Дестабилизатор

скачать книгу бесплатно


Может быть, в агентстве жизнь еще не началась, но в спортзале, судя по стоящим в ряд ботинкам, народ уже занимался вовсю.

– Эй, постой, ты что, в душ со мной собрался? – удивился Эл, увидев, что Вледиг входит в раздевалку вслед за ним.

– У нас не так много времени, не до церемоний, – отмахнулся тот и, повесив кофр на один из крючков, тут же, без всякой паузы, принялся сыпать сведениями о «Нейрофарматех» и Райане.

Эл мысленно закатил глаза, поставил на подоконник обувную коробку, скинул рюкзак на лавку, разделся и отправился в душ, взяв по дороге в автомате полотенце, одноразовый набор с зубной щеткой, шампунем, кругляшком мыла и депилятором. Вледиг, не прекращая говорить, последовал за ним.

Эл задвинул дверцу душевой кабины и включил воду. Увы, это не помогло. Дверца не доходила до потолка и Вледиг попросту повысил голос, достаточно зычный для того, чтобы его было слышно, несмотря на шум воды. А потом еще и спроецировал на стене кабинки экран с данными. Эл сделал неприличный жест и отвернулся, смывая шампунь с волос.

– …ходят слухи, что в их лабораториях проводятся испытания нейро-оружия, но подтверждения нет…

– От симуляторов реальности до нейро-оружия. Недурно. Может, так и назовем интервью? – спросил Эл, выйдя из душа и вытирая полотенцем волосы.

– Про оружие даже не заикайся! – Вледиг снял очки, чтобы протереть носовым платком запотевшие стекла. – Ты кипятком, что ли, моешься?

– Что ли да.

– Лейан, здорово! Вернулся уже?

В душевой вдруг стало тесно: в дверях появился огромный конопатый детина – Тоб Петрокс, обозреватель комм-технологий и давний приятель Ланса. Он радостно осклабился и поднял ручищу, чтобы огреть Эла по плечу, но увидел Вледига и остановился. – Хм… Доброе утро, господин Вледиг.

– Доброе, – отозвался тот, снова водрузил на нос очки и кивнул Элиасу. – Поторапливайся, времени мало.

Петрокс предпочел без дальнейших разговоров скрыться в одной из кабинок, а Эл пошел одеваться.

– Я бы на твоем месте сжег все это вонючее шмотье, – заявил Вледиг, наблюдая за тем, как он роется в рюкзаке.

– Слушай, если ты уже налюбовался на мою голую задницу, может быть, подождешь за дверью? – не выдержал Эл.

– Не думал, что ты такой стеснительный! Да и нет у нас времени на…

– Ага, точно. И я гораздо быстрее оденусь, если не буду отвлекаться на тебя. Кстати, ты обещал мне кофе.

Вледиг смотрел на него в упор целую минуту, а потом вышел, бормоча себе под нос что-то о зазнавшихся засранцах, неспособных оценить великий шанс, преподнесенный им на золотом блюде.

Эл покачал головой, перевернул рюкзак и вытряхнул на скамейку содержимое. Пакет с единственными оставшимися чистыми трусами оказался, естественно, в самом низу. А вот чистых чулок не осталось. Эл приподнял крышку обувной коробки. Ага! Упаковка с чулками лежала поверх сияющих туфель… тьфу, пропасть! Не чулками, а хосами[1]. Вот уж чего он терпеть не мог, так это светить голыми коленями, как требовал строгий консервативный стиль, но делать было нечего. А ведь в дни его не такой уж далекой юности люди в национальной одежде появлялись только на экранах, да в музеях. Тогда все в Пангее носили штаны, не то что сейчас.

Скрипя зубами, Эл натянул хосы и надел туфли, оказавшиеся, как это ни удивительно, в самый раз, будто он сам их покупал. Рывком расстегнул застежку пакета, на котором только сейчас заметил эмблему «Флоран» – одного из самых известных модных домов. Рубашка, килт, пиджак – все оказалось точно впору, словно шилось на него.

– Недурно, – пробормотал он, одевшись и взглянув на себя в зеркало. – Скучно до одури, но недурно.

Эл быстро расчесал волосы, достаточно густые и длинные, чтобы прикрыть и выбритые виски, и пирсингованные уши. Несколько капель воды упало на безупречный пиджак, оставив темные пятна. Можно было бы воспользоваться феном, висящим на специальной подставке у зеркала, но он решил не заморачиваться. Ранняя осень, на улице еще достаточно тепло… высохнет по дороге.

