Грани уязвимости

Я снова не смогла уснуть всю ночь. Макс рассказала мне, что про меня пишут в прессе, и я снова подвергаюсь травле. Теперь понятно, почему родители пытаются огородить меня от всего происходящего.

А еще, вчера мы посмотрели пресс-конференцию моего отца. Ту, на которую он поехал вместо судебного заседания. Он сказал, что перестает участвовать в предвыборной гонке, потому что семья ему дороже. Он так и сказал. Работа отнимает у него слишком много времени, а сейчас он нужен своей дочери, которая проходит сложный жизненный период. Политик, что еще сказать.

Нет бы, прямо сказать, что я убийца. Нет, он завуалировал все именно так. Мне очень жалко, ведь он стремился к этому всю Жизнь. Получается, я разрушила карьеры родителей. Маму отстранили, папа ушел сам. А я обвиняюсь в убийстве.

Вчера мы готовили тыквенный пирог, тот, который едим на День Благодарения. Но я не смогла его съесть. После заседания мама вызвала врача, который будет назначать мне лечение.

Главное, что вчера я услышала голос Картера. Он сказал, что любит меня. Мы переживем все вместе и справимся.

– Оливия, пора выходить. – Говорит адвокат, когда мы подъезжаем к черному входу.

Папа и мама идут впереди. А сзади иду я, в черной юбке карандаше и белой рубашке. Мама каждое утро тщательно подбирает мне гардероб, чтобы произвести впечатление на присяжных.

Мы заходим в зал, я вижу Макс и Джеймса, а Чака нигде нет. Расстраиваюсь, ведь я думала, что увижу его. Зато в зале сидит их с Картером мама. Пока есть время, я рассматриваю ее получше.

Русые волосы, собранные в пучок, черный пиджак и кремовое платье. Она выглядит немного старше своих лет, но это можно понять, если твой сын Картер Харрис.

Представляю, сколько нервов он вытрепал ей раньше. У нее тоже зеленые глаза. Такого же красивого цвета как у Картера. Вспомнив о своем парне, я начинаю невольно улыбаться, когда ее взгляд встречается с моим. Она смотрит на меня с тоской, недовольством и злобой. Да, я точно это знаю, ведь я видела такой взгляд у ее старшего сына. Я отворачиваюсь и жду начала. Входит судья и снова начинается этот кошмар.

Сегодня допрашивают меня, и я встаю за трибуну. Даю клятву, и прокурор задает свой первый вопрос:

– Мисс Тернер, когда вы были в больнице, у вас на теле обнаружили синяки. Откуда они?

– На меня напала Стейси. – Говорю я. – Анастейша Эдвардс.

– Вы хотите сказать, что когда вы собирали вещи, она пришла и избила вас? – Уточняет прокурор.

– Да. Все верно.

– Я думаю, что вы говорите так, чтобы оправдать себя. А на самом деле вас избил ваш парень. В которого вы в последствии стреляли. – Говорит обвинитель, обращаясь ко мне.

– Он не удерживал меня насильно. Мы поговорили и решили ехать на следующий день. У нас было все хорошо. – Отвечаю я, не понимая, к чему она ведет.

– А вы знали о прошлом Картера Харриса?

– О случае с Амандой? Да, я знала об этом. Прошло три года, судебный запрет уже снят. – Отвечаю я.

– Может вы решили, что судебный запрет вам не поможет, и хотели застрелить его, и свалить на покойную Эдвардс?

– Нет, я не хотела свалить на покойную Эдвардс. Я не стреляла в Картера. Она стреляла в нас, а потом я отняла у нее пистолет, чтобы защитить нас с Картером. Он уже был ранен. – Отвечаю я.

– Прошу обратить внимание на то, что у покойной Анастейши Эдвардс нашли следы пороха на руках. А так же, при осмотре Картера Харриса было установлено, что он был опоен и связан. – Говорит мой адвокат.

