Введение в общую культурно-историческую психологию

3. Следовательно, среда эта огромна и занимает огромное пространство вокруг каждого человека. А воспоминания в ней располагаются в соответствии, с одной стороны, с тем образом действительного мира, от которого были получены впечатления, а с другой стороны, в том Образе Мира, который создавался человеком на протяжении всей его жизни.

4. Мозг же является своего рода процессором, если использовать компьютерный язык, то есть тем приспособлением, которое позволяет получать впечатления, перерабатывать их в образы, отправлять на хранение и извлекать из хранения по мере необходимости. Скажем, если нужно создать образ нового действия.

5. Соответственно, все внутриклеточные изменения мозга, которые современная нейропсихология считает признаками накопления в нем следов памяти, являются признаками приспособления мозга к управлению все более сложными задачами, с которыми встречается человек по мере взросления, и все большим объемом памяти, который накапливается. Говоря все тем же компьютерным языком, наблюдаемые нейрофизиологами изменения следует рассматривать и исследовать как своего рода «аппаратные и архитектурные» доработки, вызванные необходимостью обслуживать новые и более сложные операции. Если связь между запоминанием и внутриклеточными изменениями проследить не удается, то очень возможно, что удастся отследить связь между такими изменениями и появлением нового класса задач, заставившего испытуемого «научить свои мозги» работать по-новому.

Что же в таком случае может быть этой средой, если исходить из понятий обычного языка и культуры? Пожалуй, сознание.

Когда Лурия говорит, что классическая психология трактовала запоминание как непосредственное запечатление следов в сознании, он как бы незаметно посмеивается над этим, потому что понимает под сознанием примерно то же, что и вообще понималось под ним в академической психологии. А в академической психологии что только под сознанием ни понималось, но только не среда, хранящая в себе образы памяти.

Но Лурия очень тонкий психолог и хороший мыслитель, вышедший из школы Выготского. Вряд ли он расходится в понимании сознания со своим учителем Львом Выготским, которого очень уважал. Выготский, не давая определения сознания, во многом отождествляет его с психикой вообще. По крайней мере так это явствует из первой главы его «Мышления и речи»:

«Атомистический и функциональный анализ, который господствовал в научной психологии на всем протяжении последнего десятилетия, привел к тому, что отдельные психологические функции рассматривались в изолированном виде, метод психологического познания разрабатывался и совершенствовался применительно к изучению этих отдельных, изолированных, обособленных процессов, в то время как проблема связи функций между собой, проблема их организации в целостной структуре сознания оставалась все время вне поля внимания исследователей. Что сознание представляет собой единое целое и что отдельные функции связаны в своей деятельности друг с другом в неразрывное единство – эта мысль не представляет собой чего-либо нового для современной психологии. Но единство сознания и связи между отдельными функциями в психологии обычно скорей постулировалось, чем служило предметом исследования» (Выготский, с.4).

То, что сознание и психика для него равны, следует из того, что функциями сознания он называет все основные составляющие психики, как ее подавала классическая психология: восприятие, внимание, память, мышление. Это определение – немалое достижение советской психологии, потому что чаще сознание определяют как нечто производное от способности осознавать. И тогда оно становится одной из частей психики очень близкой к мышлению.

Отождествить сознание и психику значит увидеть, что сознание содержит в себе все то, что изначально считалось частями души. А это позволяет вести разговор об исходных понятиях психологии. Тут уместно вспомнить В.Келера, которого я цитировал в Предисловии. Келер сетует на то, что основные принципы психологии, то есть ее исходные понятия, не определены и забыты, как раз в то время, когда пишет Выготский.

Самое исходное понятие психологии – это все-таки душа. Естественнонаучная психология с душой обошлась просто, она ее выкинула. А вместе с ней она выкинула все то сложное, многоуровневое и, несомненно, работающее понятие, которое тысячелетиями создавалось наблюдениями всего человечества. Даже если души нет в том смысле, в каком ее понимала естественнонаучная психология, когда выкидывала, а она понимала ее самым примитивным из всех доступных способов, чтобы легче было выкинуть, душа все-таки существует как образ живущих в культуре. И образ этот далеко не так прост и однозначен, чтобы от него отмахнуться.

