Фатум

Игорь помирал. Он не знал, что наделал он, но прекрасно понимал, что наделала эта фигура. Она отключила машину. Не дала работать по полному циклу, оборвала процесс преображения и не дала появиться здесь Эрид Фану.

– А ты? – еле сумел выдавить из себя Игорь, страх перед этим пришельцем вытекал из парня вместе с кровью.

– Я спас вас, – произнес пепельный голос, проваливаясь в плывущее сознание парня. – Хотя бы на время, но спас.

Игорь усмехнулся, держась за бок.

– Так не спасают, так убивают.

– Иначе бы ты не отпустил колонны, точнее он бы не отпустил тебя и пришел сюда, – фигура провела рукой над телом парня, а затем оглянулась на вход. – С тобой все будет хорошо. Все скоро закончится.

– Ты сочувствуешь мне? – удивился Игорь, цепляясь за края своего сознания.

– Странно, – прошипела фигура. – Вы люди такие хрупкие и еще такие глупые. Но все равно лезете туда, куда вам и носа совать не стоит. Ваша же цивилизация уже обрела знания о свете. О его двойственной природе. Как вы это называете? Корпускулярно-волновой дуализм? Свет – это и волна, и частица одновременно. Ты только что чуть было, не материализовал здесь вашу собственную смерть.

Игорь усмехнулся. Ему было почти что все равно.

– Зачем ты мне это говоришь. Почему думаешь, что я поверю?

– А почему ты поверил ему? – слегка дрогнувший голос, молотом ударил в сознание парня.

– Он не пытался меня убить, – логично ответил Игорь.

– Он тебя заманил сказкой, – Игорю показалось, что голос в его голове усмехается. – Сыграл на чувстве долга перед всем человечеством. Помог тебе представить себя героем, которым тебе никогда не стать.

– А ты?

– А я всего лишь более выдержанный марсианин. Точнее не так. Я память и сознание давно умершего существа, вживленная в блоки этих машин. Я их хранитель. От вас. От таких, как он. Знаешь, что ты сделал? – теперь слова прозвучали не в голове парня. Они были реально сказаны тем оборванцем, через которого говорил еще один пришелец.

Игорь не верил ему, да и не хотел. Он с каждой секундой все больше хотел спать.

– Ты думаешь, что запустил машину эволюции? – вновь усмешка.

Игорь не ответил.

– Отчасти. И лишь на время. Но ты сделал больше. Ты отправил сигнал. Далеко, очень далеко отсюда. А на этот сигнал скоро, по космическим меркам, сюда явятся, мои потомки, считающие, что на вашей планете, вполне так смогут разместиться и они сами. Перенаселенность, знаешь ли. А вот этот светящийся парень, который чуть было здесь не материализовался, мог бы все это время править вами, карать, судить, распоряжаться вами, – голос оборванца зазвучал громче и жестче. – Ты открыл дорогу в АД и чуть было не пустил сюда дьявола, – голос стал тише. – Теперь он все равно придет. Ты не доживешь до этого момента, и дети твои не увидят его. Но потом, твой прах сожрут тысячи раз, и ты почувствуешь боль, не сравнимую с той, что ты чувствуешь сейчас.

Игорь почти ничего не чувствовал. Он слушал пришельца. Хотел не верить ему, хотел, что бы он обманывал, но тяжелые слова втаптывались в его душу, рушили его правду и его веру. Вдруг этот пришелец прав?

– Я вижу, ты начал сомневаться?

– Сигнал? – напрягся Игорь. – От ваших потомков нет сигнала уже очень давно.

Громкий смех разорвал сознание парня.

– Это он тебе сказал? – снова смех. – Да он просто уставшее от собственной смерти существо. Он не может отправить сигнал лично. А ты смог. Подал первый яркий сигнал жизни и пригодности планеты под жизнь. Ты сделал за него то, что ему было не под силу. И чуть было не помог ему избавиться от необходимости постоянно себя убивать, чуть было не помог ему стать богом у вас на планете.

Игорь чувствовал, как тяжелеют глаза от усталости обреченного тела и от обиды возможного обмана.

– А почему ты не хочешь, что бы твои соплеменники прибыли сюда? – пытался не верить ему Игорь.

– Как же эту у вас называется? – оборванец на мгновение замолчал. – Нравственность, что ли? Нельзя в мозги машины вставлять мозги безнравственного существа. Сухими алгоритмами ее тоже не напичкаешь. А их аванпост на Луне – это обида, обреченных вечно умирать, на живых, на вас в том числе. Вы единственные перед их глазами. Вы живые. Попробуй усидеть на одном месте. Побудь в вечном карцере с возможностью видеть жизнь, какой бы она не была, и при этом не иметь возможности поучаствовать в ней. Да ты свихнешься. А они вынуждены так жить тысячелетиями.