– У меня последний вопрос. Оливия, вы знали, что Анастейша пыталась покончить с собой? Она написала прощальное письмо, в котором говорила, что Картер Харрис даже был арестован при попытке избить ее.

Присяжные вздыхают. Прокурор продолжает.

– Получается, вы уже третья девушка, которая пострадала от побоев Мистера Харриса. Но вы пошли дальше всех.

– Я знала, что Стейси хотела покончить с собой. – Отвечаю я, как можно спокойнее. Но земля уходит из под ног. Мне ни за что не выкрутиться, я не смогу выйти сухой из воды. – Еще раз повторяю, Картер Харрис не бил и не удерживал меня силой. В него стреляла Стейси.

Я сажусь на место, когда мой адвокат шепчет моей маме еле слышное: «вот стерва, вцепилась мертвой хваткой» и мама кивает головой.

Судья говорит, что пора переходить к заключительной речи, когда в зал входит Картер, вместе с Чаком. Я оборачиваюсь и вижу его. Я наконец-то вижу его. Хочу встать и броситься к нему на шею, и даже начинаю вставать, но мама резко одергивает меня на место.

Картер.

Чак приносит мне пиджак и рубашку. Я одеваюсь очень долго, но брат помогает мне как может. Он ждал, пока мама уедет в суд, потом приехал за мной. Я поторапливаю и его.

– Можно быстрее? Мою девушку судят. – Говорю я.

– Я никогда не думал, что мне придется застегивать пуговицы на мужской рубашке. – Отвечает он. – На чужой рубашке.

Немного пошатываясь от лекарств, я выхожу на парковку, где нас уже ждет Адам. Он сидит за рулем моей машины с заведенным двигателем.

– Ну что, готовы? – Спрашивает он., когда мы садимся.

Я киваю в ответ, и мы выезжаем.

***

Захожу в зал суда и вижу ее и мою удивленную маму. Она смотрит на меня, Чаки и Оливию и я понимаю, что она не рада моему приезду.

Оливия поднимается с места, но Эддисон, сидящая рядом резко одергивает ее и сажает обратно.

– Ваша Честь. – Говорю я. – Можно мне дать показания? Я Картер Харрис.

Вижу удивление судьи, довольную ухмылку адвоката Оливии и презрение прокурора.

– Мне сказали, что вы в больнице и не в состоянии давать показания. – Говорит судья.

– Я в полном здравии. Мой мозг не под действием лекарств. Я даже отказался от обезболивающего, чтобы приехать сюда. – Говорю я.

Судья кивает и показывает на трибуну. Я дохожу, встаю и начинаю говорить.

– Здравствуйте, уважаемые присяжные. Я хотел бы сказать самое главное. В меня стреляла Эдвардс. А Оливия защищалась. Во время драки я сказал ей выстрелить в Стейси, и она выстрелила. Это я виноват. У Оливии была самооборона. Но если бы я не поехал со Стейси. С Анастейшей тогда, ничего бы не случилось. Оливия спасла мне жизнь.

В зале начинается гул.

– Протестую, Ваша Честь. – Говорит обвинитель. – В словах Мистера Харриса есть умысел. Он не хочет скандала из-за того, что он избивал своих возлюбленных.

Гул становится еще громче.

– Тишина в зале. – Просит судья. – Объявляю перерыв. Два часа. А вы. – Она показывает на прокурора и адвоката. – Ко мне в кабинет, быстро.

Мы выходим из зала, и первое, что я делаю, это подхожу к Оливии и обнимаю ее. Я закрываю глаза и вдыхаю аромат ее волос.

Она прижимается ко мне в ответ. Слишком сильно и я морщусь от боли.

– Прости. – Говорит она. – Как ты? Тебе же больно.

– Я выпью обезболивающее, как только выйду из здания суда. – Пытаюсь улыбнуться я. – Они обязаны отдать мне пулю.

– С ума сошел? – Она смотрит на меня голубыми глазами. Полными слез.

