banner banner banner
Лето печали
Лето печали
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Лето печали

скачать книгу бесплатно


Сабуров склонился над мертвенно-белыми плечами мисс Перегрин.

– Ни одного синяка, – пробормотал он. – Это что такое?

Тонкое запястье девушки обвивала красноватая борозда.

Сабуров помолчал.

– Полицейские доктора решили, что перед ними след от браслета, но мне кажется, что ее связывали. Смотрите, – он указал на щиколотку. – Там тоже осталась отметина.

– Следы вокруг рта, следы вокруг рта, – Сабуров вглядывался в блокнот. – Вчерашним вечером мне что-то пришло в голову…

Он вскочил, едва не опрокинув опустевший чайник.

–Зовите полицейского доктора, мистер Браун, – велел Сабуров. – Отдых закончен, надо заглянуть в горло мисс Перегрин.

Перескакивая через ступени, Максим Михайлович ринулся в подвальный морг.

До чертежной бумаги Сабуров добрался ближе к полуночи. Покидая морг, Браун заметил:

– Ваш верный оруженосец мистер Грин отправился к семье. Я подвезу вас. Завтра отправьте телеграмму сюда, – он нацарапал адрес на Пэлл-Мэлл. – Сообщите Грину, когда вас забирать из дома.

Сабуров собирался поработать с запиской княжны Литовцевой. Услышав о его планах, Браун задумался.

– Я договорюсь со Скотланд-Ярдом, – пообещал он. – У них есть что-то вроде лаборатории. В Оксфорд или Кембридж вам ездить не с руки.

Максим Михайлович решил, что настал подходящий момент.

– Касательно лаборатории, – он откашлялся. – Учитывая новые сведения, мне кажется правильным привлечь к расследованию ученого-химика. Я дилетант в науке, а доктор Якоби из лаборатории профессора Пастера известный ученый и пользуется моим полным доверием.

Сабуров возблагодарил неопределенность английского языка.

– Победителей не судят, – сказал он себе. – Браун не выгонит фрейлейн Амалию восвояси только потому, что она женщина. Он кажется прогрессивным человеком. Во всяком случае, он читал романы мисс Джордж Элиот и мисс Мэри Шелли.

Речь о последней зашла, когда Сабуров, рассказывая за папиросой о Пьетро Дорио, сравнил его с Франкенштейном.

– Маска в вашем клубе напоминает его лицо, – признался Максим Михайлович. – Дома я смотрю на него каждый день. В Баден-Бадене он, скорее всего, лишился глаза, когда я ударил его осколком стекла.

Браун помолчал.

– Поработайте с полицейским художником, мистер Гренвилл, – решительно сказал он. – Телеграмма в Рим пока уйдет со словесным описанием. Если парочка сейчас в Лондоне, то клянусь, что они отправятся на эшафот или на каторгу.

Браун сжал еще сильный кулак.

– Мне кажется, что мисс Перегрин могла убить женщина. Вызывайте телеграммой доктора Якоби. Рейсы из Кале в Дувр идут каждый час, пусть он прибудет сюда послезавтра.

Сабуров понимал, почему Браун заговорил о женщине. Его догадка оказалась верной. В горле мисс Перегрин обнаружили царапины. Судебный медик согласился с Сабуровым.

– Убийца начитанный человек, – Максим Михайлович вспомнил библиотеку Литовцевых. – Такой пыткой пользовались инквизиторы.

Доктор накрыл холстом труп мисс Перегрин.

– Мы списали повреждения легких на естественное утопление, но, учитывая следы на запястьях и щиколотках, я склонен считать, что ее связали и вливали воду через воронку.

Максим Михайлович передернулся.

– Что могла совершить и женщина, – скрипуче сказал он Брауну. – Для хлороформирования и связывания не нужна физическая сила. Принимая во внимание знак у них во рту, не остается сомнений, что мы имеем дело с Дорио.

Судебные медики, по мнению Сабурова, подошли к делу спустя рукава.

– Однако я слишком много от них требую, – сказал он устроившемуся у его ног Тоби. – Кто бы мог подумать, что знак Цепи вырезали во ртах жертв? Приняв его за царапины, доктора не обратили на них внимания.

Максим Михайлович аккуратно перерисовал три нисколько друг от друга не отличавшихся знака. Пристроив листы из блокнота рядом с местами, где обнаружили трупы, он сказал чертежному листу:

– Ты, кажется, ухмыляешься, – линии напоминали кривую улыбку. – Ничего, rira bien, qui rira le dernier. Последним смеяться здесь буду я.

Взяв чистый лист, Сабуров быстро написал:

– Доктору Якоби, лаборатория профессора Пастера, Париж. Срочно выезжайте Лондон, расходы оплачиваются. Гренвилл.

– Придется поработать с лупой, мистер Грин, – сказал Сабуров напарнику. – Вы не носите пенсне, вам и карты в руки. Хотя в очках у меня тоже неплохое зрение.