– Ты лучше?

– Я мертв, – снова смех. – Мне все равно, кто жив. Мне важно, что бы жизнь процветала. Я квинтэссенция всего правильного, что существовало в моем мире, не лжи, не алчности, ни злобы. И тогда, в нашем гибнувшем мире правды было больше, чем сейчас в существующих мирах. А что твориться с моим миром, с моими потомками, твоя цивилизация скоро узнает.

Сил оставаться в сознание не осталось, но Игорь переборол себя и спросил.

– Это можно исправить, если это правда?

– Исправить? – черная фигура вновь засмеялась голосом оборванца. – Ты все же хочешь быть героем. Что же, исправить, а лучше не допустить можно все…

И тут черная фигура перед ним поплыла, размазываясь по тусклому свету еле светящихся стен. Игорь подумал, что сам проваливается в бессознание, но смыв очертания черной фигуры, в поле зрения остался лишь оборванец. Он стоял над Игорем, опустив голову на грудь. Затем раздалось несколько шипящих звуков, а тело парня столько же раз дернулось. Теряя равновесие, оборванец шагнул в сторону, еще немного, закружился на месте, и тяжело рухнул на пол. Из шеи парня, а так же из его правого плеча торчали ярко салатовые пластиковые оперения дротиков. Игорь перевел взгляд на проем входа, где раздалось шуршание и тяжелые шаги. Оттуда к нему бежала черная фигура, меньше чем виделась до этого, но тоже непроглядно темная. За ней стояла вторая, и целилась в лежащих на полу людей из какой-то винтовки.

***

Леонид Васильевич безучастно смотрел на происходящее в овальном помещении. Страх его немного отпустил, осталось уныние и пустота внутри. Он видел, как Бес, окутанный какой-то темной пеленой, всадил нож в бок стоящего на постаменте парня, видел, как испепелил на световых столбах несомые им передатчики, видел, как затем гопник склонился над парнем и слышал, как говорил парень. Причем говорил только он один, Бес безмолвствовал. Но у полковника складывалось впечатление, что это был диалог. Не бред одного человека, а общение двух существ, ведь Бес сейчас был под действием своего демона. А вскоре гопник стал говорить и сам, но говорил такое, что Леонид Васильевич побледнел, говорил о будущей гибели человеческой цивилизации от рук инопланетных захватчиков, говорил, что вот этот вот парень по своей дурости и жажде героизма сам позвал их на Землю.

Тяжелая рука легла на плечо полковника. Он поднял взгляд наверх. Над ним возвышалась черная фигура, находясь в тени коридора, она была полностью непроглядна, лишь силуэт и рука. Затем появилась вторая рука и недвусмысленно прижалась к тому месту, где должен был быть рот, мол, молчи.

Полковник сглотнул. В коридоре появились еще тени. Одна из них с винтовкой высунулась вперед, вложила в магазин яркооперенные стрелки с парализатором и, прицелившись, несколько раз выстрелила в склонившего голову Беса. Тот дернулся. Темная пелена вокруг него развеялась, а парень, крутанувшись на месте, упал.

Темные фигуры цепочкой побежали в помещение к распластанным на полу людям, а одна из них вновь потрепала Леонида Васильевича за плечо, привлекая внимание. Полковник поднял голову. Черная фигура протянула ему телефонную трубку. Самую обыкновенную телефонную трубку с черным проводом на конце, тонкой змейкой убегающим по коридору.

Полковник поднес трубку к уху.

– Ало, Леонид? – раздался на том конце телефонного провода голос Алексея Михайловича. – Леня? Ты?

– Да, – тихо сведенным в судороге голосом, произнес полковник.

– Ало. Не слышу. Связь хреновая. Лень – это ты?

Леонид Васильевич, приходя в себя, несколько раз прокашлялся, прочищая горло.

– Да, – более громко и уверено ответил он.

– Ну, слава Богу! – Алексей Михайлович явно был доволен. – Живой там? А? Здоров?

– Да, – полковник отвечал без эмоций. Отвечал просто по тому, что его спрашивали.

– Мы тут все ноги сбили, пока поняли, куда ты провалился, – начал рассказывать генерал-майор. – Лизонька. Бедная, все глаза проплакала.

Лизонька. Полковник почувствовал, как что-то теплое шевельнулось в груди. Перебил тестя.

– Как она?

