скачать книгу бесплатно
Молча повернулся и вышел из пещеры, чувствуя на спине взгляд приемного отца.
Щенок не оглянулся. Зачем? Все сказано. И прошлого не вернешь. Даже не вспомнишь.
* * *
– И как этой штукой пользоваться? Ты знаешь? Но вот с той колючкой все понятно – втыкаешь, и дичь умирает. Только как потом ее есть, если она отравлена? Глупое приспособление! А вот этот зуб еще пойдет. Только неудобный! Он же скользкий! Как ты его удержишь?
Щенок взял в руки нож, повертел его в руке, прилаживая поудобнее, пару раз махнул рукой в воздухе, досадливо поморщился – нет, не так! Задумался.
Мысли перебил Рагх, ткнувший лбом в бедро:
– Ну, так что? Сообразил, как это использовать?
– Нет. Потом разберусь!
Щенок покачал головой и аккуратно вложил нож в кармашек куртки под воротником. Ткань была еще слегка влажной, но уже не мокрой, как раньше. Можно одеваться.
Он натянул на себя рубаху, штаны, куртку – все было холодное, так что Щенок поежился.
Гарм тихо фыркнул:
– Ффыхх… Глупо все-таки устроен человек! Ни шкуры тебе, ни хорошего нюха! Ноги только две! Ну как жить?! Глупо, глупо!
– Опять ты затеял свой скулеж! – беззлобно отмахнулся Щенок. – Зато у меня руки есть! Сколько раз с тобой об этом говорили?! Ты опять ерунду несешь! Все, я готов! Почти высохло, можно идти.
– А как ты в этих штуках пойдешь?! – гарм подозрительно обнюхал высокие шнурованные ботинки. – Неужели в них удобно?! Они отвратительно пахнут!
– Неудобно, да… – признался Щенок, прилаживая на место стилет с отравленным клинком. – Но люди ходят только так. Если я пойду босиком, это будет странно. Помнишь, что твоя мама говорила? Не должен выделяться в своей стае. Иначе сожрут. И я откуда-то знаю, что всегда так ходил.
– Сожрут… – эхом повторил Рагх, и от него пошла волна печали и горечи. – Ты слышал, что у нас происходит? Про то, что появились какие-то гармы, нападающие на людей и поедающие их мясо?
– Слышал. – Щенок помертвел лицом. – Это плохо, брат. Это беда. Всем беда. Ну да ладно. Нам пора! Ты быстро-то не беги, не забывай – я одетый, да еще и в этих штуках! Ты помнишь дорогу?
– Мама дала мне картинку. Можно идти!
Гарм скользнул в тоннель, человек следом, и они побежали. Вначале тяжело, небыстро, потом все быстрее и быстрее, пока бег не стал легким, устойчивым, ровным, летящим. Так они могли бежать часами. И бегали – не раз и не два. Конечно, в ботинках бег совсем не тот, что босиком, но скоро Щенок привык и к этому бегу.
Длинные тоннели – они не были вырыты гармами. Зачем гармам такие высокие потолки? Им достаточно норы в половину человеческого роста. Тоннели рыли люди, Щенок в этом не сомневался. Или кто-то рыл их для людей.
Судя по легендам гармов, они когда-то жили вместе с людьми как полноправные партнеры, и только потом между ними возникла трещина, расширившаяся настолько, что из нее полилась раскаленная лава войны, тлеющая до сих пор.
Тоннели соединялись с естественными, природными пещерами, по дну которых текли ручьи и целые реки. Вода в этих реках была сладка и прозрачна, а в глубине плавали странные прозрачные рыбки, которыми любил лакомиться Рагх. Он влезал в воду, дожидался, когда рыба появится в пределах досягаемости его «глушилки», и выпускал магический импульс, после которого рыбка тут же замирала, переворачиваясь вверх брюхом. Рыбки небольшие, размером всего в две ладони, но толстенькие и, как утверждал гарм, очень, очень вкусные.
