Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

– И любовница.

– Неужели Алексей…?

– И теперь вот это…

Алов сунул Холину под нос прозрачный пакетик, который на первый взгляд совершенно пустой.

– Видишь? Волокна. Это паутина очень редкого паука Nephilapilipes. Профессор Сигеёси Осаки уже десятки лет плетёт из такой струны для виолончелей. Так вот эти волокна обнаружены на шеях всех трёх женщин. Я едва успел: менты, придурки, хотели уже спустить всё в унитаз… вместе с «делом», конечно. Сиротин о первом убийстве пока ничего не знает. А уж оно-то имеет самое прямое отношение к тебе. Ведь Варя училась с тобой в МГИМО на одном потоке, также, впрочем, как и этот маньяк Новиков. Сиротин скорее всего и его подозревает, но этот вывернется, как уже не раз бывало. Тебе ли не знать. А ты, друг мой, три месяца тому назад был осуждён за совращение и изнасилование невинных девушек. Сиротин узнает об этом. Да, дело о твоей смерти засекречено в ГУИН8, но что мешает майору предположить, что это сделано именно потому, что тебе удалось сбежать, и теперь ты мстишь своим врагам и убираешь свидетелей? Поэтому, пока он до тебя не добрался, это дело по двум девицам нужно закрыть… И у меня на этот счёт есть соображения. После чего, – Алов ухмыльнулся, – ты, Хи-Хаак, как человек, должен будешь осознать, что это «дело» только наше, точнее, твоё… и Ядвиги.

– Но она…

– Всему своё время, дорогой товарищ.

***

Илья лежал на кровати в опустевшей палате и дремал. Было около одиннадцати. Ольга Петровна уехала в город. Дверь приоткрылась, вошла Шурыгина.

– Что с тобой? – спросил Илья, – ты плакала?

Шурыгина присела на соседнюю кровать. Плечи её вздрагивали, косой она отирала с лица слёзы.

В первый день пересменки приехал отец и сообщил, что мама окончательно уходит от них. Мила должна была остаться в лагере, пока не разрешится дело о разводе. Самое ужасное, что новый муж мамы не хочет, чтобы Мила жила вместе с ними. Мама её очень любит, но она не может отказать ему. Она будет приходить как можно чаще.

Илья подсел к девчонке, обнял за плечи. Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в грудь.

– Может, пойдём погуляем? – предложил Илья.

Мила перестала всхлипывать и кивнула.

Илье до боли стало жаль девчонку: совсем одна и все подруги разъехались. У Ильи родилась идея отвести Милу к деду с бабкой. Да и сам он давно их не видел.

Они вышли из лагеря и подошли к дому со стороны реки. Вечер был тёплый, полная луна хорошо освещала дорогу. С их появлением на той стороне реки заверещала всякая живность, заквакали лягушки. Налетевший порыв ветра зашевелил высокую траву. Они остановились.

Илья накинул свою куртку на плечи девушки.

– Знаешь, раньше наш дом находился на том берегу. И вообще, вся деревня была там. Здесь река делает петлю. Отец говорит, что ещё до революции там жил один немец по фамилии Шторц… Да, да, похоже, что мы, Шторцы, пошли именно отсюда, – ответил он на вопрос блестящих от лунного света глаз Милы. – Этот немец организовал здесь текстильное производство. Засеял коноплю и делал канаты, верёвки, ткани разные. Для этого прорыл каналы, установил цеха. Только вода с каждым годом поднималась всё выше. Шторц после революции исчез, а деревня перебралась на высокий берег. Говорят, осталась только баня и глубокий пруд с ключевой водой.

– Вот бы посмотреть, – сказала Милка.

– Легко! – вдруг согласился Илья, сам смутно представляя, где всё это, только что придуманное им, находится.