– Нет, повешу ее на шею и буду носить. Как память о том дне, когда я признался тебе в любви. – Я смеюсь.

– Если бы тебе не было больно, то я бы тебя ударила. – Говорит Оливия.

– Вчера читал Шекспира. С кровью Чаки мне перелили любовь к чтению. – Произношу я, когда подходит Эддисон.

– Хватит обниматься. – Говорит она. – На вас смотрят люди.

– Мне плевать. – Отвечает Оливия.

Но я отпускаю ее и отхожу. Ищу глазами маму и брата, но их нигде нет. Поворачиваюсь к Эддисон и спрашиваю:

– Почему они ушли на совещание?

– Они будут переквалифицировать обвинения, учитывая новые обстоятельства. – Отвечает она. – Спасибо.

– Простите, что так вышло. – Говорю я.

Глава 31

Картер.

Нас приглашают обратно в зал, когда я уже не могу сидеть. Голова кружится, плечо болит и слабость во всем теле. Но я дождусь конца заседания, ради Оливии.

Судья выходит и говорит, что следующие три дня будет дополнительное расследование, с учетом вскрывшихся фактов. Я думал, что все закончится быстрее, но не вышло. Мы прощаемся с Оливией, она извиняется, что не может приехать ко мне в больницу, но я все понимаю. Электронный браслет, пресса, которая преследует ее всегда и везде. Поэтому она обещает звонить мне каждый день. И уходит через черный ход. Я дожидаюсь, когда все разойдутся и начинаю идти к двери, когда меня догоняет мама, которая, наконец-то соизволила подойти ко мне.

– Картер, я не ожидала от тебя такого. – Говорит она. – Ты пришел защищать ее. Это такой стыд.

– Мам, просто я люблю ее, пойми это, наконец. – Отвечаю я и направляюсь к выходу.

Мама вздыхает и говорит:

– Папа звонил в Калифорнийский. Может тебе стоит перевестись туда. На последний год.

– Нет. – Отвечаю я. – Я не переведусь, я буду доучиваться здесь. На другом конце страны. Чаки не хочет перевестись вместо меня?

– Не хочет. – Резко отвечает она. – Мальчик спас тебе жизнь, отдал свою кровь, а ты говоришь о нем таким тоном.

Теперь вздыхаю я. Все вернулось на свои места, как только я встал с больничной койки. Теперь снова Чаки молодец, вызвал полицию, сдал для меня кровь. Какое счастье. Если бы не он, мне бы влили чужую, я бы не расстроился.

Мы садимся в мою машину, и, когда Чаки заводит мотор, я не выдерживаю.

– Только аккуратнее. Ведь это моя машина.

Оливия.

Одиннадцатое июля.

Три дня пролетели совершенно незаметно, потому что уже на следующее утро пришел адвокат и сказал, что письмо Стейси должны приобщить к делу. А еще сообщения Картера, в которых он грозит убить ее. Показания ее подруги, которая была на мосту и показания ее психиатра, к которому она обратилась весной.

Последние двое могут здорово помочь в оправдании меня, а вот первые два факта навредить. Возможно, Картера тоже будут судить.

Когда он мне рассказал все это, у меня закружилась голова, и я поняла, что не могу выдержать всего.

Родители постоянно рядом, но этого мало. Я не могу есть, не могу спать, не могу не думать о Стейси. О Картере и Стейси.

Как только я закрываю глаза, передо мной стоит она и целится в меня. Что мне было делать? Я не знаю ответ на этот вопрос. Я не чувствую того, что должна была поступить как-то по-другому. Бежать? Тогда она выпустила бы три пули в меня. Только стрелять. Но теперь я убийца. И буду чувствовать себя убийцей всю жизнь.

Мама заходит ко мне с подносом, на котором кусок пирога, кофе и апельсиновый сок.

– Я не могу, меня тошнит. – Говорю я.

– Может, стоит обратиться за помощью? – Спрашивает мама.

– Не знаю. – Я пытаюсь встать с кровати, но в глазах темнеет. – Давай сначала разберемся с судом.

