скачать книгу бесплатно
Торжественная передача власти состоялась одновременно в разных городах – Медиолане и Никомидии (Евтропий, 9: 27) – перед парадным строем солдат и офицеров. В Медиолане Максимиан передал власть Констанцию Хлору. В Никомидии Диоклетиан передал власть Галерию. Их преемниками (цезарями) стали соответственно – Север (полководец Галерия) и Дазу (племянник Галерия, сын сестры).
Со слов Лактанция (19), и старшие офицеры, и лучшие воины, приглашенные от легионов, были уверены в том, что Константин, сын Констанция Хлора, станет цезарем. Когда Диоклетиан объявил цезарем Дазу, все взоры устремились на Константина, который стоял рядом с правителями: неужели он сменил имя? Галерий грубо оттолкнул его и вывел вперед своего племянника Дазу.
Обойдённым оказался не только Константин, но и Максенций, сын бывшего императора Запада Максимиана. Галерий объяснил своё решение тем, что Максенций не чтит ни своего отца, ни своего тестя (Максенций был женат на дочери Галерия).
Последней помехой на пути Галерия к единоличной власти был Констанций Хлор, который казался ему лёгкой добычей: мягкий, не конфликтный, отягощённый болезнью. Он планировал сместить его, если тот не умрёт. «Что он сможет сделать, когда трое (Галерий, Север и Дазу. – С. Ш.) принудят его сложить власть?» (Лактанций, 20). Его должность он хотел отдать своему полководцу Лицинию.
Галерий унизил Констанция Хлора, назначив руками Диоклетиана наследником его власти Севера: он, естественно, хотел видеть цезарем своего любимого сына Константина. Не для Севера он укреплял армию, наполнял казну налогами, начал строительство дворцового комплекса в своей столице Августа Тревиров – современном Трире. Только Константин будет надёжным защитником детей Констанция Хлора: у него было несколько детей от второго брака.
Даже в страшном сне Констанцию Хлору не могло присниться, что его сыновей от второго брака убьёт его внук – Констанций II, сын Константина. Он якобы исполнил предсмертную просьбу отца, заподозривших единокровных братьев в том, что те его отравили.
Констанций Хлор написал Галерию письмо, в котором, ссылаясь на своё плохое здоровье, попросил отпустить к нему сына. Константин жил в Никомидии при дворе Галерия. Он не в первый раз просил отпустить сына. Галерий не отпускал: сын был заложником лояльности отца. Галерий не хотел видеть Константина соправителем. Если он соединится с отцом, тот обязательно сделает его соправителем.
Как я предполагаю, курьер привёз ещё одно письмо, адресованное лично Константину, в котором ему было сказано приехать независимо от решения Галерия. Диоклетиан и Максимиан – благодетели Констанция – ушли в отставку. Галерий был для Констанция посторонним человеком – пастухом: в молодости он пас рогатый скот. Дружба закончилась: началась волчья схватка за единоличную власть.
На этот раз Галерий не смог открыто отказать: все сразу поймут, что он хочет уничтожить Константина. Нет другого правдоподобного объяснения, почему он не разрешает сыну проститься с умирающим отцом. Его тайное желание станет явным.
Галерий сказал Константину прийти к нему на следующий день. Он решил отправить его к Северу, который задержит его. Галерий специально проспал до обеда, наслаждаясь томлением Константина, и, наконец, распорядился позвать его. Ему сказали, что тот уехал рано утром. Попытка догнать его не удалась: предвидя погоню, он убивал сменных лошадей на почтовых станциях.
Констанций привлёк сына к управлению государством и вскоре умер. После его смерти императором Запада должен был стать Север. Константин рассчитывал получить титул цезаря (Зосим, 2: 9)[128 - «Новая история». Зосим (Zosimus) – позднеримский историк, (2-я пол. V в.).]. Армия провозгласила его императором. Он прислал Галерию своё изображение, увенчанное лавром. Сначала Галерий хотел отказать Константину – объявить его узурпатором, но, боясь мощи его армии, назначил цезарем, а Севера – императором (Лактанций, 24).
Максенций, сын ушедшего в отставку императора Максимиана, позавидовал успеху Константина. Он не хуже Константина. В его жилах течёт благородная кровь. А Константин – «сын шлюхи» (Зосим, 2: 9). Максенций достоин лучшего будущего! Он – законный наследник престола. Галерий украл у него власть, не назначив цезарем.