Ниже по течению по поваленному дереву они перебрались на другой берег и очень удивились, обнаружив тропинку, ведущую вглубь полуострова. От кваканья лягушек и стрёкота сверчков закладывало уши. Брюки Ильи мгновенно намокли до колен.

Мила шла сзади, стараясь наступать след вслед, но вмятины в земле, мгновенно наполнялись водой и её ботиночки мгновенно промокли. Но она не останавливалась. Её переполняло какое-то смешанное чувство опасности и восторга. Похоже, с её проводником происходило то же самое.

Илья почувствовал себя первооткрывателем, а слушая прерывистое дыхание идущей за ним девушки – её защитником.

Неожиданно за корявыми ветвями старых яблонь показался тёмный силуэт небольшого дома. Справа открылась гладь почти идеально круглого пруда.

Мила вскрикнула, обогнала Илью и подбежала к мосткам, ведущим от дома к пруду. Илья не успел предупредить, чтобы она была осторожна, как девушка скинула с себя платье, разулась, сделала два шага по мосткам и бросилась в пруд. Её почти обнажённое тело сверкнуло серебряным светом и коротким изогнутым штрихом исчезло под водой.

Илья, пару раз споткнувшись, на ходу сбросил с себя одежду и бросился вслед за сумасшедшей девчонкой. Тело мгновенно охватила холодная жуть и перехватило дыхание. Когда он в панике вынырнул, то не увидел на поверхности пруда девушки. Его охватил ужас, он заметался, потом нырнул и на глубине, раскидывая в стороны руки и ноги, попытался нащупать исчезнувшую Милу. Когда вынырнул, увидел, что проклятая девчонка спокойно стоит на мостках и отжимает длинную косу. Жутко свело ногу.

Пруд был небольшой и ему быстро удалось выбраться на берег. Илья грубо выругался, растирая сведённую икру. Подбежала Мила.

– Хорошо-то как, – она протянула руки к луне, – спасибо вам, пионервожатый Илья Викторович.

– Шурыгина, – разозлился Илья, – из-за тебя я чуть не утонул. Холодрыга какая. И что тебя угораздило вот так сразу… Там же могла быть коряга или рыба какая.

– А здесь волки с большими – большими глазами, – напевно откликнулась Шурыгина, – которые крадут маленьких девочек у больших мальчиков.

– О чёрт! – опомнился Илья, – а ведь точно. Нас, небось, уже ищут. Ведь всем запретили выходить из лагеря.

– Ну и пусть ищут, – легкомысленно заявила Мила,—найдут, если надо.

Последние слова она произнесла с трудом, её начала бить крупная дрожь. И Илья вдруг ощутил, что и его тело покрылось крупными мурашками.

– Бежим в дом – крикнул он, – там согреемся.

Но девушка присела на корточки, обняла себя за плечи и не двигалась с места, не в силах подняться. Илья подхватил её на руки и понёс к дому. Ногой открыл дверь.

Лунный свет проникал через окно, пахло берёзовыми вениками и кислым хлебом. Илья понял, что они в предбаннике. Положил девушку на скамью, сдернул с гвоздя какое-то тряпьё и укрыл. Сбегал к пруду и вернулся с одеждой. Девчонка под чьим-то старым пальто уже согрелась, по крайней мере, перестала стучать зубами. Её глаза сверкали в полумраке.

Илья дёрнул дверь в парилку – неудачно. Видно, перекосило. Плюнул и открыл дверцу печной топки. Учитывая ирреальность всего происходящего, он нисколько не удивился, увидев там дрова. Тут же в углублении нащупал спички.

Через минуту потянуло дымком и в топке заиграл огонь.

Он вернулся к скамье, где лежала Шурыгина. Потрогал её лоб. Внезапно девушка схватила его голову руками, притянула к себе и поцеловала в губы. Илья опешил. Ещё ни разу никакая девушка его так не целовала. Мила, удерживая его голову, повернулась на бок, отодвинулась к стене, заставила лечь рядом с собой, прижалась к нему всем телом и затихла.