Устроившийся под шатким столом Тоби согласно заворчал. Пресловутая лаборатория Скотланд-Ярда оказалась захламленной комнаткой на задах главной конторы лондонской полиции. Вид из запыленного окна напомнил Сабурову двор Калинкинской лечебницы на Фонтанке. Среди яблок конского навоза расхаживали ободранные столичные голуби, которых Тоби попытался облаять.

– Птицы не обратили на тебя внимания, – весело сказал Сабуров сеттеру. – Диктуйте, мистер Грин, а я буду записывать.

На полках древнего шкафчика громоздились не менее древние аптекарские склянки. Сабуров предполагал, что здешние реактивы давно выдохлись. Впрочем, он довольно думал, что вскоре в Лондоне ожидается настоящий химик.

После завтрака Максим Михайлович в сопровождении Тоби гимнастическим шагом дошел до почты на Грейт-Рассел-стрит. Отсчитав деньги за международную телеграмму, он спрятал квитанцию в особое отделение портмоне. Джентльмены обычно засовывали наличные в карманы, однако Сабуров предпочитал держать купюры в порядке.

Разобравшись с делом херефордской русалки, он завел свою картотеку в аптекарском шкапчике.

На полках гостиной стояли коленкоровые папки, куда Сабуров собирал сведения о громких процессах в Британии, на континенте и в России. Имперские газеты он читал в библиотеке Британского музея. Билет туда Максим Михайлович получил тоже благодаря рекомендации преподобного Томаса Гренвилла.

Вторая телеграмма ушла на правительственный адрес на Пэлл-Мэлл. По дороге домой, заглянув к табачнику, зеленщику и бакалейщику, обремененный покупками Сабуров не удивился, заметив на углу Гилберт-плейс знакомую фигуру.

Грин ухмыльнулся, приподняв котелок.

– Я домчал сюда за четверть часа, мистер Гренвилл. Вы больше времени потратили, покупая кофе и апельсины, – он указал на свертки в руках Максима Михайловича. – Давайте мне Тоби, я подожду вас.

Пара апельсинов приехала с Сабуровым в Скотланд-Ярд, где сначала он поработал с полицейским художником. Осмотрев грифельные наброски, Сабуров одобрительно кивнул:

– Именно так они и выглядели, у вас верная рука.

Парень в лихо замотанном вокруг шеи шарфе и наброшенном на узкие плечи пальто поднял карандаш.

– Обычно я работаю в Олд-Бейли, мистер Гренвилл. У судебных художников острый глаз, у нас мало времени. Вечерние газеты требуют свежих рисунков, а в «Иллюстрированных новостях полиции» печатают наброски мест преступлений.

Он повертел эскиз с уродливым лицом, напоминающим туземную маску над камином Сабурова.

– Похож на Франкенштейна, – заметил парень. – Однако девушка очень красивая.

Максим Михайлович нехотя согласился:

– Очень.

Ему пришло в голову, что наброски можно показать мистеру Генри Джеймсу.

– Но вряд ли ее сиятельство княжна маячила рядом с мисс Перегрин, – хмыкнул Сабуров. – Она слишком осторожна. Однако дамы переписывались и остается проклятая фотографическая лаборатория.

Сабуров представлял себе, что за снимки обрабатывались в потайном чулане.

– Очередная мерзость для удовлетворения низменных инстинктов преступников, – он вздохнул.

Сабуров хотел встретиться и с другими знакомыми мисс Перегрин, в надежде, что они узнают мистеров Январь и Февраль, у которых во рту остался тот же знак. Теперь Пьетро Дорио хотя бы не отрезал языки своим жертвам.

Разглядывая крохотный, но четкий символ на обрывке бумаги, Сабуров насторожился.

– Погодите, – сказал он Грину. – Занимайтесь клочком. Мне в голову пришла одна мысль, надо отправить курьера на Пэлл-Мэлл. Я вернусь и вы прочтете мне записку, вернее, немногое, оставшееся от нее.

Под тусклым газовым фонарем в коридоре Максим Михайлович опять рассмотрел вычерченную второпях карту Лондона.

– Я был прав, – его пальцы заледенели. – Три убийства – только начало. Нас ждет больше жертв, они хотят наложить на Лондон кровавую печать Цепи, но мы такого не допустим.

Сунув блокнот в карман сюртука, он спустился в участок, где за дубовой дверью стрекотал телеграфный аппарат.

Мистер Браун, постукивая тростью, прошелся по скрипучим половицам.

– Я погорячился, назвав это лабораторией, – усмехнулся чиновник. – Надеюсь, что доктор Якоби приедет сюда не с пустыми руками, мистер Гренвилл.

Сабуров уверил его:

– Непременно. Я ожидаю ответной телеграммы из Парижа сегодня вечером.

Максим Михайлович надеялся, что фрейлейн Амалия никуда не уехала. Девушка работала над новыми красителями и часто посещала текстильные фабрики. Сабуров решил, что одинокая барышня, пусть и с цюрихским докторатом, вряд ли станет разъезжать по провинции, где такое еще считалось неприличным.