Щенок и Рагх, если уставали, останавливались на отдых – обычно где-то возле воды, в безопасном месте – например, в небольшом мешке-тоннеле, заканчивающемся тупиком. Такое логово легче защищать, у него только один выход.
Ночами выбирались на поверхность – Щенок собирал фрукты, искал птичьи яйца, которые выпивал тут же, на месте, поделившись с гармом, который обожал содержимое хрупких скорлупок. Влезть на дерево Рагх не мог, потому ему не часто доводилось поесть птичьих яиц. Щенок же, наоборот, лазил по деревьям с такой быстротой и ловкостью, что с ним могли бы соревноваться только пауки, плетущие липкую паутину, нередко залеплявшую нос гарма во время бега. Рагх охотился, благо дичи в лесах было более чем достаточно, и после солидного ужина спал не менее двух часов, переваривая свежее мясо.
С рассветом они снова уходили в подземный мир – гарм с непостижимой ловкостью находил входы в пещеры, и эти входы никогда не смог бы найти ни один человек – часто вход был замаскирован так, что найти его, не имея чуткого носа гарма, не представлялось возможным. Даже Щенок, который уже привык жить в подземельях и обладал особыми способностями, не свойственными обычному человеку, иногда не мог найти вход в пещеру, даже если фырчащий от смеха гарм рассказывал ему, где примерно располагается «дверь».
Магия гармов – странное колдовство, нечеловеческое, непохожее на обычную магию. И в ней способность маскироваться, отводить глаза была развита до уровня высшего искусства. Оно и понятно, народ гармов и уцелел-то до сих пор только потому, что умел хорошо прятаться.
Они бежали, шли, отдыхали, обедали, день шел за днем, ночь за ночью. Щенок не особо задумывался, зачем и куда они бегут. Он наслаждался каждым днем, каждым часом, каждой минутой, проведенной с другом, потому что знал, чувствовал – скоро его жизнь изменится, и не факт, что в лучшую сторону.
Гарм, видимо, тоже это чувствовал, он был особенно внимателен к двуногому другу и обходился без своих постоянных шуточек, которыми любил подразнить своего добродушного приятеля. Щенок никогда не обижался на шутника, он знал, что Рагх подсмеивается над ним не со зла, а случись беда – отдаст за него жизнь. Судьба связала их крепче, чем близких родственников, к добру ли или к беде – они не знали, да и не задумывались над этим. Просто жили, как живут миллионы живых существ по всему миру, совершенно не озабоченных своим местом в этой вселенной.
Человек и гарм часто разговаривали, впрочем, как и всегда. Гарм рассказывал о своей жизни, о жизни своего племени, Щенок же не мог припомнить о своей жизни совсем ничего, но был жадным слушателем, впитывая все, что видел и слышал, – как сухой песок впитывает дождевую влагу.
Они не строили планов и ни разу не говорили о том, что будет после того, как человек вернется к людям. Оба будто боялись об этом говорить, подсознательно понимая, что бесполезно строить планы, не имея ни малейшего представления о том, что ждет впереди. Лучший способ избежать разочарования – не иметь никакой надежды. Жить одним днем, тем, что пошлет судьба, и довольствоваться теми благами жизни, которые пали на тебя в эту минуту, в эту секунду. И кроме того, они оба были слишком молоды, чтобы всерьез задумываться о дальнейшей судьбе и строить далеко идущие планы. Все молодые бессмертны, они знают, что с ними не может случиться ничего плохого, что всякие там гадости случаются лишь с другими, глупыми, неумелыми, а у них впереди только лишь радостное, счастливое будущее.
Людей за пять дней своего бегства они не встретили ни разу. Все выходы из подземелий располагались в безлюдных местах, да и вряд ли кто из людей будет бродить по лесу темными ночами. И не темными – тоже. Ночь – время демонов, и не дело людей бродить по лесам в ночную пору. Потеряешь жизнь, а то и саму душу. Ночью из-под земли выходят демоны, и тогда несчастным, которые окажутся в неурочное время под открытым небом, грозит смерть. Не раз и не два люди находили растерзанные трупы одиночных путников, заночевавших в лесу, или парочек, решивших, что настало их время вечерней порой уединиться под кустом и слиться в сладких объятиях.
