скачать книгу бесплатно
–Не стоит горячиться, – спокойно заметил Президент. – К сожалению, в словах доктора горькая правда. При тех же затратах гораздо перспективнее спасать детей. Мы с вами слишком стары, чтобы быть сыновьями Ноя.
– Ка-ак, и вы…?!– свистящий шепот Министра был слышен во всех уголках зала. – Да это заговор! Я пойду в казармы, я открою глаза всем остальным офицерам, мы раздавим революцию в самом ее начале…, – он рванулся из рук державшего его соседа.
– Вы что, угрожаете мне?– холодно, с оттенком презрения произнес Президент. – Успокойтесь. Постараемся учесть все ваши пожелания. Дайте мне время уговорить вас. Вы нам нужны…
– Вы тоже коммунист! Я раскусил вас! – орал вошедший в раж Министр. – Мы не договоримся. Каждый честный человек пойдет за мною для спасения свободы и демократии, против преступников, захвативших власть!
Министр бросился к выходу из зала. Несколько человек из его окружения решительно поднялись с мест.
Поль понял, что происходит нечто незапланированное. Однако Президент был спокоен. Он даже головы не поднял, будто и не слышал шума в зале, не посмотрел на бегущего, уже взявшегося за дверную ручку.
И тут раздался хлесткий звук выстрела.
Министр застыл у двери. Затем медленно повернулся лицом к залу и тяжело рухнул навзничь. Роговые очки стукнулись об пол.
Поднявшиеся было финансисты медленно опустились в свои кресла. Богомол, а это был он, сидевший на первом ряду у выхода, судорожно совал пистолет в кобуру.
Дверь распахнулась. Несколько солдат охраны вбежали, на ходу щелкая затворами автоматов.
– Уберите это, – Президент презрительно махнул рукой в сторону трупа.
От скрежета пуговиц о палисандровый паркет, пока солдаты волоком неумело тащили труп за дверь, у Поля заныли зубы.
– Еще кто-нибудь стремится к демократии? – устало произнес Президент, оглядывая притаившийся зал. – Человеческая жизнь нынче ничего не стоит. Всем нам осталось несколько дней. И эти несколько оставшихся дней просто подарок, которым нужно распорядиться разумно. Если возражений нет, считаю решение принятым. Все полнота власти в государстве отныне принадлежит всем присутствующим. Вы все обязаны работать по обустройству Ковчега. Для отличия от остальной части населения будете носить металлические пластинки на груди, на которых будет указан род занятий, к примеру: электрик, сантехник, безопасность и тому подобное, чтобы можно было обращаться друг к другу по роду занятий, избегая потерь времени на знакомства. Офицеры безопасности будут следить, чтобы население до конца не подозревало о том, что оно обречено на гибель. Кто будет мешать, будет уничтожен без суда и следствия как и министр финансов только что. Кстати, семья министра будет уничтожена сегодня же. Это чтобы каждый знал, что ждет его за отказ от сотрудничества. Иначе, как верно заметил наш доктор, наступит хаос и никто не будет работать на идею. Операцию по спасению детей мы так и назовем – Ковчег. По радио и телевидению объявим, что создается убежище для всего населения острова на период выпадения осадков и пережидания краткосрочного похолодания, и призовем помочь правительству в решении этой задачи. За высказывание других версий – смерть паникерам на месте. Все рабочие с производств, не занятых работой на Ковчег, все солдаты, полиция должны сегодня же быть мобилизованными и приступить к работе в Ковчеге.
Президент подумал несколько секунд. Похоронная музыка все еще доносилась сквозь открытые окна и была самым подходящим фоном для всего происходящего в зале.
–Позволю себе не согласиться только с одним из предложений Доктора. Для обслуживания Ковчега и воспитания детей необходимы взрослые люди, а кто кроме специалистов, конечно лучших,– многозначительно поднял он палец,– может справиться с этим делом? Точно так же нам понадобятся и многие другие из здесь присутствующих. Поэтому говорить о том, что все находящиеся в этом зале не нужны для будущей жизни в Ковчеге, неверно. Более того, именно многие из присутствующих здесь останутся для поддержания жизнедеятельности Ковчега. Ну а теперь, Доктор, забирайте специалистов и действуйте по нашему плану. С остальными я еще поговорю. Отдельно с теми, кто будет организовывать работу предприятий и фирм. Отдельно с офицерами. Каждый будет выполнять свою задачу, никто не останется без дела, и для каждого у меня есть свое предложение, которое его устроит.
