скачать книгу бесплатно
Агнесса Паттон уже улеглась на постель, пытаясь уснуть, когда с лязгом отворилась железная дверь, и перед ней снова предстал арестовавший её детектив. Арестантка села перед ним, выказывая полное внимание, и Аполлос заговорил:
– Мы должны убедиться, что вы не стали жертвой навета недоброжелателей.
– Правильная мысль. – подхватила Агнесса.
– Есть ли кто-нибудь, кто желал бы свести с вами счёты?
– К сожалению таких немало. И первый среди всех Карл Либен, хозяин "Золотой свиньи". Наш "Угол" давно ему как кость в горле. Да, помещение у нас не самое новое, и публика бывает разная, но кухня не хуже, а цены раза в четыре меньше. Кто у него будет харчеваться? Богатеи, купцы? Так они не в наших кварталах харчуются. А весь наш народ у меня. Если я исчезну, в "Золотой свинье" будет праздник.
– Хм… А вот если госпожа Лора Функин? Она может иметь к этому отношение?
– Функин? Подождите-ка. .. – Агнесса отвела в сторону обескураженный взгляд. – Ах ты сучка такая! Что, она на меня написала? Это все ложь!
– Так зачем же ей лгать про вас?
– Это моя бывшая кухарка! Я уволила её месяц назад. Конечно она на меня зуб держит. А знаете что, вот не хотела я её выдавать, дело-то женское, но раз так, скажу. Я её почему уволила? Обрюхатилась она. В марте уже видно стало, а потом сами понимаете… Мне на кухне бабы на сносях только не хватало. Рассчитала я её за март, да и отправила. Так и что вы думаете? Эта дура пошла, да выскоблила дитя-то, как и не было. Пришла через неделю, больная вся, опять на работу. Видит Бог, я с лиходейками дела не имею, у нас порядочное заведение, выгнала её вообще взашей. Вот я сама дура была, что не сдала её городовым, пожалела. А она мне чем отплатила? Посмотрите-ка только! – Агнесса затараторила в свойственной торговым бабам манере, заставляя Аполлоса поморщиться.
– Ладно, хорошо. – ответил он, стремясь успокоить Паттон. – Надеюсь, эта информация подтвердится, это могло бы здорово вам помочь.
– Да уж поверьте, и я на это надеюсь. Только так оно всё и было! Мало того, что дитя своё, так еще и на меня клевещет!
Апартаменты Кастора располагались на верхнем, четвертом этаже общежития при Управлении. Четыре окна, занавешенные тяжелыми малиновыми портьерами, три комнаты: просторный кабинет с книжными стеллажами и тяжёлым лакированным столом; спальня с большой кроватью, на черной резной спинке которой застыли фигуры скорбных ангелов; последним помещением была лишенная окон уборная с массивной литой ванной посередине и огромным медным зеркалом.
Кастор бывал в своём жилище недолго, чаще всего только, что бы переночевать и на утро привести себя в порядок. Иногда подолгу не появлялся вообще. В его отсутствие сюда наведывалась горничная, что бы произвести влажную уборку, полить фикусы и сменить белье. Иногда она же готовила ванную, когда Кастор её заказывал. Основную же часть времени апартаменты инквизитора пустовали как дом покойника, храня в себе мертвенное безмолвие и недвижность.
Кастор вернулся уже вечером, после занятий в гимнастическом зале, когда в его жилище уже воцарился совершенный мрак.
Войдя в кабинет инквизитор пару раз повернул ручку фонаря, и фитиль, осыпанный искрами кремня, ожил, источая тусклый желтоватый свет. В углы и в стороны отпрянули беспокойные тени, Барроумор оглядел комнату и, проверив запертую за собой дверь, прошёл дальше, в спальню.
Спокойствие одиночества было обманчиво. Кастор всегда опасался оставаться один, тем более в тишине. Потому что именно в такие моменты подступал к нему главный враг его жизни. У врага было имя, но Кастор его не знал, хотя это приблизило бы его к освобождению. У врага был облик, но Кастор хотел бы его забыть, по той же причине.
Наполнить тишину молитвой – вот единственная защита, но, к сожалению, не совершенная. Ждать атаки пришлось недолго: очень скоро мрак по углам задрожал, мельче и чаще, чем мерцание светильника. И неясный шелест, сначала показавшийся, потом повторившийся, перешёл в различимую речь тысячи змеиных голосов, звавших Кастора по имени.
