
Полная версия:
Хохот Демиурга. Мысли в моей голове
– Посмотри… – Никита еще раз огляделся и даже запнулся, – что я построил. Кем стал…
– Хладнокровным убийцей! Глаза бы мои не видели тебя и этого места. Но раз я тут, ты получишь сполна по заслугам.
– Я никого не убивал! – Даже не пытаясь сопротивляться, Никита полностью включился в игру, – Все пришли сюда. Вы все в лучшем мире, который я создал для вас.
– Ах ты Богом себя возомнил? И мой Андрюша… Он тоже здесь! Этого я тебе не прощу. Я тебя наградил даром, я же его и отниму. На колени!
– Даром? Да ты же проклял меня!
– На колени!
– Нет, – Никита уперся, – это мой мир!
Я достал часы:
– Узнаешь? Отныне, я лишаю тебя наследства – я лишаю тебя всего!!
Часы летят в стену и, разбрасывая искры, вдребезги разбиваются. Вода под ногами Никиты высыхает, он смотрит на осколки – в точности такие же, как тогда – в детстве. Он чувствует себя маленьким мальчиком, но и помнит, что он мужчина – он не знает, что делать – взять ситуацию под контроль, проглотить слезы, или разрыдаться. Я в каплях скольжу ближе, пока он не сделал выбор:
– Сынок… Я никогда не хотел тебя обидеть. Я в тебя верил – думал, ты сможешь принять верное решение. Подойди поближе – дай мне тебя обнять. Прости меня, сынок…
Никита сделал маленький шаг вперед и опомнился, но было поздно, я налетел на него и с размаха впечатал маску в его лицо.
В зале стало совсем темно. А потом бьющие с четырех сторон прожектора подсветили клетку. Клетку, в которой стоял напуганный маленький мальчик.
– Что? Кто? – Никита дрожал от произошедшей с ним метаморфозы, – я? нет! Я больше не ребенок! Я Создатель и творец своей жизни! Внутренней Риги! Судьбы людей зависят от меня! Кому жить, а кому умирать!
«ТфЫЫЫЫЫ!!» – Совсем маленький Андрюша с палкой наперевес подбежал к клетке. Он улыбался и предлагал поиграть. Но вдруг его губы посинели, дыхание перехватило, лицо искривила гримаса боли. Мальчик схватился за горло, будто что-то мешало ему дышать. А потом он упал.
В зале наступила мертвецкая тишина. Никитка не решался позвать на помощь.
И тогда Андрюша поднялся. Но с ним что-то было не так. Какая-то замогильная бледность и отрешенный взгляд. Он подошел к прутьям клетки вплотную:
– Что ты наделал, братик? Зачем так поступил со мной? Почему превратил в навечно мертвого ребенка?
– Я спас тебя! – Закричал Никитка, – спас, ты слышишь?!
Но Андрюша молча мотал головой.
– Спас! Спас! Я даровал тебе целый мир – в котором ты можешь жить вечно!!
В руках Андрюши возник нож.
– Что ты… Что ты задумал?
Но свет погас, а когда прожекторы вновь включились, Андрюши уже не было.
– Теперь-то ты понял? – Отец был готов метать молнии одним взглядом. – Еще нет? Так давай вместе посмотрим!
Свет моргнул, как от перепада электричества, но этого момента хватило, чтобы перенести клетку с Никиткой в Храм Утех.
– Сейчас мы проверим, кто прав из двух братьев! А ну-ка, немедленно открой мне свою душу. Покажи, какое у тебя нутро? И если прав ты, а я ошибался – видит Бог, я возьму все свои слова обратно и сам упаду перед тобой на колени. Докажи, что ты не убивал моего Андрюшу! Или тебе нечего показать?
Никитка почти забыл многие свои годы. Он забыл, что когда-то недавно был взрослым – ему спешилось открыться Храму – этому чудесному изобретению, через которое отец, наконец, узнает, что он ни в чем не виноват. Сейчас-сейчас! Он покажет все и докажет.
