Человек внутри

– Я же отвлеку тебя. Лучше напиши, пока не покатили на маяк. Вон он!

…Да как же. Оно молчит. Молчит море, что мы рассекаем на лодке. Как весело, как легко нестись навстречу небу, что обнимает нас! Как бесконечен безбрежный простор!

В глубине моря живут всякие чудовища, но ни одно из них пока не вышло на поверхность.

Я не унываю, что не вижу никого, кроме папы и чаек. Я чувствую – это катание изменит меня.

Я пишу о всём, что меня будоражит, и не могу остановиться. Интересно, есть на свете люди, которых письмо воодушевляет так же сильно, как и меня? Есть писатели, которые пишут о любви, о тайнах, о приключениях, и все они очень похожи друг на друга, ведь они несут свет и помогают людям. Хорошо ещё, наверное, иметь музу! Я не думаю, что писатель без музы не является писателем. Только с музой всё происходит намного увлекательнее. Я нахожу своих муз в природе, потому что с детства близок к ней. Мои музы дремлют под ветвями старого дуба, растущего за домом, нашёптывают мне разные приятности, выходя из пены морской. Я люблю их за то, что они всегда рядом, и готовы помочь, как и родители.

Вот, папа кладёт мне руку на плечо, как мама на кухне. Он также трогателен, как она, и он не знает, насколько сильно мне нравится маяк. Папа говорил, как раньше маяк освещал путь всем великим мореходам, что долго странствовали и открывали новые земли. Давно это было. Сейчас же электронные лампы не горят, и он стоит одиноким столбиком возле скал, и никто не знает, что находится внутри него. Я считаю, что ничего. Но я проверю, если так надо будет, и заберусь наверх с Авророй. Если будет закрыт вход на маяк, то я обязательно спрошу папу, зачем его закрыли и кто. Зачем нам мучиться с дверью? Я ведь так хочу распахнуть её широко-широко, побежать по ступеням к фонарю и посмотреть на море с высоты!

Аврора грустит. Она несчастное создание. Ей только два года, она юная и пугается любого шороха. Я же боюсь, что она убежит от нас навсегда из-за меня, потому что я не забочусь о ней, как нужно. Я смеюсь над ней, и мне бывает стыдно. У неё огромное сердце, оно намного больше, чем у меня, чем у папы и мамы, чем у бабушки. Оно несоизмеримо огромное по сравнению с нашими маленькими человеческими сердцами…

Заработал моторчик. Они подплыли к маяку, и Лёша выбрался из лодки, чтобы размять ноги. Он забрал сумку и поднял на руки тихую Аврору, испытывающую ужас.

– Ну же, побегай здесь, пока стоим.

– Она до сих пор нервничает? Ай, оставь её уже в лодке, пусть лежит там!

– Нет. Она должна быть смелой.

Лёша опустил Аврору, и она остановилась, поджав хвост.

Время от времени вздымались тёмные волны и накрывали ветхий мост, ведущий к полосатому маяку.

– Я хочу наверх.

– Зачем это тебе?

– Уж очень интересно. Пожалуйста, ты можешь идти первым! – протянул Лёша.

Он потянул за ручку двери. Та распахнулась без особого усилия, и наружу потянуло душной сыростью. Лёша зажал нос пальцами, чтобы не чувствовать тошнотворный запах плесени, скрылся позади папы. Он зажёг фонарик, который всегда носил при себе, и ступил в узкое полупустое помещение с круглыми стенами. Лестница шла прямиком к главной части маяка через кладовую и другую запущенную комнату, в которой лежал старый коричневый шкаф и стояла убогая кровать.

Приходилось на носочках ступать предельно осторожно и медленно по неустойчивым ступеням. Лёша оступился на середине пути и, невольно охнув, крепче схватился за папин рукав.