–… и как тает воск от лица огня… – молился инквизитор, закрыв глаза.
– Поздно Кастор. – уверенный и глубокий голос заговорил в правое ухо. Повеяло холодом и гнилью. Враг был рядом, и Кастор был уверен, что открыв глаза, увидит его воочию. Страшный лик, мелькающий в кошмарах, являющийся на грани сна: бледная и блестящая от влаги кожа, запавшие глазницы, а из-под тонкой черной губы – длинные кинжалы уродливых клыков, закрывающие нижнюю челюсть.
Выражение демонской морды не свирепое, не злое, а спокойно-уставшее, даже страдающее. Кастор не желал этого видеть, он продолжал молиться.
– Брат мой Кастор. Твоя молитва пуста, ты думаешь обо мне. Кому же ты молишься? Явно не Тому, Кого предал. Слуга Люцифера… Иногда я завидую тебе. Сколько в тебе коварства, Кастор. Ты окружен своей священной дрянью, ты весь обвешен мерзкими Крестами, но в сердце твоем живет такая же тьма, как и во мне… Как же так, Кастор? Почему тебя не жжет ваш божественный яд? Ты же мой брат, Кастор. Может быть… Может быть дело в твоей плоти? Твоё мясо защищает тебя? Я хочу твоего мяса.
Кастор ощутил как холодный мокрый язык скользнул по его щеке и уху.
– Твоя плоть… Тебе же понравилась, эта девочка Лия? Я знаю её. Она немножко поправится и будет в самом соку. Вернись к ней, я разожгу в ней похоть, и ты получишь её тело, почему нет, Кастор? Как давно ты не знал женской плоти? А эта плоть молода, хороша… Помнишь как это было? Помнишь Фелицию? Фелиция… Она тебя помнит.
Кастор стиснул кулаки и зубы, на лице его выступил бисером холодный пот. Но демон продолжал:
– Я видел твою Фелицию только что. В аду, конечно… Визжит и проклинает тебя. Хочет, что бы ты был с нею вместе. Как же так, Кастор, ты же бросил её? Но еще не поздно воссоединиться. Повисни, как она, и будь с нею вместе. Хоть какое-то облегчение для неё. Ведь это ты её отправил туда, в пекло, Кастор! Где твоё сердце, Кастор? !!
Демон возвысил голос срываясь на рёв, но Барроумор путаясь в словах и судорожно собирая рассыпающиеся мысли продолжал пытаться молиться. Ни разу не мог дочитать девяностый псалом до конца, сбивался, начинал заново, но в этих попытках, кажется, смог отвлечься от демонской речи.
– Кастор! Ублюдок! !
Могучий удар в грудь бросил Барроумора спиной на дверь, сбил дыхание, поверг на колени, но тут же все стихло. Инквизитор смог отдышаться, и подняв глаза на Распятье в изголовье кровати, дочитал, наконец, девяностый псалом. Не первый и не последний бой Кастора.
3. Кровавый цирюльник.
Огмарч, один из старинных и бедных районов Альдена, рассекаемый линией Серого Канала, отводящего воду из Артерики в западные части города. В незапамятной древности здесь располагались мерзейшие болота, источавшие заразу ещё на первых обитателей города, и лишь спустя несколько веков это неблагополучнейшее место удалось осушить и даже застроить. Спустя века город разросся ещё дальше, оставив Огмарч глубоко в своих недрах, но и теперь по утрам здесь царили, как когда-то, непроглядные туманы, клубящиеся над каналом и ползущие вдоль по прилегающим к набережной улицам.
Небольшой мощеный двор у конторы Корвуса, местного нотариуса, ростовщика, перекупщика и букмекера, был своеобразным центром общественной жизни в жестяном квартале Огмарча. Сейчас, ранним туманным утром, пока не зазвонили к заутрене колокола Альдена, здесь было почти безлюдно. Почти потому, что к одной из стен жалось, устало и зябко кутаясь в драные плащи, две фигуры. Это были местные маггеры, ожидавшие открытия конторы, что бы сдать ночную поживу. Что-то удалось украсть, что-то отнять, теперь же нужно было превратить полученное в обыкновенные медные центы, таннеры или даже фартинги. Маггеры в этом и во многих других бедных районах, находились практически на полулегальном положении, отчисляя определенный сбор городовым, и за это не только получали возможность жить своим ремеслом, но и обязаны были поддерживать своеобразный порядок.
