скачать книгу бесплатно
Дед опустил голову. Пистолет качнулся в иссохшей руке, но тут же снова вернулся в прежнее положение.
– Спасибо, соседушки, спасибо на добром слове, – тихо сказал Евсей Минаич. – Спасибо, что выгоняете как собаку из родного дома на старости лет. За то, что на детишек с топорами пошли, да не убили, – и за это земной вам поклон, люди добрые…
Дед встал из-за стола, гордо вскинул голову.
– Будь по-вашему, съедем мы, коли вы последнюю совесть потеряли… А теперь пошли вон, чтоб духу вашего здесь не было…
Братья вышли из дома, и долго ещё гудел народ у избы деда Евсея. Потом люди начали помаленьку расходиться по домам, а Евсей Минаич с Колькой и Натахой собрали нехитрые пожитки, запрягли тощую лошадку и на ночь глядя тронулись в путь в сторону райцентра…
Ставший уже родным, седой как лунь дедушка Евсей рассказывал Ивану, как в райцентре встретили они мужика, чью жену спасла когда-то Наталья, как помог он им перебраться в город, устроиться там на работу, пойти учиться… Как по воле столь нечастого в их жизни счастливого случая перебрались они в Москву, далекую и прекрасную, словно несбыточная мечта. Как у Николая внезапно обострился то ли Божий, то ли дьявольский дар, который потом, через много лет, люди будут называть экстрасенсорным…
Однажды он вдруг стал отчетливо слышать голоса, произносящие странные речи. Сначала он подумал, что сходит с ума. А после понял, что невольно слышит мысли других людей.
От них было просто некуда деться. И днем и ночью люди думали, говорили, смеялись и плакали, видели сны?–?и всё это одновременно звенело, гремело и стучало в черепной коробке Николая адской, непрерывной какофонией. Парень бился головой о стену, плакал, ходил по врачам, Наталья поила его отварами?–?ничто не помогало. Николай сходил с ума, начались припадки… Наконец, однажды Наталья, будучи уже на четвёртом месяце беременности, вошла в комнату и… упала в обморок. Николай лежал на полу с простреленной головой, сжимая в руке наган деда Евсея. На столе лежала записка:
«Наташенька, прости меня, больше не могу. Сегодня ночью опять приходила Татьяна, звала к себе. Последнюю неделю она приходила каждую ночь. С ней был кто-то в чёрном. Они говорили, что без меня, психа, тебе будет легче. Но там я буду ждать только тебя. Скажи сыну, что я люблю его. У нас будет сын, я знаю… Прощай…»
* * *
В ночь, когда родился Иван, шел проливной дождь. Струи ливня стучали в окна домов, гроза билась в стекла, снова и снова пытаясь пробиться в человеческие жилища и залить их мощными потоками небесной воды. Роддом содрогался, стонали громоотводы, принимая в себя немереное количество электрических разрядов, и древние бабки, сведущие в разной деревенской ворожбе, задергивали шторы, мелко крестились и бормотали: «Спаси, Господи, родился великий колдун…»
– Дождь, – слабо простонала Наталья, приходя в себя после тяжёлых, кровавых родов. – Дождь. Теперь его всегда будет сопровождать дождь…
– Что, милая??–?склонилась над ней пожилая медсестра. – Всё хорошо, сынок у тебя родился. А сейчас отдыхать, отдыхать, милая… Много кровушки потеряла, тебе спать надо, сил набираться…
– Дождь, – шептала Наталья. – Кто родился в дождь, у того в жизни будет много слез и много горя…
Она закрыла глаза. Светлый, яркий коридор раскрылся перед ней. В конце коридора стоял Николай, улыбался и махал ей рукой.
– У тебя сын, Иван… – сказала ему Наталья, вздохнула, счастливо улыбнулась, протянула руки навстречу мужу и шагнула в сверкающий тоннель…
* * *
…Иван стоял на платформе. Дождь лил не переставая, покрывая лужи мелкой рябью и ероша перья огромных воронов, которые, кажется, сегодня слетелись сюда со всего света. Птицы топтались на перекладинах фонарей, недовольно вертели большими головами и громко материли на своем вороньем языке и дождь, и сородичей, и свою нелегкую птичью судьбу.
