Ночь Ватерлоо

ДУНЯ. Разумеется! А как можно говорить о чём-то, не думая?

НАТАША. Да, действительно. Мама с ними общалась?

ДУНЯ. Да. Они ей понравились.

НАТАША. Лучше бы это были бандиты…

Дуня, взяв телефон, пишет сообщение.

НАТАША. А вдруг родители прибегут обратно в идиотическом состоянии?

ДУНЯ. Только утром. Он побежал топиться. Она его два часа из пруда будет вытаскивать. После этого они два часа по улицам будут бегать, ругаться. Потом – мириться. Короче, это надолго.

НАТАША. Раньше он не давал ей за собой бегать по улицам! (очищает два мандарина, дает один из них Дуне)

ДУНЯ. (отложив телефон) Теперь ему не до баб. Ты слышала, что творится у него на работе?

НАТАША. Мама пыталась мне рассказать, но я спать ужасно хотела и мало что поняла.

ДУНЯ. В больнице сменился главный. Новый – из Петербурга, с большими связями. Он протаскивает в больницу свою команду. Прежних врачей увольняет. Точнее – вынуждает уволиться. Почти всех уже выжил! Тех, кто упёрся, он унижает, травит комиссиями, работать им не даёт. Отца он долго не трогал. Только позавчера его вызвал и предложил ему написать по собственному желанию.

НАТАША. А отец?

ДУНЯ. А отец сказал: «если есть за что меня увольнять – увольняйте, сам не уволюсь!»

НАТАША. А главный врач?

ДУНЯ. Пригрозил устроить ему весёлую жизнь.

НАТАША. А ты?

ДУНЯ. А что- я?

НАТАША. Ты ему башку отпилила или отрезала?

ДУНЯ. Главврачу?

НАТАША. Ага.

ДУНЯ. Ну, да, я хотела пойти набить ему морду, но потом вдруг подумала …

НАТАША. Ты вдруг подумала, что у папы трясутся руки и главный врач из-за этого хочет его уволить, а остальное – враньё?

ДУНЯ. Почему враньё? Не враньё! Почти все врачи уволены, это правда. Новые врачи – отморозки с купленными дипломами, это правда! И я подумала, зачем папе работать с этими отморозками? Пусть уходит! Его в любую больницу возьмут, на любую должность! Легко!

НАТАША. Он этой больнице отдал двадцать шесть лет! Половину жизни! Тебе совсем не обидно, что ему хамски указывают на дверь?

ДУНЯ. Конечно, обидно! Но что поделаешь-то, Наташка? Что тут поделаешь? (допивает из горлышка)

НАТАША (взяв у неё бутылку и кинув её под стол) Ох, сестра моя! Даже водка не делает тебя человеком! Ни на одну минуту!

ДУНЯ. (заплакав) Тебе легко рассуждать! Целый год ошивалась где-то, и вот явилась, не запылилась – всё тут у вас не так, все сволочи, все уроды, все идиоты! А мне тут нервы трепали! То Ирка с Женькой сцепляются, ставят на уши весь район, то у тёти Нины все её сорок кошек на лестницу разом выскочат, то запой, то скандал, то баян, то драка! Где мне взять жалость к этому человеку, из-за которого мама каждый день плачет?

НАТАША. (вскочив и забегав из угла в угол) Где хочешь, там и бери! Зараза такая! Почему он для тебя всегда неизменно всё находил, ни в чём тебе не отказывал? Расшибался в лепёшку, чтоб самые дорогие шмотки тебе достать, самые крутые игрушки! Вся улица Молдагуловой все шестнадцать лет твоей жизни только и обсуждает, в каких штанах ты вышла во двор! А мама… да, мама плачет, потому что он болен! Но она счастлива, так как знает – он её любит, хоть и гуляет от неё часто! И пациенты рвутся к нему, потому что знают – хоть у него иногда руки и трясутся, скальпель ни на микрон не уйдёт в ненужную сторону! Он – талантливый человек! Вся его вина заключается только в том, что он хочет умереть под забором! Талантливый человек хочет умереть под забором! А всякие дураки и дуры вроде тебя хотят завоевать мир!