Затолкав кое-как обратно в рюкзак грязную одежду, Эл, недолго думая, завернул то, в чем приехал, включая берцы, во флорановский пластик и оставил на скамье. Петрокс распевал в одной из кабинок.

– Тоб! – крикнул Эл, сунув голову в душевую.

– Чего тебе? – проорал тот в ответ.

– Я оставил на скамейке пакет и рюкзак, закинешь к нам в редакцию? Я на выезд прямо сейчас, не успею.

– Ладно! С Младшим?

– Надеюсь, нет!

Петрокс загоготал в ответ.

Вледиг ждал сразу за дверями с таким видом, словно вот-вот взорвется.

– Что? – возмутился Эл. – От силы пять минут прошло!

– Не пять, а восемь, – отрезал тот, окинул его взглядом и нехотя кивнул. – Так уже лучше. Когда отмоешься и прилично оденешься, выглядишь почти нормальным человеком.

– Не понимаю, зачем ты выбрал меня, если я совсем не подхожу для этого задания, – буркнул Эл.

Они вышли из спортклуба и начали спускаться по лестнице.

– В том-то и дело, что подходишь. Стал бы я иначе возиться с тобой.

– Столько хлопот ради какого-то интервью!

– Не ради какого-то! Дилан Райан – не просто глава одной из крупнейших нейро-фармацевтических корпораций, но и родственник нашего мэра, госпожи Арвейнид!

– И родственник нашего любимого дизайнера, достопочтенного господина Флорана Арвейнид! – смахнув с рукава несуществующую пылинку, в тон ему отозвался Эл.

На самом деле, Флорана Арвейнида можно было назвать каким угодно, но только не достопочтенным, хоть это действительно был его титул, доставшийся от предков. Но Флоран, как и большая часть «золотой» молодежи, о титуле вспоминал разве что по большим государственным праздникам, да и то не всегда. Флоран Арвейнид был талантливым, эпатажным, богатым, но уж никак не солидным, серьезным и благоразумным. В светской хронике он появлялся постоянно, и чаще всего, из-за очередной скандальной выходки. И охотно уступал госпоже мэру, своей сестра-близнецу, право заменять себя во время скучных официальных мероприятий, где он должен был стоять рядом с королевской четой, чья официальная деятельность сводилась к исполнению церемониальных и социальных функций. Эл, и сам принадлежавший к древней знати, жалел, что у него самого нет ни сестры, ни брата, которым он мог бы сплавить обязанности, которые свалятся на него после смерти деда. А вот у Вледига младшая сестра была – и уж она-то точно хотела бы заполучить и титул, и все права старшего братца.

«А я б даром отдал, лишь бы меня оставили в покое!», – подумал Эл, но, увидев, как перекосило Младшего, понял, что, забывшись, видимо, происзнес последнюю мысль вслух.

Вледиг набрал в грудь воздух, собираясь разразиться возмущенной тирадой… и выдохнул. Открыл дверь шестого этажа, пропустил Эла вперед.

– Не отвлекайся! – велел он, подошел к лифту и нажал кнопку вызова. – И не смей спрашивать Райана о Флоране. О мэре тоже.

– Почему? Ты же хотел что-то горячее! Может быть, это Флоран подсказал Райану идею с покупкой? Возможно, они любовники? Или Райан спит с мэршей? Или с ними обоими? В конце концов, не такие уж они и близкие родственники.

– Да ты спятил!

– Ладно-ладно, успокойся, я шучу…

Лифт мелодично звякнул, остановившись на их этаже. Двери раскрылись, выпуская в холл стайку молоденьких журналисточек. При виде Вледига они притихли и, поздоровавшись, поспешили освободить лифт, стреляя в обоих мужчин любопытными взглядами.

– Я выбрал тебя, потому что ты умеешь задавать нужные вопросы, – нажав кнопку минус первого этажа, негромко произнес Вледиг. – Кстати, никогда не понимал, как ты это делаешь. Вызываешь людей на откровенность, имею ввиду. Я же знаю, ты толком и не готовишься к интервью, слоняешься по барам… а результаты блестящие.

Эл пожал плечами.

– Талант не пропьешь! Я быстро читаю, и у меня отличная память. Мне достаточно бегло просмотреть материалы, чтобы запоминать все необходимое. Ну а потом в разговоре уже чувствуешь, что спросить, где копать. Да и в университете я изучал психологию факультативом. Короче, как-то само собой получается.