Ни Щенок, ни гарм этого не знали. Они бежали, отдыхали, ели, пили, разговаривали – подолгу разговаривали, благо ментальная речь не мешала бегу. Два названых брата, два существа, волей судеб ставших родными.
Наконец, они прибыли туда, куда собирались. Отсюда, со склона скалистой горы, был виден большой город, над которым в тихом воздухе будто туман висел дым множества очагов. На горизонте сверкало море, солнце, как огромный медный таз, торчало над водой, заливая землю ярким светом – слепящим, горячим, будто стоишь возле яркого пламени лесного пожара, уничтожающего все живое на своем пути.
Здесь было жарче, чем там, откуда пришел Щенок, эта местность располагалась южнее. Как рассказали ему гармы, еще дальше на юг, на много дней пути отсюда, находилась песчаная пустыня. Что за ней – неизвестно, гармы доходили только до этой самой пустыни, не рискуя пересекать ее и забредать за ее пределы. Гармам нечего делать там, где кроме песка и ядовитых гадов нет ни одного живого существа, которым можно пообедать. Если не считать людей, конечно…
– Давай прощаться? – Щенок встал на колени, обнял мускулистую шею друга-брата, ткнулся в лобастую голову своим лбом. – Брат мой, что бы со мной ни случилось, я всегда буду тебя помнить! Спасибо тебе за все!
Гарм лизнул человека в щеку, засопел:
– Ничего с тобой не случится! Все-таки зря ты отговорил меня идти с тобой! Попробовал бы кто-нибудь нас двоих тронуть! Мы всех порвем!
– Вот потому нам вдвоем идти и нельзя… – усмехнулся Щенок. – Помнишь, что мама сказала? То-то же… ты слишком горячий. И любопытный. Через три месяца приходи сюда, я тебе расскажу все, что со мной за это время случилось. А ты расскажешь, как твои дела. Жди меня неделю, если в течение недели не появлюсь… уходи. Если что – я тебя найду. Обязательно найду. Ну все, брат, иди! Иди, пожалуйста… а то я никак не могу от тебя оторваться! Мне так не хочется никуда уходить – просто… просто… сердце рвется! – Картинка: человек сидит на корточках и воет на луну.
В ответ Щенок получил картинку: гарм воет и трет лапой морду, роняя слезы.
Рагх медленно поднялся, пошел туда, где чернел вход в пещеру. Это был большой вход, только он заканчивался тупиком. Чтобы попасть в настоящий тоннель, нужно было пролезть в небольшую дырку слева от входа, в которую с трудом протискивался человек.
Щенок проводил друга взглядом, отвернулся и решительно зашагал вниз, туда, где виднелись луг, домишки возле небольшого озера и ручей, вытекавший из той самой горы, на которой Щенок сейчас стоял. Сердце щемило, будто его зажали меж двух здоровенных палок, и большого труда стоило не оглянуться, не позвать Рагха, чтобы побыть с ним еще минутку.
Что ждало впереди? Вряд ли что-то хорошее. В этом Щенок был уверен.
А еще – он был полон решимости справиться со всем, что ему предстояло. Во что бы то ни стало. И выжить.
Глава 2
– Эй, парень, куда прешь?! Сюда иди! Ну?!
Стражник у ворот подозрительно осмотрел пришельца, прошелся взглядом по его куртке, слишком теплой для этой местности, по неестественно бледной коже – парнишка выделялся среди толпы народа, скопившегося у ворот так, как выделяется куча снега на вершине зеленой горы. Он был мертвенно, странно бледен, как покойник, из которого ночные демоны выпили кровь.
Парень подошел, и стражник еще раз смерил его взглядом с головы до пят, задержался на поясе, где обычно висит кинжал, нож или меч, кивнул:
– Свободный? Не в бегах? Деньги на проход есть?