ДУНЯ. (заплакав громче) Наташка мне плохо! Меня тошнит… Водка слишком крепкая! Бедный папочка, как он пьёт такую отраву? Мне его очень жалко!

НАТАША. (остановившись перед сестрой и топнув ногой) Я же тебя просила передо мной не кривляться! По глазам вижу, что в тебя литр еще войдёт! А ну, отвечай: твой политик в курсе этой истории?

ДУНЯ. Да, он знает!

НАТАША. Что говорит?

ДУНЯ. Говорит: «Одно твоё слово – и я этой гадине кишки вырву!»

НАТАША. Главврачу?

ДУНЯ. Да!

Наташа вновь начинает мерить шагами кухню.

ДУНЯ. Я сказала маме. Мама сказала – нет!

НАТАША. Ну ещё бы мама сказала – да! Я тоже говорю – нет! Впрочем, твой мальчишка мне начинает нравиться.

ДУНЯ. И ты ему тоже нравишься очень сильно.

НАТАША. (остановившись) Вот как? И что его во мне восхитило?

ДУНЯ. То, что ты любишь анальный секс.

НАТАША. Ты что, идиотка?

ДУНЯ. При чём здесь я?

НАТАША. А от кого ж ещё он мог вдруг услышать такую прелесть?? От мамы, что ли?

ДУНЯ. От мамы! Она сказала ему, что ты ещё девственница, а папа сказал, что ты потаскуха.

НАТАША. А ты, конечно, молчала? Ты, разумеется, упустила случай немедленно расписать в красочных деталях, что я – такая же девственница, как папина ассистентка?

ДУНЯ. Да, ничего я такого не говорила! Повода не было.

НАТАША. Ну а почему он не сделал вывод, что я любительница орального секса? Не потому ли, что твой поганый язык всё-таки нашёл повод из жопы вылезти?

ДУНЯ. Я сказала, что…

НАТАША. (топнув ногой) Что?!

ДУНЯ. Ну, что ты даже во время секса любишь поговорить про историю европейской цивилизации…

НАТАША. (затопав пятками) Дура! Дура!

В это мгновение раздаётся сигнал дверного звонка. Дуня, встав, бежит открывать. Наташа садится и барабанит по столу пальцами. Гремит дверь.

ДУНЯ. Привет, уроды!

ПЕТЯ. Здорово, Дунька! Хорошо пахнешь.

ДУНЯ. Шанель номер пять за двести пятьдесят баксов!

ДИМИКС. «Русский стандарт» за двести рублей. Запивала фантой.

ДУНЯ. Я мандарины ела, придурок!

Входит с двумя бутылками коньяка. Следом входят Петя и Димикс.

ДУНЯ. (поставив бутылки на стол) Знакомьтесь. Это моя сестра, Наташа. Наташа, это…

НАТАША. Не надо, я всё равно не запомню! Ты скажи сразу, кто из них твой жених. Надеюсь, не оба?

ПЕТЯ. Жених? Дунька, что ты ей наврала? Какой я тебе жених? Мы просто друзья!

ДИМИКС. А я просто его подвёз.

ДУНЯ. Ну, что, угадала?

НАТАША. Не угадала. Я между ними не вижу никакой разницы – один рост, один цвет, один интеллектуальный уровень. Они оба тебе подходят.

ДУНЯ. По цвету – оба, а по размеру – только один. Вот этот!

Хватает Петю. Тот обнимает её. Целуются, а затем укладываются на пол и начинают расстёгивать друг на друге одежду.

НАТАША. (Димиксу) Как тебя зовут?

ДИМИКС. Димикс.

НАТАША. Ты кто?

ДИМИКС. В смысле?

НАТАША. Чем занимаешься?

ДИМИКС. В институте учусь. А ты?

НАТАША. Пистолет ищу.

ДИМИКС.В смысле?

НАТАША. Угу.

ДИМИКС. А какая марка нужна?

НАТАША. Мне нужен такой, чтоб имел не меньше пяти зарядов и с двадцати шагов пробивал любую башку навылет.