Во-первых, начнем с того, что понятие Души или Душ имеется у всех народов и во всех культурах. Уже одно это должно было насторожить. Во-вторых, как всякий образ культуры, понятие Души – лишь символ, указывающий на что-то. И это довольно отчетливо понимается в развитых мифологических и магических культурах. Только когда такая культура начинает разлагаться и умирает, понятие Души упрощается до того уровня, какое о ней имеет человек современного индустриального общества, скажем, психолог.

В-третьих, понятия Души и сознания имеют очень много общих черт и смешиваются не случайно. Полноценно об этом надо говорить в рамках исследования мифологического мышления, поэтому я приведу только два примера из очень вроде бы разных культур. Одна из них считается одной из самых развитых в мистическом отношении, а вторая – русская – как считается, все потеряла.

Тем не менее, до самого последнего времени в русском народе бытовали воззрения, что у человека две или три души. О том, что кроме обычной Души у человека имеется еще и «Живая» или животная душа, пишет, к примеру, Даль в конце прошлого века:

«Народному поверью, что сердце лежит под грудной костью, под ложечкой – сердце болит, отвечает по крайности и ученое, латинское название этого места (sevobiculum cordis); а поверью, что душа сидит немного пониже, в желудке, соответствует положение брюшных нервных узлов, называемых также брюшным мозгом и седалищем животной души» (Даль, с.74). Не буду приводить сопоставления русской «животной», «Живой» души с индуистской Живой (Дживой) Атмой, но процитирую рассказ ламы из книги Александры Дэвид-Неэль о сходных представлениях ламаистского Тибета.

«Большинство людей, – сказал он мне, – едят только, чтобы насытиться, не размышляя о совершаемом ими акте и его последствиях. Этим невеждам полезно воздерживаться от животной пищи. Другие же, напротив, знают, во что превращаются элементы веществ, попадающих в их организм, когда они съедают мясо какого-нибудь животного. Они понимают, что усвоение организмом материальных элементов влечет за собой усвоение других, связанных с ними духовных элементов. Владеющий знаниями может на свой собственный страх и риск комбинировать подобные соединения, стремясь извлечь из них результаты, полезные для принесенного в жертву животного. Проблема заключается в том, увеличат ли поглощаемые человеком животные элементы его животную сущность, или же он сумеет превратить входящую в него животную субстанцию, возрождаемую в нем под видом его собственной деятельности, в умственную и духовную силу.

Тогда я спросила, не выражают ли его слова эзотерический смысл ходящего среди тибетцев верования, будто ламы могут посылать в Обитель Великого Блаженства духов убитых животных.

– Не воображайте, – сказал он мне, – что я мог бы ответить вам несколькими словами. Это вопрос сложный. Так же как и мы, животные имеют несколько “сознаний” и, как это происходит и с нами, все эти сознания не идут после смерти одним путем. Живое существо представляет собой смесь, а не единство…» (Дэвид-Неэль, с.44–45).

Сознание и Душа, то есть психика психологии, могут рассматриваться как одно и то же в народной культуре. Но, хотят того психологи или не хотят, они дети той же культуры, от которой хотят отмежеваться искусственным языком. А это значит, что за их тайными словами должно скрываться все то же видение. Вернемся к психологии.

Сначала я бы хотел обратить внимание на то, что Выготский, говоря о целостности сознания, очень близок к тому, чтобы определить его как среду, содержащую в себе «функции», то есть части души. Конечно, среду не материальную, а своего рода вместилище свойств и способностей. Попытки определять сознание как среду делаются последнее время все чаще. Например, один из ведущих в мире специалистов по прикладному мышлению Эдвард де Боно пишет об этом в своем «Латеральном мышлении». Боно, надо сразу оговориться, отождествляет сознание с мышлением.