Парень откашлялся и слегка скрипучим, надтреснутым голосом негромко ответил:
– Я не понимаю, о чем ты… А! Деньги есть, да. Вот!
Парень сунул руку в карман и протянул стражнику ладонь, на которой лежала кучка монет – серебряных, медных и один желтый кругляшок. Стражник с удивлением вперился в сокровище, оглянулся по сторонам и, сжав своей ладонью ладонь странного парнишки, потянул его в сторону:
– Идем-ка сюда! Ну!
Отведя парня, недоуменно глядящего синими глазами и хлопающего темными ресницами, в тень дерева, растущего возле крепостного рва чуть поодаль от ворот, жадно спросил:
– А еще золото есть?
– Золото? – парень так же глупо похлопал ресницами и, широко улыбнувшись, сказал: – Прости, я не знаю, что такое золото. Я долго болел, ничего не помню, что со мной было. Ты спросил про деньги – вот деньги. Сколько надо отдать, чтобы пройти в город?
– Сколько? – стражник наморщил лоб, соображая, глядя в лицо сумасшедшему. Именно сумасшедшему, потому что только сумасшедший не знает, что такое золото! Дети, едва очнувшись в колыбели, едва осознав себя, уже понимают, что такое золото! А этот парень почему не знает?
– Давай я сам возьму, сколько надо за проход! – стражник покраснел, его глаза метнулись в сторону, потом взгляд вернулся к лицу сумасшедшего. Нет, тот был безмятежен, как… статуя. И так же бел, будто выточен из мрамора!
Парень протянул руку стражнику, тот ухватился за желтый кружок, выбрал несколько серебристых кружков побольше, оставив два маленьких серебряных и кучку затертой меди. Подумал секунду и, не выдержав, забрал и один из маленьких белых кружков.
– Вот теперь хватит! – мужчина спрятал монеты в пояс, кивнул парню, предложил: – Пойдем, я провожу тебя в город, чтобы двойную оплату не потребовали! Пошли, пошли быстрее, а то мне на пост надо!
И они пошли: стражник – впереди, парень с длинной косой волос и бледной кожей – позади. Странная парочка, конечно, но эти древние стены видели много странного на протяжении тысячелетий. К тому же всем было точно не до парочки – возле ворот как раз разыгралась драма: в возке одного из зеленщиков обнаружился мешок с дурманной травой, и это при том, что негодяй не имел лицензии на ее ввоз, не заплатил налог и, что хуже всего, категорически не был согласен на ту сумму, которую с него запросили стражники. Мол, так без прибыли останусь! Потому его сейчас били палкой и вязали, дабы отправить согласно закону в городскую тюрьму. Не до какого-то там роста с бледной кожей в помятой, как из задницы вынутой, коротковатой одежде. Бродяг хватает и без него, на всех обращать внимание – жизни не хватит!
Вообще-то вход в город стоит три медные монеты, но разве стражник обязан извещать об этом каждого встречного? Идешь в город – знай, во что это тебе обойдется!
Стражник проводил чужака долгим взглядом, довольно ухмыльнулся – хорошо начался день! Он и не припомнит такого хорошего дня! Горсть серебра, и самое главное – золотой кругляш!
Стражник достал монеты из пояса, потер их пальцами, и… вдруг нахмурился: монеты Занусса! Это не местные монеты, занусские! Шпион?! Это шпион?! Лазутчик?!
Рванулся было за парнем, исчезнувшим в кривой пристенной улочке, остановился, раздумывая – а что это даст? Ну вот – поймал он парня. А парень – на допросе с пристрастием! – честно рассказывает, как стражник забрал у него серебро и золото за право пройти в город! И что тогда? Кто поверит, что он просто обманул лазутчика, героически лишив его денег, а не получил эти деньги в уплату за проход шпиона? Кто поверит, что второпях, с радости не разглядел профиля вражеского императора на злосчастных монетах? Нет уж – пусть валит отсюда! Его счастье, что не поймал!