ДИМИКС. А попадёшь в башку с двадцати шагов?

НАТАША. Пять раз не промажу.

ДИМИКС. Боюсь, что твоим условиям никакая марка не соответствует. Впрочем, я не знаток.

НАТАША. (пнув ногой Дуню, расстёгивающую Пете штаны) Господа! А мы вам тут не мешаем?

ДУНЯ. Нет!

НАТАША. (поднявшись) Нет? Слушай, ты, животное! Малолетка паршивая! А ну, кыш отсюда!

Хватает Дуню за шиворот, стаскивает её с Пети и поднимает. Петя встаёт, застёгивается.

ДУНЯ. Что ты меня жить учишь? Я не ребёнок!

Хватает одну бутылку и убегает с ней в свою комнату. Остальные садятся.

ДИМИКС. (откупоривая вторую бутылку) Может, её вернуть?

НАТАША. А как ты её вернёшь? Ты что, не заметил – она бутылку стащила!

ПЕТЯ. Вы с ней родные сёстры?

НАТАША. Думаю, да. А что?

ПЕТЯ. Совсем не похожи.

НАТАША. Приятно слышать.

Димикс наливает коньяк в три стакана. Пьют. Чистят и едят мандарины.

НАТАША. Вы где-то рядом были?

ПЕТЯ. Нет, в другом конце города. Димикс просто решил испытать свой новый «Мустанг».

НАТАША. (Димиксу) У тебя «Мустанг»? Настоящий, подлинный «Форд-Мустанг»?

ДИМИКС. Угу.

НАТАША. Ой! Дашь покататься?

ДИМИКС. На! (достаёт из кармана связку ключей, бросает её на стол)

НАТАША. (схватив ключи, встав и сев) Я совсем забыла, что у меня нет водительских прав!

ДИМИКС. Права не нужны. «Мустанг» движется с такой скоростью, что гаишники его просто не замечают. Пятьсот лошадок!

НАТАША. (вскочив и сев) Нет, видимо, не судьба! Мать заперла в сейф все мои кроссовки и тапки.

ПЕТЯ. Возьми у Дуньки!

НАТАША. У Дуньки размер другой.

ДИМИКС. Хочешь, я донесу тебя до машины?

НАТАША. Не донесёшь! Я хоть и худая, но вешу много.

ДИМИКС. А почему?

НАТАША. Характер тяжёлый.

ПЕТЯ. Вдвоём дотащим! Димикс возьмёт за руки, а я – за ноги.

ДИМИКС. За ноги возьму я!

НАТАША. (смеясь) Если вы вдвоём меня понесёте, это уж будет кромешный сюрреализм! Консьержка в обморок грохнется.

ДИМИКС. Она что, сторонница классицизма?

НАТАША. Боюсь, что да. Но больше боюсь, что она доложит обо всём маме! Если бы ей сперва отнести бутылку, чтобы она отрубилась…

ПЕТЯ. Но у нас у самих осталось меньше бутылки! А время – десять. Крепкие спиртные напитки не продают уже.

НАТАША. Ух, чёрт! Пойду попытаюсь отобрать кость у тигра.

Уходит в комнату Дуни. Через секунду доносится Дунин визг, звон сильных пощёчин и Дунин плач.

НАТАША. (вернувшись с полупустой бутылкой) Блин! Эта тварь половину успела вылакать! «Формула-Один» отменяется.

ПЕТЯ. Предлагаю заняться греблей!

Дунин плач нарастает.

НАТАША. (поставив бутылку) Иди заткни её!

ПЕТЯ. Да ничем ее теперь не заткнёшь!

НАТАША. Если тебе нечем ее заткнуть – сам заткнись! Тоже мне, спортсмен!

Петя, встав, идёт к Дуне.

ДУНЯ. Отстань от меня! Иди с этой сукой трахайся! Тоже мне, патриот! Ты не патриот, ты урод! Гад, негодяй, сволочь! (продолжает плакать, но тише)

НАТАША. (сев и налив коньяк в два стакана) Плевать, пойду босиком на «Форде» кататься! Пьяная не замёрзну.