Наверху он высунул голову из расколотого окна, закричал громко-прегромко: «Я здесь!» – и разбудил мирно спящих чаек. Они встрепенулись крыльями, покинули гнездо и улетели за светлеющий горизонт.

Мир был огромным и таинственным. Лёша хотел скорее повзрослеть и полностью изучить его.

– Не порежься.

– Постараюсь.

Он походил по разбитому стеклу и вдруг услышал громкий голос в отдалении.

«Это я здесь! А где ты?» зазвучал он явственно.

– Пап, ты ничего не слышал? – спросил Лёша и затаил дыхание. Он твёрдо верил, что голос ему всего-навсего почудился. Возможно, это были проделки ветра, усиливавшегося снаружи, или беззлобные шутки волн.

– Я слышу только тебя. А что?

– Я принял шум воды за нечто другое.

– За что же?

– Ты не поверишь. Кажется, что под маяком стоял мальчик. Он что-то сказал, а после замолчал. Я не понимаю, кем он может быть.

– Это была вода, – сказал с неловкостью папа. – Больше ничего. Да ты успокойся, подыши глубже воздухом, и всё пройдёт. Представляешь, я бы никогда не поднялся сюда, если бы не ты, – перевёл он тему разговора. – Я вообще бы мало чего сделал без тебя.

– Например?

– Я всю жизнь жил у моря и никогда не любил его. Не знаю, как такое возможно. С твоим появлением я захотел впервые пойти на лодке. А когда тебе исполнилось шесть, и ты торопился к берегу, то впервые очутился на волнах. Твоя любовь была настолько сильной, что передалась мне.

– Так не бывает. Но я верю, что с тобой произошло именно так.

«С кем произошло? Ну же, ответь мне, неизвестный мальчик!» задрожал голос, точно говорящий собирался плакать.

Лёша попробовал прогнать голос и бросился с раздражением вниз по лестнице. «Кому вздумалось подшучивать надо мной? Я разберусь с шутником, чтобы не доставал меня. Сумкой зашибу», – подумал он.

Папа в растерянности побежал за ним, и когда они оба спустились наружу, то никакого другого мальчика не заметили. Аврора гуляла на мосту, весело махая хвостом, когда её окатывали пышные кружева пены. Она тотчас рванула к Лёше и залаяла, когда ощутила его смутное беспокойство.

– Да что с тобой творится?

– Я очень устал, – сказал он. – Домой хочу.

– Ты был так взволнован, когда собирался сюда, – заметил папа. – Как дневник? Хорошо пишется?

– Отлично, – огрызнулся Лёша. – Больше ничего не скажу, извини.

– Я не буду спрашивать. Потом, может быть, как ты успокоишься.

Выход в море был окончательно испорчен.

Лёша прыгнул в лодку и в мрачных раздумьях просидел так до самого конца, а на берегу дописал страницу.

…Так надеялся, что порадуюсь, а на самом деле разозлился! Я не ожидал, что папа поверит тому, чего сам не слышал. Если голос появится, то ему точно несдобровать.

Есть такой фразеологизм (то есть, устойчивое словосочетание), тараканы в голове. Что, если в моей голове появился такой таракан, и он хорошо знает наш язык? Тогда почему же он совсем один, где остальные тараканы? Или это только начало, и остальные скоро придут? Откуда?..

Я мало чего понимаю в тараканах и с брезгливостью отношусь к ним. Однажды, мама задавила рыжего таракана в гостиной бабушкиной тапкой, и они весь день обыскивали дом на наличие насекомых. Я не выходил из комнаты, чтобы не повстречаться лицом к лицу с усачом.

«Ты не будешь общаться со мной?» спросил голос печально.

Лёша впервые решил ответить ему.

– Я не знаю тараканий язык.

«Так ведь, я тоже. Думаешь, значит, что я таракан?» рассмеялся голос.

– Что тебе нужно, и как ты залез мне в голову? – расстроился Лёша. – Если ты не таракан, то кто же?