Нервно потея под маской, я боялся пошелохнуться – передо мной открывались врата в глубины подсознания Никиты – его стержень, его ядро. Из врат бил яркий белый свет – забавно, в глубине мы все светлы, наивны и беззащитны.
Вот-вот я смогу войти, чтобы искорежить и уничтожить. Хитрость сработала, и враг сам открывается передо мной.
Все! Готово! Открыто! Всего лишь несколько шагов. Вот так, поравнялся с Никитой, а теперь шагнуть за него – в него…
Но постойте-ка, я не готов так просто. Возможно, он просто исчезнет, даже не поняв, что произошло. Я хочу видеть его глаза в этот момент – ненависть требует полноценного отмщения. Никита должен понять, что я, именно я, а не кто-то другой одолел его. Иначе я не смогу насладится победой…
И я задержался. В глаза Никитке смотрел его отец. А потом…
Я снял с себя маску.
Несколько секунд он соображал, а затем лицо исказилось – он понял все. Теперь я доволен, можно идти…
Острая боль точечно поразила со всех сторон. Я не лишился сознания – нет. Я даже сумел понять, что это прутья клетки, подчиняясь воле Никиты, пронзили мое тело. Из меня торчал металл, как из морского ежа иголки.
Никита тяжело дышал – в конвульсиях мне было сложно разобрать, от злости, или усталости. А затем он полностью пришел в себя:
– Вера! – Спохватился он и обратился ко мне, – закончу с ней, и тебе п…ец!
И я, в слезах проклиная свою твердолобость, остался нанизанным на штыки в раскаляющейся Внутренней Риге. Сознание не покидало меня насовсем. Я умирал, и тут же возрождался, чтобы умереть вновь. Казалось, что цикл бесконечен, а потом мне стало мерещиться разное:
Мне показалось, что я застыл во времени, как комар в смоле – даже боль отошла куда-то. Я будто бы стал видеть ясно – так, как никогда до этого. И этим новым зрением я увидел, как Васька плавно приближается ко мне. Подойдя совсем близко, он сел, поджав под себя хвост, и заговорил:
– Расслабься. Так и должно было произойти. Люди всегда ведут себя так, как люди. А раз этот кусок пространства населен людьми, он обречен на те же ошибки… Не переживай – ты слишком много переживаешь, думаешь о себе и своей участи. Тебе стоило бы просто жить, делать, что ты там делал, и ни о чем не думать – довериться мне. Но в мире людей подобное невозможно?
Никита слишком жесток, ты чуть меньше, но ты такой же как он человек. Только не думай, что ты какой-то там особенный и избранный – нет, ты очередной, которого я прощаю и на которого тщетно надеюсь. Ведь, как и все миры, завоеванные людьми – этот тоже обречен на погибель. Не сейчас – время еще есть – потом. Я пространство, я же время – позже я перемелю всех. А пока…
Непереносимая боль вернулась. Мне стало мерещиться, будто пошел дождь. Я якобы увидел, как несколько вихрей пронеслось в этом дожде. Я смотрел в себя, как в зеркало, а потом мое отражение начало облегчать мне боль.
Я размножился, меня стало много – и одна из моих сущностей не спасала меня, а бросилась к незакрытым воротам – она протянула в них руки, будто зачерпывая, и рывком выдернула оттуда Никиту. Вот уже двое, с обезображенными лицами, держат его за руки.
Мне помогли подняться и вручили копье – да, такое оружие я себе и представлял. С головой, будто в тумане, на шатающихся ногах я подошел к Никите и ударил в сердце. Не думая, зачем и для чего так надо. Будто бы исполнял чей-то замысел.
А потом… Копии начали что-то говорить, даже спорить. Мне показалось, что они решали, кто из нас пройдет в ворота. Мне было сложно понять, что происходит, на чем-то удержать внимание тоже было невозможно, поэтому я просто шагнул на свет.
