скачать книгу бесплатно
– Ты зачем их так близко жить селишь? Лаванда боковыми ветками раскинется. А розмарин задавит корнями! – он тычет пальцем в квадрат по центру: – Через месяц всё загнётся, и получишь вот – целый ромб голой земли! – дед кидает лист на колени и показывает размеры куска.
– Точно… – бью себя ладонью по лбу: – Что б я без тебя делал! Спасибо! – кидаюсь его обнимать.
– «Что б делал, что б делал», – смешно передразнивает Дед и, радуясь своей нужности, размякает в моих объятьях и улыбается. Живые быстрые глаза смотрят добро и говорят то, что мужчинам не принято говорить друг другу. И Дед не говорит. Но облачать его отеческие чувства в слова и не нужно: они и так витают в воздухе и наполняют мои дни.
– Работай и учись. Иди! – как всегда, дотянувшись до моей головы, он легко взъерошивает мне волосы.
Только руки уже не такие крепкие, как раньше. Совсем слабые. Да и я больше не вырываюсь и не убегаю, а наоборот, стараюсь как можно дольше побыть с ним рядом.
Тогда я был уверен, что навсегда останусь в его доме. Буду ходить по ярким половицам, связанным вручную, на скрипучих лесенках крыльца пить специальный «Царь-чай» по дедовскому рецепту и много работать в беседке большого фруктового сада.
Но как только Деда не стало, случилось то, чего я меньше всего ожидал.
Когда сердце перестало кровоточить, когда рваная боль потери затянулась тонкой плёнкой смирения и принятия, в мою жизнь, как внезапная буря, ворвалось неведанное раньше чувство. Это было желание покинуть вчера ещё такой родной дом с синими ставнями.
Оно налетело как огнедышащий дракон, сломало все выстроенные мной баррикады и бурлящей лавой растеклось по всем уголкам ещё скулящей души.
Свобода пришла на смену боли.
Другая какая-то свобода. Та свобода, которая схожа с взрослением. Словно я проснулся в новом мире, в мире, где я совершенно одинокий, сильный, взрослый мужчина. Это было ощущение расправленных плеч, оно рвало мои рубахи, вытесняло и выжигало из уютного прошлого, которое вмиг стало тесным.
Как я ни старался, не смог больше влезть в знакомые будни, уместить себя, испуганного и нового, в прежних вещах, в атаковавших меня родственниках и даже в дедовом, скрипящем половицами, доме.
Обжигающая правда и свобода, нет, они не подарили мне крылья, они больно пнули меня под зад. Казалось, что из-под ног ушла земля, но я не упал.
Что-то сломалось от утраты самого близкого человека. Что-то разломилось, и из образовавшейся трещины показался новый мир.
Глава 9. Морегрина
Исследую свой музей дореволюционных интерьерных сокровищ позже. А сейчас… Да, у меня масса вредных привычек. Среди них – краснеть, когда смущаюсь, грызть ногти когда нервничаю, и музыка. Громко! Без неё мне никак! Музыка – мой второй кофе. Под неё я принимаю душ и самые важные решения. Под неё я работаю и отдыхаю. Под музыку я засыпаю и просыпаюсь, печалюсь и радуюсь. Как сейчас!
Так, где мой телефон? Мне срочно нужна музыка.
Включаю так громко, как только могут петь колонки битого-перебитого старенького смартфона. Мои личные музыкант и танцовщик получают разрешение на свободный полёт.
Ноги подпрыгивают и кружатся по старенькому паркету. Вся пыль, когда-то осевшая на мебели, балдахинах и коврах в этой комнате, вьётся вместе со мной в радостном вихре предвкушения знакомства с Матерью Городов.
Танцую самый мистический танец, что может быть: танец бесстрашия и нетерпеливого ожидания. Эти танцы танцуют только оптимисты, сумасшедшие и те, кто смог дотерпеть до утра вечеринки. Я сейчас – и первые, и вторые, и третьи. Я сейчас все они: не в себе, немного опьянённая от радости случившегося и в надежде на счастливые новые встречи. Я уже не Марина. Я танцующая сумасшедшая Морегрина. Именно она смогла вырвать меня из бесцветного прошлого. И она теперь всё больше и больше – я.
Примеряю платья и выбираю. Это долгожданное свидание с Матерью Городов, я должна встретить судьбу в самом красивом наряде.