«Обыкновенный мальчик. Я совершенно не опасный. Как и ты для меня», он был явно удивлён тем, что слышал другого мальчика.

– Точно. Ты не видишь меня? Но откуда ты взялся и сколько тебе лет?

«Взялся оттуда же, откуда и ты. Мне всего четырнадцать. Никитой зовут. А тебя как?»

– Лёша Вишневский. Я на два года младше тебя.

«Знал я одного Вишневского. Был он типом страшно подозрительным, мало разговаривал и вообще вёл себя довольно грубо».

– Как был? Он изменился?

«Не знаю. Он больше не дворник у нас, уехал, наверное, на родину».

– Так, – замешкался Лёша, – что делать? Ты раньше был немой, как рыба.

«Я скучал, а потом услыхал тебя».

– Больше никого ты не слышишь? Даже моего папу?

«Там есть другие люди? Я считал, что ты живёшь в одиночку на затерянном острове, а вокруг ни души. Теперь ясно, что это не так. Ничего не делай, живи, как жил дальше, может быть, забудешь обо мне», посоветовал Никита и сухо закашлял.

– Ты болеешь?

«Нет. Кстати, а где ты находишься? Может, мы совсем близко?»

– Я живу возле самого Балтийского моря. У нас здесь много затонувших кораблей и трески.

«Что за море такое? Впрочем, неважно, Лёша. Я только не хотел мешать тебе, правда».

– Не хотел, но помешал. Я выходил с папой кататься на лодке и поднимался на маяк. Он был высоченным. Мне нравится смотреть с высоты.

«Ты сердишься?» спросил он смущённо.

– Немножко. Всю злость уже спрятал в строчках.

«Маленький, а уже пишешь!» сказал Никита с восторгом.

– Я не маленький. Хочешь, прочту, что у меня есть?

Лёша был не уверен, что поступал правильно, и где-то жил Никита, который знать не знал о Балтийском море. Казалось, всякий человек знал, что существует такое море.

Прежде чем прочесть несколько страниц на Лёшин взгляд, удачно получившихся, он спросил у знакомого не слишком доверчиво:

– Ты не рассказывай никому, что слышишь меня. Я не хочу, чтобы тебе не верили, а меня включили в список глупых детских выдумок.

«Было бы кому!» усмехнулся он.

– Как же родители?

Никита счёл нужным закончить разговор. Он молчал до тех пор, пока Лёша целиком не зачитал ему историю о девочке, получившей дар бессмертия за спасение бездомной кошки Плюшки из Тихого океана. Девочка жила бесконечную жизнь, оберегая людей, как ангел.

Никита иногда грустил и негодовал от происходящего в дневнике. История вызвала в нём доброе безграничное чувство. Ему было интересно слушать неравнодушный сосредоточенный голос юного писателя. Он был рад, что познакомился с таким удивительным мальчиком.

Лёша окончил читать и захлопнул тетрадь.

– И что я сделал?

«Не знаю. История была потрясающей! Ты так здорово пишешь, что я даже чуть-чуть завидую твоему таланту».

– Не стоит. У тебя самого есть любимое хобби. У всех оно есть.

«Есть, конечно. Я слежу за тем, что меня окружает, и делаю зарисовки в альбомах. Недавно начал совсем новенький. У меня там уже есть рисунок блестящего шестикрылого жука, червя людоеда и пятнистого енота», гордо произнёс Никита.

– Какая гадость, людоеды, жуки! Как шестикрылый умеет летать?

«Замечательно умеет. Я бы показал, но не могу, ты же знаешь… Меня зовут на ужин».

– У вас вечер?

«Скоро наступит ночь. Обычно, я ужинаю часов в восемь-девять. Зачем спрашиваешь?»

– У нас половина второго дня.

«Мы очень далеко находимся друг от друга», заключил уныло Никита.

– Я тоже пойду. Возможно, ещё услышимся.