«Наш мыслительный аппарат – не машина, а особая среда, позволяющая поступающей информации выстраиваться в виде стереотипов. Эта “запоминающая” система, способная самоорганизовываться, самоукрупняться, действует очень надежно, создавая набор стереотипов, – именно в таком процессе и заключается эффективность нашего обычного мышления» (Боно, с. 11). «Наш мыслительный аппарат, однако, не прикладывает каких-то активных усилий к сортировке информации. Она сама себя сортирует и организует в виде моделей. Наше сознание пассивно. Оно только создает возможность для того, чтобы информация могла вести себя таким образом.

Сознание формирует особую среду, в которой информация может стать самоорганизующейся. Эта особая среда – регистрирующая поверхность, обладающая рядом специфических свойств» (Боно, с.33).

Еще одна оговорка. Боно при этом считает, что этой регистрирующей поверхностью являются нервные клетки мозга. Но тут он, пожалуй, запутался, поскольку отождествил сознание с клетками мозга. Тем не менее, он стоит почти на грани того, чтобы приписать сознанию материальность.

По-своему близок к этим мыслям и Майкл Коул. Разбирая давний спор, ведущийся в антропологии о взаимоотношениях материального и символического в человеческом познании, он пишет:

«Следует ли считать культуру внешней по отношению к индивиду, то есть совокупностью продуктов предшествующей человеческой деятельности, или внутренней – источником знаний и представлений? Обе эти позиции имеют в антропологии долгую историю. Однако в течение последних приблизительно двадцати лет события, связанные с когнитивной революцией в психологии и пришествием лингвистики Н.Хомского, изучением культуры как совокупности моделей поведения и материальных продуктов, похоже, положили начало традиции, рассматривающей культуру как состоящую целиком из освоенных символов и разделяемых с другими системами смыслов – идеальный аспект культуры, – находящихся в сознании.

Представление об артефактах как о продуктах истории человечества, являющихся одновременно и идеальными, и материальными, позволяет прекратить этот спор» (Коул, с.142).

Все это позволяет мне выдвинуть, а точнее, вновь вернуться к изначальной гипотезе о сознании (или душе) как тонкоматериальной среде.

В самом начале современной психологии Джон Локк говорил о душе ребенка, как о восковой дощечке для записи – tabula rasa. Именно он подразумевается в высказывании Лурии о классической психологии, считавшей запоминание непосредственным запечатлением в сознании. Вот что говорит сам Локк:

«Первая способность человеческого ума состоит в том, что душа приноровлена к тому, чтобы воспринимать впечатления, произведенные на нее или внешними объектами через посредство чувств, или ее собственной деятельностью, когда она о ней размышляет.<…> При восприятии простых идей разум по большей части пассивен. <…> Разум так же мало волен не принимать эти простые идеи, когда они представляются душе, изменять их, когда они запечатлелись, вычеркивать их и создавать новые, как мало может зеркало не принимать, изменять или стирать образы, или идеи, которые вызывают в нем поставленные перед ним предметы. Когда окружающие нас тела по-разному действуют на наши органы, ум вынужден получать впечатления и не может избежать восприятия связанных с ними идей» (Локк, т.1, с.168).

Локк, как видим, тоже смешивает понятия, и у него мышление и разум равны душе. Тем не менее, это лишь вопрос понятийного языка психологии, который не устоялся и до сих пор. Важно, что по сути он очень близок к пониманию души или сознания как материальной среды, принимающей и хранящей впечатления.

Однако, как вы помните, впервые высказал подобные мысли о сознании еще Платон устами Сократа. Происходит это в диалоге «Теэтет». Приведу его еще раз:

«С о к р а т. Так вот, чтобы понять меня, вообрази, что в наших душах есть восковая дощечка; у кого-то она побольше, у кого-то поменьше, у одного – из более чистого воска, у другого – из более грязного или у некоторых он более жесткий, а у других помягче, но есть у кого и в меру.

Т е э т е т. Вообразил.

С о к р а т. Скажем теперь, что это дар матери Муз, Мнемосины (Памяти. – А.Ш.), и, подкладывая его под наши ощущения и мысли, мы делаем в нем оттиск того, что хотим запомнить из виденного, слышанного или самими нами придуманного, как бы оставляя на нем отпечатки перстней. И то, что застывает в этом воске, мы помним и знаем, пока сохраняется изображение этого, когда же оно стирается или нет уже места для новых отпечатков, тогда мы забываем и больше уже не знаем» (Платон, т.3, «Теэтет», 191c – e).