Мама помогает мне одеться, дает выпить кофе, который через пять минут покидает мой желудок. Мама грустно вздыхает.

– Мы обязательно займемся твоим здоровьем сегодня же. – Говорит она. – И никаких нет.

Мы входим в здание суда, а я ищу глазами Картера, но его нет.

Садимся и начинаем ждать заседание.

– Сегодня приобщают последние улики. Потом моя и твоя речь, мы с тобой ее обсуждали, а потом вынесение приговора. Скорее всего завтра. – Говорит Тейлор. – Ты готова. Оливия?

– Да. – Отвечаю я, и заседание начинается.

Нас с Картером снова пытаются сделать теми, кем мы не являемся. Но доктор Стейси говорит, что она была помешана на Картере, что она ни разу не упоминала про рукоприкладство и угрозы с его стороны, и я вздыхаю с облегчением. Подруга Стейси тоже дает показания в нашу пользу. Так же Мистер Эндрюс нашел записи с камер, где виден момент похищения Картера, виден пистолет, который Стейси направила на него, даже не смотря на то, что она была спиной.

Наступает время моей речи. Я собираюсь с мыслями, собираю листы, на которых написана моя речь и встаю. Я смотрю в глаза присяжным, но совсем не чувствую уверенности в себе.

– Я убила человека. – Начинаю я, и в зале поднимается гул. – Возможно, мне нет никаких оправданий, но я не хочу в тюрьму. Я отняла у нее пистолет, она напала на меня днем ранее, поэтому единственный выход для меня был выстрелить в Анастейшу. Может я и не заслужила отправиться в тюрьму, но я уже в тюрьме, ведь я навсегда буду убийцей, которую вижу в зеркале. Я мало знакома со Стейси, но я не считаю ее плохим человеком. Она была больна. Ей помогал врач, но никто не справился. Я даже не могу представить, что происходило в ее душе, раз она решилась на такой шаг. Я хотела бы извиниться перед ее родителями, если они когда-нибудь смогут меня простить и сказать, что я не хотела такого исхода. Я бежала за помощью, но вместо скорой окружающие вызвали полицию и меня арестовали. Я никогда не прощу себя за то, что я сделала, но я не хотела.

Присяжные удаляются для принятия решения, а я, выходя из зала суда на перерыв, падаю в обморок. Прямо в руки Картера.

Картер.

Второй час мы сидим в комнате ожидания вместе с Макс. Оливия потеряла сознание практически в зале суда. Макс сильно переживает, я вижу, как она украдкой вытирает слезы на глазах, пытаясь казаться сильной.

Наконец приходит Эддисон и говорит:

– Она пришла в себя. Ее продержат тут до утра. Можете зайти к ней через час, попрощаться.

– Попрощаться? – Уточняю я.

– Да, Картер. Она уедет на реабилитацию. Там хорошие психологи, ей помогут. Реакция ее организма из-за нервов. Но, я очень прошу тебя, Макс, и вас, молодой человек, ничего не говорить ей про реабилитацию. Я поговорю с ней после того, как будет известен приговор.

Я не понимаю, зачем Оливии реабилитация и почему мы должны прощаться. Я буду приезжать к ней постоянно, поэтому в прощании нет смысла.

Она уходит, а я иду к Оливии в палату, не смотря на то, что Эддисон сказал зайти только через час.

– Как ты? – Спрашиваю я.

– Чувствую слабость. – Отвечает она.

– Ты же понимаешь, что тебе надо есть? И спать?

– Да, я все понимаю. Но я не могу. Я закрываю глаза и вижу Стейси. – Оливия вытирает слезу, стекающую по щеке. Такой бледной я не видел ее никогда. Хоть она и пыталась закрасить свой вид косметикой, но даже через этот слой я вижу впавшие щеки, мешки под глазами и синюшную бледность.

– Забудь об этой психопатке. – Говорю я.