А если догнать и прирезать? Мол, показался подозрительным, вступил с ним в схватку, и тогда…
Можно, конечно. Но, во-первых, парень при всем своем идиотизме не выглядит хилым! Это же лазутчик! А лазутчиков учат драться так, что и не снилось бывшему пехотинцу, а ныне постовому на воротах! Эдак можно и нож в брюхо словить.
Да и где теперь найдешь его на кривых улочках города, вытянувшегося вдоль моря на несколько часов пути? Не дайте боги, в портовые кварталы влезешь, так оттуда можно и не выйти, там своя власть, стражников не любят.
И как объяснить старшему наряда, почему ты покинул пост? Чтобы догнать некоего белолицего парня, да? А с чего в башку встряло, что это был лазутчик? Тем более что все видели, как ты провел его сквозь ворота! Значит – ты провел лазутчика! И присвоил все его деньги? Не поделившись?
Нет уж, пусть валит! Когда-нибудь встретится на дороге, и уж тогда… не снести ему головы!
Стражник вздохнул и заспешил назад, на пост, помогать соратникам потрошить очередной возок. Настроение, такое радостное пять минут назад, стало не очень радостным, а в голове все больше набирал силу великолепный план – по окончании дежурства спустить все полученные от лазутчика монеты в трактире; вино и кости – вот отрада солдата! Если не считать шлюх. Но это уже само собой… какой трактир без шлюх? Сегодня можно позволить себе молоденькую, дорогую! Все равно деньги дармовые: пришли – ушли…
* * *
Щенок чувствовал, что его обманули. Уж больно радостно горели глаза этого человека. От чужака просто-таки веяло ложью и желанием как можно быстрее спровадить назнакомца. Но Щенок не хотел спорить и тем привлекать к себе внимание. На него и так оглядывались, и он подозревал, что неспроста. Что-то такое было в его облике, такое, что заставляло прохожих посмотреть на него внимательно, и не один раз. Что именно – Щенок не знал. Вроде бы все такое же, как у остальных людей: руки, ноги, голова, одежда. В чем дело? Может, лучше было идти как раз голым?
Нет, скорее всего – нет. Он чувствовал, что так было бы неправильно. Встречались и голые люди, с металлическими браслетами на шее, но не так часто. В основном – все в свободных рубахах и в тряпках, прикрывающих бедра.
Были люди и в длинных штанах, как у него, но все больше вооруженные, с длинными клинками на поясе. Они неуловимо отличались от остальной толпы, их обходили стороной, стараясь не задеть. Щенок откуда-то знал, что не раз и не два в своей жизни встречался с такими же – одетыми в штаны и куртки, с мечами на поясе и за спиной, но вспомнить ничего не смог. Да не особо и хотел. Его больше занимала другая проблема – хотелось есть. Отовсюду неслись вкуснейшие запахи, и рот парня наполнялся слюной. Последний раз Щенок ел утром, сорвав вязанку фруктов с высокого дерева гуары. С собой фруктов запасать не стал, решив, что найдет пропитание у людей, и вот сейчас ему очень хотелось найти это самое пропитание. Он почему-то не подумал о том, что люди не спешат делиться едой со своими одностайниками. У гармов все было не так. Гармы делились едой – если она не была последней, если ее хватало семье и имелось лишнее.
Он шел и шел по улицам, поворачивая на перекрестках туда, где ему больше всего нравилось идти, туда, где улица казалось привлекательной, туда, куда вел его инстинкт. Остановился Щенок возле красивого крыльца, над которым торчала большая вывеска с изображенными на ней людьми. Люди на вывеске сидели вокруг стола, где была навалена груда всевозможных яств – люди довольно смеялись, их добрые красные лица улыбались, им было очень, очень хорошо!
