складских помещений: – Я приветствую вас, дорогие мои соратники по нашей борьбе с международным империализмом, голодом и мракобесием; борьбе за светлое и справедливое будущее – за коммунизм!!! Тяжело нам было здесь, в России, разбить оковы, сковывающие тело трудового народа, такие как царизм и капитализм. Но архиважно разбить ещё и оковы народной души, разбить оковы народного разума, такие как поповщина и чертовщина, а также и боженька! Пресловутого же боженьку следует разбить не только на иконах и крестах, но и в темноте народной души! Китайцам трудно найти даже чёрную кошку в тёмной комнате, особенно когда её там нет, но архитрудно для всех нас найти и уничтожить, воображаемого тёмными массами народа, боженьку в потёмках их душ, тем более что его самого и во всём белом свете днём с огнём не сыщешь, ибо его, в натуре, вовсе нигде нет!!! Да, нет ни на том, ни на этом свете, ни в каких угодно потьмах!! Да и, вообще, чёрт его знает, что он собой представляет в больном воображении каждого из народных масс! Наш-то народ всегда любил ходить туда, неизвестно куда, и приносить то, неизвестно что; вот и нахватались чёрти чего!! Однако, мы – большевики, всё сможем отыскать и разрушить до основанья, нет для нас, батеньки мои, невыполнимых задач!!

Яков пристально оглядел неотёсанные частоколы гепеушников, выстроившихся у его ног, и с пафосом продолжил: – Я убеждён, что вы – бойцы революции, разбившие внешние цепи рабства, поможете тёмным массам разбить оковы глупости их тёмных душ, и переполнить образовавшиеся пустоты этих народных душ светом идей коммунизма!! Я рад очередной раз убедиться в том, что вы делаете это твёрдой профессиональной рукой революционера! Вам ли бояться пачкать свои руки в крови мракобесов?!! Их кровная глупость не заразна для вас, если твёрдо следовать к своей великой цели и не менять ни цели, ни пути! Настоящему революционеру море крови по колено! Настоящему большевику горы трупов по …! – Яков сделал весьма красноречивый жест рукой пред фанатичными взорами бойцов. – А любое дело, даже такое, в котором другим нужны умные, светлые головы, вам и по плечу, и по зубам!! И тем более там, где раскисает слюнтяйская гнилая интеллигенция, которая вам и в подмётки не годится, вы способны пройти, как нож сквозь масло, как острый штык сквозь нательный крестик! – ободрённый вниманием благодарных слушателей, продолжал вещать Яков. – Конечно, несознательным массам их цепи очень нравятся, тем более что многие из этих цепей, как видите, золотые! – Яков указал рукой на склад с церковными ценностями. – Но, товарищи, золотые цепи – это самые страшные цепи рабства, они не ржавеют от слёз и пота своих жертв, более того, дураки эти цепи жадно берегут, и, потому, эти оковы никогда у них не изнашиваются. Мы же «перекуём» эти цепи во множество полезных вещей! Мы сокрушим последние тюрьмы, где царит рабство души, и массы, навсегда покинув церкви, освободятся затем и изнутри. Вы им в этом поможете, а кто из них нашему делу всю свою душу не отдаст, тот «богу душу отдаст»! В этом состоит долг и честь сознательных масс – солдат мировой революции! Чёрному интернационалу попов, от Красного интернационала рабочих и крестьян: красную смерть на миру! Да здравствует великая революция духа, революция культуры!!!

В ответ на эти слова раздалось громовое: – Ура-а-а-а!!! Да здравствует Ленин!!!…

Переждав бурный всплеск эмоций, Яков сообщил:

– Основной частью церковного золота расплатимся с заграницей. Это не беда, что международные империалисты вставят там себе золотые зубы вместо своих зубов и клыков, выбитых здесь нами. Когда начнётся мировая пролетарская революция, мы им и золотые зубы выбьем! А пока на конфискованное золото закупим там продукты питания для наших голодающих масс, машины и оборудование для наших заводов и фабрик, и ещё многое другое, что производит наш братский рабочий класс, то есть пролетариат в Англии, Германии, США. Отдадим же капиталистам обратно их жёлтое дерьмо, а возьмём наш рабоче-крестьянский продукт труда. Как говорится, отдай Богу божьи души, кесарю – кесарево сечение, а дьяволу – деньги и золото! Да, всё его золото, кроме наших «золотых рук», «золотых голов», «золотых и пламенных сердец»; кроме наших червонцев и «золотого сечения» наших красных пятиконечных звёзд! – сострил Яков и строго предупредил: – И не забудьте, товарищи, что наиболее ценные произведения искусства – это достояние народа! Мы его сохраним для наших потомков в музее Московского Кремля. Отберите на складе настоящие художественные ценности и погрузите их в этот грузовик, он доставит их по месту назначения. И в дальнейшем поступайте так же! Желаю вам коммунистических успехов в труде! Наша глобальная цель – коммунизм! В него мы точно попадём любыми средствами, используя все виды орудия и оружия! Прицел взят верный!! Салют, товарищи!!! И пусть насмерть подавятся, чёртовы империалисты, своим дерьмовым золотом, ибо жадней эта свора даже царя Мидаса!!! Так-то вот, батеньки!!!

Под неистовый рёв глоток и бешеные аплодисменты прослезившихся от восторга краснозвёздных бойцов, Яков слез с грузовика и, махнув рукой гепеушникам, укатил на «Роллс-Ройсе». А Серёжка Барин, вместе с комиссаром, всё ещё находящимся под оглушительным впечатлением от встречи с «товарищем Лениным», тщательно осмотрел и отобрал наиболее ценные, с его точки зрения, церковные вещи. Рота краснозвёздных ротозеев отнятую у церкви и отобранную «экспертом» золотую церковную утварь, рубины, бриллианты и другие драгоценные камни торжественно погрузила в грузовик. И, под охраной переодетых в красноармейскую форму уголовников, доверху наполненный драгоценностями грузовик, с Серёжкой Барином и лихим шофёром, покатил своей дорогой. Начальник охраны остался с Серёжкиной распиской и поручением дальнейшего отбора подобных ценностей из вновь поступающих, с целью их дальнейшей транспортировки в Кремль этим же грузовиком в следующие его заезды.

Спустя два часа, Дзержинский, заехавший для инспекции на этот склад, начал разговор по телефону с Ильичом, из кабинета начальника охраны склада. Ильич в это время находился на отдыхе в Горках, но Феликс нашёл нужным побеспокоить главу правительства по поводу «его» распоряжения об отборе и перевозке в Кремль художественных ценностей: лучшего из всего того ценного, что было экспроприировано у церкви; а также о неизвестной судьбе этого рейса. Во-первых, «Железный Феликс» полагал, что важно «загнать» продажным империалистам (у которых за очень большие деньги можно купить что угодно, даже мировую социалистическую революцию) все ценности без разбора – «всё равно, после мировой социалистической революции всё будет наше, так какого чёрта сортировать?!» А во-вторых, грузовик с церковным золотом и сопровождавшей его охраной уже должен был быть в Кремле, но каким-то мистическим образом, без единого выстрела, пропал в городе, если и не посреди белого дня, то посреди светлого утра.