
Полная версия:
Шут герцога де Лонгвиля
– Да… – сказал Франсуа после небольшого раздумья. – Ты красиво говоришь, но не забывай, что твоя уловка не будет помогать тебе вечно.
– К этому времени мы сбежим!
– А если нет?
– Да чего сейчас-то говорить об этом? Когда мое положение поменяется, тогда и будем думать.
– Иди, баронесса ждет. И будь поосторожней, – напутствовал друга Франсуа. – Не позволяй себе грубостей!
– Знаешь, чем хорош этот костюм? – оглядывая себя, сказал Анри. – Расчесываться не нужно.
– Да и умываться ни к чему, – скептически заметил друг.
– Ты меня понимаешь, как никто! Слушай, окажи услугу, я сейчас начну скакать, а ты посмотри, нигде у меня ничего не оторвалось?
– Прыгай.
Крапчатая бабочка перевернулась в воздухе, зацепив ногами потолок… Последовало сдержанное ругательство в адрес идиота, построившего этот замок, затем, согнувшись в три погибели, совершил вертикальный прыжок, после чего Анри сделал кувырок назад и остановился.
– Ну как?
– Все в порядке, – сказал Франсуа и поинтересовался. – А где ты научился так ловко кувыркаться?
– Нигде, – признался друг. – Моя школа – это наша побитая телега, в которой мы всегда путешествовали по городам и деревушкам. Она у нас со всех сторон латаная, а чтобы не развалилась, даже веревками перевязанная. Вот на них я и разминался во время долгих переездов.
– Как же ты это делал?
– Обыкновенно: совершал прогулки под днищем повозки, карабкался по стенкам. А кувыркаться я люблю с детства.
– Слушай, так если ты обладаешь таким умением, по стенам, говоришь, лазать можешь, тогда чего тебе этот замок! Выбери время, когда никто не видит, и перемахни на волю.
– К сожалению, ты преувеличиваешь мои скромные возможности. Я же не говорил, что умею взбираться по гладким отвесным стенам. Я ведь пока человек, а не какая-нибудь мышь летучая! И это здорово!
– А мне жаль, что я – не летучая мышь. – Франсуа вздохнул. – Летал бы себе в темноте, летал…
– Ты же в потемках ничего не видишь.
– А был бы мышью, все бы различал!
– Конечно, ведь эти твари общаются с ведьмами и колдунами! Может, и тебя с ними познакомить?
– Зачем?
– Если ты им понравишься, они превратят тебя во все, что угодно… Может даже в того, кого хочешь ты. Вообще, если не понравишься, произойдет тоже самое… – Анри хихикнул.
– Благодарю! А как потом обратно человеком стать?
– О, на этот случай все нужно делать разумно! Как только налетаешься в образе летучей мыши, возвращайся к ведьме, совершившей с тобой такое чудо, и вейся над ней, цепляйся за волосы! Только смотри не попади в котел, который она заваривает по случаю своего очередного колдовства, а то ты ей все дело испортишь! Если ты ей надоешь, она тебя превратит…
– В человека?
– Вот тут я ничего обещать тебе не могу!
Франсуа посмотрел на друга долгим взглядом и рассмеялся:
– Не понимаю, почему та чепуха, которую ты постоянно мелешь, так на меня действует… Ладно, тебе надо к баронессе.
– Я не спешу. Пусть помучается – в счет тех веселых минут, которые я подарю ей!
– Не надо смеяться над господами. Это неучтиво.
– Ну все, довольно, мне нужно идти, – поставил точку Анри. – И не вздумай смеяться в мое отсутствие!
– Почему?
– Понимаешь, после падения с лестницы в тебе что-то испортилось, ты постоянно хихикаешь. На кого я тебя оставляю? Кто придет к тебе на помощь? Помимо «господина Жана», разумеется?
Франсуа упал на кровать в новом приступе смеха.
– Ну вот, я же говорил! – Анри пожал плечами.
– Знаешь, что тебе не хватает в костюме? – корчась в конвульсиях, вымолвил друг.
– Чего?
– Длинный ушей с бубенчиками! И пера на макушке!
Раздался стук в дверь.
– Дохихикался? – спросил Анри у приятеля и пошел открывать.
– Госпожа ждет вас, – сообщил лакей баронессы, немного опомнившись от первого впечатления от нелепой крапчатой фигуры без лица, отворившей ему дверь.
– Доложите, что я сейчас же буду, – ответила фигура.
Лакей удалился, воровато оглядываясь на сомнительный костюм.
– Прошу вас, господин Франсуа, – Анри широким жестом указал на внутреннюю дверь. – Не сочтите за обиду, я собираюсь запереть этот маленький чуланчик.
Друг взглянул на него и снова засмеялся.
– Ну, на этот раз в чем причина веселья? – терпеливо уточнил хозяин каморки.