«Да. Если ты напишешь новую историю».

Глава третья

В школе у Лёши не было друзей.

Он сидел за третьей партой второго ряда вместе с Алисой Романовой, дочерью хорошей приятельницы матери. Они неоднократно публиковались в школьной газете, издавали сборник совместно написанных новелл и часто проводили перемены в классе за обсуждением прочитанных книг. Алиса любила короткие рассказы и миниатюры о дикой природе и людях, живущих на Севере, где выпадало много снега, и небо было подсвечено изумрудно-фиолетовым сиянием. Её манила холодная, но величественная Тундра, о которой столько можно было рассказать!

Как только начался второй месяц летних каникул, Алиса посетила семью Вишневских с отличной новостью.

Она постучала в дверь, постукивая от нетерпения красными балеточками. Лёша впустил её, угостил фруктовыми пирожными и напитком из цикория и отвёл в комнату, где играл в последнее время с конструктором.

– Ну, что там?

Большие Алисины карамельные глаза сверкали блеском радости. Она вынула из рюкзака несколько листов и протянула один из них Лёше.

– Это городской конкурс на лучший рассказ о Балтийском море. Прочти. Я подумала, что тебе его надо обязательно показать. Там и критериев мало. Всего лишь оригинальность, соответствие жанру и грамматика с орфографией. Главное, что будет учитываться – лёгкий и красивый литературный слог. Я уже собираюсь участвовать, так как мне интересно, на что я способна. Всем участникам высылают на электронную почту грамоту.

– Любопытно! – сказал Лёша. – А, написано с одной стороны. Мало так.

– Ты станешь участвовать? Я же не зря далеко ехала. Меня мама ждёт. Не забудь, что работу можно подать до двадцатого июля. У нас в запасе восемнадцать с половиной дней. Есть какие-нибудь идеи? – спросила Алиса и принялась за Лёшин дневник.

– Идей много. Я не знаю, как их всех воплотить. Так, отдай его мне! – потребовал Лёша и, кинув красочный лист, забрал тетрадь. – Просто так нельзя брать чужие вещи. Что ж ты такая назойливая?

– Не назойливая я вовсе!

– А в голову лезешь. Я напишу, если придумаю о чём-нибудь хорошем, – сказал он и ласково улыбнулся. – Как мама?

Алиса побледнела и нахмурила брови, глядя на могучий дуб, растущий под окном. Она подошла к плакату с космическими звездолётами, взмывающими над бесчисленными кометами, и заплакала, казалось, без слёз. Её бледное лицо покрылось красными пятнами.

Лёше было безмерно жаль Алису. Он подошёл к девочке и легонько обнял её за плечи, а затем отпустил немедленно. Она глянула на приятеля с тихой благодарностью.

– Что случилось? Расскажи, что с тобой.

– Я не знаю, почему мама не проводит со мной время. Но она довольна тем, что работает в главной парикмахерской города.

– Так ты об этом, – сказал Лёша. – Нет, тебе и не надо знать. Узнаешь, так спать перестанешь. Мама очень старается для тебя, поверь! Мой папа часто выходит рыбачить, и я долго не вижу его. Не сердись на маму, ведь она трудится для твоего же блага. Я не хочу, чтобы ты плакала.

– Почему-то я плачу и не могу остановиться.

Алиса вытерла слёзы и обмякла в кресле. Она протяжно тихонько всхлипывала, пока Лёша делал рассеянно заметки в дневнике. Жалобные звуки здорово отвлекали его. Но он не умел долго сердиться и расстраиваться.

– Ты некрасивая теперь.

Он принёс синюю коробку салфеток.

– Держи.

– Спасибо. Я пойду, пожалуй.

Алиса оставила красочные листы и вышла из комнаты. Лёша проводил её, убежал на берег и сел на бревно, чтобы хорошенько подумать над рассказом.

