скачать книгу бесплатно
Умирал Агафон в просторном и светлом покое, чистом и опрятно убранном, на стенах которого имелись даже старые гобелены. Вокруг большой резной кровати собрались немногочисленные домочадцы – Марта с дочерью, проскуровой женой, и пара служанок. Единственный сын Паул, конечно, был сейчас далеко отсюда, и проститься с отцом не мог.
Когда вошел Кастор на него никто особо не обратил внимания. Зарёванная, опухшая от слёз Марта бросила лишь короткий взгляд на гостя, и продолжила тих рыдать над мужем. Инквизитор приблизился к Агафону, и бегло осмотрел его. Рана на шее, перевязанная лекарем ночью, очевидно воспалилась, и нездоровая пунцовая краска уже перекинулась на отекающее лицо. Губы старосты посинели, как и обострившийся кончик носа, все указывало на заражение птомаинами, обычное следствие укуса некрона. Возможно, если бы ночью старосту доставили в альденский госпиталь, там ему успели бы помочь гильдейские врачи. Но здесь и теперь Агафон действительно умирал.
– Господин Сирко, я полагаю вы крещены. – проговорил Кастор. – В таком случае самое время покаяться в грехах, что бы отойти к Господу с миром. А отойдете вы полагаю этой ночью, в крайнем случае завтра. Так судил Господь.
Голова застонал, замычал что-то невнятное, движение челюстью приносило ему страдание, а губы уже не слушались с левой стороны.
– Не утруждайтесь… Я вам помогу. – успокаивающе проговорил Кастор и положил на плечо Агафону ладонь. – Я буду называть возможные грехи, страсти, а вы, если знаете за собой что-то из этого, просто внутренне раскайтесь…
За пять минут Кастор систематично прошелся по всем семи ветвям страстей, очертив буквально все аспекты человеческого греха. Когда с этим было кончено, инквизитор расстегнул свою инквизиторскую ленту, и перекинув её на шею наподобие столы, прочел разрешительную молитву.
– Господь наш Иисус Христос, да смилуется над твоей душой, Агафон. Уходи с миром. – закончил Кастор, и отойдя от кровати умирающего, направился к выходу. У двери его задержала Марта. Прервав рыдания свои, но все еще заикаясь, жена головы спросила:
– Ваше Преподобие, а вот еще вопрос. Его же эта, нежить укусила… А он сам того… Не станет?
– От укусов нежити люди чаще всего становятся мертвецами, а не нежитью. Если он не был одержим, то вряд ли. Впрочем, если вас это так волнует, можете его расчленить и закопать в разных местах, это сработает.
Отбывали из Сборри на закате. Грэйс был к тому времени похоронен, пепелище Анниной хаты уже почти не дымило, а по итогам расследования четверо селян получили свои приговоры. Проскур, Агафон и Кукша при этом получили свою амнистию, а вот сбежавшего Паула, будь он пойман, или даже сдайся он сам, неминуемо ждала казнь. В итоге дело было закрыто.
В Дормезе прибавилось на одного пассажира. С собой Кастор увозил Лию, но не для того, что бы подвергнуть её каким-то пыткам или казни, а что бы определить в монастырь. Девочка явно обладала склонностью к малефикации, и если еще не была ведьмой, то вполне могла ею стать. Тем более, что мамочкина судьба не могла на ней не сказаться, демоны знали, что им причитается, и должны были попытаться взять своё. Самое лучшее, что можно было сделать для Лии – определить её в обитель Одигитрии под Альденом. Кастор лично знал игуменью, и мог замолвить за девушку пару слов. Возможно, жизнь её и пройдет в стенах обители, в обыденных и тихих послушаниях, без семьи, без мужа, без детей, но это в любом случае лучше, чем то, что произошло с Анной.
Уже сидя вместе с Рориком в своём отделении Дормеза, на мягком кожаном сидении, Кастоа поглядел под ноги. Там время от времени пошевеливался брезентовый мешок.
– А убийцу-то так и не взяли, вот что жаль, – посетовал Рорик. – Я за все расследование даже никого не покарал… Скучно с тобой, Кастор.
– Ну есть же еще и Господь. – возразил комиссар. – А Он иногда так карает, что лучше было бы попасть к тебе в руки.
Мрачная чёрная повозка тронулась с места, качнулась на ухабе, и покатилась со скрипом в сторону полыхающего неба, оставляя за собой обескураженную, встревоженную, но очищенную от скверны деревню.
Женские секреты.