Вледиг поднял брови, с сомнением покачал головой, но промолчал. Эл был этому рад. Никогда и никому он не рассказывал о том, что нужные вопросы словно сами собой срываются с языка. И дело тут было не в хорошем знании материала или психологии. Он просто чувствовал людей, знал, что их волнует. Хотя иногда случались и вовсе странные вещи, которые иначе, чем озарениями трудно было назвать. И впервые нечто подобное он испытал, как ни странно, именно при знакомстве с Вледигом.

Эл до сих пор помнил тот день, когда пришел на собеседование в «Пангею». Держа в руке бейджик посетителя, он вошел в кабину, сияющую металлом, и повернулся к зеркалу – убедиться, что с лицом, волосами и одеждой все в порядке. В те времена он выглядел иначе: еще не остриг волосы, единственную пару сережек оставил дома, опасаясь, что из-за проколотых ушей ему могут отказать. Татуировки спрятал под рукавами пиджака.

Двери уже закрывались, когда кто-то сунул между ними ногу, заставив открыться вновь. Внутрь протиснулся высокий светловолосый незнакомец примерно тех же лет, что и Эл. Он извинился и нажал на панели кнопку третьего этажа, где как раз и должно было проходить собеседование. Именно в этот момент у Эла вдруг все поплыло перед глазами, пахнуло хвоей, конским потом, кожей и металлом. Хлопнуло впереди красно-белое полотнище знамени.

– Я не… – начал Эл, и вдруг все исчезло. Незнакомец обернулся, удивленно взглянул на него.

– Простите?

– Что?..

– Вы сказали: «Я не», – пояснил тот. – «Не», что?

– Не знаю, – честно признался Эл. – Возможно, это было: «Я не заметил вас и поэтому не подождал».

– А, ясно. Не берите в голову.

Лифт остановился и незнакомец вышел. Эл замешкался, испытывая огромное искушение подняться еще на несколько этажей, а потом спуститься обратно, но, представив, каким идиотом будет выглядеть, если снова наткнется на этого типа, беседующего с кем-то здесь, в холле у лифтов, а потому вышел вслед за ним, молясь про себя, чтобы тот не оказался его интервьюером.

В тот день ему повезло, но через пару лет Вледиг возглавил отдел, в котором тогда работал Эл и ежедневные встречи, порой, приносили новые галлюцинации. Иногда это было что-то безобидное, вроде навязчивых мыслей о сексе, после которых, было очень трудно не ухмыляться, глядя на Джин. Иногда ему чудился все тот же отряд, едущий на лошадях через лес, пару раз промелькнули воспоминания о ссорах с отцом и сестрой… Вледиг был не единственным источником подобных «видений», но самым постоянным. За прошедшие годы Эл успел придумать происходящему разные объяснения. Одним из них была телепатия, другим – воспоминания из прошлых жизней, третьим – первые проявления фамильного сумасшествия, прокравшееся в гены, несмотря на все заверения врачей, что с ним все в порядке. Первые два даже ему казались откровенно бредовыми, поэтому распространяться о них он не спешил, а третье было настолько неприятным, что о нем даже и думать не хотелось.

Глава 2

1099 год, месяц Эдрин, неделя IV, день I, 08:30–09:20

На стоянке неподалеку от лифта их уже ждал серебристый флаер с включенным мотором. Заметив их, водитель поднял колпак пассажирского отсека и опустил, дождавшись, когда они усядутся. В подстаканнике между сиденьями, стоял накрытый прозрачной пластиковой крышкой большой стаканчик с кофе. Судя по запаху – не из автомата.

– Ух ты! – восхитился Эл. Кофе был сдобрен сливками, как он любил, да не синтезированными, а натуральными. Эл откинулся на мягкую спинку, потягивая горячий напиток через отверстие в крышечке.

Часы показывали восемь тридцать. Флаер поднялся в воздух, вылетел из гаража, и, набирая скорость, понёсся в сторону деловой части города, возвышающейся стеной небоскребов за историческим центром, раскинувшимся вокруг серебристой чаши залива и шумного порта. В другое время Эл насладился бы полетом – для него флаер был слишком дорогим удовольствием, – но в компании Вледига об этом приходилось только мечтать. Прочитав какое-то сообщение на коммуникаторе, тот нажал кнопку, подняв перегородку между ними и водителем.

– Пообещай, что будешь вести себя… – начал он.

