banner banner banner
Сэндвич из Юбари, или Паноптикум трех времен. Книга первая
Сэндвич из Юбари, или Паноптикум трех времен. Книга первая
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сэндвич из Юбари, или Паноптикум трех времен. Книга первая

скачать книгу бесплатно


Закончив барабанить, он с важностью дворцового камердинера произнес:

– Позвольте взглянуть на ваши бумаги, благородные господа, при помощи коих я смогу идентифицировать ваши… – здесь он поменял тональность и запищал гадким голосом, – ваши мерзкие и наглые рожи!

После очередного хамства шут залился истерическим хохотом.

– Вэл, сажай его, и поехали! – сказал я и открыл багажник. – Чёрт с этими цыганами, давайте его лучше утопим в Оленьем озере, то-то ракам праздник устроим.

Профессор попытался отодрать зубоскала от калитки, но тот, по-щенячьи повизгивая, намертво приклеился к ней.

– Чего с ним возиться? – спросил Чак. – Предлагаю его просто пристрелить. Пускай на калитке сидит и ворон пугает. Майкл, доставай пистолет. Его даже не надо в чучело переодевать.

– Миль пардон, месье! Я дико извиняюсь! При сложившихся обстоятельствах я категорически и бесповоротно признаю свою вину! И готов служить вам верой и правдой! Ну отпустите меня, пожалуйста, говнюки! Я больше не буду, уроды! Даю честное благородное слово, сволочи, твари, мерзавцы… – заныл он плачущим голосом.

Вэл снял его с калитки, и паяц заискивающим голосом швейцара, ожидающего богатых чаевых, произнес:

– Прошу-с, дорогие господа! Будьте-с так любезны, подайте документ для представления графу.

Вспомнив о наличие визиток, я достал из бардачка карточку и протянул шалопуту, тот не глядя сунул ее в карман и, демонстративно наступив Вэлу на ногу, удалился, закрыв за собой калитку.

– Маленькая гадкая сволочь! – выругался обиженный и оттоптанный друг.

– Н-да, цирк уехал, шуты остались, – подытожил Дэвид.

Ждать нам долго не пришлось. Спустя пару минут дверь отворилась, и шут чопорным голосом произнес:

– Прошу, месье, проходите. Граф Труа вас ожидает!

Глава 8. Граф Виктор Труа, или Знакомство с Вероникой

Принимая приглашение, все последовали за ним в особняк. Миновав большой холл, мы оказались в огромном помещении с высоким, щедро отделанным золотом, лепным потолком. Старинные мраморные статуи в человеческий рост, вразнобой расставленные по залу, казалось, должны были создать видимость большой популярности паноптикума, раз уж на экскурсию целая группа античных героев и богов заявилась, то, видать, тут в лесной глуши выставлены на зависть столичным музеям весьма ценные исторические экспонаты.

На высоких, задрапированных тёмно-зелёным бархатом стенах висели картины в позолоченных рамах. Окна были плотно закрыты бордовыми шторами с ажурными узорами и кистями, а на полу лежал неимоверно больших размеров персидский ковер. Длинные стеллажи, казалось, кряхтели от тяжести старинных серебряных, золотых и фарфоровых статуэток, украшений и посуды. Даже не антиквару было понятно, что на полках выставлено огромное состояние. Зал освещали две большие хрустальные люстры, демонстрируя гостям, как мне показалось, чрезмерно показную роскошь.

Навстречу нам вышел человек в парике с длинными белыми буклями и в расшитом серебром коричневом камзоле, из-под которого виднелась черная бархатная жилетка с большими перламутровыми пуговицами. Изысканный туалет дополняли белоснежное жабо и зелёные лосины, заправленные в черные франтовые сапоги с заостренным носком и большими серебряными пряжками. Граф важно смотрел на нас со снисходительной улыбкой деревенского проповедника, казалось, что он сейчас начнет доходчиво объяснять неразумной пастве простые истины бытия. Увидеть в сельской глуши, да еще в наши дни человека, похожего на вельможу при дворе короля Людовика ХIV, так же нелепо и абсурдно, как свинопаса на светском приеме у губернатора.

От неожиданности мы остолбенели, а Вэл с восторгом прошептал:

– Вот это понимаю! Натуральный музейный экспонат, всем экспонатам экспонат!

– Что это за маскарад? – спросил Чак. – Мы что, к графу Дракуле попали на прием? Так это не Трансильвания как будто.