Балтийское море оставалось совершенно невозмутимым.

Он позвал Никиту.

«Ты хочешь поговорить?»

Лёша коротко пересказал о всём, что случилось. Знакомый выразил одобрение и предложил идею, с помощью которой, как ему думалось, можно было занять первое место. Лёше было не так важно победить, как заявить о себе другим людям. Он хотел, чтобы всякий конкурс проходил по справедливости и не отчаялся бы, если б проиграл.

«Только никто не проигрывает. В творчестве нет конкурентов», – считал мальчик.

– Ты прав. Но я знаю, что буду делать. Просто хотел посоветоваться.

«И что же?»

– Я напишу рассказ о двух мальчиках, которых объединило море. Они сдружились, и второй мальчик проделал длинный путь, чтобы встретиться с другом.

«Читал что-то похожее», заметил он добродушно.

– Рассказ несколько фантастический. Фантастика ведь не запрещена, я проверял. Грустно, что я совсем о тебе ничего не знаю.

«Спроси меня».

– О чём? – поинтересовался Лёша и покрутил графитный карандаш, которым набрасывал рисуночки. На листе застыли гибкие высокие фигуры человечков.

«О чём угодно. Я отвечу».

– У тебя есть собака? Я так спросил, потому что у меня есть. Её зовут Авророй. Она любит играть с резиновой костью и спать на бабушкином ковре.

«Нет. Зато у меня живут рыбки. Я их кормлю, меняю воду и никогда не запускаю аквариум. Ещё ни одна рыбка не сдохла! Я почти каждый день прихожу в домик на дереве и рассматриваю горное озеро. Вода вселяет в меня умиротворение. Очень-очень хочу увидеть огромных рыб! У нас здесь водится одна мелочь», вздохнул глубоко Никита.

– Тебе надо сходить в океанариум. Я был там в прошлому году. Там были тигровые и белые акулы и скаты, и пираньи, и гигантские груперы, и много ещё разной живности. Уже забыл, как она называется.

«У нас нет океанариума. Есть только обычный зоопарк, который я часто посещаю с мамой. Она любит слонов и смеётся, когда они махают огромными ушами. (Или машут, как правильно?) Ещё ей нравятся попугаи. Я безумно люблю сов, ведь они мудрые и красивые птицы. Перед сном я представляю, как превращаюсь в сову и лечу к звёздам. Наверное, мне просто одиноко», признался он чуть смущённо.

Лёша раскрыл дневник и записал название рассказа: «На разных берегах!» В конце он поставил важный восклицательный знак и ухмыльнулся.

– Ты сам построил дом?

«Что на дереве? С отцом».

– Он строитель?

«Он столяр. У него золотые руки, и он хочет, чтобы я был мастером своего дела. Я пока не представляю, какое оно – моё дело. Нахожусь в поиске. А как выбрать, если мне хочется создавать компьютерные игры, летать в космосе и строить города?» спросил Никита.

– Займись все понемножку. Может быть, решишь быстрее, – посоветовал Лёша.

Время неслось вперёд.

Никита молчал, точно чем-то внимательно занимаясь, и его никто не отвлекал.

«Помнишь, ты говорил, что живёшь у Балтийского моря? Это где?»

– Ты не знаешь и про Калининград, где делают украшения из янтаря? У меня у самого есть тонкий золотой камешек с подковой.

«У меня зелёный турнит, но он не пустой, а с муравьём».

– Откуда он у тебя?

«Не знаю. Мама нашла его когда-то на улице, придумала название и забрала домой. После передала мне. Ты уже начал писать?»

– Да, поэтому больше не мешай, – попросил Лёша. – Я удивлён, что мы так много говорим.

«Прочти, как напишешь. Зови меня почаще, а то скучно, на стену лезу», попрощался Никита.