Максенций захватил власть в Риме с помощью преторианцев, воспользовавшись недовольством горожан тем, что Галерий собирается взыскать с них деньги, потраченные на строительство терм.
Галерий приказал Северу подавить мятеж. Войско Севера состояло из командиров и солдат, которые ещё недавно преданно служили отцу Максенция. Максенций, решив переманить их на свою сторону, предложил отцу вернуться во власть: послал ему порфиру и вторично объявил императором. Тот согласился. Войско Севера, придя к стенам Рима, перешло на сторону мятежников. Север окончил жизнь самоубийством.
Максимиан, понимая, что Галерий отомстит за Севера, решил привлечь на свою сторону Константина. Он приехал к нему с юной дочерью Фаустой. Назвав себя другом, боевым товарищем Констанция Хлора, о безвременной кончине которого он горько сожалел, Максимиан высказал мысль, что неприлично сыну, наследнику громкой славы отца, быть каким-то цезарем. Его сын Максенций – уже император! Максимиан женил Константина на Фаусте и провозгласил его императором.
Ради императорского титула Константину пришлось развестись со своей любимой женой Минервиной, – якобы сожительницей, как уничижительно назвал её Аврелий Виктор, оправдывая некрасивый поступок Константина, – от которой у него был сын Крисп.
Час расплаты за Севера наступил: Галерий выступил в поход на Рим. Отважная решимость «узурпатора» Максенция сражаться, хорошо укреплённый город, мятеж в войсках, – заставили Галерия поспешно, позорно вернуться в свои провинции.
Максимиан решил отстранить от власти своего юного и неопытного сына Максенция – после неудачного похода Галерия. Собрав войско и народ, он долго говорил о беспорядках в государстве, а потом, указав на сына, назвал его виновником всех бедствий и сорвал с него пурпурный плащ. Пораженный, напуганный Максенций, очевидно, ещё помнящий, как папа ставил его в угол, драл за ухо, бросился с трибуны к солдатам, которые ответили на выходку престарелого императора гневными криками. Максенций мягко наказал отца: выгнал из Рима. Тому пришлось уехать к своему зятю Константину.
После гибели Севера законным императором Запада должен был стать Константин. Галерий, посоветовавшись с Диоклетианом, назначил законным императором Запада своего полководца Лициния.
Лициний обратил на себя внимание Галерия, отличившись на войне против персидского царя Нарсеса. «Понравился тогда ему Лициний за энергичные дела свои и поступки» (Евтропий, 10: 3).
Максимиан, лишённый реальной власти, решил прожить остатки дней у своей дочери, которая была женой Константина. Желая единственного, – воспитывать внуков, стать любимым дедушкой, – он вдруг обнаружил, что Константин император глупый, что он, Максимиан, управлял бы Галлией и Британией гораздо лучше!
Воспользовавшись тем, что Константин воевал с франками, он распустил слух о его гибели, объявил себя императором, заручился поддержкой некоторых военных, осыпав их деньгами. Константин, быстро подавив мятеж, не наказал тестя: всё-таки тот был папой любимой жены, другом, боевым товарищем отца, Констанция Хлора.
Расценив прощение, как ещё одно доказательство того, что Константин глупый, Максимиан уговорил свою дочь Фаусту погубить мужа, пообещав ей найти другого мужа, более достойного. Она послушно согласилась оставить дверь спальни открытой, уменьшить стражу и, естественно, сразу рассказала обо всём Константину.
Константин решил поймать тестя на месте преступления: заменил себя в спальне евнухом. Максимин, не разглядев спящего в темноте, убил евнуха кинжалом. Посчитав опасным для своей жизни прощать тестя ещё один раз, Константин казнил его.
Максенций, узнав о казни своего отца, обвинил Константина в неспровоцированном убийстве, и объявил ему войну. Тот, приняв вызов, захватил его несколько городов. Генеральное сражение состоялось у стен Рима – около Мульвийского моста через Тибр.
Сначала Максенций не участвовал в сражении: оракул предсказал ему гибель, если он выйдет за ворота города. Решив узнать победителя, он приказал «посмотреть в книги Сивилл. В них обнаружилось, что в тот день должен погибнуть враг римлян» (Лактанций, 44). Максенций не считал себя врагом Рима. Он вышел за стены города и погиб, когда его армия обратилась в бегство, – утонул в Тибре.
3
Все древние христианские авторы, рассказавшие о битве у Мульвийского моста, единогласно утверждают, что Константин одолел Максенция с помощью Иисуса Христа. Очевидно, помощь Иисуса Христа была: Константин запечатлел это удивительное мистическое событие на монетах, дошедших до наших дней.