– Хорошо? – подсказал Эл.

– Прекрати скалиться! Я серьезно, Лейан! Завалишь встречу, добьюсь, чтобы тебя уволили, клянусь! Может, ты и один из топовых репортеров, но правонарушения за тобой наверняка найдутся. Сколько стимуляторов вы протащили на фестиваль, а?

Эл ухмыльнулся. Угроз Младшего он не боялся, – Ивер за него вступится если что, – но меру все же следовало знать. Да и не так уж Вледиг и досадил ему суетой с подготовкой к интервью. Взбесил, конечно, всеми своими «помойся, переоденься», но это можно пережить. Нечасто сын главного босса прибегает с заданием, ради которого другие бы из собственной шкуры выпрыгнули. Да и заплатят хорошо, не придется в этом месяце влезать в долги.

– Ладно, ладно, не заводись, – примирительно произнес Эл. – Не возили мы с собой никакие стимуляторы… все купили на месте. Думаешь, легко работать сутками напролет, без сна и отдыха?

Вледиг на миг возвел взгляд к потолку флаера.

– Надеюсь, вы были осторожны. С законом шутки плохи, сам знаешь. Преступления родителей это одно, но свои-то, зачем добавлять?

– Я и не добавляю! Никто бы сроду нас не поймал, на таких мероприятиях для своих всегда все шито-крыто. А так – я примерный гражданин, примернее некуда просто. Между прочим, загляни в мое досье – ни одного правонарушения, даже вождения в нетрезвом виде нет! И вообще это дискриминация по правовому статусу! Дети преступников не обязательно становятся преступниками! Не ты ли мне тыкал в нос этой статистикой, когда я пришел к тебе со своей статьей? Не говорил ли, что система работает и никому не нужны жалостливые истории о тяжелом детстве детей правонарушителей?

– Я не тыкал, я привел неоспоримые доводы и факты. И ты молодец, что внял им в конечном итоге. Радикальные убеждения до добра не доводят. Уж казалось бы, ты должен был понять это, когда тебя вышибли с юридического за ту идиотскую курсовую. А так – живешь себе и вполне неплохо, хотя мог бы и лучше. Осталось от неформального облика избавиться, но ты и до этого дорастешь, надеюсь.

– Меня не вышибли! – возмутился Эл, пропустив мимо ушей очередную шпильку про свой внешний вид. – Я сам перевелся на другой факультет, потому что не собирался ее переписывать. Отличная тема была, между прочим, просто некоторые замшелые зануды…

– «Влияние судебной реформы короля Вэйрана Златоглавого на изменение мифологического мышления народных масс и создание новой религии»? Да, просто потрясающая! Почему ты на журналистику пошел, надо было сразу на литературный, писал бы детские сказочки!

– Иди ты, – буркнул Эл. – Я вообще не хотел быть юристом – дед настоял, хотел, чтобы я по его стопам пошел. А про судебную реформу – это все правда, между прочим. Вот, смотри, – оживился он. – До Вэйрана люди верили, что существует Междумирье, населенное высшими и низшими сидами. Низшие были посредниками между людьми, а высшие, высшие – правили обоими мирами. Но Вэйрана называли не только златоглавым за его мудрость, но и жестоким, словно медведь, – за то, что правил железной рукой завоеванными землями. Говорили, что он попрал власть богов, нарушив мир на земле и приведя все народы, населяющие землю под одну руку – свою. И тогда Вэйран объявил, что старые врата между мирами закрыты, боги повержены и нет на земле больше старых законов, а есть один закон – его. Нет посредников между богами и людьми – есть назначенные им судьи. А каждого, кто смел оспаривать его власть, ждало суровое наказание. И не только его, но и всех его потомков до седьмого колена.

– Лейан, хватит. – Владиг поморщился. – Даже если именно так все и было, что с того?

– А я считаю, что насильственное насаждение новой «веры» было преждевременным. Люди в то время лишь начинали понимать, что их представления о мире ложны, Вэйран просто подменил старую религию новой, поставив себя во главе ее, тем самым утвердив свою власть, объявив себя, по сути, новым божеством, своих судей – гласом бога, а свод законов – божественным.

– И отношение к закону, как к религии, во многом сохранилось до наших дней, не позволяя обществу модернизировать устаревшую законодательную систему. Я читал твою работу, ты сам любезно прислал ее мне, если помнишь. А я тебе тогда, кажется, внятно изложил позицию корпорации: «Пангея-континентал» не будет пропагандировать необходимость смягчения законодательства. Очевидно, что ты хочешь этого по личным мотивам, не так ли? Я думал, ты тогда все понял и унялся!