***Нож выпал из моей руки в последний момент. Рыдающая Вера стояла на коленях. От шума внутри голова пошла кругом, ноги подкосились, и я упал рядом. Во мне бушевала буря – чужие воспоминания наслаивались на мои, и наоборот. Казалось, что я раздавил кого-то, или кто-то раздавил меня.
Воздухом дышать было странно и непривычно. Пока меня рвало, периферийным слухом уловил, как захлопывается дверь.
Надо подняться…
Я в мастерской.
Почти добрался до окна, почти открыл его и замер. В отражении стекла на меня смотрел Никита.
17. После бури
– Не собирался я никого убивать, что за глупости!
Похоже, полицейские рассматривают мое самодовольство как издевку, хотя на самом деле я просто получаю удовольствие от того, что живой.
Живой – да! Пускай не в своем теле, но я снова нахожусь на земле с привычными мне законами физики, за мной не следит и ничего от меня не требует возомнивший себя богом тиран, я обладаю свободой. Конечно, будет крайне неприятно, если все обернется не в мою пользу и меня тут же закроют за решетку, но это ничто в сравнении с заключением в голове Никиты – по крайней мере, я буду знать свой срок. Но и этого хотелось бы избежать:
– Послушайте, – стараюсь выглядеть как можно искренней, – мы повздорили, она схватилась за нож, я тоже дал лишнего… Я виноват во многом, но никого убивать не хотел, тем более человека, которого люблю всем сердцем. Если бы вы только позволили с ней поговорить…
Встретиться с Верой мне не разрешают. По кругу задают одни и те же вопросы, пользуясь чужой памятью, я вспоминаю, что у меня теперь есть хороший юрист.
Адвокат успокаивает, что все не так плохо. Несколько суток провожу в КПЗ, меня хорошо кормят, наслаждаюсь каждым отправленным в рот кусочком – никогда бы не подумал, что скучал по вкусу пищи… На предварительном заседании мерой пресечения назначают запрет на выезд из страны и любые контакты с Верой.
Адвокат предлагает подвезти, отказываюсь. Возле здания суда бюджетный студенческий бар, заказываю бокал пива. Слышу, как за соседним столиком обсуждают задержание окровавленной обнаженной девушки с ножом в самом центре Старой Риги. Адвокат уже рассказывал, что кто-то заснял Веру на телефон, и происшествие быстро разлетелось по соцсетям. Ролик легко найти, вбив в поиске запрос «kaila ar nazi vecrīgā»…
Что я имею на данный момент? У меня новое тело и новая жизнь – причем успешного человека. На счетах не то, чтобы миллионы, но достаточно долго могу не переживать о доходах. А, при желании, могу занять должность Никиты – в конце концов, я приложил руку к его назначению. То, что тело не мое – меня не сильно смущает – с потерей физической оболочки смирился, еще когда содрал с себя лицо во Внутренней Риге.
Единственное, что огорчает – Никита успел полностью скомпрометировать себя в глазах Веры. Вряд ли нам суждено быть вместе. Едва ли она поверит в историю о моем мистическом побеге из Внутренней Риги и воскрешении в чужом теле. Или?..
А что есть без этого? Вера справедливо убеждена, что Никита убил меня. Она даже догадывается, что портрет спрятан в сейфе. В конце концов, она видела, как Никита пытался убить ее саму. Расклад явно не в мою пользу. Надо забыть то, что между нами было.
Но без Веры дело кажется незавершенным. Раз уж я сам уцелел…
Допиваю пиво, выхожу на воздух. Мне бы добраться до квартиры Никиты – привести себя в порядок, переодеться, понять, как быть дальше. Можно заказать такси, но хочется пройтись пешком. Поднимаюсь на вантовый мост, с которого открывается вид на Старую Ригу – почти такая же, как Внутренняя, только настоящая. В один момент я даже прекратил мечтать ее вновь увидеть. Ощущение, будто я прожил две жизни, и сейчас переродился для третьей. А Бог любит троицу.