Предположение о том, что сознание может быть материальным, было изначально отринуто научной психологией по двум причинам. Во-первых, его высказал отец идеализма, а психология рождалась как наука подлинно материалистическая. Во-вторых, потому что никто из ученых не смог это материальное сознание пощупать никаким из своих инструментов. А пробовали ли? Вот ведь в чем вопрос. Этого не может быть потому, что не может быть никогда! И вообще, зачем на солнце «пятны», когда и без них можно «обойтиться»?!

Изначально отринув даже саму возможность исследовать подобную гипотезу, психология тем самым просто встала к ней спиной. Вот это-то как раз и есть проявление психологии сообщества и ненаучность науки.

Для того, чтобы обоснованно отказать подобной гипотезе в праве на существование, необходимо провести ее полноценное исследование. Для этого должна быть разработана полноценная исследовательская методика. И отнюдь не та, на этот раз, к которой привыкла механистическая наука – приспособленная мерить, как это говорил Фома Аквинский, «материю отмеченную количеством». КИ-психология вполне в состоянии выработать собственную методику для подобных исследований, поскольку основное содержание культуры и нашего мышления было создано в те времена, когда в основном исследовалась материя качественная.

Другими словами, для обоснования подобной методики необходимо произвести тщательное описание и исследование мифологического мышления как в его современных, так и в первобытных видах.

Определение материала, из которых состоят образы нашего разума, позволило бы психологии, как это ни парадоксально, стать наконец полноценной объяснительной наукой.

Заключение

Итак, что же можно сказать о психологии как об инструменте? О психологии, которая мне нужна, чтобы жить лучше самому и помочь своим близким? О психологии, с помощью которой мы можем создать свой мир?

Как я вижу, главным выводом моего исследования является как раз то, что такая психология возможна.

Более того, она постоянно существовала рядом с психологией для психологов и даже родилась раньше научной психологии.

Суть её – познание себя и очищение от всего, что чужеродно, что вошло в тебя помимо твоей воли и живет в тебе как «само собой разумеющееся», то есть без тебя и за тебя. Подобные вещи общество и сообщества внедряют в своих членов на почти бессознательном уровне, чтобы они были управляемыми и верно сражались за их цели и за их жизнь.

Познание себя и очищение. Но это не простая задача, хотя и просто звучит. Хорошо, если на нее уйдут годы, а не десятилетия. Правда, если этому отдаться с наслаждением, то вся жизнь становится только этим… Тогда вопрос о сроках становится таким неопределенным… Как бы там ни было, но, если ты выбираешь, не мешает знать, что сделано другими на этом пути и каким ими видится этот путь.

Как мне кажется на основе сделанного исследования, вкратце его можно описать так:

чтобы познать себя, нужно обрести ясность сознания, то есть видение;

для этого нужно очиститься от всего, что его замутняет;

а это, как ясно показывает жизнь многих мыслителей, – наше мышление.

Его надо очищать и даже убирать слой за слоем, пока не станешь хозяином самому себе.

Сначала – познать себя. Хотя бы настолько, насколько это в моей власти при сегодняшнем уровне моих способностей и возможностей. И тут очень важно иметь карту местности, по которой этот путь к себе пролегает. Попросту говоря, предельно подробное описание мышления и всех его составных частей.

Поэтому КИ-психологии придется посвятить немало исследований и мышлению вообще, и его бытовой основе, и накладывающимся на нее слоям. Эти слои привносятся в мышление и со стороны различных современных сообществ, в которых человек так или иначе живет. Таких как семья, двор, улица, школа, наука, церковь, производство, власть и, наконец, душевные сообщества, куда сбегают от мира…Придется изучить и те слои мышления, которые приходят к нам от предков и хранятся как культура. Это, к примеру, мифологическое и магическое мышление.

А затем необходимо дать описание и как следует исследовать творящую мышление основу – Разум.

Будем считать, что на первом переходе этого пути такая глубина самопознания достаточна, чтобы приступить к действиям, то есть к очищению.