– Не говори так, пожалуйста. – Она смотрит на меня пустым взглядом.

Я сажусь рядом, беру ее за руку и смотрю прямо в глаза. Видимо Эддисон права, ей нужна помощь психиатра, психолога или кто там работает в этих центрах.

– Она чуть не убила меня. Я буду говорить о ней так, как захочу. Я ее предупреждал отвязаться от нас, но она не послушала. Ты не виновата в том, что она ненормальная. Оливия, ты должна думать о себе, а не о мертвой сумасшедшей. – Я заканчиваю речь, и понимаю, что немного переборщил. Поэтому, решаю сгладить углы продолжив. – Хотя, знаешь, я полюбил тебя именно такой.

– Мне до сих пор непривычно слышать эти слова из твоих уст. – Она пытается улыбнуться.

– А мне не привычно говорить это тебе.

– Первый раз ты сказал на грани жизни и смерти. – Она смеется.

– Да, я побоялся, что умру, а ты так и не узнаешь об этом. Но ты же догадывалась? – Я смотрю на Оливию, стараясь уловить ее мысли.

– Нет. Я не догадывалась.

– Ну сначала то я и сам не знал. – Оправдываюсь я. – А потом, в Рождество, когда ты читала мне те самые Сонеты Шекспира, меня осенило.

– В то Рождество, когда мы впервые увидели Стейси возле дверей квартиры. – Ее глаза снова наполняет грусть.

Я вздыхаю, хочу подбодрить и отвлечь ее, но тут заходит взволнованная Эддисон и говорит:

– Присяжные приняли решение. Я и Мистер Эндрюс поехали в зал суда, чтобы выслушать приговор. Приеду сразу после. – Она целует дочь в макушку и уходит.

Макс заходит в палату, с тремя видами желе и говорит:

– Зачем нам ждать Эддисон? Мы включим телевизор и все узнаем. – Она садится на кресло в палате и включает первый попавшийся новостной канал.

Увидев свои фотографии, вперемешку с кадрами с камеры наблюдения из магазина, фото с места преступления, Оливии становится плохо.

– А где Чак? – Спрашивает Макс.

– Повез маму в Аэропорт. – Отвечаю я.

***

Через час мы видим Эддисон и Мистера Эндрюса, выходящих из здания суда, я беру Оливию за руку и жду их слов.

– Сегодня закончилось судебное разбирательство по делу Мисс Оливии Тернер. Хочу сказать, что ее оправдали, ее действия признали как самооборону, а ее отпустили бы в зале суда. К сожалению, Оливия Тернер, очень болезненно восприняла случившееся, поэтому решила отправиться на реабилитацию, где ей помогут специалисты. Очень прошу вас не пытаться взять у нее интервью, не звать на какие-либо телешоу и не беспокоить девушку, которая не заинтересована в публичности. Она не даст никаких комментариев. Спасибо за внимание. – Говорит Тейлор.

– Я возвращаюсь на прежнее место работы, как только помогу дочери восстановиться. – Отвечает Эддисон, на один из вопросов, заданный журналистами.

Я поворачиваюсь на Оливию, которая лежит бледная, словно мел и только шевелит губами.

–Оливия, что ты хочешь мне сказать? – Спрашиваю я.

– Реабилитация. Не хочу. – Шепчет она и теряет сознание.

Глава 32

Оливия.

Двенадцатое июля.

Мама не хочет ничего знать, поэтому, сегодня я уезжаю в центр реабилитации, и буду находиться там ближайший месяц. Доктор Хендерсон, который приходил сегодня утром, убедил меня, что так будет намного лучше, ведь там есть люди, которые помогут мне справиться со всем, что произошло. Я соглашаюсь. Весь вечер я лежала под капельницей, потому что не могу есть, поэтому, сейчас я четко понимаю, что мне нужна помощь.

Мы заходим в палату, или как его называют здесь, номер и мама помогает разложить мне вещи.