Илья не помнил сколько они вот так пролежали вместе, только когда очнулся, огонь в печи уже погас. Помня уроки деда, он осторожно сполз со скамьи и закрыл задвижку.

Вдруг послышался какой-то неясный шум. Там в парилке кто-то был. Что-то упало на пол, звякнуло, скрипнула доска, будто кто повернулся на полке. Он ясно различил тихий отборный мат. Кровь ударила в голову: на днях Холин что-то говорил о маньяке, который бродит в округе! Два трупа, задушенные и изнасилованные девушки. Чёрт, чёрт, чёрт! Илья сильно испугался. Быстро нашёл полено и подпёр дверь парилки. Поднял ничего не соображающую после глубоко сна Милу, вытолкал её на улицу. Шёпотом приказал молчать. Они быстро оделись и бросились бежать.

На другом берегу Илья скомандовал: «Стоп!» Пока переводили дух, он рассказал девушке, что произошло, или что могло с ними произойти. Решили бежать в лагерь и рассказать всё Холину.

Стоя на крыльце изолятора в майке и трусах, Холин поёживался от ночной прохлады. Он внимательно выслушал возбуждённую до предела парочку и приказал идти на дачу, лечь и никому ничего не говорить. Когда он доложил обо всём Алову, тот довольно усмехнулся.

В шесть часов утра полуостров окружили со всех сторон милиция и солдаты. По команде майора Сиротина цепь вооружённых бойцов одновременно начала движение, сужая смертельный круг вокруг бани.

***

– А мальчишка твой хорош!—сказал Алов своему отражению с покрытой густой пеной левой щекой в прислонённом к бутылке с боржоми карманном зеркальце.

Другую он осторожно скоблил опасной бритвой. Неожиданно с тонкого лезвия на белоснежную рубашку скатилась капелька крови. В глазах Аратрона мелькнула молния, пол под ногами вздрогнул.

– Всё хорошо у товарища следователя по особо важным, только не эта щетина. А ты, Хи-Хаак, как с этим справляешься?

– Вы южанин, монсиньор, – Холин закончил отжиматься. Часы на руке показывали десять утра. – У вас всё так растёт – буйно. У русских щетина мягкая, слабая. Да и не к чему мне теперь бритва, сами же приказали бороду отращивать. Да, похоже, обошёл нас Илюша на повороте. Вы же намечали захват Сиротиным преступника только на завтра.

– Тут было главное не когда, а так чтобы наш преступник живым не дался. Сиротин быстро бы его расколол, что у того алиби и он не при делах. Ну да – беглец, ну насильник и вор, но девушек этих он в глаза не видел, никогда. Была одна надежда, что он, обкуренный этой коноплёй, сам на ментов попрёт, да ещё дубину какую с собой прихватит. Тут ему и конец. А твой парень всё устроил как надо. И заслонку в печке закрыл, оставив угли горящими, и полено к двери прислонил. Одуревший от угарного газа гражданин Померанцев, тридцати лет от роду, неоднократно судимый за разбой и убийства, месяц назад без разрешения покинувший СИЗО и залегший на дно в деревне Крестьянка, бился головой о дверь, пока не сломал шейные позвонки, упал, и сказать больше ничего не сможет. Надеюсь, теперь Сиротин от тебя отстанет. Дело закрыто, дорогой Иван Виленович, теперь твоя очередь… мстить.

– Всегда готов! – Холин шутливо отдал пионерский салют,– жалко только «тачку» пришлось бросить. Пригодилась бы.

За окном купе поезда «Киев-Москва», в котором возвращались в Москву Алов и Холин, мелькнула вывеска «Москва сортировочная».

***

Илья проводил Милу до подъезда. Прощаясь, он специально задержал руки в карманах, но девушка обняла его и заглянула в глаза.

– Я всё помню, – прошептала она, – а ты?