Накануне сражения Константин увидел во сне «знак Бог», состоявший из совмещённых букв «Х» и «Р», которые есть в слове «Христос» – «?????O?». Совмещение букв напоминало упрощённую звёздочку – *, вертикальная линия которой вверху закруглялась. Иисус Христос пообещал Константину победу, если тот вооружится этим знаком. Потрясённый видением Константин изобразил на щитах «знак Бога», – и его армия одержала сокрушительную победу.
По моей версии, со временем общение Константина с Иисусом Христом обросло небылицами, главная цель которых – легализация креста: этот символ был навязан Римским папой Востоку руками светской власти. Афанаситы заменили совмещённые буквы «Х» и «Р», которые увидел Константин, «животворящим крестом». Как я думаю, противное Богу загадочное «начертание зверя», упомянутое в «Апокалипсисе», – это латино-византийский крест.
Некий римский император приказал всем своим подданным носить «начертание зверя» – «малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам». Тем, кто отвергал «начертание зверя», он запретил «покупать и продавать» (Апок. 13: 16—17).
Историкам известен император, запретивший оппонентам Римского папы, «покупать и продавать». Его указ увековечен в «Кодексе Феодосия», своде законов империи, составленном юристами императора Феодосия II. Феодосий Великий (ум. 395) лишил ариан «права завещаний и получений наследств», конфисковывал «дома, если в них происходили еретические собрания» (А. В. Карташёв[129 - «Вселенские соборы». С. 143. «Кодекс Феодосия» не переведён на русский язык.]).
Иоанн Златоуст был современником Феодосия Великого. Нынешние афанаситы считают, что древние афанаситы оклеветали Златоуста, объявив его арианином. По моему мнению, они сказали правду в глаза. Феодосий сослал Златоуста на остров Патмос, где тот и написал «Апокалипсис».
Первым по времени автором, сообщившим о помощи Иисуса Христа Константину, был Лактанций. Важное примечание: в тексте Лактанция нет слова «крест» (44: 5).
«И было Константину откровение во сне, что ему надлежит изобразить на щитах небесный знак Бога, и тогда лишь вступать в битву. Он исполнил всё, как было приказано, изобразив на щитах (символ) Христа буквой, загнутой вверху и пересечённой (буквой) Х».
Евсевий, следующий по времени автор, – по моей версии, редактор его книги, – назвал совмещённые буквы «Х» и «Р» – «крестом» (Ж. К. 1: 31). То есть легализация «начертания зверя» началась. Согласно Лактанцию, Константин увидел «знак Бога» во сне. Евсевий утверждает – наяву. Причём, не только он один увидел «сотканный из света крест», но и вся армия. А ещё они увидели надпись: «С ним побеждай!». Всю армию вдруг якобы объял ужас. Никто не знал, что и подумать! Иисус Христос растолковал Константину значение креста и надписи, явившись ему во сне (Ж. К. 1: 28, 29)[130 - «Жизнь блаженного василевса Константина».].
Важное примечание: Евсевий узнал эти интригующие подробности от Константина, который заверил свои слова клятвой.
Евсевий познакомился с Константином после 323 года, когда тот стал единоличным правителем империи, – то есть, как минимум, через десять лет после видения. Десятилетнее молчание Константина о помощи Иисуса Христа, на мой взгляд, неправдоподобное. Он стал печатать монеты с изображением этого события. Его невольно попросили бы объяснить. Он должен был ещё кому-нибудь рассказать эти подробности, – например, Осию Кордовскому, своему советнику по христианским делам, а тот сразу раструбил бы на всю империю. Он обязательно раструбил бы: это событие восхваляло христиан до небес, доказывало реальное существование Христа. Эти подробности стали бы известны всем христианам и в первую очередь – Евсевию: он был знаменитым христианским писателем, историком. У него не стало бы причины изумляться, а Константину – клясться. Следовательно, все эти подробности – вымысел позднего редактора книги Евсевия. Редактор подозревал, что ему не поверят: эти подробности он озвучил впервые, никто, кроме него, не знал о них. Не желая быть заподозренным во лжи, он придумал клятву императора.