Не успел пройти и половины моста, поднялся ветер. Рижская погода переменчива, только что небо было ясным, а уже надвигается буря. К сожалению, регулировать климат в реальном мире я не умею, да и скользить в каплях вряд ли получится…
Стоило подумать о Внутренней Риге, начало казаться, будто я чувствую ее внутри себя. Якобы, меня кто-то зовет.
Гнать прочь морок!
Поздно. Я отчетливо слышу зовущие меня голоса. Грянул гром и спустя несколько секунд в небе сверкнула молния. Становилось прохладно. Но мне уже было не до надвигающейся стихии. Я отчетливо различал голоса и уже поименно знал зовущих. В молящем хоре слышалось страдание. Только сейчас я осознал, что Внутренняя Рига никуда не делась – она существует автономно, брошенная своим прежним богом, пребывая в поиске нового опекуна и, возможно, спасителя.
Я замер, закрыл глаза и попробовал сфокусироваться на месте у себя внутри, из которого исходит зов…
Лицо обдало невыносимым жаром. Стало казаться, будто кожа трескается – как сетку на меня накинули обжигающую боль.
Никита же собирался испепелить Внутреннюю Ригу, и похоже, что я сейчас в последствиях его намерения. Получается, что забыв о жителях, я оставил их догорать? Мысленно обнаружив источник жара (им оказался сам воздух), своей волей я заставил его остывать. Но устранить пекло за мгновение не удалось – обратный процесс был запущен, но двигался он не так быстро, как хотелось бы. Видимо, разом кардинально повлиять на весь здешний климат неподвластно даже местному богу – вот почему Никита не уничтожил нас сразу же. А может он намеренно хотел замучить, а я еще слишком неопытен, чтобы правильно управлять Внутренней Ригой.
Не столько из-за жары, сколько из-за воспоминаний стало нестерпимо находиться во Внутренней Риге, я поспешил было исчезнуть, но почувствовавшие мое присутствие голоса стали звать громче.
Зов исходил из самой отдаленной от эпицентра жара точки – Национальной библиотеки, я поддался и перенесся туда.
Мне показалось, что я очутился внутри ледника – центральный зал библиотеки был облеплен снегом, тут и там лежали талые сугробы. Снег валил с потолка, по большей части тая, не успев долететь до пола. Надо признать, что это едва ли спасало от жара. Действующее уже без хозяина «глобальное потепление» жарило беспощадно несмотря ни на что.
– Явился!
Выскочив из-за сугроба, Андрюша набросился на меня, но, не успев допрыгнуть, застыл в воздухе. Заморозить его у меня получилось интуитивно – сработал механизм, реагирующий на опасность. Я посмотрел растерянно, и Андрюша тут же упал на пол.
– Не ты… не ты должен был уйти… – Он едва ли не плакал, – ты провел нас… Ты! Пока мы решали…
– Вы решали что? – Удивился я.
– Вот только не надо прикидываться!!
– Я же говорил, что он даже не понял…
Толик появился вместе с Томом, которому я кратко кивнул в знак приветствия, но тот лишь фыркнул в ответ.
– Не понял что именно?
– Что это мы спасли твою шкуру! – Том рявкнул, и сухожилия у него на шее напряглись.
– Скорее, все же воспользовались твоим оружием… – Самым рассудительным оставался Толик.
– Маски… Вы все-таки их надели… Так это были вы… – Я начал понимать.