– Жива, жива, все хорошо! Тебя ждет. Как же мы долго тебя искали… Одна собака. Ало. Ало. Ты слышишь? Одна собака только смогла твой след у завала найти. Ало… Да что б ее! – ругался на связь Алексей Михайлович. –Одна собака. А потом и криминалисты следы крови обнаружили. Лезть. Ты представляешь? Никто не хотел лезть, пока не надавили сверху. Никто. Ни одна собака. Тьфу ты, опять собака! – тесть засмеялся. – Но надавили, завал расчистили. По следу пошли. С первых шагов поняли, что ты не один там. И быстренько организовали полноценный спуск. Ты это на парней не смотри, что они в биозащите, это так на всякий случай. Вроде чисто все там.

Леонид Васильевич молчал. Вспомнил про раненного Миху с Анной.

– Бойцы по дороге кого-нибудь встретили? – спросил полковник тестя.

– Да не встретишь тут, – усмехнулась трубка. – Дорога одна.

– Живы все?

– Один тяжелый, но выкарабкается. Ему ж сидеть еще, – опять смешок. Это же один из твоих террористов и их пособников? Да?

– Не террористы они.

– Да знаю, – Алексей Михайлович никак не мог удержать смех. – Не было теракта, Лень. Слышишь? Там эксперты подтвердили. И энергетики информацию слили, – генерал-майор юстиции посерьезнел. – Просто трагичное стечение обстоятельств. Но виновные будут. Точно будут. Разберемся.

Алексей Михайлович еще что-то говорил про сферу эту, про открытия и секретность, про неминуемое повышение, спрашивал про самочувствие, обещал, что скоро их выведут на поверхность. А Леонид Васильевич все сидел у входа в овальное помещение. Мысли его были заняты другим. На вопросы тестя он отвечал односложно, не вдумываясь. Полковник смотрел на копошащихся спецназовцев в черных костюмах биозащиты, на компанию молодых людей, по одному выводимых из корабля, на еще валяющегося без сознания Беса, на парня раненного им для которого уже принесли носилки, а врач пытался оказать первую помощь. Смотрел на саму комнату и не мог понять свидетелем чего же он стал? Не мог сложить в уме услышанное и увиденное здесь с предстоящим будущим, своим личным и глобальным будущим всего человечества. Были ли правдой слова гопника, было ли вообще все это правдой? Но инопланетный корабль, вот он, под задницей. Значит все это правда? Но люди? Сколько людей теперь подвержены опасности? Хотя паники не будет. Все же засекретят до поры. А потом? Что делать человечеству? Сплотиться перед лицом общего врага? Если Москва поделится этой информацией с другими странами. Разрабатывать новые технологии? Оружие? Более смертоносное? Планировать защиту? Или самим начать активно искать прибежище в космосе?

Полковник вспомнил фрески и картины, попадающиеся им по пути сюда.

А может, пришла пора молиться? Уверовать в богов, которым покланялись предки. Убедить самих себя, что неминуемое вторжение пришельцев – это не что иное, как Пришествие? Или Армагеддон? В котором будут и святые выжившие и мертвые грешники? Может правда, пришла пора раскаяться в своих поступках и помыслах? Отринуть грязь и алчность ради спасения и просветления?

Леонид Васильевич закрыл глаза, две слезинки прочертили на его лице влажные линии.

– Лень! Лень! – прорвался сквозь мысли голос высокопоставленного тестя. – Лень! Слышишь! Лизонька-то наша. Пока тебя здесь ждала, оплакивала, чутка похудела. Ты это, как выйдешь на поверхность, не забудь ее похвалить, сказать, как она хорошо выглядит. Понял? А? – трубка засмеялась. – Ладно, Лень, давай там, очухивайся. Приходи в себя. Работы теперь хоть отбавляй. Мне пора. Там это, – трубка зашептала. – Совещание секретное у президента, – и вновь повысила голос. – Никому. Слышишь? Никому ни слова. Все! Давай! До встречи!

– До встречи, – тихо ответил полковник пустой трубке.

Хлопнул себя по лицу. Еще раз. Боль немного привела в сознание. Вытер слезы с лица. Еще раз ударил себя по щеке. Встал. Сначала вяло, но с каждым шагом все уверенней зашагал к выходу, почти почерневшей сферы. Спина распрямлялась все больше. Он чувствовал, как внутри него закаляется, скованный произошедшим с ним за последние недели, не просто стальной, титановый стержень. Полковнику предстояла работа.

Неважно. Молиться или строить смертоносное оружие. Неважно, во что верить и чего ждать. Главное – не раскисать. Главное верить и стремиться к тому во что веришь! Главное работать, так работать, что бы можно было гордиться результатом, что бы потомки, на чьи плечи упадет тяжесть грядущих перемен, смогли воспользоваться трудами своих отцов и матерей, своей страны, всего своего мира. Что бы любая проблема, споткнулась о твердость их сердец и мыслей. А раскаяние, как процесс, изжило себя в принципе. Чтобы человечеству не было за что и перед кем раскаиваться.