Другое моё доказательство, что рассказ о явлении креста Константину вставлен в книгу Евсевия, основано на молчании об этом знаковом событии Кирилла Иерусалимского (ум. 386) в его рассказе о явлении креста в Иерусалиме[131 - «Послание к Константию, благочестивейшему царю, о явившемся на небе светозарном знамении Креста, которое видимо было во Иерусалиме». Святитель Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. – М.: Синодальная библиотека Московского Патриархата, 1991. Репринтное воспроизведение издания 1822 г.].
Кирилл сообщил императору Констанцию (Константию), что при его отце, Константине Великом, был найден земной крест, на котором распяли Иисуса Христа. А при правлении Констанция Бог показал в Иерусалиме небесный крест из света составленный. Земной крест был для Кирилла предвестником небесного.
Нелогичное молчание Кирилла нельзя объяснить не знанием сочинения Евсевия. Это событие – краеугольный камень идеологии афанаситов. Например, историк Феофан (ум. 818) рассказал о трёх подобных случаях: животворящие кресты на небе увидели Константин перед битвой с Максенцием, Кирилл – в Иерусалиме и Констанций, который был в то время, наверное, в Константинополе. «Такое же точно знамение (какое увидел Кирилл. – С. Ш.) и в тот же самый день явилось и Констанцию» (Феофан[132 - «Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта»: л. м. 5847, р. х. 347.]). Молчание Кирилла о явлении небесного креста Константину можно объяснить только тем, что в его время в книге Евсевия этого рассказа ещё не было.
Я думаю, письмо Кирилла к Констанцию сочинили в V веке: реальный Кирилл не стал бы лгать императору. Он не мог сообщить ему о выдуманных событиях – не было ни земного креста, ни небесного.
Находка в 326 году креста Еленой, матерью императора Константина, – это вымысел афанаситов. Евсевий, первый по времени автор, рассказавший о поездке Елены в Иерусалим, не сообщил, что она нашла крест (Ж. К. 3: 42). Крест не указан в «Бордосском Путнике», путеводителе по Святой земле, который в 333 году составил паломник из города Бордо, посетивший Иерусалим.
Теоретически афанаситы могли приписать Кириллу своё сочинение о явлении креста в Иерусалиме: они приписали ему сочинение «Слово на Сретение Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа». Праздник Сретения установлен в VI веке. Кирилл умер в IV.
В «Прологе», славянском сборнике кратких житий святых, это сочинение приписано Кириллу Константинопольскому (Цареградскому), а в греческих книгах – Кириллу Иерусалимскому. «Но до взятия Цареграда не было в оном» городе епископа с таким именем. Иерусалимскому Кириллу это сочинение не принадлежит «потому, что праздник Сретения установлен в шестом столетии по Рождестве Христове»[133 - Комментарий издателя книги, выпущенной в 1822 году.].
Если «крест» у Евсевия означает совмещённые буквы «Х» и «Р», то у историка Феофана это уже полноценный животворящий крест, – разумеется, православный: Феофан был православным. То есть легализация «начертания зверя» успешно завершилась.
Накануне сражения с тираном Максенцием Константин увидел устроенный из света «честный крест». Согласно Лактанцию, Максенций сам приказал разрушить за собой мост: «Мост за его спиной разрушают» (44: 9). По Феофану, мост разрушился «божественной силой»! Освобождённые от тирании римляне восхваляли Господа и Его «животворящий крест» целых семь дней (Феофан[134 - л. м. 5802, р. х. 302; л. м. 5803, р. х. 303.]).
Если сейчас какой-нибудь христианин скажет, что христиане не почитают кресты и не желают иметь с ними дело, на него посмотрят с недоумением. А раннехристианский апологет Минуций Феликс (ум. 210) сказал это язычникам: «Мы не почитаем крестов и не желаем их» («Октавий», 29). Если бы в его время христиане почитали кресты, как почитают сейчас, он, очевидно, никогда бы такого не сказал.
Язычники обвинили христиан в том, что «они почитают преступного человека и его крест». Минуций Феликс ответил им, что христиане почитают крест не больше, чем сами язычники: кресты являются «составной частью» (опорной конструкцией) их деревянных божеств, военных знамён и знаков. Обвинять христиан в почитании креста – равносильно упрекать моряков, что мачта и рея напоминают крест. То есть ранние христиане не использовали кресты в богослужениях.
Крест стал важным символом афанаситов. С помощью креста они доказывали, что их учение апостольское.