В это безлюдное время, наткнувшись в тумане на маггеров, любой горожанин расстался бы со всеми своими монетами, и когда сквозь серую пелену послышались чьи-то шаги и замаячили силуэты, оба грабителя пришли в оживление. Младший взялся за потёртую рукоять ножа, старший стал пристально всматриваться. Через несколько мгновений оба поспешили убраться со двора в проулок, потому что из тумана появился угрюмый тип в инквизиторской ленте, а с ним невыспавшийся и от того еще более угрюмый городовой.
Детектив Аполлос Епифан подошел к двери конторы и оглянулся на стражника:
– Здесь?
– Так точно, Ваше Преподобие. – кивнул утомленно городовой и, подавшись вперед, постучал в дверь, сильно и требовательно. Весьма скоро внутри послышалось движение, дверь отворилась и на пороге появился худой старик в овчинном жилете поверх ночной рубахи. Лицо его было злым, и глаза из-под красных опухших век смотрели с презрением.
– Чем могу быть полезен, господа? – спросил он с некоторой издёвкой в голосе.
– Господин Корвус?
Старик немного выглянул на двор и обернувшись посмотрел на вывеску у себя над дверью:
– А что, здесь написано что-нибудь другое? Так чем могу быть полезен?
– Нам нужно найти госпожу Лору Функин, из Жестяного Квартала.
– Ну, у меня её нет, я уже сами видите, не в том возрасте… – все в той же издевательской манере ответил Корвус. – Ладно, проходите пока. Сейчас посмотрю, что у меня в картотеке.
Инквизитор с городовым вошли в темную прихожую с низким потолком, где стояла пара лавок для ожидающих и царил тот гадко-приторный запах, что свойственен жилищам стариков. Корвус прошел дальше, за следующую дверь, обтянутую поблекшей стеганой тканью, где и пропадал еще минут десять, копаясь в своих записях. Наконец, ожидание завершилось, и старик вышел к своим посетителям.
– С вас три цента, господа. За справочную информацию, разумеется. – проговорил он, держа в руках какую-то записку. Аполлос нервно дернул уголком рта, но извлек из кошелька таннер, хотя в иное время не только не заплатил бы, но ещё и стряс бы с Корвуса хороший штраф. Однако сейчас его занимало единственное стремление: покончить, наконец, с этим проклятым расследованием.
Корвус передал записку, в которой значилось расположение жилища семейства Фулкин, и тут же добавил:
– Подождите минутку, я вас рассчитаю.
– Пошли отсюда. – бросил Аполлос стражнику, и они вышли вон из конторы. Корвус пожал плечами, осмотрел доставшийся ему таннер, и закрыл за ними дверь.
Квартира Фулкин располагалась на втором этаже старого дома недалеко от двора Корвуса. Строению было уже лет шестьдесят, и если нижняя его часть сложенная из камня, выглядела еще не так плохо, то второй этаж и крыша, собранные из дерева, серьезно перекосились в разных местах, приняв причудливые очертания и грозя свалиться со своего основания.
Вверх по узкой скрипучей лестнице и, спугивая ленивую жирную крысу, в длинный темный коридор с маленькими оконцами по торцам. Стук в дверь.
Аполлосу открыла низкорослая круглолицая девушка, в чепце и рваном платье. Выражение и бледно-серый цвет её лица свидетельствовал о весьма болезненном состоянии. Возможно, у девушки был жар, и стоять сейчас на ногах требовало от неё определенных усилий.
– Госпожа Лора Функин? – поинтересовался инквизитор.
– Да… Я…
– Вы арестованы по обвинению в убийстве своего ребенка, следуйте за нами.
– Я больна…
– Городовой, помогите ей. – распорядился Аполлос, и стражник вывел Лору в коридор, взяв её под руку.
Поместили госпожу Функин в такую же камеру, в какой находилась и Паттон, что было не так плохо, учитывая её состояние. Прежде, чем производить дознание лично, Аполлос отправил к арестантке доктора, который должен был не только оценить её состояние, но и установить возможную связь между болезнью и совершенным преступлением.