Щенок смотрел на вывеску минуты три, потирая лицо, которое вспотело под лучами полуденного солнца и горело, будто он приблизил его к огню. Щенок не знал, что такое загар, не знал, чем отличается от смуглых людей, снующих вокруг и с удивлением разглядывающих это белокожее чудо. И не знал, что кожа, прежде совсем белая, уже начинает изменять свой цвет под действием прямых солнечных лучей. Пока что Щенок был слишком бел, чтобы так запросто смешаться с толпой горожан.
И еще – весь местный народ изначально смугл, Щенок же принадлежал к другой расе, расе ростов, людей с северного материка. Большинство ростов на этом материке были лишь рабами и потомками рабов.
Немного подумав, Щенок поднялся по лестнице на крыльцо и, толкнув легкую внешнюю дверь, вошел внутрь. У него сразу возникло странное чувство – казалось, что он когда-то уже здесь был. Казалось, он уже видел эти столы, отполированные тысячами локтей клиентов, тяжелые стулья и табуреты, сделанные из такого прочного, крепкого дерева, что разбить эту мебель составило бы огромного труда, как, впрочем, и употребить ее в виде метательного снаряда. Попробуй-ка подними здоровенный стул, который весит больше половины человеческого веса! Их даже специально утяжеляли, прикрепляя к днищу металлическую, чаще всего чугунную, плиту. Зачем? Чтобы сохранить и саму мебель, и обстановку трактира, и головы посетителей. Пусть дерутся кулаками, и лучше всего – на улице. Заведение «Добрый стол» не для буйных пьяных, хотя и таких здесь перебывало немало.
Трактир знавал гораздо лучшие времена, но и сейчас он был вполне пристойным заведением (по сравнению с портовыми харчевнями, например!). Его посещали достаточно обеспеченные люди, знающие, что здесь у них меньше шансов столкнуться с воришками-карманниками и лишиться кошелька или же напороться на меч пьяного наемника, которому вдруг привиделся супостат, коему непременно нужно снести башку.
Для таких случаев в трактире всегда дежурил вышибала, а нередко и два сразу. Второй приходил ближе к вечеру, когда трактир наполнялся гуляками, желающими промочить горло глотком приличного вина или кружкой пива. Здесь недурно готовили. Например, «Баранья нога, тушенная со специями» – блюдо, которое готовили в трактире уже много лет, оно по справедливости заслуживало похвалы искушенных едоков.
Не сказать, чтобы трактир особенно процветал, но, судя по количеству посетителей, жил вполне безбедно, несмотря на то, что недавно закончилась война с Зануссом и цены на продукты выросли, в отличие от доходов обнищавшего народа. Трактир выплывал из водоворота банкротств подобных ему заведений за счет того, что здесь прилично кормили, а еще цены были немного пониже, чем в других трактирах подобного уровня, – и на еду, и на напитки. Хозяин, Лайам Налсон, считал, что лучше иметь доход небольшой, но стабильный, всегда, во все времена, чем бросаться за крупным кушем и потерять все, отпугнув клиентуру.
В любом трактире в это время обычно мало народу – завтрак давно закончился, обедать все предпочитают дома или в дороге, а время ужина еще не настало. По большому счету все трактиры только так и работают – утром и вечером. Утром – завтракают постояльцы, отправляющиеся в путь, вечером – собираются любители выпить, закусить и потискать шлюх. Днем в зале сидят лишь те, кто по каким-то причинам задержался и не уехал с очередным караваном, или те, кто с утра переделал все свои дела и не знает, чем еще заняться, кроме как потягивать холодное бодрящее пиво из толстостенных глиняных кружек, так хорошо сохраняющих живительную прохладу. А сохраняют холод толстостенные кружки очень хорошо, особенно если вверху есть специальная крышечка, которую нужно поднимать каждый раз, как твои губы собираются припасть к воспетому певцами напитку.