Из моей прошлой жизни, мне разрешили взять только томик Шекспира и одежду. Любые визуальные контакты запрещены. Мне нельзя пользоваться телефоном, планшетом и ноутбуком. Всем, с чего я могу выйти в интернет. Так же нельзя смотреть телевизор и читать газеты. Посещения запрещены.

Доктор сказала, что если будет положительная динамика, то я смогу писать письма. Но не сразу. Я вздыхаю, прощаюсь с мамой и ложусь на кровать.

Открываю Шекспира и читаю:

Кто знал в любви, паденья и подъемы,

Тому глубины совести знакомы.11

Заходит психолог и говорит:

– Оливия, жду тебя на первом сеансе групповой терапии, пойдем.

– Хорошо, – отвечаю я.

Встаю и иду в зал.

– Я рада видеть вас всех снова. Сеансы групповой терапии у нас проходят каждый день, меня зовут Доктор Лойз. И я буду проводить их для вас. Сейчас каждый, кто сидит тут, должен представиться и сказать пару слов о себе.

Когда очередь доходит до меня, я понимаю, что все глаза окружающих смотрят на меня и ждут. Я набираюсь смелости и произношу:

– Здравствуйте. Меня зовут Оливия, мне девятнадцать лет. Сегодня у меня День Рождения. И у меня булимия. А еще я убила человека.

Двадцать шестое июля.

– Мы были очень рады видеть вас на сеансе групповой терапии. Завтра увидимся снова. – Говорит Доктор Лойз. – Сегодня очередь Оливии. – Она отводит меня в сторону. – Я очень рада тому, каких успехов ты добиваешься. И я разрешу тебе написать одно письмо. Выбери человека, с которым ты хочешь поговорить, напиши ему, а мы придумаем, как передать его.

Я подпрыгиваю от радости. Целых две недели я думала о Картере, я хотела увидеть его и поговорить с ним, но было нельзя. Теперь, у меня наконец-то есть возможность сделать это. Я уже знаю, что я скажу ему, ведь я думала об этом две недели. И я мечтаю о главном, скорей бы увидеть его и обнять.

Я захожу в палату и сажусь за стол. Достаю тетрадь, ручку и начинаю писать.

« Привет, Картер. Пишу тебе из психиатрической больницы для Хэмптонских снобов, как назвал бы их ты. Здесь не так уж и плохо, маленькими шагами я пытаюсь выбраться из той ямы, в которой была с первого дня моей булимии. У меня два врача, да, целых два. Но это не значит, что твоя девушка сумасшедшая. Одна ведет сеансы групповой терапии, а с другой я общаюсь наедине.

Все, кто лежат здесь, не такие уж и психи. Ну, по крайней мере, большая часть. Я нашла пару друзей. Одна девушка, которая учится в Нью-Йоркском, она пыталась покончить жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Второй, парень, борется с наркотической зависимостью. Но я тут самая настоящая звезда, ведь я еще и убийца.

Извини, я стараюсь отпустить эту ситуацию, но пока очень сложно.

Знаешь, о чем я мечтаю? Уснуть в твоих объятиях. Я так скучаю по тебе, Макс и Чаку, что по вечерам накатывают слезы. Но я знаю, что скоро это все закончится. И мы снова будем вместе.

Картер, я надеюсь, что ты ждешь встречи со мной, так же как и я. И надеюсь, ты ответишь мне на письмо. Если же нет, то я пойму. Пойму и больше не потревожу тебя.

Люблю тебя, Оливия.»

Я запечатываю конверт и отношу на ресепшн. Пусть отправят его ему, а я буду ждать ответа. Надеюсь, девушка, которая месяц лежала в психиатрическом отделении, или как его называют тут, центре реабилитации, еще нужна ему.

Двенадцатое августа.

– А теперь попрощаемся с Оливией. – Говорит Доктор Лойз. – Сегодня она покидает нас. Надеемся, что больше никогда ее не увидим.

Вся группа хором говорит:

– Прощай, Оливия.