– Я представил, как ты пойдешь по площади в таком…
– Слушай, да ты сегодня просто кладезь превосходных идей! Не найдется ли у тебя накидку, в которую можно было бы завернуться?
– Да у меня есть все! – гордо заявил Франсуа, нехотя поднялся с кровати и отправился к себе. Через минуту он принес большой кусок линялой ткани серого цвета, с одного края посаженную на шнурок.
– Это что, занавеска – спросил Анри, рассматривая предмет.
– Это плащ! – в интонации друга сквозила обида.
– Ну, тогда спасибо и до встречи!
Завернувшись в ткань, молодой человек заметил, что ноги чуть ниже колена остались неприкрытыми, но его это не смутило.
– Может, у тебя и шляпа есть? – спросил он приятеля.
– И так хорош! – ответил тот.
– Ну что ж, тогда пожелай мне удачи.
– Желаю.
– Нет, так не годится, нужно сказать: «Анри, друг мой, желаю тебе удачи!»
– Анри, я желаю тебе удачи! – повторил Франсуа.
– Вот теперь хорошо! Я пошел!
Глава 9
– Добрый день, госпожа, – сказал Анри, оказавшись в комнате баронессы.
Генриетта все еще стояла у окна, словно показывала свой характер. Она ответила, не оборачиваясь, даже не шевельнувшись.
Голос ее звучал сдержанно и холодно:
– Наконец-то ты явился! Я тебя разыскиваю с самого утра! Как ты смеешь заставлять ждать свою госпожу?!
– Я прошу прощения у вашей милости, но должен признаться, что мне очень трудно привыкнуть к повиновению, ибо я всю жизнь принадлежал самому себе, – Анри склонился в поклоне.
– Хорошо, считай, что ты прощен, – уронила баронесса, точь-в-точь, как ее достославный папаша.
– Благодарю вас!
– А теперь возьми инструмент и играй!
– Что бы вы хотели услышать на этот раз?
– Ты провинился, поэтому должен поднять мое настроение, которое сам же испортил своим неподобающим поведением.
– Слушаюсь! – Анри взял в руки лютню, лежавшую на постели госпожи, устроился в глубокое кресло и запел. –
Надежды парусник стремится
Преодолеть морскую гладь.
Над ним суровый ветер мчится,
А туча прячется, боится,
И начала луна сиять.
Я слышал, вдалеке за морем
Есть дивный мир, счастливый сад.
За путь туда заплатишь горем,
Но если выдержишь, то вскоре
Награду Бог тебе воздаст.
Их было много, сумасшедших,
До денег алчных, кто хотел
Открыть в тот мир Ворота Грешных
И получить сполна, конечно.
Но был печален их удел.
Их корабли в волнах разбились,
Ушли в пучину господа,
И их мечты навеки скрылись…
Скажи, чего они добились?
Их вобрала в себя вода.
Но вновь надежда, словно птица,
Вперед уносит храбреца.
Пусть ураган над ним кружится,
Но вдалеке встает зарница –
И нет надежде той конца.
Тому герою нет преграды,
Кто сердцем и душою чист.
Лишь он найдет цветник отрады,
Но не возьмет себе награды,
А унесет опавший лист.
И за далекими горами
В родной и близкой стороне,
Отдав его любимой даме
С родными добрыми глазами,
Он скажет: «Вспомни обо мне…»
Анри замолчал. Генриетта продолжала стоять, но теперь казалось, она просто не хочет двигаться. Ею овладели какие-то чувства.
Анри подождал некоторое время и вновь стал перебирать струны.
– Подожди, – остановила его баронесса, поворачиваясь. – Спой мне это еще раз…
И тут она замолчала, внезапно разгневанная.
Когда дар речи вернулся к ней, она вспылила:
– Почему ты явился ко мне опять в этом ужасном костюме? Я приказываю его больше не надевать!
– Хорошо, госпожа.
– А сейчас пойди и переоденься!
– К сожалению, этого сделать я не могу, – Анри наблюдал за реакцией Генриетты.
– Почему же ты не можешь?!
– Я бы хотел умолчать о той щекотливой причине, которая заставляет меня рядиться в этот отвратительный наряд.
– Нет, я хочу знать! – баронесса стукнула веером по ладони.
– Мне, право, неловко… Но если вы так настаиваете, я попробую открыть… Дело в том, что утром я ловил своего друга, падающего с лестницы, а у него в руках было ведро, – врал Анри. – Одним словом, я оказался мокрым до нитки. Моя одежда сушится…
– А твой друг? – спросила Генриетта.
– Он уже переоделся… Я его переодел. Сам он не может… Лежит при смерти!
– Несчастный твой друг!
– Да, – печально вздохнул молодой человек.
Ему доставало удовольствие так нагло врать в лицо своей госпоже.