И дальше уже все молчали, пока последний специалист не вышел из зала.
ПИРАТЫ.
Кто, имея возможность предупредить преступление, не делает этого,
тот ему способствует.
(Сенека младший)
Когда прекратишь грабительства,
разграбят и тебя.
/ Исаия, 33:1/
Солнце поднялось уже высоко, но утренняя дымка еще не исчезла и на порт, казалось, набросили тонкую кисею, сотканную из соломенных солнечных лучей.
Поль, уже с металлической пластинкой на груди с надписью “Врач”, стоял на пирсе в порту в нескольких кварталах от Дворца. Службы Дворца работали круглосуточно, иначе их фамилии, только утром появившиеся в списке у дежурного Офицера, не были бы напечатаны на глянцевой бумаге, сверяясь с которой вконец издерганный служащий по выходе из зала выдал каждому металлические пластинки с указанием специальности владельца и выгравированным государственным гербом?
Специалисты прошли в отдельное помещение на втором этаже. Рэд так пристально разглядывал Поля, пожимая руку при знакомстве, что, казалось, для полной картины нужно было предоставить ему и анализы.
–В нашем распоряжении всего шесть дней, – сказал он. – Столько же, сколько было у Господа для сотворения мира. И вас, как и апостолов, двенадцать. Был ли план у Господа мне неизвестно, но у меня он есть и уже утвержден президентом. Все расписано по дням и каждому из вас отведена определенная роль. Вы, пользуясь предоставленной вам неограниченной властью на острове и любыми доступными для государства средствами, будете воплощать план в жизнь.
–А что будет на седьмой день? – спросил кто-то из специалистов.
–Воскресение, – чуть задумавшись, ответил Рэд. – Но продолжим. Хочу попросить вас дать мне слово, что ни мы сами, ни наши дети, ни наши знакомые или родственники не попадут в Ковчег с нашей помощью. Я говорил уже, что если наша деятельность будет подчинена не делу, а интригам, мы не выполним свою миссию в такое короткое время. Об этом я уже доложил Президенту, поэтому он не будет разговаривать с нами, как с остальными, оставшимися сейчас в зале Государственного Совета, об условиях, на которых мы согласимся работать. Он намекнул в конце заседания на нужду в специалистах для функционирования Ковчега, но мы не можем и думать об этом. Кто не согласен со мной, может встать и покинуть собрание.
– А я хочу оставить в нем свою собачку! – после некоторого всеобщего молчания возмущенно проговорил толстяк с полным красным лицом, сидевший прямо позади нашей тройки, держащейся вместе, и Поль, обернувшись, почувствовал густой пивной дух, исходивший от него.
– Это невозможно, только если она ваша ближайшая родственница? – тут же отреагировал Рэд.
И эта шутка сняла напряжение, исчезла скованность. В конце каждый получил листок с отпечатанным заданием на день и все разошлись, без обсуждения приняв предложение Рэда.
Поль вынул из кармана шуршащую бумажку и прочел еще раз: “Встретить сухогруз в порту с грузом медикаментов, организовать доставку в Ковчег, в залы 22-27, предназначенные для развертывания госпиталя.”
И вот Поль здесь. А в порту пусто. Никакого сухогруза у причала. Только длинный ряд долговязых портовых кранов застыл вдоль пирса, задрав в небо длинные мертвые клешни.
Напротив того места, где еще вчера высился белоснежный корпус туристического теплохода, на пирсе сидело несколько рыбаков. Обычная дневная жара только разбегалась, и в костюме пока было комфортно. Поль с наслаждением окинул взглядом зеленые в голубоватой дымке холмы, толпящиеся вокруг залива, с красными каплями крыш среди пышной тропической зелени, громады деревьев и картинные развалины каменного ограждения на вершине круто поднимающегося от берега холма, окружающего порт, поблескивающие на солнце волны, с легким журчанием огибающие опоры пирса. Впереди была вечность. Только она могла придать столько безмятежности и спокойствия ленивым движениям рыбаков.
«Все разговоры о конце света просто политический трюк. Мир бесконечен, и разве может разрушить всю эту безбрежность маленький человек?», – думал Поль, стремясь успокоить себя, убедить в нереальности пережитого в зале Совета.