Я улыбаюсь в ответ. На моих глазах слезы. Я обнимаюсь с каждым, а в конце подхожу к доктору и говорю:

– Спасибо вам. Я очень благодарна за ту помощь, которую, вы оказали мне.

Она обнимает меня и отвечает:

– Удачи тебе, в дальнейшей жизни, Оливия.

Мой чемодан уже собран, и я выхожу из клиники на улицу. Я немного опечалена тем, что Картер так мне и не ответил, но я обещала себе не плакать. Если он не захотел ответить, значит надо отпустить его. Даже не смотря на то, что я его люблю. Сейчас, самое главное вернуться домой. Попросить прощения у всей семьи, за те жертвы, которые они принесли из-за меня. И провести с ними последние несколько недель лета.

Мы сидим в моей комнате вместе с Макс, когда заходит мама.

– Милая, как тебе Нью-Йоркский? – Спрашивает мама.

– Неплохо, но не Йель. – Отвечаю я.

– Кстати, об этом. – Говорит она, и ее взгляд мрачнеет. – Понимаешь, университет не терпит подобных скандалов. Поэтому, они предложили тебе перевестись.

Мой мир рушится.

– Но, ведь это значит, что я не смогу закончить Йель? Ты, папа, Алекс. А я буду выпускницей другого колледжа.

– Да, но это к лучшему. – Говорит мама. – Ты сможешь начать новую жизнь.

– У меня ведь совсем нет выбора. – Отвечаю я и вытираю слезы.

Эпоха учебы в Йеле закончилась.

Картер.

Двадцать третье августа.

Самолет наконец-то приземлился и я снова в Нью-Хейвене. Вижу своего любимого Чаки, в рубашке и брюках.

– Ты, действительно, в брюках и рубашке в такую жару? – Усмехаюсь я.

– У меня вообще-то стажировка. – Отвечает он.

– В Белом Доме? – Я продолжаю смеяться.

Он смотрит на мои руки, в которых связана небольшая стопка книг и говорит:

– Это что?

– Чаки, ты забыл, как выглядят книги? Пока жду Оливию из психушки, решил провести время с пользой. – Отвечаю я.

Мы выходим из здания и идем к парковке. На ходу, я вырываю ключи из рук брата. Больше не позволю ему ездить на моей машине. Сажусь за руль и приглашаю его сесть на пассажирское сиденье.

Мы доезжаем до дома, вытаскиваем вещи и заходим в квартиру. Скоро приедут все, в том числе и Оливия. Я не хочу на нее давить, но поговорить с ней нужно обязательно. Она так и не связывалась со мной, поэтому, я подожду тот момент, когда она приедет.

Джеймс что-то говорил про то, что Макс и Оливия хотят снять квартиру в черте города, поэтому буду узнавать информацию.

Двадцать пятое августа.

Джеймс сидит в моей гостиной, ждет, пока я разберу вещи окончательно.

– Макс приехала сегодня. Они с Чарли сняли квартиру в соседнем квартале. – Говорит он.

– А Оливия? – Спрашиваю я.

– Оливия перевелась в Нью-Йоркский.

Я не понимаю, почему никто не сказал мне об этом. Гнев закипает, но я быстро успокаиваюсь, ведь учусь не видеть заговоры против меня везде.

– Поехали. – Говорю я.

– Куда?

– Узнавать все подробности у твоей девушки.

Мы выходим из дома, направляемся к Макс, потому что я хочу, чтобы хоть кто-нибудь объяснил мне, что происходит. Оливия ничего не сказала мне, никак не связалась, хотя мы договаривались, что я буду ждать столько, сколько надо. А теперь я узнаю, что она перевелась в другой университет. Я хочу знать, что происходит.

– Йель отказался продолжать обучение Оливии, из-за скандала. – Говорит Макс.

Мы стоим возле их нового дома, и пока Джеймс помогает перетаскивать коробки, она разговаривает со мной, попивая молочный коктейль.

– Почему она не сказала мне? – Уточняю я.