В течение полумесяца Лёша был занят письмом. Один раз ему с мамой и Авророй удалось заехать в город, и они ходили возле фонтанов, наблюдая за облачками, тающими в небе. Кругом шуршала влажная и густая листва, переливающаяся частыми каплями. Ухоженная аллея с открытыми лавочками была красочна. Лёша слышал обрывки разговоров солнечных людей, гуляющих по набережной. Его мучили назойливые мысли, и он не знал, как рассказать о них маме и страшно не потревожить её. Он остановился на мосту с чугунными фонарями и окончил рассказ в голове, поставив мысленно крупную точку в конце предложения. Тетрадь он случайно оставил на дощатом столе в гостиной. Сейчас она бы наверняка пригодилась ему.

Аврора погналась за пятнистой бродячей кошкой, но не успела искусать её и вернулась огорчённо к ногам хозяев.

Алиса отправила написанный рассказ с заявкой по почте, но не победила. Лёша также не занял призового места.

Он почти не сомкнул глаз во всю ночь, хотя с ним и посапывала сладко Аврора, спрятавшая тёмный нос в одеяло, и размышлял, как следует действовать дальше. У него возникла мысль о крошечном и скромном домике на дереве, зеленевшем у каменистой горы, где летали зоркие орлы и кондоры с длинными крыльями. Что же делал Никита, когда ему было так обидно и горько?

Лёша написал первое письмо далёкому приятелю и вложил в самодельный конверт с мутной маркой. Затем спрятал его под матрац. Он выскользнул бесшумно через дверь с запасным фонарём и дневником в руках и побежал навстречу свежему яростному ветру и новому свету.

«Ты здесь, Вишневский?»

– Да. Я один, поэтому буду говорить.

«У тебя что-то важное?»

– Что-то! – изумился он.

«Это как-то связано с конкурсом?»

– С ним же. Меня никто не оценил, вот так. Что же делать? – спросил Лёша голосом, заглушаемым слезами.

«Почему ты плачешь, невидимка? Большой, а плачешь, как девчонка! Ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись?» – сказал с усмешкой Никита.

– Плакать не стыдно, я не робот. Грустно только, что у меня настолько плохо получается писать.

«Тебе не говорили, как ты пишешь».

– Я чувствую, что плохо.

«Недооцениваешь ты себя, не воображаемый мальчик. Ты молодец! Я знаю, что ты самый настоящий и не совру».

– А я не обману тебя.

«Ты живёшь где-то, и мы даже не можем поиграть друг с другом!»

– Так вот что.

Совершенно невероятным с научной точки зрения образом они поддерживали общение, но ни один из них не был готов терзаться сомнениями по поводу друг друга.

Лёша листал тетрадь с лёгкой улыбкой, которая появлялась перед каждой внезапной идеей. Он задумался, но не понял, почему так больно сжалось сердце в груди. Никита, вероятно, жил на другом конце моря, куда часто мечтала попасть его душа.

«Но я не хочу тебя расстраивать».

Лёша окинул горящим взором сумрачный горизонт. Он встал поспешно с отполированного водой и временем камня, на котором сидел, и, направив фонарик в сторону маяка, решительно произнёс, точно самому себе:

– Мы поиграем. Я пройду через море и разыщу тебя!

Лишь на минуту воцарилось молчание.

Никита был изумлён Лёшей, но совсем не восхищён. Он твёрдо знал, что человека определяют поступки, а не слова, и никогда не верил бессмысленным речам и пустым мыслям.

«Что это?»

– Правда. Пожалуйста, подожди пару дней. Мне нужно приготовиться.

«Мы встретимся, и ты отведёшь меня в океанариум к большим рыбам?» поинтересовался он.

– Куда угодно отведу.

«Нет же! Я не хочу… Вернее сказать, мне нравится, что ты повеселел. Я тоже же весёлый. Но путешествие опасно», предупредил Никита строго, как старший брат.

– Мне опасна бабушкина музыка.

«Что же она слушает?»