– Послушай, – баронесса что-то припомнила. – А не его ли я видела сегодня? Он еще был с такой приметной красной повязкой на голове?
– С зеленым бантиком?
– И весь обмотанный какими-то разноцветными тряпками?
– Он, госпожа.
– А почему ты только что сказал, что он при смерти? – удивилась Генриетта. – Это что – издевательство?
– Нет, это сказка.
– С каких это пор ложь именуется сказкой? – но против желания баронессы ее губы скривила усмешка. – Хорошо. Если ты знаешь сказки, рассказывай. Я жду.
– Рад угодить вам.
– Только я хочу такую, которую не слышала. Попробуй угадать.
– Слушайте, госпожа… Только должен предупредить, что сказка будет немножко страшная, зато конец окажется хорошим.
– Не тяни, рассказывай! – баронесса присела на кровать под балдахином и взяла ларец с украшениями, чтобы не скучать.
– Итак, – начал Анри. – Когда это случилось, не знает никто. Да и случалось ли вообще, тоже никто вам не ответит. Только в одной прекрасной и очень далекой стране жил красивый молодой человек, у которого не было ни отца, ни матери. Достался ему от них только перстень несказанной красоты, на котором лежало какое-то страшное проклятье. Сам юноша не знал, в чем именно оно заключается, потому что некому было поведать ему о тайне. Поговаривали, что родители, которых он не помнил, были съедены страшным Людоедом, который-то и оставил молодому человеку тот злосчастный перстень.
А в другой стране, среди гор и лесов, жила красавица-княжна, девушка благородной крови, но выросшая среди колдунов и цыган. И была у нее нянька, настоящая чертовка. А еще было у княжны волшебное зеркальце, в котором она могла увидеть свое будущее. Однажды посмотрела девушка в это зеркальце, и предстал перед ее взором прекрасный юноша, лучше которого она не встречала. Но сказало мудрое зеркало: «Если выйдешь замуж за этого человека, много бед и страха придется тебе пережить; если окажешься сильной, счастье обретешь, а если не выдержишь, пропадешь в руках страшного Людоеда, ибо он давно поджидает свою жертву». Девушка стала расспрашивать зеркало про Людоеда, и оно поведало ей ужасную тайну: «Жестокий Людоед наложил проклятье на перстень, которым владеет юноша… Бабка молодого человека была ведьмой, губительницей душ человеческих и так прогневала Всевышнего, что он спустился к ней и сказал: «Забираю твою черную душу, чтобы сбросить ее в бездну, но перед этим узнай ты, что дети и дети детей твоих будут расплачиваться за грехи твои!» И в тот же миг бабка пала мертвой. А вскоре, когда у ее сына родился сын, из заброшенных каменоломен выбрался на свет страшный Людоед и поглотил родителей ребенка. А затем склонился над мальчиком, опустил перстень у его изголовья и, сделав так, сказал ужасные пророческие слова: «Если ты возьмешь девицу в жены, не изведать счастья ей с тобой. Станет безобразнейшей из женщин в тот момент, как только этот перстень на руку наденешь ей». Так сказал и скрылся опять в трущобах. Зеркало замолчало. «Неужели столь ужасная участь ожидает меня? – заплакала девушка. – Неужели нет никакого выхода?» «Спасенье есть, – сказало волшебное зеркало. – Но оно потребует от тебя всех твоих душевных сил!» «Что за способ?» мудрое зеркало ответило: «Отправляйся в ту страну, где живет несчастный юноша, но в тот самый день, когда он назовет тебя своей невестой, ты должна оставить его, как бы трудно тебе это ни было, как бы он тебя не уговаривал. Уходи, ибо только в этом твое спасение, да и его спасение тоже. Ты должна будешь пробраться в Страну Злых Духов, населяющих Старое Кладбище, достать там точно такой же перстень, вернуться назад и надеть тот перстень на палец юноше». И вновь зеркало замолчало, а прекрасная девушка стала собираться в дальнюю дорогу. Увидела это нянька-ведьма, да и спрашивает: «Куда ты, девочка моя, засобиралась?» «Иду я, – отвечает княжна. – Навстречу судьбе моей. Живет мой возлюбленный в далекой северной стране, где в лесах растут корабельные сосны, а рыжие белки скачут по ним с дерево на дерево. В той стране холодные водопады обрушивают в голубые реки свои хрустальные брызги, и в лазурном небе летают диковинные птицы. Я иду в те земли, чтобы стать счастливой или погибнуть навеки». «Возьми и меня с собой, – говорит нянька. – Я хоть и стара, но могу тебе пригодиться».