– Меня зовут, – с достоинством произнес хозяин, – граф Виктор Труа. Добро пожаловать, господа, проходите! Какие проблемы привели вас, уважаемый Майкл Гросс, с друзьями в наши места?

– У вас здесь есть автомастерская? – спросил я. – Нам надо глушитель отремонтировать и коробку передач посмотреть.

– Без проблем. Давайте ключи, сейчас мастер придет за машиной. Помочь путникам – святое дело, – сказал с улыбкой Виктор и взял ключи.

Решив вопрос с ремонтом автомобиля, мы перешли к более детальному осмотру первого этажа, где помимо старинных экспонатов, находилось немало современных нововведений. В конце зала на стене был установлен большой телевизионный экран, где как раз шел повтор финала чемпионата мира по футболу. Также в конце помещения располагалась барная стойка из красного дерева, за ней стояла девушка с золотисто-рыжими волосами, зелёными глазами и благородным очаровательным лицом. Рядом с красавицей на горизонтальной палке важно покачивался напыщенный, как индюк, большой ярко-красный попугай, с откровенным пренебрежением рассматривающий гостей. Барменша налила в чайную кружку пива и, поставив перед птицей, приветливо нам улыбнулась.

– Богиня, нимфа, Афродита, взошедшая на брег земной из пены пивной! – с восторгом, нараспев продекламировал Вэл.

– Придур-р-рок, придур-р-рок, приду-у-у-р-р-р-о-о-ок! – прервал его хриплый похабный голос попугая.

Наглец глянул Вэлу прямо в глаза и закрепил материал.

– Придур-рок! Придур-рок! Приду-у-у-р-р-о-ок!

Тут же из-за стойки выскочил знакомый шут и с явным удовольствием заорал:

– Вэл – придурок, у него между ног – окурок! Вэл – мартышка, у него между ног – кочерыжка! Вэл – обалдуй, у него между…

Дурак не успел договорить очередную скабрезность, так как мокрая тряпка, запущенная барменшей, прилетела ему точно в физиономию.

– Марио, прекрати хулиганить! – сказала девушка, покраснев. – Пошляк! Извините, пожалуйста, он сегодня вконец распоясался, – обратилась она к нам.

Шут с гордо поднятой головой произнес надменным голосом:

– С прискорбием вынужден вам сообщить, мадмуазель Вероника, что наши отношения с сего мига закончены. Я объявляю размолвку! Свадьбы категорически не будет! И вообще мне некогда, и я пошел играть в карты к Джеку с Генриеттой.

После эмоционального заявления он, гордо звеня колокольчиками, покинул зал.

– Пьеро, извинись перед гостями, а то пива не получишь! – приказала девушка.

– Гости-гости, жрите кости! – прокрякал, резко подобревший Пьеро и, засунув несколько раз свой клюв-закорючку в пенящийся напиток, демонстративно отвернулся смотреть футбол.

– Погоди, курица, поиздеваешься! Я тебя ощиплю и суп сварю, – прошипел Вэл.

Спиной к нам на высоких стульях перед баром сидели два коренастых карлика в спортивных куртках с надписью «Зидан». На головах у обоих были напялены шляпы в цвета французского флага, а на ногах – красные кроссовки с тремя белыми полосками наискосок. Один из посетителей курил, а другой листал журнал «France Football». На стойке перед каждым стояло по весьма любопытному аппарату высотой метра полтора. Конструкция была проста: сверху на хромированную трубу крепились две стеклянные емкости. Одна была заполнена белыми шариками, а вторая – золотистой жидкостью. От первой спиралью опускался узкий металлический желоб, заканчивающийся на уровне головы посетителя, от второй также витками вниз шла стеклянная трубка.

В этот момент правая шляпа кивнула, и Афродита нажала на красную кнопку аппарата, в тот же миг из емкости по спирали помчалась золотистая жидкость, прыснувшая прямо в подставленный бокал. Клиент опрокинул его в рот и довольно крякнул, барменша ткнула пальцем на желтую кнопку, после чего по хромированному желобу витками покатился белый шарик. Шляпа ловко поймала закуску ртом и с аппетитом захрумкала.

– Автопоилка и автокормушка, – констатировал Чак.

Неожиданно правый выпивоха резко повернулся на вращающемся стуле в нашу сторону, и опа-на! Смеяться будем до утра! На нас смотрел шимпанзе, державший в лапе самокрутку. Оглядев всех шальным взглядом, животное, затянувшись, пыхнуло и выпустило в нашу сторону большое кольцо дыма. Через мгновение до нас дошел терпкий запах марихуаны. Обезьяна смачно отрыгнула, мрачно осклабилась и показала нам средний палец правой лапы? Руки? Затем скотина с хулиганской бравадой сплюнула на пушистый ковер и, отвернувшись от нас, продолжила смотреть футбол.