–Вы, наверное, ко мне?
Удивительно знакомый голос. Поль вздрогнул и обернулся. Металлическая пластинка с надписью: «Безопасность» на мундире офицера. Тощая фигура, высокие каблуки, выпуклые светлые глаза.
–Меня прислали за медикаментами и оборудованием, – глухо ответил Поль, совсем не обрадовавшийся встрече.
–О! Да это вы, доктор? Рад видеть здоровым,– воскликнул Богомол не без подтекста. – Мы только идем встречать сухогруз и о медикаментах знаем только из сообщения его команды по радио. Вот когда вскроем трюмы…. Сейчас приведу лоцмана, и пойдем. Прямо в море отсортируете необходимое, а на берегу нас уже будут ждать машины. А пока пройдите к катеру,– махнул он рукой в конец пирса.
Катер был большой, военный. На палубе беспорядочно, как биллиардные шары после разбивки пирамиды, расположились человек двадцать солдат, разморенных теплыми лучами обычного, повседневного, без каких-либо утренних оттенков, на которые намекал Рэд, солнца. Поль остановился рядом с катером, глядя в воду и не решаясь без Богомола подняться на палубу.
Вода, прозрачность которой можно было по-настоящему оценить, только наблюдая за резкими рывками медуз, четко видимыми на большой глубине, ласково гладила борт, уходящий под прозрачную приманчивую своей подразумеваемой прохладой воду и ясно различимый в ней до киля.
–Идите за мной! –Богомол быстро шел к трапу, старик в широких потертых штанах и морской фуражке семенил за ним. Как только Поль ступил на палубу, зажужжала лебедка, поднимающая трап, и катер, быстро набирая скорость, пошел к выходу из бухты.
–Радио!– перекрывая гул турбин, крикнул прибежавший на мостик, где находились капитан, Богомол с лоцманом и присоединившийся к ним Поль, матрос с повязкой на рукаве.
Показав знаками Полю, чтобы он следовал за ним, Богомол спустился в радиорубку.
–На рейде стоит отправленный ночью теплоход с туристами, слышишь меня! – захлебывался динамик,– задержали под предлогом таможенного досмотра. С баржи на него уже перегрузили дополнительные продукты! Идиоты из туристического агентства…! Говорят, выполняем обязательства. Триста пассажиров, сто пятьдесят экипаж, продовольствия на два месяца. Они что, решили их кормить так долго? Зачем тогда нужна была вся ночная кутерьма? Ты понимаешь…?
– Прекрасно понимаю,– озорно воскликнул Богомол,– все будет выполнено. Ну, док,– заговорщически понизил он голос, обернувшись к Полю, – сейчас мы с вами развлечемся. Следите пока за связью. Я буду на мостике.
Через минуту катер на полной скорости вылетел из бухты через узкий проход между двух скал, и сразу будто стало светлее. Безбрежная гладь просматривалась сквозь круг иллюминатора, синело чистое небо, теплые солнечные блики весело плясали на изумрудных волнах. Далеко на горизонте показалась точка. Она быстро росла, и вскоре айсберг туристического теплохода заполнил собою почти весь иллюминатор. На фоне его белоснежного борта болталась грязная головешка унылой баржи с желтеньким крошечным буксиром впереди. Дрожь прекратилась. Катер остановился.
–Всем пассажирам сойти на баржу, – загрохотал громкоговоритель на катере, перекрывая музыку, доносившуюся с верхней палубы.
–В чем дело?– запросили в мегафон с теплохода через некоторое время. У его борта, обращенного к катеру, выросла толпа.
–Судно должно быть досмотрено. Есть подозрение, что на теплоходе бомба. Всем пассажирам и экипажу сойти на баржу, – захлебывался динамик. – Вещи не брать! После досмотра вы возвратитесь в свои каюты.
На теплоходе засуетились. По сходням, опущенным на баржу, потянулись пассажиры.
–По какому праву вы приказываете?– прорвался голос с мостика теплохода. – Мы будем жаловаться консулу! Бомба лишь предлог для вашей….
Очередь из крупнокалиберного пулемета с носа катера прервала речь. Из окон кают шлюпочной палубы посыпались стекла. Пассажиров на сходнях стало больше. В конце концов, перед сходнями началась давка.
–Передают сигнал SOS, – указал радист рукою на теплоход.