Илья молча поцеловал её в мокрый нос, повернулся и пошёл прочь не оборачиваясь.

Был вторник. Дома никого. Он открыл холодильник, нарезал колбасу, согрел чай. По телевизору шла война Израиля с Египтом. Илья выглянул в окно на одиннадцатом этаже своей башни. В каникулы двор крепости «тридцатого» обезлюдел.

«В бомбоубежище все попрятались, – ухмыльнулся он собственной дурной шутке. – И чего так? Война-то вон аж где».

Побрёл на звонок к телефону. Услышал севший от неожиданности и радости голос мамы и заулыбался. Он дома, и теперь всё будет хорошо.

Яша

Второго августа Илье исполнилось шестнадцать.

Мать с отцом поздравили его за завтраком и предупредили, что вечером они все вместе пойдут в «Большой» на балет «Спартак».

Родители ушли на работу, а Илья решил начать праздновать прямо сейчас. Купил две бутылки пива и пошёл гулять в надежде кого-нибудь встретить.

Во дворе «двадцать шестого» сел в беседке напротив седьмого подъезда. В нём, по слухам, обитал сам генсек. Илья ни разу его здесь не видел. Но мать, работавшая в общем отделе ЦК КПСС, знала про генсека всё, а ей Илья доверял безгранично.

«Может, сейчас выпрется? А я тут с пивом».

Илья поставил бутылку между ног и закурил. Присмотрелся.

Из подъезда вышел здоровый мужик с короткой стрижкой под полубокс и в ладно пригнанном костюме, быстро огляделся по сторонам, подошёл к арке, ведущей на проспект и замер, прислонившись к стене. Ещё один, такой же, присел на лавочку возле подъезда и развернул газету. Из арки вышли ещё четверо и замерли разреженной дугой от арки к подъезду. Какая-то мамочка упёрлась коляской в спину одному из них, быстро развернулась и быстро пошла прочь от нехорошего места.

Внезапно Илья увидел Мещерю, тот шёл с какой-то клеткой в руке. Илья радостно замахал ему, но Яша его на заметил. Уверенной походкой он прошёл сквозь шеренгу и уселся рядом с мужчиной, якобы читавшим газету. Протянул ему клетку и что-то сказал, мужчина вздрогнул и выронил газету.

Вот идиот, что он творит, подумал Илья, и хотел уже крикнуть, чтобы Яша уматывал оттуда быстрее. Очевидно же, что ждут генсека, а эти люди – его охрана. Но Яша, как ни в чём не бывало, продолжал развлекать охранника. Тот вдруг сунул руку в карман. Илья напрягся – сейчас достанет пистолет и застрелит Яшку. Но тот достал пачку сигарет. Яша потянул сигарету, но «товарищ» вложил ему в руку всю пачку, дёрнул за руку так, что лицо Яши оказалось совсем рядом с его лицом, что-то шепнул на ухо. Яша ухмыльнулся, медленно встал, низко поклонился «товарищу», сунул пачку в карман и вальяжной походкой направился в сторону Ильи.

Из подъезда вышли две женщины, дуга из тел охранников мгновенно превратилась в каре, и женщины в центре прошествовали в арку. Тот, что с газетой, замыкал шествие. Напоследок он оглянулся и зло погрозил Яше в спину кулаком. Получилось, что он и Илье погрозил. Илья поперхнулся пивом и выругался. Он обнаружил, что его рубаха вся мокрая от пота.

Яша спокойно зашёл в беседку и протянул Илье пачку «Малборо».

– Угощайся, корешь.

– Ну, ты и придурок!

– А что?

– Будто сам не знаешь? Ты в курсе, что здесь Брежнев живёт? А это наверное, его жена и дочь. А тот что с газетой – начальник охраны. Он тебе ещё кулак показал.

– Да ты что! А я не видел. Вот он-то как раз придурок. Я только хотел сигарету стрельнуть, а он всю пачку сунул. Ну, что же ты, давай, закуривай. Ты что здесь делаешь?