Когда арианский император Констанций стал угнетать афанаситов, «тогда, в посрамление злочестивых еретиков… и утверждения православных, во святом граде Иерусалиме явилось дивное знамение: во дни святой Пятидесятницы, 7 мая, в третьем часу на небе явилось изображение честного креста Господня, сиявшее неизречённым светом. Хулители Божества Христова исполнились стыда» и поняли, что вера афанаситов была не «от человеческой мудрости». Их вера якобы «утверждена откровением Святого Духа» и доказана «небесными знамениями и чудесами» (Димитрий Ростовский[135 - «Воспоминание явившегося на небе знамения Честного и Животворящего Креста Господня», день памяти 7 мая.]).
Какой был ответ ариан, уставших слушать эти небылицы? Их ответ был предсказуемым. По моей версии, они сказали афанаситам, что те ввели противное Богу «начертание зверя».
У царства зверя, установленного на земле руками Римских пап, должен быть яркий заметный символ, соответствующий его громким непотребным делам, – инквизиции, мракобесию, лжечудотворству, уничтожению и фальсификации книг. По моему мнению, таким символом стал крест. Если моё предположение о навязывании креста верно, тогда кресты появились на шпилях церквей после IV века.
4
Со слов Евсевия, Константин сразу после победы над Максенцием решил стать христианином и стал готовиться к таинству крещения: с увлечением изучал «Библию», принимал активное живое участие в делах Церкви. Подготовка к таинству крещения продолжалась у него двадцать пять лет! Он крестился на смертном одре.
Нынешние издатели книги Евсевия верят ему, что Константин решил стать христианином после победы над Максенцием. Если бы он не был оглашенным, ему, дескать, согласно традиции, не разрешили бы читать «Библию» и бывать на богослужениях.
Константину никто не посмел бы запретить! Наоборот: епископы посчитали бы за честь удовлетворить его любопытство. Не желая осрамить себя, они дали бы ему самые богатые книги и устроили бы самое пышное богослужение! Понравиться императору, – означает, прекращение гонений на Церковь, начатое Диоклетианом, и получение привилегий, которые были у служителей языческих культов. Получить привилегии была самой заветной мечтой епископов: они даже мечтать не могли обратить в свою веру Константина, – самого высокопоставленного язычника, главу всего жреческого сословия.
По моему мнению, не было никакой причины, которая зародила бы у Константина даже смутное желание стать христианином после победы над Максенцием. Он считал, что ему помог бог Аполлон.
При штабе армии Константина был штатный жрец – гаруспик, некий аналог нынешнего капеллана. Константин в первую очередь обратился к нему за разъяснением. Тот истолковал «знак Бога», напоминающий упрощённую звёздочку, в пользу бога Аполлона, которого язычники отождествляли с солнцем. Позже христиане обратили внимание, что вертикальная линия звёздочки закруглена, как у буквы «Р». И стали толковать «знак Бога» в пользу Иисуса Христа.
Упоминание в тексте Лактанция имени Христа не означает, что Константин понял, с кем общался: Константин изобразил «на щитах (символ) Христа буквой, загнутой вверху и пересечённой (буквой) Х». Как я думаю, это толкование Лактанция.
За несколько лет до битвы у Мульвийского моста бог Аполлон помог Константину разгромить бриттов и франков. Он почтил его храм такими богатыми дарами, «о каких не знала вся древность. По словам панегириста, приветствовавшего его тогда торжественной речью, сам бог явился ему в храме и увенчал его короной, усыпанной лаврами» (А. А. Спасский[136 - «Обращение императора Константина Великого в христианство». Исследование по истории древней Церкви. А. А. Спасский. – СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2007. С. 53.]). Если несколько лет назад ему помог бог Аполлон, значит, очевидно, помог и в этот раз.
В Риме сохранилась грандиозная Триумфальная арка Константина, посвящённая победе Константина над Максенцием, строительство которой длилось три года и завершилось в 315 году. На её стенах запечатлены важные моменты сражения, триумф, трофеи и римские боги – Аполлон, Геркулес, Виктория, Диана, показано жертвоприношение Марсу. Христианской символики нет. Помощь Иисуса Христа, по мнению нынешних христианских историков, Константин зашифровал в надписи, разъясняющей причину строительства арки:
«Сенат и римский народ посвятил эту арку императору цезарю Флавию Константину великому благочестивому счастливому августу, ибо божественным вдохновением и величием духа со своим войском он силой справедливого оружия отомстил за республику в сражении против тирана и его приспешников».
Дескать, Константин, вдохновлённый Христом, одержал победу над тираном и его приспешниками. Не надо выдавать желаемое за действительное. Константин подразумевал бога Аполлона, чьё изображение он поместил на арку. Константин, вдохновлённый богом Аполлоном, одержал победу над тираном и его приспешниками!