Его тоже придется очень и очень серьезно изучать, потому что этой «прикладной психологической дисциплине» были посвящены тысячи беззаветных жизней стихийных психологов нашего исторического прошлого. И, пожалуй, миллионы жизней людей доисторических, людей первобытной культуры, для которых очищение было важнейшим культом, как показывает это этнография. Их опыт, насколько мы в состоянии будем его восстановить, – основа нашего учебного курса очищения.

А вот когда очищение начнет сказываться, можно будет перейти к следующему шагу, который я еще не называл. В моей книге он прозвучал под именем Образование.

Для того, чтобы обрести следующий уровень способностей к самопознанию, а значит, и к движению еще дальше, одного очищения будет мало. Дальше начинается магия, условно говоря, потому что для раскрытия способностей нужна сила. А к обретению силы, обладанию ею себя нужно готовить. Эта подготовка, по сути, есть создание нового себя, устроение себя как Новой земли. Создать себя как Новую землю – это, собственно говоря, и есть настоящее обретение своего Мира, которым мы все равно постоянно заняты. Женщины, когда вьют свои «гнездышки», мужчины – когда делают из своего дома свою «крепость». Кончается это все рабством на собственной жалкой дачке или не менее жалком приусадебном участке, даже если он величиной с графское поместье. Если Новой землей не стал ты сам, все остальные земли, которые ты захватываешь, становятся твоей тюрьмой.

Вот эти три первых шага: насколько возможно познать себя, насколько возможно очиститься и насколько возможно обрести силу и раскрыть свои способности, то есть создать себя как Новую землю, – я и вижу как основной итог моей книги и главное содержание следующего за Общим раздела нашей науки – Культурно-исторической психологии. Наверное, его можно считать выходом к прикладной КИ-психологии.

Эта книга возникла как итог почти восьмилетней работы нашей экспериментально-исследовательской мастерской, которая вначале называлась Учебным центром русской традиционной культуры, потом Русским культурологическим колледжем, но которую мы сами всегда звали «Тропа».

Поэтому я хочу назвать имена тех моих соавторов, без которых не было бы ни книги, ни легшего в ее основу огромного исследования по возрождению традиционной народной психологии русских как образа жизни.

В первую очередь, это непосредственно участвовавшие в создании книги:

Алекс Сапиенс, Тимоти Бигбоди, Югослав Мастерс, Алена Великопечкина, Светлана Язвига (дев. фамилия Мастерсова), Светлана Чумка (Ярославская), Лена Леночкина, Ольга Глухова, Антон Савушкин, Наталья Ташланова, Ирина Лантюхова, Татьяна Кухарева, Лариса Смышляева, Ирина Корнеева, Ольга Куприянец.

И конечно же, ничего бы не было без беззаветно трудившихся в «Тропе»:

Я.Л.Месяца и Его Ирины (Бабы Еги), Додж. Дж. Доуля и Лены Змеинской, Ани Темной, Леонида Ильича Дядькина, Марины Звезда-Серовски, Алексея Гудкова (Магу), Аси Михнюк, Сергея Млад-Кононова, Миши Чемпиона, Людмилы Лысенко (Новокузнецк), Юры Давил-Хана и Бабы Веры (Питерской).

Ну и нельзя не помянуть тех, кто начинал, но потерялся на этом долгом пути – Деда Михалыча и Аркана Удомельского.

А.Ш.

Список литературы

Аврелий Августин. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. – М.: Renaissance, 1991.

Азадовский М. История русской фольклористики. – М.: ГУПИ, 1963.

Андерсон. М. онец традиции (Просвещение и утопии XVIII–XIX вв.) // ультура эпохи просвещения. – М.: Наука, 1993.

Анохин П… ибернетика и интегративная деятельность мозга // Хрестоматия по психологии. – М.: Просвещение, 1977.

Анцыферова Л.И. Материалистические идеи в зарубежной психологии. – М.: Наука, 1974.

Аристотель. Сочинения в 4 томах. – М.: Мысль, 1976.

Арно А., Николь П.Логика или Искусство мыслить. – М.: Наука, 1997.