Доктор Харратс был плешив, ходил во врачебном переднике и с огромным портфелем, в котором держал все потребное для манипуляций. Работал он при Управлении уже довольно давно, не только оказывая медицинскую помощь, но и занимаясь исследованиями трупов, а так же непосредственно участвуя в дознании. У него была репутация одного из самых лучших и опытнейших врачей Альдена, во многом благодаря обширнейшей практике.
После осмотра Функин Харратс немедленно доложил о его результатах детективу, который ожидал в коридоре.
– Ваше Преподобие, ситуация следующая. У госпожи Функин обширный сепсис, полагаю в результате неудачного хирургического вмешательства в области детородных органов. Более чем уверен, что это было прерывание беременности, и результат закономерный. По моим прогнозам, жить госпоже Функин чуть больше недели, хотя при взрывном развитии сепсиса, вопрос может решиться еще раньше, и очень быстро. Если рассуждать в теории, её можно было бы попробовать спасти, при весьма небольших шансах и весьма хороших деньгах, но это, конечно теория.
– Благодарю вас, доктор. – покачал головой Аполлос. – Господь Сам всё рассудил. Впрочем, было бы хорошо разобраться с тем, кто убил её ребёнка и, получается, её саму.
– Разумеется, Ваше Преподобие, это было бы очень хорошо. При всей моей филантропии, по моему скромному мнению, доктора, ставшие на сторону дьявола и участвующие в убийстве детей, заслуживают самых интенсивных болевых ощущений, вплоть до летального исхода.
– Я вас очень хорошо понимаю. – кивнул Аполлос и, распрощавшись с доктором, сам зашел в камеру к Лоре.
Функин в изнеможении лежала на своих нарах и даже не поднялась, когда вошел инквизитор, лишь перевела на него взгляд.
– У меня для вас скверные новости.
Функин ответила не сразу, словно собравшись силами и облизнув сухие губы:
– Я умру?
– Мы все умрем. Вы умрете очень скоро. Тот человек, который убил вашего ребенка, он заразил вашу кровь, и жить вам осталось несколько дней. Думаю, это будут очень мучительные дни… Но мне есть, что вам предложить.
– Что же? – на лице Лоры не отобразилось никаких эмоций, она и сама уже знала к чему все идёт, и желала только одного, что бы смерть не медлила и не была слишком болезненной.
– Вы можете умереть здесь, в сносных условиях. Наш сентинел обеспечит вам необходимый уход и насколько можно облегчит ваше умирание. Поверьте мне, это много лучше, чем умирать в тюрьме, или вообще на пересылке.
– Да, хорошо… Что вам от меня нужно?
– Просто расскажите мне, кто помог вам избавиться от ребёнка?
– Я не хотела. Это всё из-за Паттон… Эта ведьма… Я сказала ей, что мне нужна эта работа, моему ребенку нужна. Но она выгнала меня вон. Сказала возвращаться, когда избавлюсь от своей проблемы… Я не хотела…
– Вы поэтому написали на неё донос, что бы отомстить ей? Это правда то, что там написано?
– Это правда. Она мне сама говорила как-то, что у неё есть волшебная специя, которая заставляет людей возвращаться к её стряпне.
– Хорошо, с Паттон мы разберёмся… Кто убил вашего ребенка, к кому вы ходили?
– В Динконере, на Трёхцентовой улице, цирюльник Орман.
– Откуда вам стало известно о нём?
– Как-то разговорилась с одной девушкой из саун. Они к нему ходят… В нашей части города больше и не к кому.
– Из саун… – повторил задумчиво Аполлос.
Сауны западных окраин всегда имели репутацию публичных домов, и мало кто сомневался, что эта репутация оправдана. В Альденской Империи проституция была запрещена, за неё полагалась ссылка на рудники или в шахты, но закон не запрещал саун, где девушки помогали клиентам совершать омовения. Всё же, что происходило за ширмами купален, оставалось в купальнях. Разумеется, кроме тех случаев, когда девушки беременели, и дело выходило за пределы саун непосредственно на Трёхцентовую, в Динконере.
– Хорошо, Лора. Я должен идти… Если хотите, я вызову вам духовника, и вы сможете исповедоваться.
– Я была бы вам благодарна.
– Господь да смилуется над вами.