В 321 году Константин особым распоряжением узаконил «празднование dies solis – дня солнца» (А. А. Спасский[137 - Спасский сослался на «Кодекс Феодосия» – I, 8, 2.]). Язычники отождествляли Аполлона с солнцем.
В 325 году Константин установил в христианской Церкви единомыслие: заставил ариан, угрожая ссылкой, подписать Символ веры афанаситов. А в следующем году, обустраивая город Византий (Константинополь), пышно почтил языческих богов.
«Император особенно роскошно украсил ипподром». Он установил на ипподроме «треножник Аполлона Дельфийского, с очень достоверным изображением бога». А также построил два прекрасных языческих храма. «В них были поставлены статуи – в одном – матери богов Реи, в другом – статуя Судьбы Рима» (Зосим, 2: 31).
Информация Сократа (1: 16) о благоустройстве новой столицы сильно напоминает сообщение Зосима, но с другим знаком. Два великолепных языческих храма, построенных Константином, – у Сократа это две великолепных христианских церкви, построенных Константином. Благоговейная похвала Аполлону Дельфийскому, оказанная Константином, – у Сократа это публичное унижение Аполлона Дельфийского, идольского изваяния, устроенное Константином!
В 326 году Константин убил своего сына Криспа, а потом – свою жену Фаусту. Осознав весь ужас своего преступления, он решил покаяться. Если бы он был оглашенным, как утверждает Евсевий, он обратился бы к епископам. А он попросил жрецов очистить его от пролитой крови! Те честно ответили, «что не знают такого вида очищения, который мог бы освободить от таких безбожных преступлений». Тогда Константин обратился к христианину, некому египтянину, пришедшему из Испании в Рим. Тот сказал, что очистит его. Константин, поверив ему, отказался от своей наследственной религии и «принял ту, которую ему предложил египтянин» (Зосим, 2: 29).
В это время советником Константина по христианским делам был Осий Кордовский, епископ из Испании. Возможно, это он, отличающийся от прочих людей только епископским облачением, самонадеянно пообещал Константину очистить его от грехов.
Созомен (1: 5), живший через сто лет после этих событий, не верит языческим историкам: «Не безызвестно мне и то, что говорят язычники, будто Константин, умертвив некоторых из ближайших родственников, раскаялся и, с целью получить очищение, начал сноситься с философом Сопатром, который в то время был начальником Плотиновой школы. Когда же Сопатр отвечал, что для таких грехов очищение не существует; то царь этим отказом будто бы приведён был в уныние и обратился к епископам, которые покаянием и крещением обещались очистить его от всякого греха. Мне кажется, что это выдумано людьми, старающимися поносить христианскую веру».
«Знак Бога» на монетах Константина, выпущенных до 323 года, обычно представлял собой три пересекающихся между собой в одной точке линии – *. На некоторых монетах вертикальная линия имела вверху утолщение. То есть на ранних монетах не было знака, который можно было надёжно отождествить с именем Христа.
«Новейшие исследования монет, в значительном количестве сохранившимися от Константина, прочно установили тот факт, что до 323 г., – года решительной борьбы с Лицинием, – эмблемы с ясно выраженным христианским значением, вроде той, какую видел Евсевий, на них не встречается» (А. А. Спасский).
Отсутствие на этих монетах монограммы Христа историки объясняют не желанием Константина обидеть язычников. Он якобы специально изобразил эту монограмму нейтральной, предоставив своим подданным право толковать её в любую сторону.
Если бы Константин действительно понимал, кем был Иисус Христос, как утверждает это, например, Евсевий, он, наверное, не посмел бы изобразить на монетах нейтральный знак.
Как я думаю, Константин сначала не придавал значения букве «Р». Очевидно, эта буква была на рисунке, который он сделал сразу по памяти. Закругление ему казалось лишённым смысла, его собственной досадной ошибкой, мешавшей «знаку Бога» стать полноценной желанной звёздочкой – знаком солнца, знаком Аполлона, которому он поклонялся. Он не мог свериться с оригиналом – попросить Бога ещё один раз показать знак. Разумеется, христиане убеждали его, что этот знак Христа. Он не верил им, понимая их заинтересованность.
Историк Спасский считает, что Константин стал истинным христианином в 323 году после победы над Лицинием. Тот якобы доверился языческим богам, призвав их помочь победить христианского Бога, Которому доверился его соперник Константин.