1. Угол Паттона.
Альден – столица Империи, второй по величине город Западного мира, Сердце Севера. Полтора миллиона жителей, тысяча семьсот лет истории. Бесконечное море домов, сети узких мощеных улиц, и все это наполнено океаном людей, их звуков и запахов, сплетением судеб.
Нельзя объять и контролировать эту стихию, если ты всего лишь человек, даже Император. Тысячи и тысячи министров, судей, магистратов, секретарей и клерков, десятки разнообразных чинов, все они, каждый на своем месте, организовали людское море, направляя его процессы. Городовые стражи тоже были частью этой системы, пусть и самой низшей её фракции. Поэтому, прохаживаясь по улицам, можно было испытывать приятное ощущение власти над основной массой обывателей, особенно в бедных кварталах. Там люди, как правило, оказывались в полной власти наряда, вплоть до того, что стражник мог решить жить кому-то или нет. Впрочем, в бедном квартале и поживиться было нечем, хоть перережь половину бедняков. Поэтому, гораздо вернее было патрулировать бедные рынки, где торгашам платить было чем, и даже было за что.
Иногда толкая плечами толпящихся вдоль по торговой улице людей, и не обращая никакого внимания на их торопливые извинения, осуществляли свое дежурство двое городских стражей. Это были два унтера, капрала, поэтому они и могли патрулировать в этом вполне еще пристойном районе. Лениво поводя глазами, оба искали возможности где-нибудь чего-нибудь подрезать.
– Вчера этого видел. .. Веллера, ну помнишь, со специями? – проговорил один, не отвлекаясь от наблюдения.
– Да, помню, чего он?
– Привез мигульских семян, сдал мне мешочек.
– Ну а чего ты не взял, сейчас бы пощёлкали…
– Их еще жарить надо, так невкусные. Руки не дошли.
– Их жарят что ли?
– Да, с маслицем.
– Прекрати, жрать же охота.
– Так что за вопрос? Сейчас до Баррета дойдем, сосисок подрежем.
Однако, до сосисок стражники так и не добрались. Из толпы неожиданно выскочил парень в инквизиторской ленте и, заступив наряду путь, стал распоряжаться:
– Стража, следуйте за мной. Производим арест подозреваемой в колдовстве, конвоируем в консисторию Инквизиции.
– Твоюж мать… – как можно тише процедил сквозь зубы один из стражников. Возможность перекусить откладывалась на неопределенное время.
Идти пришлось недолго: немного по поперечной улице, до угла. Там находилась дешевая харчевня, кормушка для тех, кто не может потратить больше пяти центов за ужин. Занимавшая первый этаж углового дома, она всегда была наполнена накопившими медяков нищими, оборванцами, одинокими стариками, а так же теми, кто имел причины здесь находиться. Над входом висела ветхая вывеска с облупившейся краской, где была уже плохо различима белая надпись на зеленом фоне: Угол Паттона.
Молодой инквизитор вместе со стражами вошли внутрь, и бесконечный галдёж за столами, без того не громкий, почти сошел на нет. В темном и душном помещении пахло кислой капустой и горелым маслом. Гостей, по-хозяйски подбоченившись, встречала женщина в простом платье и чепце, с длинным полотенцем, перекинутым через плечо.
– Госпожа Паттон? – поинтересовался инквизитор.
– Да, я вас слушаю. – ответила женщина без страха, но настороженно.
– Именем Святой Инквизиции Альдена, вы арестованы по подозрению в колдовстве, и причинении вреда здоровью гражданам Империи. Прошу следовать за нами.
– Что еще за бред? – грозно возразила хозяйка. – Мы работаем…
– Вы идёте с нами. – ответил уже не менее зло инквизитор и дал знак стражам. Те без особого удовольствия взяли женщину под руки и повлекли к выходу.
– Гай! Гай! – закричала она, оглядываясь. Из-за стойки выскочил перепуганный мужичок в засаленной рубахе. Он, конечно ничем не мог помочь. – Гай, закроешься! Ты за старшего!
Это было последнее, что успела выкрикнуть госпожа Паттон, прежде чем её выдворили из собственного заведения и потащили вдоль по улице, в сторону городского центра. Там её ожидала овеянная недоброй славой цитадель "Чёрные шпили", столичная консистория Святой Инквизиции, куда никто не хотел попадать, если только сам не был инквизитором.