– Всё очень громкое и неприятное. Море же поволнуется и прекратит, не всегда оно злое.

«Мало ты о нём знаешь», понизил Никита голос.

– Я спрошу у папы или выясню обо всём из книг. Никто не должен знать, что у меня в планах. Представь себе, что будет, когда я найду ваш дом! Я постучу в дверь, и твои родители удивятся мне, когда раскроют. Подготовь их, чтобы они не пугались.

Он наивно полагал, что пересечёт море и немного спустя благополучно вернётся домой.

Но порою трудно преодолеть стихию, а усмирить так и вовсе невозможно.

«Что же им сказать?» спросил Никита, казалось, не совсем осознававший намерения гостя.

– Скажи, что я есть на этом свете, и я иду к вам. К тому же, разве не ты меня позвал первым?

«На маяке», невозмутимо отозвался эхом его голос.

– Дождись и не забудь обо мне!

«Почему я должен забывать?»

– Возможно, когда я попаду на другой берег, то не смогу больше услышать тебя. Перед тем, как я сяду в лодку, ты скажешь номер вашего дома и номер улицы. Ты узнаешь меня по сумке и золотистому загару. По тому ещё, как я говорю. Запомни голос.

Глава четвёртая

Над лесистым островом, как назло, не затихал нудный ливень.

Лёша, никуда не сумев уйти, проводил дни с Авророй, которая с мученическим видом лежала на пухлой подушке и тонко и жутко кашляла. Она простудилась, когда играла резво под дождём и ловила лягушек.

– Ну, что же тебе хочется? – спрашивал Лёша. – Может, тёплой воды? Или варёного мяса?

Он чесал тусклую шерсть на большом животе и мягко гладил рукой за повисшим ухом. Аврора неотрывно глядела в его глаза с безграничной любовью, после ластилась и покусывала слегка пальцы с нежностью.

Бывало такое, что бабушка поднималась в комнату за полупрозрачной бумагой, на которой записывала старинные рецепты. Она стучала тихо-тихо в дверь, чтобы напрасно не побеспокоить больную собаку, и переступала неслышно за порог в стоптанных туфлях. Окидывая одобрительным взглядом Лёшу, бабушка переводила глаза на Аврору и плакала.

Неизвестно было Лёше, отчего старые люди льют часто слёзы, и почему незначительное трогает их за живое. Он смущался, когда не понимал некоторых чувств, хотя и сам был переполнен ими.

Тридцатое июля, суббота, 2050

Мне жаль, что я не могу сильно помочь Авроре. Мама почти не говорит со мной о её выздоровлении, возможно, потому что не хочет огорчать. Папа отвозил Аврору в город к врачу, и я разузнал подробности болезни. Простуда не смертельна, и она не умрёт, как я подумал глупо.

Я составил подробный план моего путешествия и приготовился к отплытию во вторник, когда родители будут заняты на работах. Бабушка спит допоздна, её трудно разбудить. Часто она вовсе не завтракает и начинает день с обеда.

Я бегал за старой лодкой в кладовую и уже привязал её в надёжном укрытии. (Если шагать дальше по берегу, можно прийти к скале со сквозной пещерой.) Собрал сумку с дневником и с альбомом на случай, если закончится первый. Алисе же я успел сообщить, что пущусь странствовать. Она злилась, морщила носик, и я прекрасно понимал, почему она считает меня безрассудным.

Мне не страшно уходить. Я не знаю пока тяжести разлуки нежной, как некогда выразилась Алиса. Она нередко говорит умные слова и делает это таким образом, что её все со вниманием слушают. Я не слушаю, но прислушиваюсь, поэтому Алиса звонко смеётся. Помимо письма она умеет вышивать. Я видел, что она приносила вышитую крестом картинку маме, и та ласково хлопала её по плечу. Картинка была прелестная. Я попросил Алису обучить меня шитью, но она сперва отказалась.