– Сижу. А что это у тебя?

– Хомячки, Боря и Гена… или Даша и Глаша, – чёрт их разберёт. Мне их в прошлом году Сазониха подарила на день рождения. Вот дура! Нет, она, конечно, хороший человек, но… В общем отец сразу решил, что жить они в клетке не будут. Мы, евреи, народ свободолюбивый. Так они бегали по всей квартире, а поселились в моём диване. На днях, пока отец в командировке, мама решила навести порядок. Все старые шмотки повыкидывать, а то отец у меня крохобор – ни с чем не хочет расставаться. Открывает мама комод, а там, не поверишь, все его носки в дырках. Мама – в свой ящик, и вынимает изгрызенный, только что купленный югославский бюстгальтер. Я Борю и Дашу в клетку и тикать, иначе бы – суд Линча. Теперь вот хочу на москвашу выпустить. Пойдёшь со мной?

– Пойду, только сначала скажи, зачем ты этот цирк устроил.

Мещеря потупился.

– Да ладно тебе, – хлопнул Илья друга по спине, – колись.

– Это Илья… только ты пока никому, – смутился Мещеря, – в общем, это моя тренировка и проверка бдительности товарищей. Я тут решил в Израиль податься.

– Яша, так ты теперь еврей?

– А ты не знал. Сам меня еврейпиоидом дразнил.

– Нет, я в смысле – ты еврей-еврей? Ну, тот, что поддался пропаганде и едет на древнюю родину. Будешь жить в кибуце и выращивать мацу.

– Ну ты и балбес Илья. Маца – это хлеб, он на деревьях не растёт.

– Да, но туда пускают, если у тебя родственники в Израиле. А твои – мать, отец, сестра, они же все здесь… Или нет? Я только что твою маму в булочной видел. И у тебя нет паспорта. Ты же на три месяца младше меня, а я свой только в сентябре получу.

– В этом-то вся и проблема. И я её, как видишь, пытаюсь решить.

По дороге на москвашу Яша рассказал, что сам не понимает как, но вдруг два года назад проникся этой сионистской идеей. Скорее всего, сыграл роль арест Синявского и Даниэля. Он ничего не сказал родителям и почти сразу же направился на Якиманку в израильское посольство. Но там – «кирпич»9.

Тогда Яша решил провести рекогносцировку. Четыре месяца изучал возможность проникновения на территорию посольства, но всё напрасно. Почти всё свободное время он наблюдал за посольством из подъезда дома напротив, изучал поведение охраны, особенно передвижение посольских машин, ведь именно тогда ворота на короткое время открывались и была возможность прошмыгнуть.

В феврале – марте началась заварушка между Израилем и Сирией, охрану посольства усилили, сократили парк посольских машин. Теперь у входа стоял только лимузин посла с его личным шофёром – израильтянином. Для разъезда других сотрудников вызывали «Волги» или «Победы» из ГОНА10 с русскими водителями. Все они, очевидно, были агентами КГБ. Таким элементарным образом «органы» облегчили себе задачу слежки. У Яши почти «опустились руки». На его счастье гоновские машины и водители были всегда одни и те же.

И Яша приметил одного. Каждый раз, как подходила его очередь возить ненавистных евреев, прежде чем заехать в ворота, он оставлял машину у магазина, в минуте ходьбы от посольства, и проводил там десять – пятнадцать минут. Когда возвращался, на лице его играла какая-то дурацкая счастливая улыбка. Садился в машину и подъезжал к воротам, при этом демонстративно хамил: не снимал руки с клаксона всё время, пока открывались ворота.

Очень скоро Яша выяснил, что этот мужик ухаживал за одной и продавщиц магазина, и каждый раз они на короткое время исчезали в подсобке. Самое главное – этот «клоун» оставлял машину не запертой и с ключами в замке зажигания. Яша понял – это его шанс. Но он не умеет водить машину!