– Конечно же стало любопытно, что за мешок ты тогда бросил. Ну, и, мы наблюдали за схваткой. Можешь считать: когда Никита открыл врата, я в тебя поверил. Хотя, конечно, потом ты круто облажался. Но, как говорится – победителей не судят? Да – это были мы: когда Никита дал слабину и был практически повержен, а потом из-за твоей оплошности вновь взял контроль в свои руки – мы вступили в игру. Должен признать, ты хитро придумал. Или просто человека без лица легче рисовать, чем с лицом? В общем, мы надели оставленные тобой маски и отправились на поле боя. Это именно Том своей невероятной силой сумел совершить невозможное и через не закрывшиеся врата выдернуть Никиту из реального мира обратно. Это я вручил копье в твои руки. А потом… Мы должны были сообща решить, кто достойнее других занять место Никиты. Ну, или хотя бы бросить жребий…
– А ты попросту нас всех кинул! Этого от тебя и следовало ожидать! – В крике Андрюши слышалась ненависть и отчаяние.
– Так вот значит как… А я думал, что это Васька каким-то способом…
– Какой Васька? Это же ты его убил! Ты! Ты! Ты все разрушил! Ты оставил нас! Ты хуже Никиты!
Я старался не замечать Андрюшины вопли.
– А Никита, что с ним?
Толик пожал плечами.
И тут мне показалось, что я чувствую Никиту – так же, как я мог почувствовать всех во Внутренней Риге. Ничего не сказав, я перенесся из библиотеки в Храм Утех. Меня настигло понимание, что стоит мне подключиться, я смогу увидеть, что с ним произошло. Экран замерцал белым шумом, с трудом справляясь с волнением, я сел в кресло…
Я увидел белую пустоту. В нее, как в кокон, погрузился Никита. Ему было хорошо и уютно – пустота теплым одеялом укрывала его разум от суеты и волнений. Он не умер – он ушел глубоко в себя – гораздо глубже, чем была Внутренняя Рига. И я понял, что при желании, могу его оттуда выдернуть…
Я оторвался от экрана. Меня трясло от жажды мести и страха снова все испортить. Прежде, чем что-то предпринять, хотелось с кем-то посоветоваться.
Ник!! Как я мог о нем забыть и бросить!
Я буквально ворвался на территорию Бизнес-Центра. В этой части Внутренней Риги не было безумного жара. Нигде, кроме одной из камер…
Сотворенные первой подвернувшейся мыслью жалюзи скрыли солнце. Плавящийся мученик наконец обрел покой. Я молча смотрел, как заживают его раны. А потом Ник смог приподнять голову:
– А, это ты… привет… – Он попробовал улыбнуться.
– Это я, Савел. – Уточнил я, испугавшись, что он может принять меня за Никиту.
– Не переживай, я сразу понял… Я верил, что у тебя получится. Это и не дало мне сойти с ума.
– Да. Никита повержен. Я теперь на свободе… – Мне стало неловко, что вырвался только я.
– Не смущайся. Мы изначально знали, что сможет только один из нас… И я всегда знал, что это будешь ты. Да, и даже если бы мне выпал шанс, я бы не смог уйти, бросив остальных, ты же знаешь. Прости, я не в укор – боль пока слишком свежа и туманит мысли. Я хотел сказать, что это и должен был быть ты – тебе было нужнее. Тебя там ждала любовь, а ради нее стоит забыть обо всем… Меня же никто не ждет – я умер. Так что я бы отдал свое место тебе в любом случае. Расскажи, она была рада тебя увидеть?
– Я пока… с ней не встретился. Я же в теле Никиты, понимаешь? Скажи, что ты сейчас хочешь? Могу ли я чем-нибудь помочь? Что-то для тебя сделать? Вроде как теперь я вместо Никиты правлю этим местом.
– Для начала, я хочу покой. Мне нужно хорошенько отдохнуть от того, что было.
– Перенести тебя куда-то? Во Внутреннюю Ригу?
– Думаю, то место не сильно отличается от этого. Ты иди… Мне правда стоит передохнуть. Потом… все потом.
