Тьма впереди

Приехать сюда было дико, ещё более дико сидеть вот так среди ночи в чужом доме и делиться самым сокровенным с незнакомым человеком. Но, может, в этом и есть соль? Испытание абсурдом, которое нужно выдержать? Что ж, она будет говорить, когда просят, и молчать, когда другие молчат. Пить, что предлагают, и идти, куда велят. Адреналин растворился в крови, сердцебиение успокоилось. Вкус айрана и запах табака, смешавшись в причудливый коктейль, подействовали как снотворное. Мышцы налились тяжестью, голову потянуло вниз.

Баба Таша коротким движением затушила окурок в блюдце. На долю секунды подняла веки, глянула на Веру – в черноте зрачков, сливших цветом с радужкой, как будто блеснул огонёк.

– А теперь всё, спать.

Свеча сама собой погасла.

– А кто такой Васёк? – запоздало спросила Вера, но чёрная фигура уже растворилась в проёме спальни. Скрипнули дверцы шкафа. Зашуршало покрывало. Сетка кровати смиренно прогнулась под телом хозяйки. И снова стало тихо.

Глава 8. Ночная гостья

Илья проснулся от возбуждённого шёпота, доносившегося снаружи. Он не мог разобрать слов, но понял, что туристы о чём-то спорят. Хуже всего было не это. За годы работы с людьми он научился безошибочно улавливать интонации. И сейчас в этом шёпоте он распознал страх на грани паники. Какого хрена происходит?

Вылез из палатки. Чёрт за ним. Илья потянулся, разминая мышцы и давая мужикам заметить своё присутствие. Утро после грозы было тусклым. Трава легла под тяжестью влаги, в деревьях путался туман. Лес был тих и насторожен: птицы не пели, капли прошедшего дождя застыли на листьях.

Илья подошёл к костровищу, как ни в чём не бывало присел на корточки и начал ворошить угли, чтобы оживить огонь. Андрей и Глеб, сидевшие на складных стульчиках, замолчали. Он вспомнил ночное видение – странную женщину со светлыми волосами. Что это было? Реалистичный сон? Бред растревоженного грозой воображения? Или она действительно стояла здесь, где сейчас только мокрая трава и камни, обрамляющие костровище?

– Слушай, Илья, мы… – начал Андрей, здоровяк вэдэвэшник в тельняшке, которому принадлежала идея похода. Он смотрел не на Илью, а куда-то в землю. – Мы тут с Глебом посоветовались и решили, что хотим домой.

Илья опешил. Ещё вчера они фотографировались с уловом, матерились от восторга, глядя на горы, радостно вливали в себя водку. А теперь? Сидят тут с кислыми лицами и явно чем-то недовольны. На похмелье не похоже.

– Что случилось? – осторожно спросил Илья, боясь нарваться на грубость в свой адрес.

Они переглянулись. Глеб, брат Андрея, похожий на него, как близнец, прочистил горло и тоже, видимо, для весомости вступил в разговор.

– Нам обоим… приснился один и тот же сон. Странный сон, – нерешительно, будто стесняясь, выговорил он. – Я услышал женский голос. Вышел из палатки. И увидел бабу. Худую такую, с длинными светлыми патлами. Она стояла у костра. Смотрела на меня, будто ждала, когда я подойду. А потом такая: «Гле-е-е-б! Глебушка!» И лыбится, курва. Я сразу смекнул, что дело нечисто. Подумал, ну её к лешему, связываться ещё. Мож, алкашка местная или чего похуже. Крикнул Андрея. Тот вылез. И тоже бабу увидел. Я на всякий случай уточнил. Вдруг кошмар приснился. В смысле мне. Она снова: «Андрю-ю-ю-ша!» Тьфу, прям мороз по коже. И улыбка, знаешь, такая мерзенькая, нечеловеческая. Как оскал зверя. Или как у клоуна… Короче, неестественная. Мы и слова не могли произнести. Только земля под ногами зашевелилась, задвигалась. А мы всё ближе и ближе к ней. Помимо воли. И тут вдруг костёр как вспыхнет! Мне брови подпалило. Вон, гляди!

Глеб придвинулся к Илье, и тот разглядел опалённые волоски. Хотел сказать, что нечего пьяную рожу в огонь совать, но сдержался. Внутри медленно разгоралась злость.

– А потом мы не помним ни черта. Ни я, ни брательник. Как оказались в палатке, как уснули, – закончил Андрей. – Мы, конечно, не верим во всякую хиромантию, да и водка нормальная была. Да же? Ни разу до этого не крыло так. Но знаешь, чувак, как-то неспокойно стало. Да и погода, вон, испортилась. Давай похаваем и выдвинемся. Лады? Денег обратно не попросим. Пасибки за аттракцион.

Илья машинально кивнул. Во рту стало сухо. Он тоже видел её, но ни за что не признается этим двоим. Они чужие. Ни к чему им знать, какие сны снятся в горах, какие видения случаются и какие силы может пробудить гроза. Странно только, что Чёрт за всю ночь ни разу не подал голоса.