«Глубокое впечатление произвело на душу Константина это поражение Лициния! Сами языческие боги выходили на борьбу и оказались бессильными! Величие христианства и ничтожество язычества открылось перед ним со всей очевидностью» (А. А. Спасский).
Спасский пересказал Евсевия. А тот солгал, выслуживаясь перед своим новым хозяином: вместе с Евсевием Никомидийским он помогал «равноапостольному» Лицинию победить «тирана» Константина, который, боясь Лициния, притворялся другом христиан!
По моему мнению, Константин стал христианином обычным проверенным способом. Его, потомственного язычника, убедило стать христианином «Евангелие», которое он стал читать, решив самостоятельно разобраться, кем был Христос, – Богом, как утверждал Осий Кордовский, или ангелом, как утверждал Евсевий Никомидийский. Константин «сам начал заниматься чтением божественных Писаний» (Ж. К. 1: 32). А ещё, разумеется, подтолкнуло общение с епископами, нежданно-негаданно ставших его учителями.
Монограмма Иисуса Христа, которую сначала Константин ошибочно принял за символ Аполлона, заставила его впервые посмотреть на христиан под другим углом. Сновидение накануне боя с Максенцием не могло сделать Константина христианином. Оно было мимолётным, единичным событием, делом давно минувших дней и, самое главное, непроверяемым, – возможно, как он мог сам считать, плодом его воспалённого ума, следствием нервного напряжения перед сражением.
5
Ещё один важный момент, который, по мнению христианских и языческих авторов, свидетельствовал о помощи Бога Константину, – его победа меньшими силами: у Максенция было больше пехотинцев и всадников. Древние авторы стали соревноваться, кто больше сократит войск у Константина: чем меньше будет у него войск, тем очевидней будет помощь, оказанная ему Богом! Победителем этого соревнования стал анонимный панегирист: по его мнению, Константин привёл на поле боя 25 тысяч пехотинцев – при условии, что общая численность армии Константина была такой же, как у Максенция.
Константин «перешёл через Альпы едва ли с четвертью своей армии, противопоставив её ста тысячам врагов» (Панегирик IX, 3: 3)[138 - «Панегирик августу Константину» (Pan. Lat. IX). Общее число панегириков – двенадцать. «Латинские панегирики». Перевод И. Ю. Шабаги. «Вестник древней истории». 1997 г. №2.].
Панегирист мог солгать: он договорился до абсурда в своём стремлении угодить Константину. Наверное, ни один нынешний учёный не верит его сообщению, что полководческий талант Константина был выше таланта Александра Македонского и Юлия Цезаря, но верят его сообщению о маленькой армии Константина.
У Александра Македонского было 40 тысяч солдат. У Константина – 25. Александр разгромил «изнеженных мидийцев и миролюбивых сирийцев», мечтающих стать рабами, вооружённых только стрелами. Константин разгромил прославленных римских легионеров, закалённых тяжёлыми войнами, бившихся до последнего солдата, вооружённых самым передовым оружием. Юлий Цезарь «напал на ничтожных греков», Константин – на «приальпийских жителей». (Очевидно, панегирист считал, что приальпийские жители воевали лучше знаменитых греков). Противником Юлия Цезаря были «мирные жители». Противником Константин – «военный гарнизон».
Панегирист якобы невыносимо страдал от мысли, что Константин подверг себя опасности, пойдя на Рим с маленькими силами. Большую часть армии он якобы оставил для охраны границы. Все отговаривали его идти на Рим – и военачальники, и гаруспики. Но он всё равно пошёл: ему тайно от всех пообещал победу Бог.
Панегирист поставил телегу впереди лошади: Бог пообещал Константину победу, когда тот был у стен Рима. Оставлять большую часть армии для охраны границ тоже не было смысла: несколько лет назад он жестоко разгромил франков и алеманнов. Пленив их вождей, он «отдал их на растерзание диким зверям» (Евтропий, 10: 3).
Согласно Зосиму (2: 15), Константин привёл к стенам Рима 90 тысяч пехоты и 8 тысяч конницы, у Максенция было 170 тысяч пехоты и 18 тысяч конницы.
Этим данным о количестве пехотинцев у Максенция тоже доверять нельзя. Зосим ненавидел Константина. Для него он был отступником, предателем религии предков, сыном «шлюхи». Зосим преуменьшил бы величие победы Константина: или занизил бы число пехотинцев Максенция, или умолчал бы о численном соотношении. Афанаситы были хранителями архива Зосима. Оригинальная рукопись истлела от времени. Афанаситы, переписав рукопись, увеличили почти в два раза войско Максенция.