ДИМИКС. (пряча ключи в карман) Ну у вас и семейка!

НАТАША. Старинный дворянский род.

Пьют, ставят стаканы. Наташа ест мандарин, Димикс кашляет.

НАТАША. Туберкулёз?

ДИМИКС. Нет, на стадионе продуло.

НАТАША. Лучше бы у тебя был туберкулёз!

ДИМИКС. Спасибо.

НАТАША. Фанатизм хуже туберкулёза!

ДИМИКС. Я не фанат. Я просто люблю футбол. А кроме того, не всякий фанатизм…

НАТАША. Всякий!

ДИМИКС. Ну а если, допустим, я фанатично люблю Россию?

Дуня, перестав плакать, начинает громко стонать.

НАТАША. Ты мог бы не говорить – допустим! Всё вполне ясно. Если бы мне за любовь к кому-то или к чему-то платили столько, что я смогла бы купить себе «Форд-Мустанг», я бы обдавалась и обкончалась!

ДИМИКС. В Библии говорится, что вера без дел мертва. От себя добавлю: любовь без дел в десять раз мертвее! Спортивный автомобиль мне необходим как раз потому, что дел слишком много.

НАТАША. Дел и у Гитлера было много! Идеология где? Почему она из тебя не прёт? Стесняешься человека с высшим образованием?

ДИМИКС. Да я сам получаю второе высшее! А идеология – вот: Никто кроме нас, нравственно здоровых парней и девушек, не очистит Родину от ублюдков! Я говорю, конечно, не про физическую, а про политическую очистку. Если электорат не будет объединён нормальной идеей – страна развалится на куски! А ублюдки против объединения.

НАТАША. Мой отец почти тридцать лет отпахал в районной больнице. Хирургом. За издевательскую зарплату он честно и эффективно спасал людей. Не Родину, а людей! А сейчас ведёт себя, как ублюдок. Знаешь, зачем? Чтоб не быть похожим на вас, спасители Родины от ублюдков! Только для этого, исключительно!

ДИМИКС. (взяв бутылку и наливая) Мы говорим о принципиально разных вещах. Я тебе выкладываю политическую реальность, ты мне рассказываешь про то, как сходит с ума твой папа. Хочешь об этом? Ладно. Ситуация сложная. Твой отец на принцип идёт. А жаль! Он – реально классный специалист. И мужик хороший. (ставит бутылку на пол)

НАТАША. Говори прямо!

ДИМИКС. Куда прямее? И вообще, чего ты от меня хочешь? Дунька просила навести справки – я их навёл. Если ты попросишь принять конкретные меры – я позвоню в Минздрав, и вопрос, скорее всего, решится.

НАТАША. Нет.

ДИМИКС. Почему?

НАТАША. Я сказала – нет!

ДУНЯ. (истошным голосом) Нет! Не смей! Не вздумай! Только попробуй!

Наташа с Димиксом осушают стаканы.

ДУНЯ. Петька! Что ты наделал?

ПЕТЯ. Замолчи, дура! В стране – беда с демографией. Мы на грани исчезновения, потому что в проклятые девяностые люди мало рожали! Эту проблему надо решать.

НАТАША. (встав) Димикс, давай ключи! Я поехала. Задолбал! (качнувшись, берётся за голову)

ДИМИКС. (вскочив и схватив её) Что с тобой?

НАТАША. Ты мне надоел! Отцепись, придурок! Урод…

Целуются.

НАТАША. (мотнув головой) Послушай, мне нужна удочка! Понимаешь?

ДИМИКС. Да! (пытается снять с Наташи халат)

НАТАША. (освободившись) Удочку дай!

ДИМИКС. У меня нет удочки!

НАТАША. Ах! Что ты говоришь! У тебя нет удочки? Ой ты, лапочка! А без удочки мне не нужен твой поплавок. Засунь его в Петеньку! (вновь садится, ест мандарин)

ДИМИКС. (встав перед ней на колени) Скажи, зачем тебе удочка?

НАТАША. (положив ноги ему на плечи) Удочка?