Поль растерянно кивнул и вышел.
– Передают сигнал SOS?– сказал он, подходя к Богомолу, стоящему на мостике с микрофоном в руках. Солдаты на палубе, между тем, гоготали и улюлюкали, любуясь свалкой на сходнях. Все это было так мерзко и пошло, что Полю было мучительно неудобно находиться здесь, среди развязной солдатни.
–Прекратить передачи по рации! – громкоговоритель здесь, на палубе, оглушал.
–Возьмите солдат, спустите шлюпку, заберитесь на палубу с противоположной стороны и очистите теплоход не только от пассажиров, но и от команды. Экипаж, который вернет теплоход в порт, я доставлю попозже,– говорил между тем, отвернувшись от микрофона, Богомол молоденькому сержанту. Поль хотел было спросить, для чего новый экипаж, но не осмелился.
Через некоторое время сержант с борта теплохода показал знаками, что все в порядке. Поток людей на трапе иссяк. Маленький портовый буксир отчаянно завертел винтом, оттаскивая переполненную баржу от борта теплохода. С баржи послышались недоуменные выкрики. Солдаты с катера, в свою очередь, кричали что-то веселое и двусмысленное девчонкам, стоящим у борта баржи.
–У нас очень мало времени,– озабоченно проговорил Богомол. – Там,– он кивнул в сторону горизонта, где точкой уже проявился ожидаемый ими сухогруз. – не должны ничего заподозрить. – он задумчиво посмотрел в сторону баржи, которую буксир, оттащив тем временем от теплохода, бросил в океане, двинувшись в порт один. -Вы, наверное, не знаете,– доверительно склонился Богомол к Полю,– мы призываем корабли, которых катастрофа застала в океане, переждать неизвестность у нас.
–Зачем? Здесь тоже будет трудно.
– Нам нужны продукты, нефть, медикаменты, которые есть на их борту.
–Но экипажи тоже нуждаются…
Офицер нетерпеливо махнул рукой. Повинуясь его жесту, катер развернулся. Две его пушки, стоящие на корме, уставились точно в борт баржи с пассажирами, и вдруг, совершенно неожиданно, рявкнули. И еще раз.
Белый пар и разрывы почти скрыли баржу. Лишь было видно, что ее ближайший к катеру борт накренился и стал быстро погружаться. Все произошло стремительно. Солдаты застыли. Леденящие сердце крики донеслись со стороны баржи. Палуба ее вдруг резко наклонилась, будто желая через быстро редеющий пар продемонстрировать убийцам их жертвы. Сметая друг друга, по наклонной металлической поверхности заскользили вниз тела. Вот короткая задержка у хлипкого поручня на краю палубы, и тут же напор перехлестнул преграду.
–Мама, мамочка,– перекрыл общий гул звонкий детский голос.
Уцепившись за поручень дальнего, поднимающегося все выше борта, смотрела вниз широко открытыми глазами девочка лет двенадцати,– …я не хочу, не хочу…!
Громкий хлопок заглушил все. Баржа перевернулась, на миг показав дно, заляпанное грязными водорослями, и боком соскользнула в глубину.
У Поля зазвенело в ушах, тошнота подступила к горлу. Такое уже было с ним. В теплый осенний день сразу после поступления в медицинский колледж. Проходя с тыльной, заросшей кустарником стороны стену анатомического театра, старого одноэтажного здания с обвалившейся штукатуркой, он увидел сквозь выбитый четырехугольник стекла зарешеченного подвального оконца страшную картину. В большом деревянном чане лежали трупы. В тусклом желтом свете пыльной лампочки кожа их казалась задубевшей. Как бесстыдные резиновые куклы бывшие мужчины и женщины с растопыренными конечностями играли свою последнюю роль. Плотный зловонный формалиновый запах сочился сквозь дыру в грязном окне и разбавлялся ароматом роз, куст которых прикрывал отверстие. Он помнил, как отпрянул, как тоска холодным свинцом сдавила сердце, но адское зрелище, будто магнитом, притягивало его вновь и вновь. Он угадал сатанинский хохот в оскале желтеющих зубов между черных, иссушенных формалином губ. Хохот над эфемерной суетой за грязным окном, над розами, над всеми иллюзорными ценностями мира.