По пустынному перрону брело мокрое существо, у которого тоже не было особых причин радоваться жизни. Довольно крупный для своего возраста, но худой и жалкий, с потухшими глазами и обвислыми усами кот уныло шлепал по лужам, почти по-человечески вздыхая и особо ни на что не надеясь.
От роду зверю было меньше полугода, и за это время слишком мало видел он на свете хорошего. Прельстившись редкой породой, хозяин купил котенка, но потом что-то у него не заладилось с женой, та начала орать и поносить всё на свете, в том числе и непутевого хозяина вместе с его кошаком, который и на кота-то не похож, а жрёт не меньше хорошей собаки. Хозяин, осерчав, выбросил котенка за дверь, а после, отлупив не в меру голосистую супругу, заявил, что если она не прекратит из-за всякой ерунды так гнусно верещать и трепать мужнины нервы, которые без того ни к чёрту, то он в следующий раз и её выкинет на улицу.
Зверёк побирался по помойкам, но там царила жестокая конкуренция?–?местные коты не пускали чужаков на свою территорию. Проиграв по малолетству и недостатку боевого опыта пару схваток, котёнок стал скитаться по городу, заглядывая в глаза людям и жалобным мявом прося милостыню. Но люди редко снисходят до кошачьих проблем, и зверёк худел, слабел, усы опускались всё ниже, и всё паскудней становилось у него на душе.
Вот и сейчас он медленно чапал по платформе, в животе было пусто уже второй день, и кот был рад, что есть ещё силы шевелить лапами. Он остановился полакать воды из лужи?–?благо этого добра было всегда навалом?–?и услышал над головой чей-то голос:
– Ну что, братан, хреново тебе?
«Мяу», – грустно ответил кошак и наступил лапой на отражение своей унылой морды в луже.
Другой голодный кот при обращении к нему человека уже давно заглядывал бы в глаза говорившего, извивался и орал дурным голосом, требуя подачки. Но этому было уже на всё наплевать. Жизнь оказалась слишком поганой штукой, и он давно перестал ждать от нее чудес. Но чудо всё же произошло в виде куска варёной колбасы, шлепнувшегося в лужу перед его носом.
Кот и человек внимательно посмотрели друг на друга. Жёлтые немигающие глаза животного притягивали к себе, и что-то очень знакомое увидел в них Иван. Похожий взгляд видел он у себя в зеркале все годы службы?–?замученный, отрешенный, полный безысходности, когда уже наплевать, сдохнешь ты сейчас или минутой позже. Кот не ел, не просил ещё?–?он просто смотрел на Ивана, и тот потихоньку начинал понимать, что куском колбасы дело не кончится.
– Ладно, братан, – неожиданно для самого себя принял решение Иван. – Поедешь со мной. Авось на что и сгодишься.
Кот не возражал, когда его подняли поперек брюха и засунули в здоровенную парашютную сумку, в которой кроме него уже было прилично всякого барахла. Он сразу узнал Хозяина?–?какие уж тут возражения… Животные лучше людей чувствуют настоящую Силу. Даже если её обладатель о ней пока и не подозревает…
Уже в поезде, когда Иван напоил и накормил нового друга, и тот уже начал было засыпать, свернувшись калачиком на тоненьком казённом одеяле, в купе подсел попутчик, невзрачный мужик в костюме и с кожаным портфелем. Может, мелкий служащий, а может, и начинающий бизнесмен. Ивану было все равно, расспрашивать попутчика о его житье-бытье он не собирался. Тот начал первым.
– Дембель??–?спросил мужик, выставляя на стол бутылку за знакомство.
– Да вроде того, – ответил Иван.
Посидели. Выпили. Попутчик достал кусок ветчины, хлеб, зелёный лук и начал сооружать на столе нехитрую закуску.