Бубны шамана звучат в моей голове всё громче.
Хотя нет!
Это стучат не бубны. Это стучат в дверь.
Выключаю музыку.
«Странно, кто это может быть?» – думаю я, а сама уже шлёпаю по коридору. Какой же он странный. Пробираюсь сквозь старую мебель, сквозь зеркала, сквозь лежащие повсюду связанные стопки книг и распахиваю дверь квартиры.
В нос бьёт запах старого бабушкиного сундучка. В уши лезет визгливый незнакомый громкий голос. В глаза – невероятные краски.
– Нет, это просто возмутительно!
Корпулентная женщина, в ярком шёлковом пеньюаре с павлинами и в накрученном вокруг головы большом сиреневом тюрбане стоит на пороге. На руках у неё примостился пушистый чёрный кот. Яркая незнакомка, пытаясь пробуравить меня огромными глазами в роговых очках, не жалеет своих голосовых связок. Она распаляется на весь подъезд. Чувствую, как соседи припали к своим дверным глазкам и приложили уши к дверным щелям.
Судя по взгляду и навострённым ушам кота, тот полностью согласен с возмущениями, изрыгаемыми на меня его хозяйкой.
– Что-то случилось? – задаю я робко вопрос, при этом смотря не в глаза новой знакомой, а в жёлтые зрачки её кота. Кот моргает, выворачивается и, словно осознавая недоброе, не отпуская моего взгляда, лениво сползает с любящих рук и мягко приземляется на подъездный плиточный пол.
– Вы ещё спрашиваете!? Это возмутительно. Я живу этажом ниже. Я – писатель!
На слове «писатель» моя цветастая незнакомка делает усиленное ударение и выглядывает из-под очков, расширив глаза еще больше. По её сценарию, видимо, я должна попросить автограф или экземпляр книги, но вместо этого я имею неосторожность, произнести:
– Так вы моя соседка?
– Я ваша соседка?! – женщина взвизгивает от накрывающего её возмущения.
– Господа, вы слышали?! – обращаясь к невидимым господам, которые притаились у дверных глазков и щелей, она крутит атласным тюрбаном в разные стороны, разводит руками и, подбоченясь, продолжает на тех же высоких нотах:
– Милочка, вы вообще на каких основаниях находитесь в этой квартире? Я вас тут никогда не видела. Это квартира Инны Назаровны. Вы ей кто?
Перед глазами проносятся вчерашние картины: многочисленные бабушки, любопытные взгляды, острые слова. А ведь мне тут жить, между прочим, три месяца. Я решаю смягчить тон и перевести разговор на новую тему.
– Извините, я не представилась. Меня зовут Морегрина. А вас?
Протягиваю руку, но женщину в павлинах несёт как паровоз, у которого отказали тормоза.
– Меня зовут Изольда Иосифовна. Повторю – я писатель. И я требую полной тишины. В этом подъезде моё вдохновение чтут. Милочка, если вы намерены проживать с нами в добром общежитии, будьте любезны, не нарушайте режим тишины и спокойствия. А заходить к вам я не намерена, но, если будете продолжать в том же духе, я зайду, и не одна, а с Михаилом. Не думаю, что это будет приятное знакомство. Пойдём, Барри.
Выдав тираду, Изольда Иосифовна разворачивается всеми своими павлинами к лестнице, Барри устремляется за ней. На второй ступени кот оглянулся и, как мне показалось, зловредно хмыкнул.
Глава 10. Морегрина
Мне нужно разбежаться и прыгнуть прямо в самое твоё сердце. Чтобы оказаться внутри, чтобы почувствовать, как оно с шумом качает кровь… Прыгаю в метро и еду в центр.
Прочь с окраины. Вперёд, в самую гущу событий, в которых я буду главной героиней. Еду в одном из вагонов Матери Городов, которые разносят по венам жаждущих её крови.
Люди поглощёны книгами, телефонами, плеерами, разговорами, и я среди них – мчусь по коридорам тоннелей, как по темным коридорам памяти.
Ленту воспоминаний прерывает название станции. Иду в общей огромной массе к свету. Течение несёт. Течение вынесет. Пока плохо плаваю в этой воде. Научусь, а пока слушаю ритм и плыву. У меня сейчас нет никакого адреса. Мне просто нужно надышаться, насмотреться и наслушаться тебя, Мать Городов.