– Вам налево, господа! – сказал Виктор и распахнул перед нами двустворчатую дверь-распашонку. – Не обращайте на Барни внимания, поскольку он второй день пребывает в депрессии, так как Генриетта ушла к Джеку, вот он и беснуется, а на самом деле добрейшей души шимпанзе. Сейчас мы вас накормим, а потом, пока ремонтируется машина, предлагаю вам посетить наш замечательный «Паноптикум прошлого». Я на время покину вас, а кушать вам подадут с минуты на минуту. Располагайтесь.

Глава 9. Музейный бизнес-ланч, или шимпанзе на каре

Не успев толком отойти от встречи с курящей быдловатой обезьяной, все вошли в деревенскую горницу, полностью отделанную потемневшим от времени деревом. В середине помещения стоял длинный массивный стол с широкими отполированными задами гостей лавками, на которых мы молча и устроились, переваривая увиденное.

– Мне этот цирк померещился, или мы попали в психушку? – наконец, спросил Дэвид и зажмурился. – Кстати, вы обратили внимание, что одна обезьяна журнал читала?

– Читала?! Ну ты и придумал! Да, она просто картинки смотрела! И вообще чего ты паришься? – спросил Чак. – Каждый с ума сходит, насколько ему позволяют финансы, так и тут, пожалуйста, любые фантазии за свои деньги. Сейчас пообедаем, нам сделают машину, и мы свалим отсюда навсегда. «Adios, аmigos», – как сказал друг Вэла шут Марио. Прощайте, обкуренные шимпанзе и хамский шут с похабником-попугаем!

– Эх, Афродиту бы с собой забрать! Небесной красоты создание, – вспомнил о рыжеволосой Вэл. – Ладно, где обещанный обед?

Решив более внимательно изучить обстановку, я прошелся по просторной горнице. На стенах в деревянных рамках висело множество фотографий разных размеров, одни были совсем старые, пожелтевшие, другие – новые цветные. Среди этого пестрого разнообразия выделялась среднего размера картина с изображением рыжеволосой дамы в красивом старинном платье и элегантной шляпке. Грудь красавицы украшало дорогое колье с драгоценными каменьями, стоившее целое состояние. Женщина на картине поразила меня почти фотографическим сходством с рыжей барменшей, несомненно, это была ее мать. Да нет, никакая не мать, это бабушка или прабабушка, портрету-то, судя по фасону платья, более ста лет. Далее я стал рассматривать фотографии, где были запечатлены многие известные люди: политики, бизнесмены, актеры, спортсмены, и почти на всех снимках рядом со сливками общества находился граф Труа.

В этот момент раздались шаги, двустворчатая дверь в горницу отворилась, и появился хозяин.

– Господа, сейчас вам подадут ранний обед, как это было принято в старину. Туалетная комната находится здесь, – сообщил он и указал на дверь справа от входа. – Вас будет обслуживать Генриетта.

Когда Виктор внимательно нас оглядывал, я встретился с его взглядом, пристальным и изучающим, словно он хотел прочитать мои мысли. Так больше ничего и не сказав, граф учтиво кивнул и вышел.

Еще раз осмотрев фотографии, я попытался понять, что за человек этот Труа, на равных общающийся с людьми высокого полёта. Снимки были сделаны на официальных приемах, на отдыхе, на яхте, в шезлонгах у моря, на поле для гольфа. Стоп, но это же не Виктор, а его родственник. Ну, конечно! Я хлопнул себя по лбу. Конечно, это его отец. А здесь, похоже, его дед. На пожелтевших старых фото граф точно не мог оказаться, поскольку на вид ему сейчас сорок пять – пятьдесят лет, но как же они похожи друг на друга, просто не отличишь!

– Ты чего себя по башке бьешь? – поинтересовался Вэл. – Думаешь, твой мозг завис, и тебе этот зоопарк мерещится? Тогда это групповой глюк. Ну и где обещанный обед? – спросил он и облизнулся.