Обе армии были примерно равны. У Константина было 90 тысяч пехотинцев, у Максенция – около 100. О первой цифре сообщил Зосим, о второй – панегирист.
На мой взгляд, косвенным доказательством примерного равенства является общее сообщение Лактанция: «У Максенция было больше людей» (44: 2). Он не привёл цифр. Перевес в десять тысяч пехотинцев не мог оказать решающего значения на ход сражения. Лактанций невольно унизил бы Константина, если бы указал конкретные цифры. Предположим, у Константина было 90 тысяч пехотинцев. А у Максенция, – например, 94. Но Константин всё равно победил, не смотря на меньшее количество пехотинцев. Это не похвала. Это издевательство над Константином. Ничего не сообщить о соотношении сил было бы тоже несправедливо: Константин победил всё-таки с меньшим количеством пехотинцев. Лактанций обязательно указал бы точную цифру, если бы разница была существенной, как в сражении Лициния и Дазу, – соответственно 30 и 70 тысяч пехотинцев (Лактанций, 45: 7). Численное неравенство их армий делало несерьёзным численное неравенство армий Константина и Максенция. Наверное, это обстоятельство стало другой причиной, почему Лактанций ограничился общими словами об их соотношении сил.
Константин, приняв вызов Максенция, приказал жрецам сообщить результат военной компании. Жрецы дали плохое предсказание. Он приказал повторить волхование. «Результат получился тот же» (А. А. Спасский). Христианские авторы объясняют плохое предсказание не желанием языческих богов помогать Константину. Якобы их отказ заставил его обратился к христианскому Богу. Языческие боги «отказали ему в своём благоволении чрез принесённые им гаруспикам жертвы. Остался один христианский Бог» (М. Э. Поснов).
По моему мнению, жрецы подстраховались: они тоже знали о неудаче Севера и Галерия, которые не смогли взять Рим. Благословить Константина в этой ситуации – равносильно подписать себе смертный приговор: Дазу казнил своих жрецов, когда Лициний разбил его армию. Жрецов не накажут, если Константин возьмёт Рим. Он не вспомнит о них, опьянённый победой! А если не возьмёт, – они «честно» предупреждали.
Константин не был уверен в своей победе над армией Италии. Север и Галерий не смогли взять Рим, неприступную столицу империи. Север – отравился. Галерий позорно вернулся в свои провинции, опасаясь, что его легионы перейдут к Максенцию. Константин тоже мог потерпеть поражение. Может быть, были правы гаруспики и военачальники, не советовавшие ему идти на Рим? Почему он не послушал их? Очевидно, в самый пик сомнений его поддержал Иисус Христос, сказав разместить на щитах свой знак.
6
План Галерия стать единоличным правителем Римской империи разрушился на его глазах, как карточный домик. Мало того, что Константин и Максенций вопреки его воле стали соправителями, так Галерия предал человек, от которого он меньше всего этого ожидал, – племянник Дазу. Гарантом его преданности он считал свой щедрый поступок – подаренная ему должность цезаря. Племянник позавидовал назначению Лициния императором. По его мнению, Галерий должен был назначить императором его: «первым должен быть тот, кто первым принял пурпур» (Лактанций, 32). Он принял пурпур раньше Лициния. Дазу стал пренебрегать распоряжениями Галерия. А потом сообщил ему, что армия провозгласила его императором. Галерий подчинился, не желая воевать с племянником.
Наконец в планы Галерия, как считает Лактанций, вмешался Бог, наказав его за гонения на христиан: Галерий – умер.
Галерий, находясь на смертном одре, поручил Лицинию, как он считал, своему лучшему другу, надёжней которого не найдёшь, свою жену и сына, передав в качестве награды за их безопасную безбедную жизнь свои территории. Не знал он, что отдал сына в руки убийцы: настанет день, когда Лициний казнит его. Дазу, восприняв поступок дяди за грабёж среди белого дня, решил бороться за его наследство. Он захватил все его «земли вплоть до Халкедонского пролива». Лициний смирился с потерей азиатских владений.
Конфликт Лициния с Дазу и конфликт Константина с Максенцием – стали причиной политического союза Лициния и Константина, который они решили скрепить родственным союзом: Константин посватал за Лициния свою сестру Констанцию.