После непереносимой жары там, было странно опомниться насквозь промокшим и продрогшим под дождем и ветром на мосту в реальном мире. Укрыться было некуда, поэтому я побежал – одновременно сбегая от дождя и мыслей. Поселившийся в голове назойливый голос Андрюши все вторил, что я бросил их и даже Никита проявлял больше заботы. А я не знал, что мне делать. Понимал только, что Ник случайно сделал мне справедливый упрек – я ведь давно позабыл, ради чего это все было…
Перебравшись через реку, я спрятался под мостом и сразу же набрал ее номер. Вера ответила, когда я уже перестал надеяться и ждать.
– Да? – Ее голос был тихим и отрешенным.
– Знаю, что мне запрещено с тобой даже разговаривать, понимаю, что ты ответила на звонок, надеясь засадить меня за решетку, но я прошу внимательно выслушать меня и постараться поверить. Я хочу рассказать правду…
– Говори. – Как не пыталась, Вере не удалось скрыть заинтересованность.
Я стал пробовать подобрать нужные слова, чтобы не походить на безумца. Все было не тем. Прекрасно, что я поддался порыву, но как при этом быть убедительным?
– Мне будет сложно… по телефону. Мы можем встретиться? Знаю, о чем ты сейчас подумала, но нет никакого подвоха. Можешь сама выбрать место, в котором будешь чувствовать себя в безопасности. Все настолько запутанно… Если я расскажу сейчас, это будет звучать, как бред.
– Ладно, – согласилась она почти мгновенно, – давай встретимся в банке. Заодно и покажешь, какие «важные документы» хранятся в сейфе. Только не надо рассказывать, что это для меня небезопасно. Мы оба знаем, что является для меня настоящей опасностью.
– Не стану, Вера. Хорошо, давай встретимся в банке. Когда ты будешь готова?
– А что тянуть? Я как раз тут рядом.
– Следишь… Хорошо – буду через пятнадцать минут. Только очень прошу, повремени с полицией. Клянусь, я не представляю для тебя угрозы.
Перед тем, как оборвать разговор, Вера издала презрительную насмешку.
Бедная, но сильная Вера… Даже побывав на грани, до сих пор не отступает и не сдается, все надеется вывести Никиту на чистую воду.
Перед предстоящим свиданием хотелось бы смыть с себя запах камеры, но нельзя заставлять ее ждать. Скоро все встанет на свои места. Я на это надеюсь.
Ее обнаженные руки покрыты мурашками. Усталый взгляд с трудом фокусирует внимание – похоже она в отчаянии и долго пребывала без сна. Увидев настоящую, живую Веру настолько близко и не в отражении чужих глаз, сердце начинает биться чаще. Хочется ее обнять и согреть, успокоить. Но еще нельзя, она не поймет – сперва нужно все объяснить. И начинать нужно немедленно, пока Вера не позвала на помощь – адвокат предупредил, что если я нарушу меру пресечения и об этом узнают – мне несдобровать.
– Так хочется тебя обнять… До сих пор не представляю, как начать, чтобы ты поверила. Ты вся продрогла, может, в кафе? Тогда хотя бы внутрь, в фойе банка? Впрочем, понимаю… В то, что я сейчас скажу, невозможно поверить, но я докажу, любимая. Я очень по тебе скучал. Да как же так-то?! Почему язык не поворачивается? В общем, Никита проиграл. Я вернулся к тебе. Это я, Савел!
Грустная улыбка мелькнула на ее губах. Вера брезгливо посмотрела сквозь меня. А потом ее лицо озарило:
– Савел, любимый. Значит, это Никита убил тебя?
– Я понимаю, что ты принимаешь меня за сумасшедшего и подыгрываешь, чтобы узнать правду. Да, это Никита убил меня в тот день, когда я показал ему портрет.
– И портрет сейчас здесь, в сейфе? Ты мне его покажешь?
– Гори он синим пламенем! Если бы не было этого портрета, ничего бы не было – ничего. И мы до сих пор были бы вместе.