Пиво, в жару! Можно только мечтать о таком чуде! И получить его, если у тебя в кармане побрякивают вожделенные металлические кружочки. И лучше, если их будет побольше, а тогда – и вяленое мясо со специями, и копченый кальмар, и зажаренные на углях креветки, и мидии, пустившие белый вкусный сок, так помогающий, когда ты уже стар и твоя тяга к женщинам охладела! Все для тебя, только плати. Любой каприз!
Только не приставай к мужчинам. Мужеложцев в трактире Лайама очень не любили, даже если они собирались оставить здесь целое состояние. Никто не знал, почему у Лайама такая неприязнь к мужеложцам – деньги ведь не пахнут. Поговаривали, что в детстве над ним совершил насилие сосед-пьяница, и с тех пор Лайам люто ненавидел красавчиков с вкрадчивыми манерами и смазливым личиком. Вот только никто не осмеливался спросить трактирщика – правда ли то, что о нем рассказывали? Ну… о насилии, о том, за что он так не любит смазливеньких красавчиков с вкрадчивыми манерами. Почему никто не осмеливался? Потому что Лайам был весьма могуч и крупен и ударом кулака мог вышибить мозги быку, что уж там говорить о глупых собеседниках, треплющих поганым языком!
Все знали: если он вдруг заподозрит, что посетитель мечтает не о женских задах… лететь этому клиенту с крыльца так, будто его унесли в воздух драконы, да и бросили с небес, поднявшись выше самой высокой горы! Ибо нечего делать в приличном заведении тем, кто занимается богопротивным делом, осуждаемым Создателем в одной из своих проповодей: «И сказал Создатель: это противно человеку, и это есть грех!»
Впрочем, дальше было сказано, что нет грехов неотмолимых, кроме бунта против Храма и самого Создателя, но это уже другой вопрос, никакого отношения не имеющий к правилам поведения в трактире «Добрый стол». А их тут было, в общем-то, не много: вовремя плати за заказ, не ломай мебель, не мешай другим посетителям, не воруй, не обижай шлюх, не будь мужеложцем и… выполняй то, что от тебя требует хозяин заведения (параграф первый).
Когда на пороге трактира появился бледнолицый красавчик, на него никто не обратил внимания. Компания из четырех возчиков, ожидавшая бригадира, отправившегося в контору по найму за очередным заказом, была занята игрой в кости. Купец, страдающий с похмелья, сидя в углу, заливал горе кувшином пива – у него вчера украли мешок пряностей, что полностью обнулило прибыль минимум за месяц работы, да две девицы с помятыми бледными лицами ночных жительниц вяло трепыхали ложечками в больших фарфоровых чашках, сумрачно поглядывая вокруг, не особо надеясь, что днем появится достойный клиент, способный оплатить хотя бы минимум их древних услуг. Само собой, только совсем уж изголодавшийся по женской ласке мужчина потратит дневное время на такое бестолковое времяпровождение, как кувыркание с платной бабой. День – для работы, вечер – для развлечений, это твердо знали все, от мала до велика. Но что поделаешь, профессия накладывает отпечаток, потому их глаза блуждали по залу, возвращаясь к входной двери, источнику неожиданностей – хороших или не очень, это уж как боги рассудят.
Завидев бледнолицего парня, девушки насторожились, будто охотничьи собаки, сделавшие стойку на дичь, но тут же расслабились – нет лучшего психолога, чем профессиональная шлюха, и нет другого такого человека, который способен за секунду оценить социальный статус и посчитать монеты в твоем кошельке, кроме этой самой шлюхи. Или же специально обученного тому человека – лазутчика, шпиона либо агента тайной службы.
Впрочем, девицы могли бы на равных в этом деле соревноваться с лучшими из лучших тайных агентов, и они тут же поняли – ловить нечего, парень беден, как храмовая мышь. Куртка на его широких плечах была мятой, старой, в темных, как от крови, пятнах, штаны коротковаты, будто он не так давно вырос, вытянулся, а на новую одежду денег не хватало. На поясе никаких кошелей, дорогих кинжалов и ножей, и уже тем более – никакого меча, а раз нет оружия, значит, защищать ему просто нечего. Безденежный попрошайка, забредший в трактир в расчете на вчерашние объедки за простую работу.