Мой взгляд остановился на трех фотографиях, висевших особняком у окна. На первом пожелтевшем снимке рядом с дедом Виктора Труа стоял молодой юноша в черном костюме, шляпе, белой рубашке и галстуке. Взгляд у него был цепкий, уверенный, губы плотно сжаты, лет сто назад он сошел бы за молодого американского гангстера. Этот же человек в более зрелом возрасте присутствовал и на втором фото, где стоял рядом с отцом Виктора Труа. Черные волосы незнакомца были зачесаны назад. Они оба держали в руках теннисные ракетки и приветливо улыбались. От этих людей исходила уверенность, сила и финансовое благополучие. На третьем цветном снимке был изображен уже сам Виктор и седой пожилой джентльмен в смокинге и галстуке-бабочке со снисходительным взглядом человека, повидавшего многое на своем веку. Я сразу же узнал своего хорошего знакомого Питера Флеминга – воротилу финансового и криминального мира Парижа.

«Действительно, мир тесен, – подумал я, – неожиданно встретить в такой глуши фотографии блистательного Питера Флеминга».

Мои размышления прервал обиженный голос Вэла:

– Генриетта планирует здесь появиться? Мы сегодня обедать будем? Ох уж эти женщины!

Не успел он произнести эти слова, как двустворчатые двери с треском распахнулись, словно от ноги ковбоя в техасском салуне, и в горницу въехал мини-электрокар желтого цвета. Я уже не удивился, когда увидел за рулем шимпанзе в белом чепце и переднике, с пристегнутым на груди бейджиком «Генриетта». Официантка лихо затормозила перед столом и нажала на расположенный справа от руля рычаг, тут же с тихим жужжанием заработал подъемник, и по полозьям плавно и торжественно поднялся поднос с глиняными горшками. После еще одного нажатия он мягко опустился на столешницу.

Генриетта вылезла из кара, сделала галантный книксен и, достав из багажника приборы, положила перед каждым из нас по большой деревянной ложке, кружке и белой салфетке. При этом она очень старалась, поджимая нижнюю губу и хмуря лоб, как прилежная ученица. Генриетта по очереди подала с подноса два больших глиняных горшка: первый был с надписью «Суп», а второй – «Каша». Последним был поставлен кувшин вина. К этому музейному бизнес-ланчу прилагался круглый ржаной хлеб и деревянная чашечка с солью и перцем. На этом подача пищи закончилась, официантка приветливо ощерилась гостям, затем что-то гортанно рыкнула, очевидно, пожелала приятного аппетита и, сев за руль, дала задний ход, и укатила. Двери за обворожительной шимпанзе с треском открылись и закрылись.

– Официант-шимпанзе на электрокаре! Да это настоящая революция в общественном питании! Чаевые ей бананами давать? – спросил Чак.

– Действительно, цирк! – заметил Дэвид

– Давайте лучше отведаем графской кухни, – предложил Вэл, – кстати, а где тарелки?

Все дружно посмотрели на стол, на который Генриетта поставила два больших горшка с едой и деревянные ложки размером с половник, но ни одной тарелки она нам не выдала, то ли по забывчивости, то ли по шимпанзинской вредности.

– Ох уж эти женщины! Забыла нам Генриетта посуду выдать, – покачав головой, резюмировал Дэвид.

Двери-распашонки вновь открылись, и перед нами появился граф Виктор Труа.

– Уважаемые гости! Довожу до вашего сведения, что у нас в «Паноптикуме» принято кушать из горшка по очереди, зачерпывая пищу деревянными ложками против часовой стрелки, – сообщил он невозмутимым голосом. – Сей обычай пришел из глубины веков, когда люди садились за стол и вкушали пищу, данную Господом, из единой посуды. Насыщались они, при этом чувствуя локоть ближнего своего, и оттого становились едины силой и духом. При этом поданные блюда употребляются в строгой очередности: суп, каша и вино. Также обращаю ваше внимание на фартуки, – он указал на вешалку, – попрошу их надеть, чтобы вы не испачкались во время трапезы, ибо таковы правила нашего музея.

Вот так, еще до начала обеда у нас появилась пища для размышлений, чем мы и занялись, с удивлением вытаращившись на чудаковатого графа.

– Хлеб у нас ломают руками, вино пьют из кружек, – объяснил он, – есть ли у вас вопросы, пожелания?

– А почему обязательно кушать против часовой стрелки? – полюбопытствовал Дэвид.

– И когда отремонтируют машину? – уточнил практичный Чак.

– Кто изображен на фотографиях? Ваш отец и дед? – неожиданно для самого себя спросил я.

По непроницаемому до этого лицу Виктора пробежала легкая волна недовольства, но тут же скрылась под буклями парика. Возможно, мой вопрос всколыхнул какие-то неприятные воспоминания.