– Портрет… в сейфе?
– Да, ты права. Портрет сейчас лежит в сейфе.
– Я могу на него взглянуть?
– Не веришь… Спроси меня о чем-нибудь, о чем мог знать только Савел?
– Ты обещал показать портрет.
– Пойдем…
Заходим в банк, больше не разговаривая. Номерок электронной очереди мне не нужен, звоню частному банкиру, который извиняется и, так как я без предупреждения, просит немного подождать. Приносят кофе, смотрю, как стрелка настенных часов отсчитывает секунды, не знаю, что сказать.
Не поверила… А я бы поверил? Сейчас она увидит портрет и вызовет полицию. Интересно, потянув за ниточку, вытянут ли остальные грехи Никиты? У него руки по локоть в крови. И посадят меня на долгие годы. Прежде всего за убийство самого себя. За самоубийство. Как иронично…
– То лето не было таким дождливым, – говорю я тихо, не надеясь, что она услышит, – стоял ясный день, и мы поехали на море. Не на забитую туристами Юрмалу, в другое направление. Когда сошли с автобуса и пока шли к пляжу, мы все рассматривали рыбацкие хижины, представляя, что было бы, если бы жили в той, или этой. В нашей фантазии в каждом из домиков нас ждала другая судьба, но повсюду одна на двоих до конца наших дней. Мы веселились, рисуя различные варианты нашего счастья…
Мы долго шли к маяку по пляжу, и добрались до границы, где каменистый берег сменяет песчаный…
К нам быстрой, но не суетливой походкой подошел банкир. Пожал мне руку, извинился за задержку. Он попытался завязать разговор ни о чем для поддержания беседы, но я подчеркнуто короткими ответами дал понять, что мне сейчас не до этого. Банкир пригласил проследовать за ним в подземное хранилище. Мы с Верой шли рядом.
– И ты сбросила с себя одежду и побежала в море. Я остался ждать на берегу, собирая камни. А потом мы грелись на валуне. Ты, завернутая в полотенце, прижалась ко мне мокрым плечом, и я подарил тебе янтарный камушек – стихии отполировали его, сделав идеально круглым и гладким…
Банкир провел нас в хранилище, вставил свой ключ в ячейку, повернул его и оставил нас наедине.
– На следующий день ты сделала из янтаря кулон. И с тех пор с ним не расстаешься – он всегда на тебе. Когда ты мне его впервые показала, ты еще вздохнула, жаль, что не нашлось второго такого же камня для парных украшений. А я ответил, что это мгновение, полное любви, подобно смоле застыло в моей душе…
Я вставил и повернул ключ, но не открыл ячейку, а протянул руку к ее шее и взял кулон в ладонь. Вера дернулась и застыла. Она смотрела на меня, часто моргая.
Я зажмурился и перенесся во Внутреннюю Ригу. Если это место теперь принадлежит мне, то и работать оно должно по моим правилам. Хоть раз оно должно подыграть и пойти на пользу! С головой нырнув в мусорный контейнер, я достал оттуда тот самый портрет…
Вера трясущейся рукой открыла дверцу и заглянула в ячейку. Портрета не было. На дне сейфа лежал тот самый янтарный камень. Я разжал перед ней ладонь и показал, что она пуста:
– Это я, Вера. Я вернулся, потому что не могу без тебя. Чтобы со мной не случилось, где бы я не оказался, я буду возвращаться к тебе. Одна судьба на двоих до конца наших дней…
– Савел? – Сказала она тихо и растерянно, – а как же портрет?
– Я напишу новый… Теперь я умею.
***Мы вновь переехали в мастерскую, чтобы жить и любить друг друга, скрываясь от мира. Я не торопил Веру, дал время привыкнуть к новому мне, вечерами пересказывая свое приключение – не все, конечно. Многое навсегда осталось там, во Внутренней Риге.