Какая ты необъятная. Какая ты широкая и высокая. Мать Городов, не задохнуться бы от твоей красоты и мощи, которая врезается в сердце и норовит его разорвать.
Нет, ты не лекарство. Ты – бессонница. Как я теперь буду спать: под сверкание твоего неба, под волны твоего шумного дыхания?
Иду по ровным улицам, стремящимся далеко за линию горизонта. Рассматриваю номера домов, подпирающих облака. Пульс учащается. Ещё. Ещё …
Люди вокруг идут настолько быстро, что это даже не назовёшь ходьбой. Они, скорее, медленно бегут, чем быстро идут.
Но не хочу сегодня никуда спешить. Я буду впитывать тебя, Мать Городов. Чувствовать тебя всей кожей, как земноводные.
Неспешно двигаюсь вперёд. Сердце замирает от каждой сверкающей витрины. Мои шаги убыстряются только на пешеходных переходах. Но, как только нога ступает на их последнюю полосу, я уже снова поглощена твоим блеском.
Машины то пролетают мимо, то стоят в густо набитых пробках.
Совершенно незнакомые люди мельтешат кто куда. Некоторые так же, как и я, не торопят время.
Вот возле окна парочка. Оба тычут в разложенную на витрине обувь и что-то живо обсуждают. Наверное, выбирают себе подарки. Сладкая парочка. Мне уже не режет глаз чужое совместное счастье. Я остываю. Или просто былую боль вытеснили новые чувства?
Мне режет глаз другая картина. Под одной из сверкающих витрин сидит пушистая дворняга с печальными глазами. Собака настолько грязная, что сложно разобрать, какого цвета она от рождения. Только круглые чёрные пятна вокруг глаз ярко выделяются в серой сбившейся массе шерсти.
Спешно ищу продуктовый магазин, чтобы покормить бедолагу. К счастью пса, сразу через здание находится дверь с окнами, увешанными бутафорским сыром и колбасой. Беру самые недорогие сардельки и возвращаюсь. Собака, не веря собственному везению, виляет хвостом, выхватывает гостинцы у меня из рук и жадно проглатывает.
– Ешь хомяк, тебе надолго хватит, – говорю ему, кладу остатки сарделек рядом и иду дальше, оставив дворнягу самостоятельно разбираться с нечаянными подарками.
За стёклами витрин, чистыми настолько, словно их ежеминутно натирает невидимый чистильщик, торжественно возвышаются манекены.
Мерцают золотые деревья. На их ветвях медленно двигаются механические длинноволосые русалки в цепях, в серьгах-люстрах и с культовыми сумками в руках.
Четверо статных пластиковых мужчин в шляпах и костюмах, взирают на меня с высоты своего двухметрового роста, и я между ними. Точнее, моё отражение. Я отражаюсь в твоих стёклах, Мать Городов, я уже часть твоего мира.
Это мой оживший «глянец». Тот «глянец», перелистывая который, я тщательно высматривала лица и вычитывала имена. Имена – гербы. Имена – гимны. Имена – бренды.
Я завороженно подносила палец к губам, чуть увлажняла и листала липкие страницы, оставляя на них отпечатки, загибая уголки там, куда потом возвращалась, читая снова и снова о балах, о презентациях, о новых коллекциях, о сплетнях и модных местах.
Каждый журнал был как модная Библия. Эти «библии» я собирала и складывала в башни возле кровати, чтобы по вечерам вытягивать одну из них наугад и погружаться, как в сладкий сон, в мир, который заманивал меня, как яркая, горящая, развратная, но самая красивая блудница.
И сейчас прямо передо мной те самые женщины, которые белозубо улыбались мне с шуршащих страниц. Это те платья, брюки и костюмы, в статьях о которых я старалась не пропустить ни слова. Названия роскошных тканей звучали для меня, как магические заклинания.
Вот стоят три манекена в статусных костюмах из тканей нежно-лимонного, густого-травяного и глубокого синего. Три разных фигуры, три разных роста и размера.
Заворожёно любуюсь яркостью нарядов и реалистичностью застывших пластмассовых красавиц.
Но вдруг, что это? Прижимаюсь к стеклу и вглядываюсь пристально в лицо центрального невысокого манекена. Показалось, или она действительно моргнула?
Да нет, быть такого не может!
Замираю у стекла. Пытаюсь проверить свои галлюцинации. Всё пристальней всматриваюсь в их замершие фигуры, и тут… Манекен поворачивает голову, смотрит прямо на меня и машет рукой.