Арбитр Инквизиции Тиммонс на своей должности находился уже двадцать четыре года и обычно с самых первых материалов по делу мог предсказать его перспективу. В данном случае он чувствовал, что вполне перспективное дело может быть запорото новичком. Брат Аполлос Епифан этой весной получил назначение в Альден, и уже зарекомендовал себя определенным образом. Чуть не сжег дом, не сумев найти в нем вампира, и избил до полусмерти шарлатана, продававшего обереги и амулеты. В коллегии уже ставили вопрос о понижении его до помощника детектива, и следующий подобный эпизод должен был неминуемо к этому привести.
Сейчас инквизитор стоял прямо перед Тиммонсом, пока тот изучал его рапорт и еще пару сопутствующих документов.
– Брат Аполлос… Создается впечатление, что вы как-то легкомысленно относитесь к следственным мероприятиям, к доказательной базе. – заговорил устало арбитр. – Вы на основании только одного заявления производите арест, не допросив ни одного свидетеля, не проверив ни одного факта, а теперь я должен вынести какое-то решение?
– Следственные действия, на мой взгляд, могли спугнуть подозреваемую. А между тем заявление не единично, посмотрите, за месяц до этого на госпожу Паттон уже писали заявление.
– Брат Аполлос, оба заявления совпадают слово в слово, у них один и тот же автор. Кстати, что с этой госпожой Фулкин, где её протокол допроса?
– Её заявление достаточно подробно…
– В общем так, с момента ареста у нас есть трое суток, что бы определиться с приговором. Либо вы дорабатываете то, что не доработали, либо госпожа Паттон выходит, а консистория выплачивает ей положенную компенсацию. Вы, в таком случае, скорее всего будете переведены на границу Вестера, где сможете жечь кого и как вам заблагорассудится, пока вас не сожрут. И это будет вам уроком. Идите работайте, того что вы мне предоставили ничтожно мало.
Аполлос заиграл желваками, но поклонился и вышел из кабинета арбитра.
Молодой детектив понимал, каково его положение, и то, что слова Тиммонса вполне могут оказаться пророческими. Провал дела Паттон грозил обернуться карьерным фиаско лично для Аполлоса.
Думая об этом, и переживая ярость и растерянность одновременно, он прошел по тенистым коридорам управления, спустился по винтовой лестнице во второй подвальный этаж, и вошел в секцию изоляторов. Именно здесь содержались подследственные, и условия для них были не так плохи, как у осужденных. Нары с постелью, двухразовое питание из рациона служителей, сухие стены. Согласно закону, между арестом и судом могло пройти не более трех суток, поэтому здесь люди надолго не задерживались, и для некоторых персонажей пребывание в застенках консистории оказывалось своеобразным отдыхом по сравнению с жизнью снаружи.
Впрочем, явно не для Агнессы Паттон.
Женщина, пребывая в заточении, не позволяла себе слез, но только сидела на своей постели, понурив голову, погруженная в какие-то тягостные размышления. Уже семь лет, как она овдовела и стала единоличной хозяйкой харчевни, которую когда-то учредил еще её свёкр. Ей, как женщине, было нелегко удержать дело Паттонов на плаву, и даже достичь определенных успехов, но она смогла. Не без определенных хитростей, конечно. И вот, этот непонятный арест, вряд ли достаточно обоснованный, но у инквизиции была именно такая слава, что она не утруждалась обоснованиями арестовывая людей и казня их. И сейчас Агнессу волновала не столько перспектива казни, сколько возможный ущерб для харчевни, оставшейся без хозяев. Гай, конечно, отличный парень, хозяйственный, но у него нет никаких прав на заведение, да и не смог бы он держать его в одиночку. Что будет теперь?
Лязгнул засов тяжелой окованной двери, несущей на себе отчеканенный знак Креста и тексты запретительных молитв, и в камеру зашел дежурный сентинел:
– Госпожа Агнесса, прошу на выход.
Паттон поспешно встала, поправила платье и, не без достоинства, вышла в коридор. Там арестантку ждал уже знакомый ей детектив. Он жестом приказал ей идти следом, и в сопровождении сентинела они отправились в зал экзекуций.
В просторном и мрачном сводчатом зале, не имеющем окон, а потому освещаемом только несколькими лампадами по стенам, производились тесты и дознания. Для этого здесь имелись все необходимые условия и инструментарий: огромный камин, жаровня, дыбы обоих типов, три вида колодок, даже иудин стул, и огромное количество мелких приспособлений. Таких залов в консистории имелось сразу три, но использовался по преимуществу только этот, наиболее оснащенный.