(АРС) Мюллер В. Англо-русский словарь. – М.: «Советская энциклопедия», 1969.

Асмус В.Ф.Античная философия. – М.: Высшая школа, 1976.

Асмус В.Ф.Маркс и буржуазный историзм. – М.: 1933.Переиздано: Асмус В.Ф.Избранные труды. – Т.2.– М.: 1971.

Асмус В.Ф.Трактат «О душе» // Аристотель. – Т.1.– М.: Мысль, 1976.

Бенедикт Р. Психологические типы в культурах юго-запада США // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретации культуры. – СПб.: Университетская книга, 1997.

Бержье Ж.Проклятые книги. – М.: РОН-ПРЕСС, 1998.

Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности // Хрестоматия по психологии. – М.: Просвещение, 1977.

Боборыкин П. Д. Редакторская статья к книге Т. Рибо. Современная английская психология (Опытная школа). – М.: Изд. Солдатенкова, 1881.

Болингброк. Письма об изучении и пользе истории, – М.: Наука, 1978.

Боннар А.Греческая цивилизация. – М.: Искусство, 1992.

Боно Дэ Э.Латеральное мышление. – СПб.: Питер Паблишинг, 1997.

Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. – М.: Наука, 1990.

Брес Ивон. Генезис и значение психологии // Современная наука: познание человека. – М.: Наука, 1988.

Бродель Ф.Время мира. – М.: Прогресс, 1992.

Брушлинский А. В. Деятельность и опосредование (по книге М. оула «ультурно-историческая психология» // Психологический журнал, т. 19, № 6, 1988.– М.: Наука, 1988.

Будилова Е. А. Социально-психологические проблемы в русской науке. – М.: Наука, 1983.

Бэкон Ф.Сочинения в двух томах. – М.: Мысль, 1978.

Бэн А.Психология // Основные направления психологии в классических трудах. Ассоциативная психология. – М.: ООО «Издательство АСТ-ЛТД», 1998.

Бэр. М.Об этнографических исследованиях вообще и в России в особенности // Записки Русского Географического общества. 2-е изд. – СПб.: 1849.

Бюлер. Теория языка. Репрезентативная функция языка. – М.: Прогресс, 1993.

Ван-дер-Варден Б.Пробуждающаяся наука II.Рождение астрономии. – М.: Наука, 1991.

Введение в этническую психологию. Учебное пособие. / Под редакцией Ю.П.Платонова – СПб.: Изд. СПбГУ, 1985.

Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. – М.– иев: «REFL-book» – «ИСА», 1994.

Вико Дж. Жизнь Джамбаттиста Вико, написанная им самим. – М.– иев: «REFL-book» – «ИСА», 1994.

Вико Дж. Набросок «Умственного словаря». – М.– иев.: «REFL-book» – «ИСА», 1994.

Винер Н. ибернетика или управление и связь в животном и машине. – М.: «Советское радио», 1968.

Владиславлев М.Логика. Обозрение индуктивных и дедуктивных приемов мышления и исторические очерки: логики Аристотеля, схоластической диалектики, логики формальной и индуктивной. – СПб.: 1881.

Вольф Р.П.О философии. – М.: Аспект Пресс, 1958.

Всемирная история. – Т.V. – М.: Соцэкгиз, 1958.

Вундт В.Введение в философию. – М.: «РеЧо» и «Добросвет», 1998.

Вундт В.Душа человека и животных. – СПб.: 1866.

Вундт В.Система философии. – СПб.: Издание Л.Ф.Пантелеева, 1902.

Вундт В.Очерки психологии. Перевод с 9 и 10 немецких изданий прив. – доц. М.У.Д.В.Викторова. – М.: «Московское книгоиздательство», 1912.

Вундт В. Этика. Исследование фактов и законов нравственной жизни. – СПб.: Издание журнала «Русское богатство», 1887.

Вундт В.Проблемы психологии народов // Преступная толпа. – М.: Институт психологии РАН, 1998.

Выготский Л.С.Мышление и речь. Психологические исследования. – М-Л.: Соцэкгиз, 1934.