– Знаешь Илья, – сказал Яша, открыв клетку и отправляя в неведомые дали запретки Гену и Глашу, – я тут недавно у Светки книжку обнаружил. Есть такие муравьи, красные кстати, в Африке или в Южной Америке, которые вдруг совершенно беспричинно начинают бегать по кругу вокруг муравейника. Постепенно к ним подключаются другие. И бегают до тех пор, пока не упадут замертво. После того как Сиротин избил тебя и Женьку, я вдруг окончательно осознал, что все мы, вся наша страна вот так бегает по кругу вокруг призрачной башни коммунизма. А сверху на нас глядят всякие Хрущёвы, Брежневы, видят как нас избивают неизвестно за что, как раньше избивали таких-же царские сатрапы, и ухмыляются. И не понимают, вот мы умрём, а кто работать будет, кто наполнит закрома родины?

– Так все и умирают? – спросил страшно заинтересовавшийся судьбой муравьёв Илья.

– Не-ка. Находятся умные и решительные, которые разрывают порочный круг и уходят строить свой, новый муравейник.

– Так это ты что ли такой?

– Получается я, – вздохнул Яша.

– А ты уверен, что там снова не побежишь вокруг дворца царя Соломона?

– Посмотрим. Только здесь я оставаться не намерен. И Милку с собой возьму. Кстати, что у вас с ней. Я видел как вы прощались и ты её поцеловал.

– Только в нос, – уточнил Илья. – Всё случайно получилось.

Он коротко рассказал о своих приключениях в деревне. Как в него стрелял родной дед, но промахнулся; как Шурыгина, оказывается, отдыхала в пионерлагере по-соседству с дедовым домом; как они нашли заброшенную баню с прудом, умолчав, конечно, что там приключилось; как Холин спас его от верной гибели там, за забором. Не сказал, как часов в семь к ним в дачу ворвался Холин, заставил быстро собраться, отвёз на станцию и посадил в электричку.

– Холин? – остановил его напряжённо слушавший Илью Яша. – Это не тот чемпион?

– Он. Иван меня боксу научил и машину дал порулить. «Мерседес», представляешь! Яш, а Мила знает о твоих намерениях?

– Пока нет. Но это не важно. Тем более что она одна осталась.

– А отец?

– Не в счёт. Он запойный, а потом у него какие-то дела с Сиротиным. Я ещё с этой гнидой не разобрался, – зло сплюнул Яша. – Так ты говоришь, «Мерседес» научился водить? Значит и «Волгу» сможешь.

Если друг просит о помощи, ему нельзя отказывать.

Два дня они караулили у израильского посольства. Наконец настал их час. Как только водитель исчез со своей подружкой в подсобке, Илья сел в машину, Яша упал на заднее сиденье.

Аккуратно, как учили, Илья включил зажигание, дёрнул левый поворотник и на первой скорости, не переключаясь, боясь заглохнуть, подкатил к воротам посольства. Уже на подъезде он с силой надавил на гашетку. Раздался страшный рев (они не знали, что вчера в ГОНЕ обычные гуделки заменили на сирены). У Ильи заложило уши и взмокла спина, а Мещеря скатился от неожиданности на пол. Постовой, похоже, тоже «наложил в штаны» и не стал вглядываться, кто за рулём, а наоборот суетливо бросился помогать воротам открываться.

Илья отпустил гашетку только после того, как они оказались во дворе посольства.

На лестницу высыпали, наверное, все сотрудники посольства, кроме самого посла. Все были настолько напуганы и обескуражены, что без всякого сопротивления пропустили Илью и Яшу в здание. Только на широкой лестнице их скрутили охранники.

Через часа полтора друзей достали из какой-то подсобки, забитой пустыми картонными ящиками и тряпками, и привели к послу.