Неведомая сила отбрасывает от стекла, и я запинаюсь о лохматого бродягу, который, оказывается, всё это время телепался вслед за мной. Если бы не этот мокроносый обормот, всё бы обошлось. Но я, пытаясь увернуться, глупо и больно падаю на грязный тротуар, а испугавшийся пёс стремглав исчезает со страху, оставив меня одну сидеть в луже прямо на весеннем тротуаре.
Глупая неуклюжая провинциалка!
Прохожие, как ни в чём не бывало, беспристрастно проносятся мимо. Не могу понять, что я чувствую больше сейчас: мне стыдно или мне больно?
– Так и убиться можно!
Слышу женский голос и вижу, как ко мне тянется спасительная рука в тонкой белой перчатке, с крупным перстнем прямо поверх кружева. Поднимаю голову и встречаю пронзительно синие глаза взрослой женщины в маленькой серой шляпке.
– Давайте я вам помогу. Вы ушиблись?
– Да вроде всё в порядке. Спасибо!
Встаю, отряхиваюсь и пытаюсь успокоить то ли себя, то ли женщину. Спешу сказать, что все в порядке, но в тот же миг вижу свои грязные ладони, измазанную жижей сумку и понимаю, что выгляжу не столько как пострадавший человек, сколько, как пёс, грязный от носа до хвоста.
Прохожие, раньше равнодушно проскальзывавшие мимо, теперь начинают на меня странно озираться.
– Судя по всему, мне точно нужна помощь. Спасибо, я буду вам признательна!
– Пойдёмте, пойдёмте. Я вижу, что вам нужно элементарно умыться и привести в порядок одежду.
– Скажите, а далеко идти? Долго мне терпеть позор? – говорю я и опускаю глаза вниз. Сочувствующая добрая элегантная фея спешит меня упокоить.
– Да нет, это рядом! – она показывает рукой вперед.
Немного успокаиваюсь, но вижу, как мимо проходящие, уже не скрывая, смотрят в мою сторону с подозрением. Ещё бы! Нечасто, наверное, в этом мире блеска и глянца можно встретить кого-то с грязными руками, грязной сумкой и в грязном платье.
– Не обращайте внимания, – говорит собеседница, хитро улыбается и добавляет: – Нечасто у нас на улицах, особенно в деловом и модном центре, можно встретить девушку с грязными руками, грязной сумкой и в грязном платье.
– Да вы не только человек добрый, вы ещё и мысли читать умеете? – я улыбаюсь, питая к незнакомке искреннюю благодарность.
– Мысли я читать не умею, а вот помогать считаю обязанностью каждого хорошего порядочного человека. Да, мы забыли познакомиться. Меня зовут Регина, а вас?
– Морегрина!
– Красивое имя. Будет интересно узнать его историю. Пойдёмте, Морегрина. А хотите, расскажу по дороге про город, чтобы отвлечь? Вы, судя по всему, недавняя гостья.
Идём неспешно. За увлекательной беседой забываю о своей оплошности. Переходя от одного здания к другому, Регина открывает мне тайну или особенность происхождения каждого.
Мать Городов предстаёт в новом обличье: древнем, мистическом, мудром. Том, о существовании которого я даже не догадывалась.
Ехала в современный, кипучий, модный мегаполис, но вместо этого моя Мать Городов предлагает мне невероятный коктейль ампирных особняков и сияющих небоскрёбов, отражающих траектории везде опаздывающих пешеходов и ватные стаи никуда не торопящихся облаков.
Элегантная знакомая ловит мой восторженный взгляд и прерывается на полуслове.
– Морегрина, вы очень простодушны. Я вижу, вы думаете, что попали в сказочный город?
– Вы угадали, – отчего-то смущаюсь собственного ответа, и в голове проносится странная мысль: «А разве можно думать по-другому?»
– И вы, наверное, подумали, что и я влюблена в этот город? Признаюсь честно, вовсе нет, и вы ещё узнаете почему.
Понимаю, что могу показаться наивной провинциалкой, и ухожу от этой темы.
– Регина, вы потрясающе много знаете. Наверное, работаете экскурсоводом?
– Нет, я искусствовед и работаю в музее. Знать историю и любить искусство и всё красивое – это моё призвание и предназначение. А вот мы и пришли.