– А я вот к родственнику ездил, – сказал мужик в костюме, наливая по второй. – Помогал дом продать. Сам бы он ни в жизнь за нормальную цену недвижимость не сдал…
«Бизнесмен», – равнодушно подумал Иван, пропуская мимо ушей пространную балладу о продаже дома.
– А это, в углу, твоё животное??–?выговорившись, поинтересовался попутчик.
Животное, почуявшее ветчину, вытащило из просохшей шерсти морду со снова начавшими торчать во все стороны усами и, увидев незнакомца, ощетинилось и зашипело.
– Моё, – ответил Иван, слегка поглаживая мягкую кошачью спину.
– Ты знаешь, он, когда вырастет, будет вот такой, – бизнесмен развел ладони примерно на метр. – А с хвостом?–?вот так, – теперь руки были разведены до предела. – Это степная рысь, каракал называется. Видишь кисточки на ушах? Он злобный как чёрт, может и на тебя броситься. Лучше выкини ты его от греха.
Почти присмиревший зверь снова напрягся, будто понимая, о чём идёт разговор.
– Не бросится…
Иван положил руку на голову кота, и тот сразу успокоился.
– Мы друг друга сразу поняли. Он, как и я, тоже в жизни порядком горя хлебнул. Вдвоем нам полегче будет…
Попутчик посмотрел на парня, как на ненормального, пожал плечами и полез к себе на верхнюю полку.
* * *
Поезд дёрнулся, зашипел и встал, в последний раз на прощание встряхнув пассажиров. Иван вышел на перрон. Суетливая столица встретила его гомоном и толкотней. Но это была своя, родная суматоха, которой так не хватало в мрачном городе, где стояла его воинская часть. Высокое, голубое небо над головой, знакомый перрон, стаи радующихся жизни воробьев?–?как хотелось окунуться во все это в течение двух бесконечно долгих армейских лет!
Иван задохнулся от счастья и просто стоял на пахнущей поездами платформе, привыкая к тому, что он дома и никто в погонах со звездочками больше не скажет ему с глумливой ухмылкой: «Товарищ солдат, два наряда вне очереди…»
Но, если уж ты стал гражданским человеком?–?не зевай, помни, что другие гражданские люди только и ждут, когда же ты раскроешь пасть и начнешь ловить ею ворон.
Покупая у толстой, добродушной тетки пирожок, Иван набросил на плечо парашютную сумку с кое-каким барахлишком, прикупленным перед дембелем?–?гостинцами деду Евсею, десантной дембельской парадкой… и котом, мирно дрыхнувшим в сумке поверх всего этого добра…
Проходивший мимо человек сделал неуловимое движение, сумка сама собой соскользнула с плеча и тут же исчезла в людском водовороте вместе с новым хозяином. Иван сперва даже не понял, что случилось, подумал, что уронил её, но…
– Ох ты, горюшко, у парня сумку увели! Люди, что же это делается-то?!?–?завопила торговка.
Но люди шли мимо, даже не оборачиваясь на крик и лишь крепче прижимая к себе собственные рюкзаки и чемоданы…
Вокзальные воришки?–?тонкие психологи?–?знают, когда и у кого можно без особого риска «дёрнуть» поклажу. Вот и сейчас ошалевший, ничего не соображающий от радости молодой парень показался легкой добычей… Однако и у профессионалов бывают проколы…
Из толпы, бурлящей у выхода с вокзала, раздался дикий, истошный крик. Вместе со всеми Иван метнулся туда, с трудом продираясь сквозь людские спины. Ближе к эпицентру крика спины стали плотнее… и вдруг внезапно расступились.
Картина была жуткая. Кот, проснувшийся от тряски, видимо, не с той лапы, да еще и в чужих руках, драл человека. Драл со знанием дела?–?во все стороны летели кровавые брызги и клочки волос. Несчастный воришка катался по земле, пытаясь отодрать от головы присосавшееся чудовище. Но не тут-то было…
Народ толпился вокруг, не решаясь помочь, – слишком страшным было животное, убивающее парня. Иван ринулся вперед, оторвал кота от человека, подхватил сумку и припустил к выходу, подальше от греха и наряда милиции, спешащего к месту происшествия.
– Ну ты и лютый зверь, – шептал он, поглаживая трясущегося от ярости кота. – Прав был попутчик. Вот уж не думал: с виду котенок и котенок, разве что покрупнее обычного и с кисточками… Ну, значит, и быть тебе Лютым.
* * *
Иван шагал по знакомым с детства улицам и не узнавал их. Повсюду вместо коммерческих палаток выросли стеклянные магазины. Привычные, тёмные от пыли и времени вывески сменили новые, кричащие, часто ненашенские надписи… Когда Иван уходил в армию, в потоках простеньких совковых машин, привычно скачущих по ямам и колдобинам родных асфальтовых покрытий, только-только появились хищные, быстрые и плавные иномарки, выделяющиеся из общей массы, как выделяются стремительные акулы, вонзившись сверкающим телом в косяк ленивой, облезлой трески… Теперь же российских машин почти не было видно за сверкающими боками многочисленных импортных «акул»…
За два квартала от родного дома Иван зашел в небольшую забегаловку-пельменную, вернее, в ее коммерческий туалет с надписью над дверью: «С прохожих?–?тридцать рублей»?–?в надежде найти место, чтобы переодеться в десантный парадный камуфляж и предстать перед Евсей Минаичем и соседями во всей красе. Хотя в душе Иван понимал наивность этого обычая, но?–?традиция есть традиция. Он ещё в армии решил: пусть дед порадуется бравому виду названого внука, вспомнит годы, когда сам воевал. Авось приятно ему будет…
Сортир пельменной вопреки ожиданиям сверкал чистотой и улыбкой девчонки, принимающей деньги от страждущих аборигенов и гостей столицы. Иван протянул девушке сто рублей, с удовольствием её разглядывая.
Девчонка была симпатичной, улыбчивой, из тех, про кого говорят «ничего особенного, но с изюминкой». Ещё не отойдя от армии, Иван всех женщин воспринимал так, будто они были существами с другой планеты.
– Девушка, вы не можете выручить, – поинтересовался он. – Я только что дембельнулся, и очень надо переодеться в парадную форму, чтоб домой заявиться как человеку. Вы мне не поможете?
– Переодеться??–?улыбнулась девчонка.
– Да нет, – слегка смутился Иван. – У вас тут нет какой-нибудь подсобки? Мне на пять минут.
– Ой, даже не знаю… Ну разве что на пять минут. Давайте быстро, вот в эту дверь, пока никого нет. И заберите ваши деньги.
– Спасибо огромное, – обрадовался Иван. – Я мигом.
Девчонка улыбнулась снова, и от ее улыбки у парня неожиданно приятно защемило в груди…
Он прошел в крохотную кабинку и только-только успел переодеться и расправить аксельбанты, как вдруг за перегородкой послышались голоса. Девчонка срывающимся голосом что-то кому-то пыталась доказать, но этот кто-то был грубее, наглее и ничего не желал слушать.
Иван приоткрыл дверь и выглянул в щелку. Двое парней примерно его же возраста стояли около девчонки и давили ей на психику.
– Слушай, мать, – хриплым голосом проговорил один. – Тут такое дело. Раскумариться надо, причем срочно. Так что давай сюда бабки без писку и шороху?–?и ты нас не видела.
– Ребята, у меня в кассе двести рублей. День только начался, – испуганно произнесла девчонка.
Второй парень, с виду немного постарше и покрепче первого, хмыкнул:
– Так, сучка по ходу не поняла. Нет в кассе?–?придется в сумочке поискать.
Он протянул руку и взял девушку за волосы:
– Все, хватит трепаться. Гони бабки, шалава…
– Погодите, ребята, я заплачу.
Иван вышел из кабинки.
– Это еще что за пятнистая глиста в скафандре??–?удивился старший. – Вали отсюда, лошарик, пока тебя петухом не сделали…
Иван не знал, что такое «петух» на блатном жаргоне, но подозревал, что это есть нечто весьма оскорбительное. Парашютная сумка шлепнулась на пол, Лютый в ней недовольно вякнул. Старший на мгновение уставился на говорящую сумку и прозевал момент, когда Иван, схватив со стойки тяжелое, с острыми краями металлическое блюдце для мелочи, запустил его в голову бандита. Вращающаяся в воздухе наподобие пресловутой летающей тарелки железяка хрястнула по переносице и, вероятно, сломала её?–?кровь хлынула ручьем. Старший схватился за лицо, заревел и, тут же получив ногой в пах, завалился на бок, скуля и пачкая кровавыми разводами блестящий кафель.
Младший выдернул руку из кармана, щелкнул клинок, вылетая из рукояти выкидухи.
– Ты че, урод? На перышко насадиться решил?
Иван не ответил, лишь привычным движением сдернул с талии белый дембельский ремень и молча двинулся на размахивающего ножом наркомана. Белый кистень с надраенной до блеска медной пряжкой мерно покачивался в такт его медленным шагам.
– Не подходи!?–?завизжал грабитель.
Иван остановился, готовый в любой момент припечатать узкий лоб наркомана медной звездой.
Но младший грабитель воевать уже передумал. Он шустро сложил нож, сунул его в карман, подхватил старшего под микитки и поволок к выходу, по пути выкрикивая то, что положено кричать отступая, чтобы, как говорят мудрые восточные люди, не «потерять лицо»:
– Мы, петух сраный, ещё встретимся. Тогда ты у нас на перьях-то попляшешь. Ой, петух, попляшешь вместе со своей сучкой, помяни моё слово…
Иван перевел дух, снял с кулака намотанный на него ремень. Адреналин все ещё стучал в виски, а в голове совершенно не к месту вертелся детский стишок:
«…Петушки распетушились, но подраться не решились. Если очень петушиться, можно пёрышек лишиться…»
Девчонка плакала навзрыд, размазывая маленькими кулачками по лицу дешёвую косметику…
«…Если перышек лишиться, нечем будет петушиться…»
Иван перепоясал камуфляж и подошел к девчонке.
– Да ладно тебе, – пробормотал он и неумело погладил её по плечу. – Ушли они, хватит реветь-то…
– Они опять придут, ты же слышал, – хлюпала носом девчонка. – Теперь уж точно убьют…
– Я тут живу рядом, позвони, если что, – Иван черкнул телефон на бумажке.
– Ну ты прям настоящий десантник, – девчонка перестала реветь и попробовала улыбнуться. – Хулиганов разогнал. Житья от них нет, их тут целая уличная банда… Ой, у тебя кровь, – вытаращила глаза курносая. – Давай перевяжу. И шрамы старые на руке… А правда позвонить можно, если они снова придут?
– Звони, я ж сказал, – смущенно пробормотал Иван, пока девчонка бинтовала глубокую царапину на руке от острого края металлической тарелки, столь удачно им брошенной. Хотя на самом деле не имел он ни малейшего понятия о том, как будет защищать от уличных бандитов это маленькое курносое недоразумение, когда дело дойдет до настоящей разборки.
* * *
Пронзительный?–?словно кота за хвост?–?звонок дребезжал, заливался на всю катушку, но в квартире будто все вымерли. Наконец послышалось шарканье, застучала об пол палка, заскрипел-защелкал древний несмазанный замок, и знакомая дверь, наконец, отворилась. Седой, согнутый почти сотней нелегких лет дед Евсей Минаич подслеповато щурил глаза, придерживая на носу очки без одной дужки с толстенными стеклами. Наконец, разглядев парня, которого воспитал в одиночку после смерти родителей, старик заплакал и протянул навстречу трясущиеся руки.
– Внучек, родной… Дождался… – зашептал Евсей Минаич.
– Ну ты что, дед, я ж вернулся, – Иван шагнул вперед и обнял старика. – Радоваться надо, а ты…