Эл допил кофе несколькими глотками – слишком уж сильным было искушение вылить его Младшему на голову, сунул опустевший стаканчик обратно в подставку. Случайно посмотрел в окно и поспешил отвести взгляд. Вдалеке, словно иллюстрация к их разговору, высилась в центре Старого города стометровая статуя Верховного Судии, вознесшего над головой карающий меч. В детстве Элу нередко снилось, как она рушится. Иногда – на Храм правосудия, перед которым была воздвигнута, иногда – на саму площадь и дома, окружающие ее, но всякий раз, падая, она погребала под обломками множество людей. Однако хуже всего был сон, в котором голова Судии, отколовшись от статуи, катится по улицам, давя прохожих, а он бежит, то в толпе, то совсем один, мечется между домами, бросается в узкие переулки, но голова не отстает, следует за ним и, оглядываясь, он сталкивался с равнодушным взглядом каменных глаз с выдолбленными в середине радужки кратерами зрачков.

Эл просыпался всякий раз в холодном поту в тот момент, когда голова настигала его, врезаясь огромным носом в спину и ломая позвоночник. Став старше, он понял, что нос никак не сможет уцелеть, если голова будет катиться по улицам, но легче от этого не стало.

– Странно, что мне не снится падающий меч, – сказал он Лансу однажды, когда они, пошатываясь от выпитого, возвращались в общежитие после студенческой вечеринки в честь окончания третьего курса факультета журналистики. – Вроде самая как это того… самая неустойчивая часть этой гребаной конструкции…

– Не неустойчивая, а… нет, блин… не соображу… а-а-а, ненадежная, вот! – Ланс похлопал его по плечу. – Но ты прав, мне эта здоровенная дура тоже не нравится. Взорвать бы ее к херам!

Эл тогда, недолго думая, стукнул Ланса по уху.

– Эй! – возмутился тот. – Чего ты?

– Того, что тогда она точно разлетится по всему городу, дурень! Нет, надо действовать по-другому… Так, чтобы изменить закон, чтобы детям не приходилось расплачиваться за преступления родителей. Почему мои дети, мои внуки должны…

Ланс торопливо зажал ему рот ладонью, огляделся по сторонам, не слышал ли кто? К счастью, университетская улица в тот час была пуста.

– Не ори, дебил! За такие разговоры, сам знаешь, и отчислить могут, на каком бы ты факультете не учился!

– …за бабку, которую в глаза не видели! – отбросив его руку, закончил Эл. – Разве это справедливо? Она убила себя, а я виноват? Ну ладно дед, он свою дочь неправильно воспитал, расплатился за это, потеряв должность председателя Верховного суда! Вернее, сам сложил с себя полномочия, вроде как выпендрился: вот как он осознает свою ответственность. Ну, молодец, конечно. А я-то, ее сын, причем? Чем виноват? Мне было девять!

– Тихо, тихо, успокойся! – Ланс снова принялся озираться. – Это закон, да, дурацкий, несправедливый, но закон! И, пока его не отменят, ничего нельзя поделать.

– Если все будут молчать, оно само и не поделается! Почем тебе знать, каково это, каждый месяц стоять на глазах у всей школы с обличающей табличкой на шее, а потом идти с дедом в проклятый Храм парвосудия и каяться. Я ненавижу все это, ненавижу!

– Ну, да, не понимаю, верно, – примирительно произнес Ланс и, обняв его за плечи, повел к общежитию. – Но представить могу, что это хреново, друг, очень хреново. Но сейчас ты уже не ходишь каждый месяц, только раз в год. И дальше будешь ходить раз в год…

– И буду платить штрафы каждый месяц, а потом появятся у меня дети, и я буду их водить каяться каждый месяц! – сбросив его руку, зло выплюнул Эл.

– А ты о детях уже думаешь? Что, есть кандидатура в матери на примете?

– Да иди ты… я ведь серьезно говорю!

– Так и я тоже! – Ланс остановился, покачиваясь. – Послушай, что толку стоять тут и ругать систему…

– Это ты встал, я ругал на ходу, – возразил Эл.

– Не важно! Вот закончим универ, станем журналистами, будем бороться с несправедливостью!

– Ну да, особенно ты будешь бороться – с камерой наперевес.