Агнесса постаралась сохранить самообладание, и не выдать ужаса, который пронизал все ее естество, при виде потемневших деревянных и железных монстров, причинивших неисчислимые страдания огромному количеству людей, возможно вызывавшие их смерти.
С готовностью подошел к Аполлосу дознаватель – высокий и могучий старик, с рыбьим безразличным взглядом, выдающим крайнюю степень бесстрастия и отрешенности. Он уже сейчас готов был приступить к любым истязаниям, и не потому, что это вызывало у него хоть какие-то эмоции, а просто в силу того, что таково было дело всей его жизни, ремесло.
Однако, Аполлос отказался от его услуг и попросил вызвать чтеца. Дознаватель приняв к исполнению, вышел, а инквизитор самостоятельно усадил Агнессу на деревянное кресло, и пристегнул её руки и ноги закрепленными ремнями.
Вскоре пришел чтец, пожилой монах с лицом вполне добродушным, и встал за аналоем. К тому времени Аполлос уже положил углей в кадильницу, и поместил её рядом с Агнессой, оставалось только кинуть немного ладана. Можно было начинать тест на обрупцию.
Тест занял обычные пол часа, за которые чтец вычитал установленное последование, а Аполлос сжег горсть отличного ладана. Даже дознаватель и тот постоял в уголке, помолился, чинно крестясь в конце каждого тропаря. Человек был очень набожный и благочестивый.
Однако, в результате теста никакой обрупции выявлено не было, вообще. Агнессе даже не стало дурно, она напротив молилась вместе со всеми, смиренно склонив голову, и в конце канона осталась вполне в хорошем самочувствии и даже в приподнятом настроении. Никакой обсессии.
Аполлос, мрачнее тучи, приказал сентинелу препроводить Паттон обратно в её камеру, а сам пошел выписывать наряд для обыска.
К вечеру наряд инквизиции произвел обыск в "Углу Паттона", забрав с кухни все, что напоминало порошки, приправы, масла и зелья, и теперь это все надлежало проверить в лаборатории. Согласно поступившему в консисторию заявлению, Агнесса Паттон заговаривала еду и добавляла в неё снадобья, вызывавшие у посетителей настоящую зависимость, страсть, заставлявшую возвращаться в харчевню снова и снова. Теперь детектив Епифан надеялся только на то, что среди изъятого будет действительно обнаружено нечто, сильно отличающееся от обычных приправ.
Исследование должно было начаться только на следующий день, поэтому вернувшийся в Управление Аполлос оказался совершенно свободен. Подавленный гнетущими мыслями о ходе расследования и своих перспективах, молодой детектив решил спуститься в цоколь жилого корпуса, где располагался зал для гимнастических экзерсисов.
2. Комиссар.
Это было просторное помещение с обычными каменными стенами и сводами и рядом маленьких окошек, выходящих на поверхность у самого потолка. Здесь имелось достаточно свободного пространства, хорошо утрамбованный земляной пол, а так же расположенные вдоль стен гимнастические снаряды, все для того, что бы служители могли поддерживать надлежащую физическую форму. Занятия, носившие обязательный характер в начальных училищах и академии, после выпуска и назначения на должность становились делом личной дисциплины и залогом выживаемости в силовых операциях. Посему, в этом зале можно было встретить только самых энергичных и ответственных представителей инквизиции.
Аполлос рассчитывал немного разогреться с гирей, потом, возможно спарринговаться с кем-нибудь из братьев на тупых мечах, если будет с кем.
По счастью, в зале оказалось несколько человек, но все они собрались вокруг одного, что-то им объясняющего. Подойдя ближе, Аполлос с радостью узнал в говорящем своего знакомого и безмерно уважаемого инквизитора. Стоя в простой сорочке, заправленной в брюки, с братьями беседовал никто иной, как майор-агент Кастор Барроумор.
–… Когда он прячется, вы не должны искать его глазами. Здесь, или здесь. Когда вы концентрируетесь на одной точке, вы ослабляете периферическое зрение. И если будете внимательно смотреть в ошибочном направлении, то просто не среагируете на атаку. Поэтому, если направление опасности не ясно, смотрите в общем, ни на чем долго не задерживайтесь. Кроме того, при плохом освещении, это несколько улучшит видимость, что тоже немаловажно.
Братья слушали Барроумора едва не затаив дыхание, потому что это говорил человек, который опробовал свои тезисы на практике, и жизнь которого была свидетельством их действенности.