Район, известный как Динконер, находился на самой западной окраине Альдена, однако, несмотря на удаленность от центра, не был бедным районом. Дома здесь были хороши и опрятны, улицы аккуратно вымощены, имелись фонтаны и скверы. В Динконере, помимо саун с девушками, горожане могли найти дорогие гостиницы, игорные дома, лавки перекупщиков, букмекерские и наемнические конторы, представительства альтернативных торговых компаний. Всё это было искусно оформлено приличными фасадами и вывесками, так что бы городовая стража могла отвлечься без особых усилий. Особенно красиво здесь было поздними вечерами, когда зажигались созвездия уличных фонарей, а в сотнях окон подсвечивались пестрые шторы. Огромное количество денег тысячей ручейков стекалось в Динконер со всей столицы, оседая в карманах искусных дельцов, предлагающих альденцам самый изысканный отдых, какой можно было найти в пределах империи.
Трёхцентовая улица, была одной из беднейших в Динконере, находясь на самом краю и тупиком упираясь в городскую стену. В её начале шумел жутчайший кабак, куда не стоило заходить с деньгами и без ножа; чуть дальше прозябала нищенствующая лавка старьевщика; а еще дальше, напротив древнего жилого барака, висела приличная, выкрашенная дорогой бордовой краской вывеска с надписью "Цирюльня Ормана".
Аполлос, зайдя в дверь под нею, тут же столкнулся с хозяином, который сейчас пребывал в одиночестве. Орман оказался человеком средних лет, чей орлиный профиль и чёрная борода выдавали в нем уроженца юго-запада, возможно даже с мегалийскими корнями. Лицо его было зло и подозрительно, страха он не выказывал.
– Вы Орман? – спросил Аполлос.
– Я к вашим услугам. Хотите постричься?
Инквизитор дал стражнику знак выйти за дверь, и, как только тот удалился, с размаху ударил цирюльника в лицо. Тот успел немного уйти от удара, поэтому пришлось нанести еще несколько ударов справа и слева, прежде чем Орман оказался сбит с ног и окровавлен.
– Что вы делаете? – спросил он лежа на полу и с удивлением глядя на свою блестящую от крови руку.
– Я тебя бью, подонок. – проговорил Аполлос. Ему захотелось вообще убить цирюльника на месте, потому что его недоумение виделось сейчас наглой ложью и двуличием. Детектив припал коленом ему на грудь и занёс руку для еще одного удара.
–Не надо… -вскрикнул Орман, выставляя вперед ладони. – Я со всем согласен. Я все подпишу…
Аполлос презрительно сплюнул и, взяв Ормана одной рукой за грудки, поднял его на ноги.
Как только Ормана доставили в Управление, он сразу, миновав камеру и без всякого промедления, оказался в зале дознания. Прежде чем задать какие-либо вопросы, Аполлос распорядился усадить детоубийцу на иудин стул, и через минуту в коридоре изолятора зазвучал сдавленный крик боли, перешедший в непрекращающиеся стоны. Острая пирамида, оказавшаяся сиденьем детоубийцы, вошла в него дюйма на три, доставляя непрерывные и, как хотел доктор Харратс, интенсивные страдания.
Аполлос некоторое время наблюдал за цирюльником, который, сидя на жуткой конструкции со связанными за спиной руками, мотал головой и непрерывно стонал. Убедившись, что детоубийце действительно плохо, инквизитор заговорил:
– Я думаю, ты сейчас испытываешь именно то, что должен чувствовать человек, выдирающий детей из чрева их матери. Не могу сказать, что я доволен… Но так в самом деле лучше. А теперь расскажи, из какой именно сауны к тебе приходили женщины, как много, скольких детей ты успел убить. Отвечай…
– Я. .. Не могу… – срываясь на рыдания взвыл Орман. Аполлос вздохнул и дал дознавателю знак, что бы тот снял цирюльника с пирамиды. Арестованный оказался на коленях, с текущей по бёдрам кровью.
– Так лучше? Отвечай, из какой сауны к тебе приходили, кто приходил, как часто…
– Да из какой, я их не спрашивал. – сквозь слёзы ответил Орман, его трясло мелкой дрожью. – Мне платили, я делал. Это давно уже было… Я отошел от дел.
– Еще раз солжешь мне, и снова вернешься на свой трон. Когда ты убил последнего ребёнка? !
– Последнее прерывание… Недели две назад. Не помню… Там не из сауны девка была, какая-то то ли прачка, то ли кухарка. Я просто выполнил один заказ, и всё. Я не занимаюсь этим больше.