–”Это и МОЯ участь”,– отпечаталось в мозгу, и эта мысль, будто грязное, вымазанное отбросами стекло, заслонило и обесцветило мир, и на все наложило свой постылый отпечаток. С ним заговаривали знакомые девушки, но только оскал видел он вместо их улыбок, и выдубленную формалином шкуру вместо свежести прелестных щек.
Поль оглянулся. На лицах солдат застыли удивление, смущение, ужас. Все были недвижны. Лишившийся красок океан отражал мертвые лучи блестящего солнца.
–Зачем т-так…?– еле ворочая огромным языком в пересохшем горле выдавил Поль.
–Что?– глядя на воронку на месте ушедшей на дно баржи, рассеянно отозвался Богомол.– А-а, так кто же знал, что так выйдет?
–Пусть бы плыли,– бесцветным голосом продолжал Поль, судорожно сжимая какую-то часть пулемета, установленного на мостике. Он держался за раскаленный солнцем металл, чувствуя, что его не держат ватные ноги.
«Я не они… Я лучше их… Я должен осудить… должен сказать…,» – проносилось в голове, но как тяготило его это “должен”. Происшедшее было ужасно, но что он мог сделать? И в то же время – как не отреагировать? Все его прошлое восставало, но восставало как-то не живо, по-книжному. Теоретически он представлял, что нужно возмутиться, закричать, броситься на помощь, но не чувствовал в себе сил противостоять происходящему, и стыдился своей слабости и робости.
–Пусть бы они плыли себе,– только и повторил он вяло, и не вскрикнул, не бросился.
–Нам нужно продовольствие! – зло оборвал его Богомол. Солдаты, как завороженные наблюдающие за удаляющимся пятном плавающего мусора среди которого виднелось несколько голов, оглянулись.
– Надо бы расстрелять пловцов,– тихим яростным шепотом продолжал Офицер,– да нет времени. Полный вперед! – заорал он в микрофон, – всем на борту надеть спасательные жилеты! Включаю турбины!
–Мы убили беззащитных,– вновь выдавил из себя Поль.
–Разве мы убили их?– взвился Богомол, отворачиваясь от микрофона, среди шума услышавший, тем не менее, робкий тихий протест. – Да они все равно были обречены и плыли умирать в свои разрушенные города! Я учился в университете на материке и прекрасно знаю, кем они были при жизни. Если произошла ядерная катастрофа, то во всем происшедшем изрядная доля их вины. Они наслаждались жизнью и бездумно выбирали политиков, которые всем готовили Голгофу. И вот по их вине, вине всех там живущих, мы потеряли все. Мы имели океан – он замерзнет. Мы имели остров – его засыплет снегом. Мы имели родителей, жен, детей – они погибнут. Они убили нас! И за все это мы лишь забрали то, что сами им и дали – хлеб.
–Но, быть может, эти люди сами не сделали зла, а в своих странах, наоборот, боролись за мир, – почти просительно проговорил Поль, который не мог не выговориться, который еще раз хотел услышать что-нибудь, что оправдывало бы его бездеятельность.
– Успокойтесь! Это были представители безумного общества. Его члены были лишены способности предвидеть, к чему ведет их легкомысленное существование. Возможно, ядерной войны не было, а просто упал метеорит. Но я не удивлюсь, если сообщение о том, что он вскоре упадет и уничтожит цивилизацию, прошло по телевидению, но не было воспринято, так как неоднократно прерывалось рекламой зубной пасты. Даже если и было понято, то не было оценено, и какая-нибудь домохозяйка выходила на рынок, не удосужившись посчитать, что времени для возвращения уже не будет. Но я не верю в небесное наказание. Произошла война! Их цивилизация разрушала наш общий мир, так как ставила право ИХ человека выше права остальных. Теперь же и мы обречены. Вот эти солдаты, – Богомол указал на неумело надевающих спасательные жилеты мальчишек в форме, – ничего и не подозревали, а ведь вот-вот, не будь нынешней катастрофы, вся нефть, в том числе и их доля тоже, была бы выкачана из земли. Были бы опустошены все рудники с металлом, вырезаны леса, весь мир завален отходами. Представители тех, которые там еще плавают, – кивнул он в сторону мусорного пятна, – создали непосильную нагрузку на природу. Отняли долю, предназначенную природой простейшим и растениям. Ведь те не могут постоять за себя! На нашей маленькой планете мы все были в одной банке с бульоном, а некоторые ели и бездумно портили его быстрее, чем этот бульон восстанавливался, обрекая остальных, и себя в том числе, на вымирание. Так что прекратите казнить себя! Я прекрасно понимаю ваши чувства. Те, кого мы топим – вот настоящие убийцы всех нас!