– Кушаем мы против часовой стрелки, чтобы оставаться в гармонии с нашей матушкой-землей, которая, если вы не забыли, вращается против часовой стрелки. Как только ваш автомобиль отремонтируют, то вас сразу информируют. На фотографиях присутствуют мой дед, отец и ваш покорный слуга, – ответствовал граф. – Вы не отвлекайтесь на суету и кушайте на здоровье, месье. Похлебка и каша – пища наша.

Хозяин оглядел фотографии, словно проверял, не пропала ли со стены какая-нибудь семейная реликвия, и вышел.

– Граф ненормальный! – поставил диагноз Вэл. – Нам надо побыстрее валить отсюда, тут явно какая-то секта базируется. Одно слово – паноптикум.

Чак открыл горшок с первым блюдом, и по горнице распространился приятный запах. Мы с аппетитом по очереди заработали ложками против часовой стрелки. Суп оказался капустным и наваристым с большими кусками мяса.

– Послушайте, я понимаю, что всё это чушь! Я имею в виду чувство локтя и вращение Земли, но так действительно вкуснее, – облизывая ложку, сказал Вэл. – Но у меня к вам вопрос на засыпку, какая собака узнает, что мы соблюдаем их идиотские правила? Ну-ка сейчас проверим, – с этими словами он зачерпнул ложкой похлебку вне очереди.

Собака действительно осталась в неведении, но непонятно, как узнала очаровательная Генриетта, спустя несколько мгновений залихватски въехавшая на каре в столовую. Официантка лихо тормознула и, подскочив к Вэлу, вытащила деревянную ложку из кармана передника и въехала ею непослушному едоку точно по лбу. Затем она осклабилась, то бишь улыбнулась, сделала изящный книксен и укатила на каре. Все в изумлении сидели с открытыми ртами, забыв о необходимости жевать, и смотрели на Вэла, ошалевшего от воспитательных методов шимпанзе. Глядя на потиравшего красный лоб друга, мы закатились в припадочном хохоте, настолько нелепо и смешно выглядело всё произошедшее.

– Стерва, скотина, животное, тварь, хулиганка, официантка сумасшедшая! Придушу! Я в суд подам на этот паноптикум! – вопил возмущенный Вэл. – Налицо посягательство на жизнь и здоровье человека!

– Не налицо, а на лице, – сказал Дэвид, указывая на его покрасневший лоб, и мы схватились за животы из-за второй волны смеха.

Как только все успокоились, Чак сказал:

– Ладно, давайте заканчивать обедать и пойдем, разберемся, куда же мы всё-таки попали, и что за чудаки здесь обитают..

Остаток трапезы все провели молча, только Вэл периодически продолжал возмущаться и ругаться. На второе мы отведали вкусную кашу из бобов со специями, но когда очередь дошла до напитка, нас ждал новый сюрприз.

Дэвид налил красное вино в массивные деревянные кружки по самую кромку, и Чак предложил выпить за нас:

– Ну, господа! За нашу дружбу!

В ту же секунду Вэл завопил:

– У меня кружка дырявая!

– И у меня! И у меня! – закричали все разом.

Действительно, оказалось, что из днища посудины сочилась игольчатой струйкой жидкость, поэтому, не сговариваясь, мы залпом осушили кружки и с удивлением уставились друг на друга.

– Всё веселей, веселей и веселей! – запел Вэл. – Сектанты кулинарные, гурманы ненормальные, морды обезьяньи. Вот сволочи, издеваются над людьми честными и порядочными, – изливал он свой гнев. – Додуматься – дырок насверлить в кружках. А?! Это у них что символизирует? Это у них означает, что пить надо быстро, чтобы вино не прокисло? Куда мы, вообще, попали? Попугай обзывается, обезьяна дерется, шут – хам, из кружек вино льется, Слава Богу, что на фартуки. Дурдом устроили!

– Я понял! Вино тоже надо пить из общей посуды, – догадался Чак.

– А давайте же выпьем еще этого замечательного напитка. Он мне очень понравился, – предложил я и, взяв кувшин, сделал большой глоток, после чего передал его Чаку, – пьем, господа, по очереди, против часовой стрелки, чтобы ощущать единство и локоть товарища своего.

Друг рассмеялся, принял у меня сосуд и провозгласил:

– За гармонию и единство с Землей – нашей матушкой!

Дэвид, получив кувшин от Чака, сказал:

– За графа Виктора Труа, господа!

– За чертовку Генриетту! – произнес отходчивый Вэл.

– Давайте заканчивать, – предложил посерьезневший Чак, – попили-поели, пора и честь знать.