ДИМИКС. Да! (целует бёдра Наташи)

НАТАША. Затем, что я – либертарианка и европейка. Я хочу жить по Римскому праву! Европа, которой правило гордое и заносчивое дворянство, завоевало мир. Сегодняшняя Европа, которой правят левые глобалисты – это корова. Когда у этой коровы кончится молоко, её моментально пустят на мясо! Так что же всё-таки лучше – чудовищный Монфокон или толерантность? И то, и другое – гнусно, но Монфокон всё же лучше. Когда он был символом Европейской цивилизации, дворянин все свои проблемы решал с помощью оружия и плевал в лицо палачам, потому что честь была выше жизни! А нынешний европеец с обеих сторон Атлантики даже не возмущается, когда в жопу ему вставляют большую чёрную штуку и говорят при этом: «Потомок рабовладельцев, отдай нам всё!» Я – из той Европы, а не из этой. Поэтому мне нужна не рыбка, а удочка. Дай мне удочку!

ДИМИКС. (раздвинув ноги Наташи) А ты действительно любишь анальный секс?

НАТАША. Удочка найдётся?

ДИМИКС. Найдётся!

Входят Петя и Дуня. Димикс встаёт.

НАТАША. (одёргивая халатик) Тогда люблю. Но с презервативом.

ДИМИКС. Договорились.

Дуня садится, ест мандарин.

ПЕТЯ. Димикс, пойдём покурим!

Вдвоём выходят, хлопнув наружной дверью.

НАТАША. Дунька!

ДУНЯ. Чего тебе?

НАТАША. Как дела?

ДУНЯ. Нормально!

НАТАША. У меня СПИД.

Дуня кашляет, подавившись.

НАТАША. Не вздумай сказать родителям!

ДУНЯ. Как же это, Наташка?

НАТАША. Я с чужим паспортом легла в клинику, чтоб они не узнали…

ДУНЯ. Так ты весь год в больнице лежала?

НАТАША. Да. Неделю – в реанимации. Запустила вирус. С доктором повезло. Он со мной носился, как с родной дочерью, хотя знал, что денег у меня нету. Велел вернуться через полгода.

Дуня закрывает лицо руками и плачет.

НАТАША. Хватит реветь! Всё будет нормально, если родители не узнают.

ДУНЯ. Нет! Ты умрёшь! (Рыдает. Схватив бутылку, прикладывается к ней)

НАТАША. Умру, но не скоро.

ДУНЯ. (рыдая) Скоро!

НАТАША. Иди ты в жопу!

ДУНЯ. Кто тебя заразил?

НАТАША. Не знаю. Наверное, в институте кто-то.

ДУНЯ. (ошеломлённо) Как? В институте? Надо сказать родителям, обязательно! Пусть меня забирают из института! Срочно!

НАТАША. Но ты в другом институте!

ДУНЯ. (вытерев слёзы) Какая разница? Все они одинаковые, институты эти! Сама подумай, Наташка – нормальный парень разве пойдёт в институт учиться? Одни придурки туда идут, одни мудаки! Их в армию не берут, так они со скуки в институт прутся! А я – талантливый человек! Чего мне там делать? Мне в хореографическое училище надо! Или, по крайней мере, на … как его … на вокальный факультет Гнесинки! Ты хоть знаешь, как я пою? Ты только послушай… (встаёт, качаясь, и начинает петь во всю глотку)

Выйду на улицу – солнца нема!

Девки молодые свели меня с ума!

Раньше гулял я в зелёном саду,

Думал – на улицу век не пойду!

НАТАША. (ударив по столу кулаком) Заткнись, идиотка!

ДУНЯ. (усевшись) Правда, прикольно? Правда?

Прикладывается к бутылке. Входят Петя и Димикс.

ПЕТЯ. Дунька! Ты чего разоралась? Тебя что, резали?

ДУНЯ. Я песню пела!

ПЕТЯ. (взяв её за волосы) Ещё раз ты так запоёшь – я тебе башку откручу, корова!

Наташа, вскочив, с размаху бьёт Петю по уху. Петя, отпустив Дуню, бросается на Наташу.