Тон, каким были высказаны эти слова, ясно указывал, что они шли от самого сердца, и как бальзам исцеляли больную совесть Поля.
–И запомни еще! – продолжал вошедший в раж просветительства Богомол, – все, что вредит выживанию человечества – есть зло! Ублажая себя во всем, эти ублюдки, даже самые воспитанные, любящие людей и природу, распрекрасные внешне, уже своим существованием и требовательностью к жизненным благам и комфорту разрушали наш общий мир? Взгляни же на меня теперь! Перед тобою волк! Волк, который душит чрезмерно расплодившихся травоядных, спасая от эрозии их пастбища, и тем самым сохраняющий их потомство! То, что мы убили их, есть добро! Вы можете видеть, – ткнул он длинным сухим длинным пальцем в сторону редких голов на месте утонувшей баржи, – самое прекрасное, что только мы могли сделать для будущего человечества! Добро в чистом виде! Квинтэссенция добра!
"Он уже повторяется", – машинально отметил про себя Поль.
Катер между тем летел вперед, в седую пыль разбивая черные тягучие волны. Тревога билась в дрожи палубы, в резких криках встревоженных чаек.
–Лоцман отказывается подниматься на сухогруз и провожать его в порт. Он не желает быть участником убийств,– злорадно проговорил подошедший капитан.
–Вы все хотите остаться чистенькими?– зловеще прошипел, повернувшись к нему, Богомол. – А вот прикажу вам самому удавить лоцмана в каюте и пристрелю, если откажетесь. Ну да ладно! Вам, Док, придется исполнить роль лоцмана. Никаких знаний не потребуется. Чисто формально, чтобы усыпить бдительность экипажа сухогруза. Возьмите у него в каюте лоцманскую фуражку.
Поль облегченно вздохнул. Все было решено без него. Разжав руку и заметив, что ладонь выпачкана ружейной смазкой, он ругнулся, что случалось с ним крайне редко, и пошел с палубы, держа растопыренные пальцы подальше от костюма.
КОВЧЕГ.
Сделай себе Ковчег из дерева гофер;
Отделения сделай в Ковчеге…
/ Бытие, 6:19; 7:4/
Невеселые думы одолевали Гэмфри, когда он подъезжал по северному шоссе к давно известным ему подземным выработкам. “Если разговоры о конце цивилизации просто отвлекающий маневр, – думал он, – то для чего тысячам людей симулировать заинтересованность в подготовке мифического Ковчега? Если же это правда…”. Гэмфри тяжело вздохнул и свернул на проселочную дорогу, идущую влево от шоссе, к холмам, тянувшимся вдоль залива.
«Нет, невозможно! Если все погибло, то очень скоро погибнет и остров. Вот эти зеленые холмы, цветы, деревья. И я!?»
– Чепуха! – выкрикнул он последнее слово, и будто не он произнес его, а кто-то другой, которому можно было доверять безоговорочно. Сразу стало легко и привычно, и деревья и зелень вокруг немедленно приобрели цвет. Он обрадовался такому простому и очевидному выводу. Конечно, его и всех остальных хотят надуть. И что же – он должен поверить в этот бред о погибшей цивилизации только ради того, чтобы Президент обвел своих противников вокруг пальца? Пусть обрабатывает других. Да, он пожилой человек, но не дурак!
Гэмфри с размаху ударил ладонью по баранке и улыбнулся облегченно. Нет! Жизнь не кончилась еще. Наоборот, может быть, сейчас только начинается самый интересный ее период.
И все же какая-то тревога отравляла восприятие зеленых холмов, синей дали залива, открывшегося с дороги.
Внезапно перед машиной возник пост. Бетонные блоки закрывали небольшую будку, стоявшую рядом с пестрым шлагбаумом. В дыру между блоков на дорогу пялились два пулеметных ствола. В прошлый его приезд сюда поста не было. Солдат, стоявший у входа в будку, даже не посмотрел в сторону машины. Гэмфри уже миновал шлагбаум, но остановился метрах в десяти и вернулся на пост.