Степень фрейлейн Амалии обошлась ей малой кровью. Швейцарские профессора знали ее отца.

– Многие учились у него, – написала девушка. – Наука, как и в средневековье, остается цеховым делом, но я сожалею обо всех даровитых женщинах, не сумевших пробиться за частокол косности.

Фрейлейн Амалия провела в Цюрихе только год. Работая в университетской лаборатории, девушка умудрялась и навещать Германию.

– В Гейдельберге я познакомилась с замечательной русской студенткой, – написала Амалия. —Ей всего девятнадцать, однако она твердо решила стать профессором математики. Фрау Ковалевской пришлось фиктивно выйти замуж, чтобы получить заграничный паспорт, – перо Амалии словно запнулось. – Хорошо, что в Европе такого не требуется.

Она продолжила с новой строки.

– Зимой следующего года фрау Ковалевская едет в Берлинский университет. Я предложила ей остановиться в моей квартире. Я, кажется, окончательно влюбилась в Париж и собираюсь здесь остаться.

Свернув письмо, Сабуров желчно сказал Тоби:

– Я больше, чем уверен, что она влюбилась не только в Париж, но и в парижанина. Мне нечего ей предложить, милый, – Тоби тоскливо завыл. – Квартира у меня съемная, а частных сыщиков не бывает, пусть я и называю себя консультантом.

Сабуров предполагал, что может стать инспектором Скотланд-Ярда или присоединиться к неведомому, но всесильному отделу мистера Брауна, однако Максим Михайлович ценил свою независимость.

Передавая Брауну листок с расшифровкой обрывочных слов на записке, он заметил:

– Доктор Якоби привезет сюда нужные реактивы. Можно обосноваться в этой комнате, она удобно расположена в центре города, – Сабуров помолчал. – Однако у меня небольшая квартира, а доктор Якоби уважаемый человек…

Браун удивился.

– Разумеется, снимите ему номер в приличном пансионе. В Блумсбери их хватает, а расходы мы оплатим, – чиновник прищурился. – Получается, что перед нами шифр?

Мистер Грин почтительно сказал:

– Так точно, сэр, – Сабуров понял, что напарник ходил не на торговых кораблях. – Однако разгадать его – дело непростое.

Они с Грином потратили два часа, складывая из разрозненных букв бессмысленные слова. Повесив на стену лист чертежной бумаги, доставленный младшим констеблем из ближайшего писчебумажного магазина, Максим Михайлович сказал:

– Подойдем к делу организованно, – он перенес слова на бумагу. – Придется перебрать несколько вариантов, чтобы понять, о чем идет речь.

Мистер Браун остановился напротив листа.

–Вижу, что вы принялись за дело, – он склонил голову. – Действительно, пока выходит абракадабра, однако шифрование сложная наука. Наброски с лицами ваших знакомцев отправились дипломатической почтой в Рим.

Браун недовольно пожевал губу.

– Слова по телеграфной ленте мы передавать научились, а с фотографиями и рисунками дело обстоит плохо. Покажите эскизы мистеру Генри Джеймсу и поработайте со артистической богемой. Мистеры Январь и Февраль могут происходить именно оттуда.

Чиновник перевел взгляд на большую карту Лондона, принесенную тем же констеблем. Улицы и площади, парки и ленту Темзы пересекали проведенные Сабуровым четкие черные линии.

Браун вынул сигару изо рта.

– Это что такое?

– Возможные места будущих преступлений, – спокойно ответил Сабуров.

Томик стихотворений лорда Байрона занял свое место на полках красного дерева в гостиной, где Сабуров держал романы мистера Диккенса, мисс Бронте и мисс Элизабет Гаскелл. Он покупал французские книжные новинки и захаживал в эмигрантскую читальню в Сохо, куда с опозданием привозили издания из империи.

Максим Михайлович, однако, избегал появляться там по вечерам, когда читальню наполняли сомнительные, как о них отозвалась бы миссис Сэвилл, посетители в потрепанных пальто и старых шляпах, распространяющие ароматы пива и табака. Читальню облюбовали анархисты и социалисты, последователи Бакунина и Маркса, которых в Лондоне было достаточно.

Сабуров предполагал, что недремлющее Третье Отделение содержит в Лондоне агентов.

– Мою отставку приняли без лишних вопросов, – сказал он дремлющему Тоби. – Случившееся в столице и Баден-Бадене замели под ковер, но, буде меня заметят в подобной компании, моя скромная персона может опять заинтересовать империю.

Судя по всему, Третье Отделение не занимала судьба окончательно порвавшей с Россией княжны Литовцевой. Не будучи анархисткой или последовательницей Маркса, девушка могла рассчитывать на спокойную жизнь. Дело Литовцева отправили в архив и не собирались его оттуда доставать.

За обедом со столь любимой мистером Брауном жареной рыбой с картошкой Сабуров кратко рассказал чиновнику и мистеру Грину о петербургских убийствах, случившихся полтора года назад.

Мистер Грин пыхнул дешевой папироской.