ДИМИКС. (схватив его) Обалдел? Забыл, где находишься?

ПЕТЯ. (вырвавшись) Мне плевать, где я нахожусь! Эта шлюха кровью сейчас умоется, отвечаю!

НАТАША. Димикс, я тебя жду! (идёт в свою комнату)

ДИМИКС. (Пете) Не забывай, что её папаша – на «ты» с прокурором округа!

Следует за Наташей. Петя садится.

ДУНЯ. (во всю глотку)

Матушка родная, дай воды холодной –

Сердце молодецкое кидает в жар!

ПЕТЯ. (взяв бутылку) Пить будешь?

Дуня молчит. Петя наливает себе и ей. Дуня, взяв стакан, выплескивает его содержимое в лицо Пете.

ПЕТЯ. (утерев лицо рукавом) Дунька, осторожнее! Ты меня облила!

ДУНЯ. (во всю глотку)

Девки гуляют и песни поют,

Доброму молодцу спать не дают! Ух!

Петя осушает стакан. Дуня закрывает лицо руками, рыдает.

ПЕТЯ. (погладив её) Чего ты ревёшь? Не так уж всё плохо было! Гораздо лучше, чем в прошлый раз. И лучше, чем в позапрошлый. Конечно, ты ещё на пути к совершенству, это бесспорно, но – не беда, Научишься! У сестры поучись. Скажу тебе по секрету – она не шлюха, а самая настоящая проститутка. Я её как-то раз видел ночью на Ленинградке…

ДУНЯ. (рыдая) Не пей, козлёночком станешь! Козочкой станешь!

ПЕТЯ. Поздно ты спохватилась! Можешь пить дальше.

ДУНЯ. Не пей, Наташка, не пей! Козлёночком станешь! Козочкой станешь! Возьмут тебя за твои красивые рожки, потащат в чащу дремучую, и никто не услышит, кроме дубов могучих, как ты жалобно блеешь – «Мамочка, мамочка!» Выколют тебе глазки, переломают тонкие ножки и будут резать тебя ножами, пить твою кровь, обгладывать твои косточки …

ПЕТЯ. Вот нарезалась, дура!

Раздаётся сигнал мобильного телефона.

ПЕТЯ. (достав его из кармана и прижав к уху) Да! Привет, Светка. Нет, я сейчас поеду на партсобрание. Завтра – митинг. А послезавтра – форум. Я тоже тебя хочу, но служба России – прежде всего! Потерпи до пятницы. Хорошо, позвоню… (убрав телефон, берёт мандарин и чистит его)

ДУНЯ. (гордо утерев слёзы)

Какая тишина повсюду гробовая!

Какая пустота унылая кругом!

Все те, кто жили здесь, судьбу благословляя -

Лежали на камнях и спали вечным сном…

ПЕТЯ. (съедая мандарин) Сама виновата! Я ж тебе говорил – если я не прошу подмахивать, не подмахивай! Что за рефлекторная связь с одной шестой частью суши?

Дуня закрывает лицо руками и сидит неподвижно. Входит Димикс, очень довольный. Неторопливо садится.

ПЕТЯ. (с усмешкой) Быстро!

ДИМИКС. (приложившись к бутылке) От этой суки крышу рвёт начисто! Это просто улёт! Я в афиге…

ПЕТЯ. Шок! Я тоже хочу!

ДИМИКС. Ты чего, дурак? (движением головы указывает на Дуню)

ПЕТЯ. Да не в адеквате она!

ДИМИКС. Потом.

Наташа в джинсах и свитере, с пистолетом в руке, стремительно переходит из своей комнаты в третью.

ПЕТЯ. (с ужасом) Ты ей ствол отдал?

ДИМИКС. Его надо было скидывать, ты сам знаешь! Отпечатки я с него стёр.

ПЕТЯ. Она ж тебя сдаст, придурок!

ДИМИКС. Сдать меня можно, а вот принять…

Раздаётся выстрел. Петя и Димикс отчётливо проявляют признаки беспокойства, совершенно не в пример Дуне. Она сидит неподвижно.

ДИМИКС. (громко) Ты что там делаешь?

НАТАША. (из третьей комнаты) Достаю кроссовки из сейфа!

Грохот второго выстрела. Лязг металла. Наташа вскоре выходит уже в кроссовках.

ДУНЯ. (не отрывая рук от лица) Наташка, ты на Монфокон пошла?

НАТАША. Да, Дунька, на Монфокон.

ДУНЯ. Прощай!

НАТАША. Прощай, Дунька!

Уходит, громыхнув дверью.

Затемнение.

Конец первого действия

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Больница. Кабинет Виктора Васильевича. Стол, два стула, диванчик, в углу – гитара. На столе – чашки, стаканы, бумаги и телефон со снятой и лежащей около него трубкой. Входят Виктор Васильевич и Лариса. Первый – в синей врачебной форме и хирургической маске, висящей на одном ухе, вторая – в белом халате, маска болтается точно так же. Сдёрнув её и сунув в карман, Лариса снимает туфли и с громким вздохом ничком бросается на диванчик.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сев за стол и взяв трубку) Да, Сергей Николаевич… Нет, Оксана мне сообщила сразу, что вы на связи, но я уже вам сказал, что из перевязочной к телефону бегать не буду. Принципиально. Серьёзно? А у меня восемьдесят больных, из которых сорок – тяжелые, не считая реанимации! Да, подумал. То же, что и вчера. Хорошо подумал. Нет, я к вам не зайду. Это ваше дело. Отлично. (положив трубку, откидывается на спинку стула и сидит неподвижно)

ЛАРИСА. (сделав упор на локти) Виктор Васильевич!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, Ларисочка?

ЛАРИСА. Кофейку попить не хотите?

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Можно.

ЛАРИСА. Я имею в виду, в ординаторской?

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Нет, туда не пойду.

ЛАРИСА. Но Виктор Васильевич, так нельзя!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (сорвав маску и бросив её на стол) Отстань, ради Бога!

ЛАРИСА. Я понимаю – вам неприятно видеть чужих людей вместо тех, с кем вы отработали половину жизни, но если вы собираетесь продолжать здесь работать, надо знакомиться с подчинёнными. Кстати, Прялкина там!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Прялкина всегда там, где надо.

ЛАРИСА. Виктор Васильевич, вы к ней несправедливы! Если бы не она, я бы не смогла сообщить вам невероятную новость …

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Неужели сегодня к нам ни одна комиссия не заглянет?

ЛАРИСА. Да! Как вы догадались?

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (похлопав по телефону) У него был злой голос.

ЛАРИСА. (уткнувшись носом в диванчик) Странно!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. (зевая и протирая глаза) Что странно?

ЛАРИСА. Я не хотела вам говорить до обхода… Ольга Сергеевна написала по собственному желанию.

Виктор Васильевич изумлённо смотрит на собеседницу.

ЛАРИСА. Видимо, она перед этим плюнула ему в рожу. Вот он и бесится!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Погоди, погоди! Здесь что-то не так. У нас с ней был уговор: в случае чего – созваниваемся сразу. Да и без этого уговора я был бы первым, кому она должна была позвонить! Но она не звонила и не писала.

ЛАРИСА. Виктор Васильевич! Наши девочки ей сказали, что у вас ночью сильно болело сердце, и она не решилась вам позвонить перед перевязками. Извините её за это. Она обязательно, непременно заглянет к вам вечерком.

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты с ней говорила?

ЛАРИСА. Да, я с ней встретилась, когда шла с конференции.

Виктор Васильевич тяжело вздыхает.

ЛАРИСА. Урологии больше нет, и без Алексея Дмитриевича с его ассистентами она долго будет лежать в развалинах. Эндокринологии больше нет – там ведь удержалась одна Тамара Михайловна, а она немногого стоит. Кардиологии, терапии, нейрохирургии, офтальмологии больше нет! Эти отделения были лучшими в городе! Тех, кто сделал их лучшими, просто выставили за дверь. А теперь не стало приёмного отделения!

ВИКТОР ВАСИЛЬЕВИЧ. Да. Не стало.

ЛАРИСА. Виктор Васильевич!