– Собирайтесь. Завтрак будет готов через полчаса.

Стараясь не замечать, как они вздохнули с облегчением, расправили плечи и бодро поскакали в сторону палатки, Илья положил на угли сухие дрова и начал разжигать огонь.

Странно начался этот сезон, неудачно. Так же и продолжился. В начале мая он повёз туристов показать цветение маральника, но, хотя прогноз обещал чудесную погоду, неожиданно ударил холод, выпал снег. Ветер хлестал так, словно хотел сорвать куртки с неподготовленных к таким условиям городских. Они морщили лица, натягивали поглубже шапки, кутались в какие-то пледы. Бесконечных сиренево-розовых волн, которые в это время года затапливали склоны гор и вызывали восторг у любого, кто их лицезрел, не случилось. Маральник зацвёл редкими единичными всполохами – но и их покрыла белоснежная крупка, жёсткая, как песок.

Илья давно привык к тому, что погода – дело провидения, а не людей. На неё нельзя повлиять, изменить, подстроить к своему расписанию. К тому же в горах она менялась так стремительно, что не успеешь приспособиться. Нужно быть готовым ко всему. Только как объяснить это приезжим? Тем, кто живёт по графику, и максимум, на что способен, – это взять с собой зонт, выходя с утра на работу?

А теперь вот это. Какие-то коллективные глюки. Нечисть, что ли, разыгралась?

Илья быстро обернулся: никто не смотрит? – и бросил в огонь корочку хлеба. Чтобы задобрить духов. Ему ещё три месяца водить людей по горам. Как бы чего похлеще не случилось.

В этот момент ему показалось, что откуда-то из-за спины, со стороны леса прошелестел насмешливый голос ночной гостьи: «Ты готов?»

***

Вера открыла глаза и медленно обвела взглядом комнату. Значит, не приснилось, что она тут. А бабка? Бабки точно не было. Не может в этом доме никто жить. Бросила взгляд на кровать: аккуратно заправленное, без единой складочки стёганое покрывало, пропахшее пылью и плесенью. Под ним наверняка завелись черви или опарыши.

Вера поморщилась и поднялась. Всё тело после сна на полу болело как один огромный синяк. Прошаркала на кухню.

Ну конечно, ни айрана, ни свечи, ни окурков. Всё так же, как было вечером. Значит, можно остаться. Странно, но её не пугала мысль, что придётся жить одной в старой избе, таскать воду из ручья, топить печь и готовить на ней еду, когда не останется газа для плитки, мыться в тазике посреди заросшего огорода. Она продержится столько, сколько сможет, а потом… Или найдёт тот самый переход, о котором говорил Сартакпай, или…

Умывшись, Вера перекусила остатками вчерашнего ужина. Убрала за собой. И вышла на крыльцо.

Ночью, судя по лужам на чёрной земле, прошёл дождь, но сейчас было тихо и солнечно. Неподвижный воздух прозрачно дрожал, переливался мягкими бликами света, медленно наливался сочным жаром. Вокруг никого. Она прислушалась. О чём-то шептались травы, названия которых она не знала. В берёзе и черёмухе затаились, изредка перекликаясь, словно не желая нарушать её покой, юркие воробьи. Вера провела взглядом по линии гор, выныривающих из дымчато-голубой дали. Их вершины казались нарисованными мокрой кистью на полотне неба. Вдохнула всей грудью – сладкий аромат чуть влажной, разогретой на солнце земли проник в ноздри, потом в горло и потёк в лёгкие.

Вера опустилась на тёплые ступеньки крыльца, чувствуя под собой шероховатость дерева, едва уловимо пахнущего смолой. Прикрыла глаза, и мир вокруг растворился в мягкой золотистой темноте под веками. Ей показалось, что она всё ещё спит. В голове закружились воспоминания.

Выпускной вечер в художке. Ей пятнадцать. Всё, чего она хочет, – это денег и свободы. Денег – чтобы переехать из расшатанного от времени барака в просторную, светлую квартиру, чтобы достать маме хорошую инвалидную коляску, нанять сиделку, покупать свежие продукты – любые, даже креветки! А свободы – чтобы заниматься рисованием, учиться, читать книги, ни о чём не думая и ни на что не оглядываясь.

Олег Молчанов – меценат, благотворитель, попечитель, чьё имя в школе произносилось лишь с придыханием, почтил их своим присутствием. Она же видела только равнодушный взгляд и дежурную улыбку, костюм, словно вырезанный из бумаги и приклеенный к его фигуре, лёгкую седину на висках. Слышала ненужный пафос в его словах, звучавших со сцены. И вдруг, когда они поменялись местами – она поднялась на помост за свидетельством об окончании школы, а он сидел в первом ряду внизу, – его взгляд остановился на ней и задержался неприлично долго. Словно осветил софитом. Время замерло. Она смотрела на него. Он на неё.