– Приветствую вас, брат Кастор.
– Кого я вижу! Брат Аполлос. – улыбнулся Барроумор, и обратился к своим слушателям. – Ладно, братья, с Богом, занимайтесь.
Отойдя к Аполлосу, комиссар спросил:
– Ну как твои дела? Я слышал ты действуешь, верно следуя заветам Маркуса: сначала жгем, потом разбираемся.
– Если честно, я сейчас пребываю в затруднении. – признался Аполлос.
– И об этом я знаю. Моё предложение таково: сначала все-таки завершим упражнения, потом поговорим о делах твоих скорбных.
Аполлос удостоился наконец того, о чем в тайне мечтал: сойтись в поединке с самим Барроумором. Брат Кастор остался в сорочке, а младшему товарищу он крайне рекомендовал не пренебрегать положенным в таких случаях дублетом. Мечи для спаррингов были лишь незначительно легче боевых, и несмотря на совершенно широкие округленные кромки, могли оставить на теле весьма значительные ушибы. Тем более, когда участники поединка входили в раж, и наносили удары уже мало себя сдерживая.
Аполлос послушался Барроумора, и конечно, оказался в этом прав. Кастор рубил молодого брата парируя каждый первый его удар, и не оставляя буквально ни шанса. Ты бьешь противника, но он исчезает с пути твоего клинка, словно призрак, и почти в это же мгновение удар возвращается. Вообще Аполлос был отличным фехтовальщиком у себя на курсе, имел всегда самую высокую оценку, но здесь был какой-то другой, запредельный уровень. По Барроумору просто нельзя было попасть, словно он был бесплотен.
Взмокнув и выдохшись, получив саднящую боль в десятке мест на плечах, руках, бедрах и даже спине, Аполлос не добился ничего.
– Как? – спросил он, склоняясь и переводя дыхание.
– У тебя очень хорошие атаки, но я читаю их в начале и принимаю верные решения.
– Слишком быстро…
– Поэтому я и жив до сих пор, брат Аполлос. Скорость и верность решений, это универсальное преимущество.
– Вы, должно быть, были лучшим в фехтовании, когда учились? – разогнувшись, Аполлос стал стягивать с себя уже ставший горячим дублет.
– Нет, я был вторым. – покачал головой Кастор. – Лучшим был Гастон Феникс. За всю жизнь, я не видел никого, кто владел бы мечом лучше его. Он был на голову выше любого из Грифонов.
– Я слышал про него. Но он же… погиб в Мистерионе?
– Да. Потому что быть лучшим в мире фехтовальщиком не всегда достаточно, что бы побеждать и выживать. Гастону встретился ликантроп-вожак, и Гастон даже успел поразить его прямо в сердце. Но беда в том, что этого было недостаточно, что бы убить вожака сразу. Думаю, единственная возможность для этого, это удачно пронзить ему мозг. В общем, в следующее мгновение ликантроп разорвал его на куски, и только потом сдох. С мечом в сердце.
– Вы же там тоже были?
– Мы участвовали в одной экспедиции, но никогда не работали вместе, у нас были сложные отношения. – задумчиво проговорил Кастор. – Хотя и жаль его… Ну, что ж, сейчас пойдем попьем, и расскажешь мне, в чем твои проблемы.
Выслушав Аполлоса, Кастор успел одеть камзол и привести себя в порядок.
– Есть такая теория, среди неблагонадежных людей, которая называется презумпция невиновности. – проговорил комиссар, придирчиво разглядывая себя в посеребренное зеркало. – Суть её в том, что подозреваемый считается невиновным, пока его вина не доказана. Странный подход, прямо скажем… Но давай попробуем исходить из того, что твоя харчевница и в самом деле невиновна. Мы имеем два доноса на неё, от одного и того же человека, так?
– Да, их написала Лора Функин…
– Неважно. Важно, что Лора может иметь причины харчевницу оклеветать. Поговори с самой харчевницей, дай понять, что у неё есть все шансы выставить крайней недоброжелательницу, и тут же получишь массу информации, возможно даже полезной. Потом тряхнешь эту твою Функин.
Лицо Аполлоса просияло:
– Ваше Преподобие, спаси вас Христос!
– Вообще, брат мой, ты сам должен доходить до таких элементарных вещей. Я, конечно, понимаю, что лучше пережечь, чем недожечь, но бабы клевещут на баб с тех пор, как Лилит увидела Еву. Стыдно, исправляйся.
– Да, спасибо.
– Держи меня в курсе.