Посол выглядел совершенно спокойным. Угостил чаем, шутливо пообещал сообщить родителям о недостойном поведении советских юношей, которое могло привести к международному скандалу, и надрать уши, если в следующий раз они решат угнать самолёт или танк.

Яша сразу взял всю вину на себя.

– И вообще, еврей здесь только один – это я, – сказал он, выставив грудь вперёд.

– А я тогда кто по вашему? – расхохотался посол.

Выслушав просьбу Яши, он сказал, что ничего не может обещать советскому патриоту Земли обетованной. «Закон не на вашей стороне, Яша». Но он приложит все усилия, чтобы помочь мальчику выехать в Израиль.

Обратно на территорию СССР посол вывез их в багажнике своей машины и высадил где-то в Измайлово только после того как убедился, что слежка отстала. На прощание посоветовал Яше, как только тот получит паспорт, обратиться лично к нему за получением визы.

Шурыгина

Пока ехали в метро, Илья всё время оглядывался, подозревая в каждом пассажире агента КГБ. Яша, наоборот, с вызовом встречал любой случайный прямой взгляд. Ближе к дому оба успокоились.

Когда вышли из метро было около пяти вечера. Родители ещё на работе, дома делать нечего. Решили покурить и ещё раз обсудить произошедшее.

Илья предложил остановиться в их беседке у детской площадки, но Яша привёл его к другой, о существовании которой Илья и не догадывался.

Только когда уселись, он обнаружил, что отсюда сквозь кусты хорошо виден подъезд Милы.

– Так ты отсюда следил за мной?

– Я не следил, так получилось. Илья, прошу тебя, скажи честно, между вами что-то было?! Она так на тебя смотрела и потом, когда ты ушёл, долго ещё стояла.

Илья помедлил. Сказать по правде, он сам ещё не решил, что у него с Милой. Он хорошо помнил, какое необычное ощущение испытал, когда она вдруг поцеловала его и потянула к себе, но последовавшие вслед за этим события избавили его от душевного и физического волнения, которое могло естественно возникнуть, если бы у их романтического приключения был иной, не такой тревожный, конец. Уже тогда, у подъезда, он смотрел на неё как на маленькую, наивную и привязчивую девчонку.

И вот теперь – вопрос ребром.

– А это тебе зачем?

– Люблю я её, – каким-то бесцветным голосом ответил Яша. – Вот я уеду, – он сказал это так, как будто в кармане у него уже лежала виза, – пришлю ей вызов. Но всё это время она здесь, с тобой останется.

– А она что…, любит тебя?

– Не знаю. Но отношение с её отцом я наладил. Выпивали пару раз. – Яша поморщился, вспоминая, и передёрнул плечами, добавил уныло: – Я ему понравился.

– Этого мало, – вздохнул Илья.

***

Год назад родители устроили классу, где училась Милка, экскурсию в Ленинград. Старшая пионервожатая попросила, чтобы кто-нибудь из комсомольцев восьмого «Б» сопровождал семиклашек в этой поездке. Согласился только Яша, который давно мечтал побывать в северной столице.

Двадцать человек, плюс математичка классный руководитель Зинаида Ивановна, ехали в набитом под завязку плацкартном вагоне. До города оставалось часа три, когда проводница объявила, что все туалеты в поезде закрыты по причине внезапной неисправности. Сама куда-то испарилась. Мальчишки выходили в тамбур и «сливали» в межвагонном переходе. Девчонок запирали в том же переходе с двух сторон и охраняли, пока они делали своё дело.

Всё ничего, но в конце концов стал давать себя знать сухой паёк: курица, колбаса, хлеб. Все смущались и крепились. Назло природе заговорили о счастье. В конце дискуссии – поступить в институт, выйти замуж, написать книгу и тэ-пэ – Мешеря не выдержал болтовни мелюзги и как старший и более опытный товарищ сформулировал, лёжа на верхней полке: