скачать книгу бесплатно
Но иногда прибавлял:
– Хотя бывают исключения. Это когда дерьму надоедает быть дерьмом, и оно превращается в камень. Правда, думаю, это не ваш случай, товарищ солдат. Вам суждено быть дерьмом до конца жизни.
И вот однажды, когда Иван уже начал после отбоя проваливаться в свой?–?и только свой мир снов, так похожих на другую реальность, в его койку врезался каблук лейтенантова сапога:
– Ты сегодня мыл туалет?
«Как будто не знает, гад, сам же в третий раз в наряд поставил…»?–?подумал Иван, вырываясь из мягких объятий сна, а вслух пробормотал:
– Так точно…
Перед его носом возник платок, измазанный полосами блеклых серых разводов.
– Вставай и перемывай. А после?–?ещё два наряда вне очереди.
Накопившаяся злоба поднялась от солнечного сплетения и выплеснулась наружу свистящим шепотом…
– Да пошёл ты на хер, лейтенант…
Калашников, казалось, на секунду задумался. Платок мерно закачался перед носом Ивана, словно метроном, отсчитывающий секунды перед взрывом. Потом тихий голос произнес:
– Встать, товарищ солдат…
Иван, трясясь от ярости, подчинился.
– Одевайтесь.
Иван стал медленно одеваться, ожидая начала привычной экзекуции: «Отставить, отбой, сорок секунд подъем…»
Лейтенант молча стоял, смотрел и ждал, заложив руки за спину и перекатываясь с каблуков на носки.
– За мной, товарищ солдат.
Калашников повернулся и направился к двери.
«На губу[1 - Здесь и далее: значение непонятных слов и специфических выражений можно посмотреть в словаре, размещенном в конце данной книги.]… Ну и хрен с ним, отсижу, хоть не видеть несколько дней этой рожи», – думал Иван, выходя из казармы вслед за лейтенантом.
Лейтенант шёл впереди, не оглядываясь. Они зашли за угол. Иван зло дышал сквозь зубы в камуфлированную офицерскую спину.
«Ведь не спится паскуде, носит его по полку, сволоту такую. Ни себе ни людям спать не даёт…»
Тягостные размышления прервала страшная боль в солнечном сплетении. Иван схватился за живот и упал на колени. Новый удар по затылку швырнул его лицом в землю. Он задергался как червь, извиваясь на асфальте и пытаясь протолкнуть в легкие глоток воздуха. Безуспешно. Иван понял, что сейчас тут же и сдохнет, рядом с раздавленным «бычком» дешевой «Примы» у лица.
Но сдохнуть ему не дали.
Его как котенка схватили за ворот застиранной хэбэшки и чем-то тяжело хрястнули по спине. Легкие судорожно сократились, он с хрипом втянул в себя воздух и тут же снова упал на асфальт, захлебываясь слюной и желчью.
Когда туман в голове рассеялся, Иван увидел у своей щеки носок начищенного офицерского сапога.
– Вставайте, товарищ солдат, – раздался над головой насмешливый голос. – Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Сумел послать на хер офицера?–?сумей ответить…
Иван поднялся на трясущихся от слабости ногах. Лицо лейтенанта уродливым, расплывчатым пятном маячило впереди… Дурнота тяжелыми волнами ворочалась в мозгу, выворачивала наизнанку желудок. Все плыло перед глазами… Вдруг на какую-то долю секунды Иван увидел, как над офицером нависла громадная, прозрачная тень…
– Собака ты бешеная, Калашников. И сдохнешь как собака…
Новая волна боли скрючила Ивана. Теперь лейтенант бил его расчетливо, не позволяя потерять сознание, ладонями по болевым точкам, так как грамотный удар ладонью в нервный узел не оставляет синяков, но при этом превращает человека в орущий ком немыслимой боли.
Через несколько минут избиение, наконец, прекратилось, но тело Ивана продолжало самопроизвольно сокращаться, суча сапогами по асфальту, как будто невидимый двойник лейтенанта все еще продолжал экзекуцию.
– Может, я и сдохну как собака. Но вы, товарищ солдат, сдохнете раньше…
Калашников, морщась, стирал платком кровь с сапога. Его подчеркнутая вежливость, столь резко отличающаяся от привычного офицерского мата, действовала на солдат гипнотически, как шипение удава на мартышек. Но только не в этом случае.
Ивану казалось, что он во все горло кричит: «Я убью тебя, тварь! Я выгрызу тебе глотку, как тому ублюдку!» Но он лишь хрипел, катаясь по земле. Старший лейтенант Калашников слишком хорошо знал свое дело.
Немного полюбовавшись на результат своей воспитательной работы среди личного состава, лейтенант повернулся и направился к воротам КПП. Мыслей не было никаких. Он и так знал?–?теперь этот отброс будет любить его, как родного, и по первому требованию вылижет не только сортир, но и его, лейтенантову, задницу. Русского человека слишком долго приучали боготворить своих мучителей…
Но, не дойдя нескольких десятков метров до КПП, он вдруг услышал за спиной приближающийся яростный топот сапог… И удивленно обернулся.
Только что валявшийся у его ног полудохлый земляк бежал на него, накручивая на руку солдатский ремень. Пряжка болталась на конце кожаной полосы на манер кистеня.
Лейтенант удивленно поднял брови и, пробормотав: «Ну ни хрена себе…»?–?сделал шаг в сторону, одновременно нанеся парню удар в многострадальное солнечное сплетение.
Иван не сумел остановить разгон и налетел на кулак, как медведь на рогатину. Дыхалку снова перехватило. Он медленно осел на землю.
Однако продолжения не последовало. Немного очухавшись, он поднял глаза. Лейтенант смотрел на него с неимоверным интересом, как натуралист на доселе невиданную муху.
– Ты, парень, лучше не дергайся, убью ведь на хрен.
Калашников подошел, взял Ивана за воротник и поставил на ноги.
– Сегодня утром, за час до подъема, приходи в спортзал. Посмотрим, что ты за фрукт на самом деле. А сейчас шагом марш спать, товарищ солдат. У тебя осталось два часа. Время пошло.
Лейтенант повернулся и пошел в сторону КПП.
Иван очень хотел кинуться следом, чтобы все-таки долбануть пряжкой ненавистный затылок… или хотя бы попытаться это сделать… Но подгибающиеся ноги вдруг как-то разом отказали. Да и тупая боль в избитом теле нахлынула с новой силой. «Ничего, я терпеливый. Я подожду удобного случая и все равно тебя грохну. Рано или поздно, – думал Иван, ковыляя обратно в казарму. – Рано или поздно…»
* * *
Ни в какой спортзал утром Иван не пошел. Весь день Калашников не обращал на него ни малейшего внимания, лишь под вечер, проходя мимо, сплюнул ему под ноги:
– Все вы горазды языком болтать?–?«убью, зарежу». А на деле?–?говно говном…
Иван мрачно проводил его взглядом.
На следующее утро ровно в пять часов он стоял у дверей полкового спортзала.
«И какого хрена он тут делает в такую рань??–?думал Иван, кутаясь в хэбэ от утренней сырости. Злости на лейтенанта почему-то не было. Иван удивлялся сам себе. – „Посмотрим, что ты за фрукт“, ишь ты! Препарировать он меня собрался, что ли?»
Иван поискал глазами что-нибудь тяжелое, но на чисто убранной территории не было ничего похожего на трубу или бесхозный кирпич.
«Ладно, будь что будет», – решил он и, обхватив руками онемевшие от холода плечи, присел на деревянную скамейку, торчавшую возле крыльца.
Лейтенант прибежал к дверям зала голый по пояс, молча открыл дверь и пропустил замерзшего парня внутрь.
Спортзал был оборудован на совесть. А как же иначе?–?ведь «ВДВ?–?не шутка», как было написано на плакате, сразу бросающемся в глаза при въезде в полк.
Калашников подошел к тяжелому ростовому мешку и обрушил на него серию мощных, коротких, почти невидимых ударов. Кулаки и голени с чавканьем врезались в восьмидесятикилограммовый снаряд, который как пушинка отлетал к стене. Ничего общего с киношными вертушками и прыжками. Каждый удар?–?наверняка и, наверное, насмерть. Красоты, опять же, никакой. Просто страшно. Иван сразу понял, что там, возле казармы, его не били, а так, чуть-чуть потрепали загривок, как старый, матерый кобель учит уму-разуму нашкодившего щенка.
– А теперь ты давай, – кивнул Ивану немного запыхавшийся лейтенант. – Покажи, что можешь. Если можешь, конечно.
Иван несколько раз со всей дури саданул по мешку. Однако удара не получилось, несмотря на отжимания по ночам и усердно набиваемые кулаки. Только хрустнул и противно заныл выбитый из сустава большой палец правой руки.
– Не так.
Калашников стал показывать.
– Кулаки сжимай крепче. Начинаешь движение тазом, потом по кратчайшей траектории вкручиваешь руку или ногу. Старайся бить сначала в пах, потом?–?в челюсть или в кадык, так наверняка свалишь любого…
Часа через полтора, когда замученный Иван упал на скамью, лейтенант присел рядом.
– Ну как, живой?.. – весело спросил он.
Иван спрятал под задницу распухшую руку.
– Нормально. Слышь, лейтенант, а на кой тебе эта благотворительность??–?с трудом переводя дух, спросил он. – Сначала мудохаешь меня до потери пульса, теперь?–?учишь… Зачем я тебе нужен?
Калашников задумался.
– Что-то есть в тебе такое… – ответил он после минутной паузы. – Ты ведь позавчера не драться, ты ведь меня убивать шел. Так?
– Ну, наверное… Во всяком случае, собирался, – немного подумав, согласился Иван.
– Я так и понял. А остальные только сопли жуют и матерятся ночью в подушку… Пока что ты, конечно, дерьмо. Но именно то дерьмо, из которого получаются камни…
Иван насупился, но лейтенанту на его огорчения было глубоко наплевать.
– Слышь, а ты в десант-то как попал??–?продолжал он. – С виду ты никак не чемпион по боксу или тяжелой атлетике.
Иван молчал.
– Понятно. Небось военкому пузырь купил и в личном деле стройбат на десант переправил?
– Автобат…
– Чего ты там бормочешь?
– Автобат в личном деле был, – сказал Иван громче.
– Один хрен. А в десантуру ты пошел, чтоб настоящим мужиком стать. Так?
Иван продолжал молчать, хмуро уставясь в стену.
– Так, – ответил за него лейтенант. – Ты запомни, парень. В этой жизни ты никому на хрен не нужен. И никто никогда не станет делать из тебя настоящего мужика, если ты не займешься этим сам. Это Закон Воина. И, кстати, из тебя действительно настоящий воин получиться может. Дух у тебя есть, а это главное. Только тебя подтолкнуть надо, задать направление.
Иван вопросительно поднял глаза. В армии слово «дух» имело только одно значение.
Калашников рассмеялся:
– Да нет, ты меня не так понял. Дух… Ну, стержень, что ли. В общем, как у древних самураев было: наставить на Путь Воина, которым дальше ты пойдешь сам. Короче, с сегодняшнего дня и займемся. Мне тоже в одну харю тренироваться не с руки. Так что давай, теперь каждое утро за час до подъема?–?сюда. Сопливый ты ещё, вкалывать тебе покамест и вкалывать, как медному котелку, пока чему-нибудь путному научишься.
– Сопливый, – не на шутку разобиделся Иван. – Да я недавно… – начал он?–?и осекся.
Дальше начинался рассказ о том, как забитое, безвольное существо вдруг неясным образом превратилось в убийцу. А об этом знать не следовало даже этому ненормальному лейтенанту, которому, что человека прихлопнуть, что таракана?–?труд одинаковый. Но лейтенант ничего не заметил. Зато он заметил другое:
– С рукой что?
– Ничего, – буркнул Иван.
– Понты будешь дома перед телками колотить. Давай сюда палец.
– Да я…
– Руку, военный!
Иван нехотя подчинился.
Лейтенант как-то радостно схватил его за руку с синим, распухшим суставом у основания большого пальца, зажал ее между коленей, схватился за палец и с силой дернул на себя, слегка довернув его в конце движения. Хрустнуло снова. Иван заорал, не столько от боли, сколько от неожиданности.
– Вот теперь порядок, – сказал лейтенант, осмотрев руку и с неохотой ее отпуская, так как отрывать от нее больше было нечего.
Иван с удивлением осмотрел кисть. Боль утихла, и, похоже, опухоль начала спадать.
Выходя из зала, Иван понял, почему у него не было злобы на этого человека, изрядно поиздевавшегося над ним вчера. Среди полковых офицеров Калашников тоже был один. Одинокий волк-убийца, на чьем счету было немало чужих жизней. Два волка?–?матерый и молодой?–?сначала грызлись, после?–?обнюхались и признали друг в друге общую кровь. Потому и прошла ненависть. Ворон ворону глаз не выклюет…
Первые месяца полтора Иван был для лейтенанта вместо груши. В прямом смысле на своей шкуре он изучал болевые точки и уязвимые места, которые ночью не давали уснуть, помеченные на тренировке лейтенантовым кулаком. Зато Иван быстро научился их защищать и сам наносить ответные удары. Правда, с Калашниковым это не очень выходило?–?разве только тот специально раскроется. Но уж на мешке Иван «отрывался» на всю катушку. Видать, не зря до потери сознания отжимался до этого по ночам?–?удары на глазах становились техничнее, хотя нужной мощи в них еще не было.
– Ничего, – говорил Калашников. – Уйдешь на дембель, найдешь на гражданке нормального тренера, который не заставляет крутить ката и не поёт про высокий смысл единоборств, а учит тому, что нужно в реальной драке. Качаться начнешь, отожрёшься как следует?–?будет из тебя толк…
Шло время, измеряемое теперь не подъемами и отбоями, а часами тренировок. Иван составил календарь, по которому получалось, что до дембеля ему нужно отработать в спортзале тысячу триста часов. По два часа каждый день?–?утром и вечером, перед отбоем. И если он не укладывался в график, то на следующий день обязательно наверстывал упущенное.
Время шло. И зачеркнутых, отработанных часов становилось все больше.
– Слышь, а что ты имел в виду, когда сказал, что я сдохну как собака??–?как-то спросил Ивана лейтенант. – У тебя были такие глаза, будто… даже не знаю, как и сказать-то…
– Я просто знаю, как ты умрешь, – ответил Иван.
Калашников вылупил глаза:
