Бессердечные изгои. Безжалостный соперник

– Алло, я выросла с тобой, помнишь? Я каждый день приходила к тебе домой со средней школы. Я знаю Конрада. Этот человек водит тебя каждый месяц в Клойстерс, тот, кто отправил свою секретаршу в годовой оплачиваемый отпуск. И? Кому какое дело, что говорит Аманда Гиспен?

Мне же хотелось впитать каждое слово, которое произнесла Джиллиан, чтобы ее убедительная речь отпечаталась внутри меня.

– Если Аманда врет, то зачем доводить дело до суда? – Я решила поиграть в адвоката дьявола.

– Потому что он ее уволил? Потому что у них могла быть интрижка и он все прекратил? – предположила Джиллиан и снова заговорила: – Может быть миллион причин. Люди преувеличивают драму постоянно. Аманда может сказать все, что взбредет в голову.

– Даже после клятвы? – Я снова сделала глоток из бокала. – Она может сесть в тюрьму, если выяснится, что она врала.

– Она может, но маловероятно. Я просто не вижу, как это может вылиться во что-то серьезное, Ари. – Она улыбнулась мне, пытаясь успокоить, и добавила: – С ним все будет в порядке.

Я прикусила губу, мои мысли скакали туда-сюда от ненавидящего взгляда Кристиана к папиному выражению лица – полному боли, позора и непонимания.

– Интересный факт. Я терпеть не могу адвоката, которого наняла Аманда Гиспен, – призналась я.

– Адвокаты так-то и не считаются самыми добрыми существами в мире. – Джиллиан посмотрела на меня взглядом, говорящим: «Тебе ли не знать это лучше всех».

– Да, но этот… В десять раз хуже остальных, Джилли, – проговорила я.

– Кто он? – Джиллиан стукнула своими пальцами ног мои под одеялом, так как делал Ники, когда мы были детьми и читали книги под столом в библиотеке. Задумчивая улыбка невольно появилась на моем лице.

Ох, Ники.

Я вспомнила день, когда позвонила личному следователю папы и попросила найти Ники. Просто проверить, в порядке ли он. Это было первое, что я сделала, когда мне исполнилось восемнадцать. Я заплатила собственные деньги, которые заработала на продаже туристических принадлежностей летом.

Николай мертв, Арья.

Осознание пришло после отрицания, злости, слез и небольшого нервного срыва. Так сказать, для полноты ощущения. Следователь объяснил мне, что этого и следовало ожидать по всем законам природы. Николай был из тех детей, которые не выживали в системе и в конце концов ломались. Возможно, он умер от передозировки, или в драке, или в аварии из-за вождения в пьяном виде. Но я достаточно хорошо знала Николая, и он не был тем фриком, от которого можно было ожидать только плохое. Было сложно поверить, что мы с ним больше не делим одно голубое небо над головой.

– Просто самый ужасный человек на планете. – Я тяжело выдохнула в бокал.

– Есть у самого ужасного человека на планете имя? – продолжила допрос Джиллиан.

– Самое обыкновенное, – я фыркнула и все-таки ответила: – Кристиан Миллер. Или то, как мне нравится его называть – воплощение Люцифера.

– Повтори? – После моих слов Джиллиан вдруг не сдержала смеха, обрызгав красным вином мое одеяло и твидовое платье.

– Мне больше нравится называть его Люц… – начала я, но она перебила меня.

– Да-да, это я поняла. Как его зовут? – снова спросила она.

– Кристиан Миллер, – недовольно повторила я. – Кстати, спасибо, что испачкала мои простыни из египетского хлопка. Ты настоящая подруга, – заметила я. Джиллиан поднялась и ушла в гостиную. Она принесла глянцевый журнал, который я не узнала, ведь вопреки мнению Кристиана я вообще не читала никакие модные журналы (не то чтобы с ними было что-то не так).

Она быстро листала страницы, пока не нашла то, что искала, и победно потрясла журналом перед моим лицом. Я узнала Кристиана своими опухшими глазами, он смотрел в камеру, был в идеальном костюме, с волосами в творческом сексуальном беспорядке и с ухмылкой, обещающей хорошее времяпровождение и тяжелое расставание.

– На что я смотрю? – спросила я, как будто моя способность использовать зрение резко испарилась за пять секунд.

– Прочитай заголовок, – сказала Джиллиан.

– Раскрыты самые желанные женихи Нью-Йорка до тридцати пяти, – прочитала я. Отлично! Мало того что он был богатым красавчиком, который безумно хотел разрушить мою семью, так еще и половина города была в него влюблена! Я пробежалась по деталям:

Имя: Кристиан Джордж Миллер.

Возраст: 32 года.

Вид деятельности: судебный исполнитель в компании «Кромвель & Трауриг».

Чистый заработок: 4 миллиона долларов.

Рост: 188 сантиметров.

Женщина мечты: Будет ли политкорректно сказать, что я предпочитаю блондинок? Глубокие карие глаза. Высокая и длинноногая. Научная степень в качестве приятного бонуса. Кто-то серьезный, требовательный. Любит вечеринки, хорошее вино и риск в жизни.

Я прижала стакан к груди, чувствуя личную обиду. Его женщина мечты была полной моей противоположностью. Он будто придумал ее, специально перечисляя качества, которые были мне не свойственны.

Спокойно, Ари. Он не пытался задеть тебя. Он даже не знал о твоем существовании шесть часов назад.

– Знаю, мы должны ненавидеть его, но раз он проиграет в деле и получит лишь немного денег, может, скажешь мне, он такой же красивый в жизни, как на фотке? – Джиллиан удобнее улеглась у меня на кровати.

К сожалению, в жизни он выглядел еще лучше. Конечно, я не была настолько доброй, чтобы признаться в этом.

– Он ужасен. До тошноты. – Я швырнула журнал в мусорное ведро рядом, не удивляясь, что лицо Кристиана продолжало ухмыляться мне даже с края ведра. Этот человек теперь будет преследовать меня всю мою жизнь и, вполне возможно, даже в следующих четырех, если реинкарнация все же возможна.

– Это все фотошоп. Он что-то между чудовищем и Ричардом Рамиресом, – добавила я.

– Но Ричард Рамирес мертв уже несколько лет.

– Вот именно, – проговорила я, на что Джиллиан прикусила губу, явно не веря мне.

– Тогда… Плевать на него, даже если он выглядит как бог. Раз его цель – твоя семья, то он и мой враг тоже! – наконец сказала подруга.

– Спасибо. – Я снова глубоко вздохнула, чувствуя облегчение после заключения союза. По крайней мере, я лишила Кристиана Миллера возможности встречаться с одной из лучших девушек Манхэттена. Джилли была настоящим сокровищем.

– Просто на всякий случай… Значит ли это, что я могу найти его номер на LinkedIn?[13] – пошутила Джиллиан.

– Предательница. – Я стукнула лучшую подругу по плечу.

Глава 8

Арья

Прошлое

Он пришел.

Наконец-то.

Я могла догадаться по шагам. То, как они шуршали по мраморному полу: размеренно, четко и уверенно. Его поддельные кроссовки касались пола. Я закрыла глаза, прячась за книжной полкой в библиотеке, от волнения дыхания не хватало, будто бабочка порхала в груди.

Десять месяцев. Прошли долгие десять месяцев. Найди меня.

Волна предвкушения пробежалась по всему моему телу. Я никогда еще этого не делала, никогда так не пряталась от Николая. Как сильно бы мне ни хотелось ждать его у дверей, словно верный щеночек, со всеми книгами и историями, которыми хотелось поделиться, я не стала этого делать. Хотелось преобразиться за эти летние каникулы, стать загадочной, соблазнительной и все остальное, о чем я читала в книгах, где за героинь нужно было бороться.

Я была в библиотеке, сжимая в руках книгу в черно-белой мягкой обложке, «Искупление» Иэна Макьюэна, стоя в мятно-зеленой атласной свободной рубашке. Я прочитала роман в феврале, когда украла книгу из школьной библиотеки, просто чтобы почувствовать, как это – взять то, что не было моим. И после мне не терпелось рассказать Ники об этом. Несмотря на то что мы жили в одном городе, казалось, что мы в параллельных вселенных. Наши миры никак не соприкасались, жизни вращались вокруг разных школ, людей и событий. Только во время летних каникул мы сталкивались. Тогда вселенная преображалась и становилась ярче.

Несколько раз в течение года мне безумно хотелось отправить ему письмо или сообщение, или даже взять телефон и позвонить. Каждый раз я отговаривала и останавливала себя. Он никогда не пытался связаться со мной в перерывах между летом – так почему я должна? Может, для него мы были просто убогой версией летнего лагеря, а не чем-то особенным. Может, мы даже не были друзьями, а просто двумя детьми, проводящими время в одном замкнутом пространстве, совсем забытые взрослыми.

Может, сейчас у него была девушка.

Может, может, может.

Так что я ждала, опьяненная книгой и чувствами, которые история вызывала во мне. Эти эмоции всегда заставляли меня думать о нем. О Николае. Моем Ники.

Шаги раздавались ближе и громче.

Я убрала за ухо выбившуюся прядь, пытаясь успокоить свое сердцебиение. Я запала на Николая Иванова с того первого дня, как мы встретились на кладбище, просто раньше я никак не задумывалась об этом чувстве к нему. Только в этом году, когда все в школе разбились на парочки. Быть в отношениях вдруг за одну ночь превратилось из чего-то постыдного, что делали только плохие девочки, в вершину мироздания, тренд, от которого я отстала. На самом деле ни одна из этих пар не говорила друг с другом во время занятий или как-то взаимодействовала, но у них был титул, и если были какие-то вечеринки или дни рождения, то они приходили вместе и шептались друг с другом или целовались.

Поцелуи тоже стали ритуалом посвящения, чем-то, что нужно было попробовать и поставить напротив галочку. В школе не было ни одного парня, которого мне хотелось бы поцеловать.

Единственные губы, к которым мне хотелось прикоснуться своими, были губы Николая.

Я пролистывала «Искупление», но слова будто бежали по строчкам, выпадая со страниц. Удивительно, как у моих ног еще не было кучи из писем. Это было бесполезно, пытаться сосредоточиться на чем-то, кроме него.

А потом… Счастье заполнило мое сознание. Я заметила его краем глаза, Николай показался у дверного косяка, облокотившись на него. Поношенные туфли, порванные не там, где нужно, джинсы и выцветшая рубашка, потрепанная по краям. С каждым годом он становился только красивее.

Я притворилась, что не заметила его.

– Здорово, – сказал он, в уголке его рта торчал незажженный бычок от сигареты. Я представила, что сказала бы великая Беатрис Рот, если узнала, что я хотела поцеловать парня, который запихивает в рот использованные сигареты с улицы. Честно говоря, она ничего и не сказала бы. До тех пор, пока я не принесла заразу в дом, она не возражала бы, даже если бы я отрезала себе все конечности из-за трендов.

– Ой, хей, Ники. – Я подняла взгляд, здороваясь с ним.

Его красота поразила меня, словно молния. Он не был таким привлекательным два года назад. Каждое лето его черты становились четче и мужественнее. Его подбородок стал острее, складка между бровями глубже, губы выразительнее. Но глаза были лучшей его чертой: удивительно похожие на голубые топазы. Он был высоким, подтянутым и гибким, а еще, кроме всего, в нем была характерная черта, которую нельзя было даже назвать. В нем чувствовалась задиристость ребенка, который знал, как постоять за себя, как выживать. Ужасно было думать, что какие-то дети проводили с ним два семестра в год. Общались, любовались и восхищались им.

– С тобой все в порядке? – Он оторвался от косяка двери, обходя вокруг меня. Я заметила, что его руки за последний год стали больше, крепче, можно было увидеть вены, голубеющие под кожей. Он остановился только тогда, когда наши ноги соприкоснулись, и выхватил книгу из моих рук, небрежно пролистав ее.

Он убрал сигарету за ухо, нахмурившись.

– Привет, – сказала я.

– Привет. – Он поднял взгляд, одарив меня усмешкой, и снова посмотрел на книгу. Я не могла дождаться, когда увижу его в плавках этим летом.

– Ты читал? – хрипло спросила я, начиная краснеть.

– Нет, хотя слышал, что тут какие-то непристойности, – он покачал головой.

– Да. Но суть книги не в этом, – возразила я.

– В поцелуях всегда вся суть, – его глаза встретились с моими, и он легкомысленно ухмыльнулся мне, возвращая книгу и продолжая: – Может, когда-нибудь я это попробую, если мистер Ван перестанет совать мне Penthouse.

Теперь настала моя очередь рассказать ему то, о чем я думала все лето. О чем я мечтала ночами.

– Поздравляю, ты официально стал противным, – ответила я.

– Я скучал по тебе, – рассмеялся он.

– Да, я тоже, – снова ответила я, заправляя прядь волос за ухо, странно чувствуя себя, будто тело мне не принадлежало. – Я думаю записаться на театральные курсы теперь, когда я пойду в среднюю школу, – я совсем не собиралась ни на какие курсы, но мне нужна была хорошая продуманная предыстория.

– Классно. – Он уже бродил по комнате, открывая ящики в поисках новых блестящих вещей для исследования. Мой дом был чем-то вроде тематического парка для Николая. Ему нравилось использовать зажигалки моего отца, скрещивать ноги на столе из красного дерева и представлять, что ему звонят по старому офисному телефону Toscano по важным делам.

– Я подумала, может, мы могли бы повторить одну сцену из книги. Ну, знаешь, для практики, чтобы подготовиться к пробам в сентябре, – осторожно начала я.

– Повторить что?

– Одну из неприличных сцен. В книге. Мне нужно сделать что-то risquе[14] на прослушивании, – объяснила я.

– Risqué? – пробормотал он, открывая ящик и шаря там руками.

– Да. Меня не возьмут, если я покажу что-то обычное, – продолжала я, даже сама не понимая, что имела в виду. О чем, черт возьми, я вообще говорила?

– Насколько именно неприличная сцена? – Он был слишком увлечен поисками чего-то стоящего для кражи.

Я взяла книгу и пролистала ее до страницы 126, после чего передала ему. Он перестал рыться в ящиках. Его глаза пробежались по тексту. Я затаила дыхание, пока он читал. Когда же он закончил, то протянул книгу обратно, и я спрятала ее на полку библиотеки за собой.

– Ты шутишь, да? – спросил он.

Я помотала головой, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Николай застыл. Его взгляд метнулся от ящиков в столе ко мне. Теперь он недоверчиво смотрел на меня своими топазовыми глазами, в которых отражались непонимание, резкость и даже раздражение. Я хотела повторить сцену в библиотеке, где Робби прижимает Сесилию к книжным полкам и целует так, будто происходит конец света, ведь для него так и было.

Волосы встали дыбом на моих руках. Мне не хотелось, чтобы меня стошнило прямо на туфли из-за волнения. Но одновременно казалось, что именно это я и сделаю.

– Мы просто поцелуемся, – уточнила я, изобразив зевок и продолжив: – Никаких других странностей, конечно же.

–Просто поцелуемся?

– Не ты ли мне только что говорил, что все всегда начинается и заканчивается поцелуями! – Я подняла руки в знак поражения и как бы снимая с себя вину. Его губы снова растянулись в легкой усмешке. Мое сердце же сделало кульбит.

– Ари, ты добралась до винного шкафа своего старика? – Ники приблизился ко мне, сократив расстояние между нами. Он провел пальцем по краю моего уха, из-за чего дрожь пробежала по моему телу. – Мы не можем поцеловаться. Только если ты не хочешь, чтобы наши родители убили меня.

– Ты имеешь в виду нас, – поправила я его.

– Не-а, – он достал сигарету из-за уха и пожевал кончик, занимая этим делом сразу руки и рот. – Тебе все сойдет с рук под присмотром папочки Конрада. Вина всегда ложится на бедного человека со смешным именем. Ты что, не заметила закономерность во всей классике, которую мы читали прошлым летом?

– Я никому не скажу, – пообещала я, горло сдавило, будто в нем застряло много камешков. Внезапно у отказа появились вкус, запах, форма. Это было настоящее существо, которое обжигало мои щеки, будто меня ударили. Я даже не могла злиться на Ники. Я всегда была вынужденным наблюдателем, как отец с матерью и Русланой все время бросались угрозами в Ники, словно стрелами.

Даже не смей трогать ее.

Отойди, сын.

Николай, разве ты не должен помогать матери на кухне?

– Я знаю. Дело не в том, что я тебе не доверяю, – согласился Ники. – Я не доверяю своей удаче. Если они как-то узнают, если здесь есть прослушка или еще что… Ари, ты знаешь, что я не могу.

Отказ был мягким, но окончательным. Тема закрыта. И хотя я понимала его, одновременно с этим я злилась, потому что он оставался рассудительным, когда речь заходила о нас, а я же всегда шла напролом, если дело касалось его. Раздражительность встала комком в горле, будто хотела вырваться изо рта. Но я не была такой девушкой. Я гордилась, что была такой, какой Ники хотел меня видеть. Я смотрела боевики, играла в мяч и говорила «чувак» минимум раз пятнадцать в день.

– Хей, мы пойдем плавать или как? – Ники обхватил хрустальный шар на полке позади меня и засунул в карман. Он часто так делал, но я не возражала. Может, просто потому, что знала, что он не возьмет ничего, что по-настоящему было дорого мне. – Я весь год тренировался в бассейне YMCA[15]. Готовься к поражению, принцесса-неженка.

То, как глаза начинало щипать, означало, что у меня было три или пять секунд, прежде чем я заплачу.

– Чувак, – фыркнула я, – и кто из нас под кайфом? Я тебя побью. Только дай мне надеть купальник.

– Жду тебя у дверей через пять минут, – сказал он.

Я отвернулась и ушла, закрывая дверь в свою комнату, после чего выудила купальник из ящика, при этом порезав большой палец. У меня текла кровь, но я ничего не чувствовала.

Прижавшись ртом к ране, чтобы остановить кровь, я смотрела в зеркало и одновременно тренировалась улыбаться своей самой лучшей и яркой улыбкой.

Это был первый урок взросления.

С разбитым сердцем справлялась в тишине и одиночестве, в закоулках собственной души. Снаружи я была сильной, но внутри сломалась.

После плавания наперегонки, в котором Ники, конечно же, победил меня, я избегала его всю первую неделю летних каникул.

Я старалась делать это незаметно: то планы пойти в «Сакс»[16] с друзьями, то в библиотеку, то еще что-нибудь. Я дошла даже до того, что пошла с мамой и ее скучными друзьями на ланч.

Но Ники все равно приходил каждый день и упрямо пытался поддерживать нашу дружбу. И каждый день я придумывала, как занять себя так, чтобы он не входил в мои планы.

Я знала, что банальным способом наказывала его за отказ поцеловать меня. Руслана давала ему задания, чтобы занять делом. Она разрешала ему немного отдохнуть несколько раз. Свои перерывы он проводил на балконе в гостиной, который соединялся с террасой моей спальни. Перебраться с балкона на террасу было возможно, но опасно. Стеклянный барьер был слишком высокий, из-за чего пришлось бы перелезать через перила и держаться за край небоскреба на высоте около метра, пока не доберешься до другой стороны.

Однажды в эту неделю, в которую я избегала его, Руслана выносила мусор, а я только вернулась с очередной бессмысленной прогулки, Ники подбежал к стеклу, руками облокачиваясь на него. Я сделала то же самое, словно магнит, сразу же притянувшись к нему.

– Ты наказываешь меня? – спросил он, в его голосе не было и намека на злость.

– И с чего бы мне делать это? – Я недоверчиво рассмеялась.

– Ты прекрасно знаешь почему.

– Ого, Ники. У кого-то раздутое эго, – сказала я. Он внимательно смотрел на меня, будто пытался разгадать. Я чувствовала себя самой большой дурой на свете.

– Мы все еще друзья? – Он попробовал другую тактику.

– Нет ничего такого, если я не хочу провести все лето только с тобой, знаешь, – ответила я, смотря на него с жалостью, взглядом, который сама ненавидела. Так на меня смотрели популярные девочки в школе, когда я говорила что-то нудное или скучное.

– Наверное. – Он продолжал внимательно смотреть на меня. Я чувствовала, как он с каждой секундой все больше видел насквозь мою ложь, одну за другой. – Но похоже, что ты вообще не хочешь проводить со мной и минуты, – заметил он.

– Я хочу. Я поплаваю с тобой завтра… А, подожди, – я щелкнула пальцами, продолжая: – Я обещала папе, что пойду с ним в офис, чтобы помочь его секретарше с заполнением документов.

– Меня променяли на заполнение документов? – Его глаза вспыхнули.

– Как угодно, Ники. Это опыт работы. Нам все равно надо подумать о работе на следующий год. Мы уже не маленькие дети.

Он сузил глаза, переводя взгляд с перил на меня. Я покачала головой. Мне не хотелось, чтобы он умирал. Только, может, совсем чуть-чуть, признаюсь, но только потому, что он отказал мне, и это было больно. Но я знала, что не выживу, если с ним что-то случится.

– Не пересекай барьер, – предупредила я. Создавалось впечатление, что мы говорили о чем-то большем, чем простые перила.

Тем не менее он все равно двинулся в сторону барьера. Чтобы пересечь его. Я задержала дыхание от волнения.

Его мама позвала его вернуться.

– Для тебя, Арья, я мог бы. – Он улыбнулся.

Он сделал это.

После девяти мучительных дней, в основном состоящих из моих криков в подушку, я зашнуровывала кроссовки, готовясь к очередной прогулке по Манхэттену, лишь бы избежать с ним встречи. Руслана вышла в магазин за продуктами, один из моих родителей был на работе, второй – на занятиях по теннису. В доме было тихо, не считая тявканья Фифи, нашей собаки породы ши-тцу. Она громко лаяла на новую статую, которую выиграла Беатрис в прошлые выходные на аукционе. Собака была бесконечно милой и так же глупенькой.

Я заметила боковым зрением движение на террасе, и когда я повернулась лучше рассмотреть, что происходит, то увидела Ники, который висел на краю.

– Ты придурок! – закричала я, вскакивая с кровати и подбегая к балкону, мое сердце отбивало бешеный ритм.

Но Ники был гибким и спортивным, поэтому он спрыгнул в безопасное место и отряхнул руки, прежде чем я открыла дверь на балкон.

– Ты мог умереть! – Я затянула его в свою комнату.

– В этот раз не повезло, принцесса-неженка, – ответил он. Я в равной степени ненавидела и обожала это прозвище. Издевка раздражала, но он все же называл меня принцессой.

– Что ж… Я могла быть голой!

– Тогда мне бы повезло, – спокойно ответил он, закрывая дверь за нами, и прислонился к комоду, скрещивая лодыжки. Он выглядел так, будто сошел с картины: спокойный, но при этом уверенный в себе. Мне хотелось плакать: было так несправедливо, что он не был моим. Даже если бы он был со мной, нам всегда пришлось бы держать это в секрете.

– Нам нужно поговорить,подруга.

Но то, как он произнес «подруга», давало понять, что таковой он меня больше не считал.

– Давай быстро. Я встречаюсь с друзьями через полчаса, – ответила я.

– Нет, не встречаешься.

Я скрестила руки на груди, готовая защищаться. Я чувствовала себя глупо, до сих пор мы с Ники были родственными душами, связанными невидимой нитью. Двое забытых детей в большом городе. Несмотря на то что мы были все равно что из разных миров, у нас было много общего. Сейчас все казалось неправильным. У него были козыри: он знал, что нравится мне вэтом плане. Баланс перевернулся.

– Слушай. – Он запустил руку в свои темные блестящие волосы и продолжил: – Я испугался, хорошо? Дело не в том, что я не хочу поцеловать тебя. Просто я правда был бы рад, если бы все мои важные органы остались в сохранности, когда я пойду в среднюю школу и… Что ж…

– Ты не можешь быть уверенным, что это случится, если мой отец поймает нас? – закончила я за него.

– Кратко говоря, да. – Он улыбнулся. Его улыбка говорила, что ему было наплевать, что о нем подумает мой папа, Ники волновали только последствия, если он ослушается его.

– Я знаю, почему папа так оберегает меня. Все дело в Аароне… – Я сделала шаг вперед, позволяя рукам упасть по бокам.

– Нет, – спокойно и уверенно сказал Ники. – Это проблема богатого мужчины и бедного парня, – объяснил он.

– Папа не такой, – заупрямилась я.

– Он именно такой. Честно? Если бы ты была моей дочерью, я бы тоже не хотел, чтобы ты была рядом со мной. – Его уверенность все больше говорила, что было бессмысленно пытаться его переубедить.

– В любом случае, я никогда бы не предложила, если бы знала, что нас поймают. Прости меня. Я была глупой. И безрассудной. И…

– Арья, – он вдруг перебил меня.

– Да?

– Я еще не договорил, – заметил он.

– Оу. – Невидимая ленточка затянулась на моей шее. – Прости. Продолжай, да.

– Как я сказал, если бы ты была моей дочерью, я бы не хотел, чтобы ты была рядом со мной. – Он сделал паузу и продолжил: – Но раз ты не моя дочь, я решил, что твои театральные курсы стоят риска. Не потому, что я хочу поцеловать тебя, – на этом моменте он поднял указательный палец вверх, – а потому, что я не хотел бы лишать мир новой Мерил Стрип.