В трактире всегда много работы – дрова сгорают моментально, их надо нарубить, воду тратят бочками, ее надо начерпать, да мало ли работы в трактире, в котором хозяин экономит на всем, становясь за прилавок, когда наступает вечер. Хочешь выжить во время послевоенного обнищания – делай все сам или нанимай слуг за жалкие гроши!
Парнишка осмотрел зал, неспешным шагом прошел к свободному столику в углу заведения, сел так, чтобы видеть дверь. Одна из девушек, наблюдавшая за ним и признавшаяся самой себе: «Красавец парень! Иэхх… такому я бы и сама заплатила!» – слегка нахмурила брови. Ей было уже двадцать пять лет, и занималась она своим промыслом с десяти. Видала всякое, потеряла три зуба и точно знала: кто садится спиной к стене, лицом всегда ко входу, тот ежесекундно ожидает нападения. Так ей рассказывал один мужчина, агент на службе королевства, поскольку она время от времени давала ему сведения об интересных клиентах, а еще – то, чего хочет получить от женщины каждый мужчина, будь он агентом или портовым грузчиком. Он же взамен прикрывал ее в некоторых особо щепетильных делах – если ее вдруг обвинят в пропаже части денег из кошелька подвыпившего клиента либо в краже безделушки, потерянной загулявшим пропойцей во время своих дурацких падений на землю.
Для таких «потеряшек» в порту было немало лавчонок, в которых не спрашивали, откуда взялась та или иная вещь, даже если на ней бурая плотная корка, так похожая на высохшую кровь.
Парню было лет семнадцать, может, чуть больше, и на лице его блуждала полуулыбка довольного собой человека, – возможно, он просто идиот. Нормальный человек не может быть всегда собой доволен, особенно в такую жару, нацепив на себя длинные штаны и суконную куртку, похожую на куртки солдат.
Дождавшись, когда парнишка усядется на место, подавальщица, симпатичная девушка немного за двадцать (она так говорила своим ухажерам, на самом деле «немного» составляло шесть лет довольно-таки нелегкой жизни, почти не оставившей следа на ее милом лице), легким шагом отправилась к новому посетителю и, подойдя, состроила на личике самую обворожительную гримаску:
– Молодой человек желает поесть? Что именно? Есть пироги, наша кухарка печет пироги с олениной – очень вкусные, недорого! Баранья нога со специями – это блюдо славится на всю округу! Специально за ним приезжают! Яблоки в меду! Вино! Пиво! Что желаете?!
Парень уставился в лицо девушки ярко-синими глазами, на его физиономии блуждала полуулыбка. Он будто не понимал, что от него хотят, и подавальщица вздохнула – идиот! После войны появилось множество ветеранов, которых трахнули по башке либо зацепили боевым заклинанием, что и выбило из них последние мозги. Подавальщица хотела уже позвать трактирщика, отсыпающегося в комнате за кухней, когда парень вдруг подал голос, с видимым трудом проталкивая слова через пересохшую глотку:
– Мне бы… поесть! Поесть! У меня есть деньги… деньги! Я не знаю – хватит, чтобы поесть?
Парнишка сунул руку в карман и достал горсточку медяков, среди которых сиротливо белел один маленький белый кружочек. Монеты парень высыпал на стол, широко, белозубо улыбнулся и вдруг сказал:
– А ты красивая! Ты женщина, правда же? Девушка! Красавица!
Подавальщица подняла брови, не зная, что сказать, оглянулась назад, на ухмыляющихся шлюх, хотела сказать что-то резкое, но вдруг осеклась, глядя в безмятежно-голубые глаза юноши. Защемило сердце, стало печально на душе – она вспомнила парня, с которым встречалась целый год и который ее искренне любил. Он завербовался в армию – сказал, что заработает капитал, вернется, откроет лавку и женится на Ламии, заберет ее из трактира, и они заживут вместе, семьей.