И отправились они вместе в неведомые края, где снег лежит шесть месяцев в году. Как добирались они, мы не знаем. Но однажды все же они достигли заветной страны. В ту пору там стояла весна, и северные сады цвели пышно и красиво. В них и повстречалась княжна с прекрасным юношей. Он, как только увидел ее, влюбился без памяти. Да и она полюбила его еще больше прежнего, потому что он оказался еще красивее и лучше, чем могло показать волшебное зеркало. И так они друг другу понравились, что взгляда отвести не могли. Так и смотрели, ни одного слова не произнося. А когда сгустились сумерки, они остались под луной, и только яблоня склоняла к ним свои нежные ветки, усыпанные цветами. Над землей взошло солнце, а молодые люди все не могли наглядеться друг на друга. И в этот момент юноша назвал княжну своей невестой.
Словно прозрачная пелена сошла с глаз девушки. Она быстро поднялась на ноги и попыталась убежать. Но пылкий молодой человек успел удержать ее за руку. Девушке на миг показалось, что всё сказанное зеркальцем – сон, и только уж хотела она снова сесть на траву подле возлюбленного, но увидела перстень на его руке, и страх за себя и за юношу заставил ее вырваться из объятий молодого человека и скрыться среди деревьев. Несчастный пытался догнать княжну, найти, объясниться, но все напрасно. Она бесследно исчезла. Юноша сел на землю и заплакал о своей грустной доле…
А княжна, дождавшись темноты, решилась идти на Кладбище, в Страну Злых Духов. Старая нянька, конечно же, пошла с нею.
На Старое кладбище опустилась ночь. Девушка пошла за сухой травой, чтобы разжечь костер, как научило ее волшебное зеркало. Невдалеке она увидела небольшую охапку скошенной травы, нагнулась, чтобы поднять… И тут почудилось ей, что ее рука скользнула по чему-то живому. Прямо перед ней из кучи сухой травы захрюкала черная поросячья мордочка с маленьким пятачком и горящими во тьме глазами-угольками. Княжна отпрянула, вскрикнула и в испуге закрыла лицо руками. А когда открыла глаза, черта в траве уже не было. Возвращаясь к няньке с проклятой охапкой, княжна вновь испугалась: все Старое Кладбище горело красными огоньками чертячьих глаз. Но стоило девушке остановиться на месте и всмотреться, как видение исчезло. Костер горел жаркий и очень яркий, белый, веселый. А когда он догорел, нянька что-то всыпала в затухающие искры, и поднялся дым столбом – к самому небу. Когда он рассеялся, от места, где только что был костер, пролегла на Старое Кладбище дорога, выложенная из белых мраморных плит. Ночь выпала безлунная, кромешная, но их было видно даже в кромешной темноте. Княжне предстояло пройти по ним, чтобы потом спуститься под землю. Поначалу это показалось девушке весьма легким заданием. Когда же она сделала свой первый шаг, земля, на которой лежали белые плиты, вдруг ожила и задышала. Непросто было бедной княжне удержаться на гладкой каменной поверхности. Но мысли о любимом человеке заставляли ее упрямо двигаться дальше вперед. А вокруг в упругом воздухе метались летучие мыши, норовя вцепиться в волосы, и то и дело вспыхивали страшные кошачьи глаза. Протяжно взывала сова, на плиты норовили вскочить озорные черти, но каждый раз при такой попытке мрамор ярко вспыхивал и отпугивал непрошенных гостей. Когда девушка добралась до конца своего нелегкого пути, плиты стали отдаляться друг от друга, поэтому княжне едва удалось допрыгнуть до последнего камня. Но едва ее ноги встали на мрамор, как она почувствовала, что погружается вместе с плитой вниз, словно засасываемая трясиной. Ноги ее будто бы приросли к месту, она не могла ни спрыгнуть, ни убежать. Нянька, увидев, что происходит с ее любимицей, в один момент оказалась рядом, и их обеих поглотила бездна.
Это был ад. Но не такой, как вы думаете. Там происходила такая же жизнь, что и на поверхности. Когда женщины опомнились, они увидели себя стоящими у перекрестка, но указатель был сломан, и они не знали, куда идти. Тут мимо шел какой-то человек, у которого из шляпы торчали козлиные рога. Нянька спросила у него дорогу в Страну Злых Духов. Незнакомец стукнул копытом и указал своей козлиной бородой налево. Потом он оценивающе посмотрел на молодую княжну. Но рассмотреть не успел, потому что нянька вынула из кармана своего передника какой-то прутик, и обе женщины тут же исчезли. В тот же они очутились в Стране Злых Духов. Страшные дикие тени плясали на стенах, вокруг все ходило ходуном, и ни с чем не сравнимая душераздирающая музыка рвала горячий душный воздух.
Заветный перстень принадлежал самому Царю Тьмы, и он носил его на пальце, никогда не снимая. И тогда нянька решила обмануть старого Царя. Она обернулась княжной, а княжну сделала невидимой, и пошла к владыке. Едва тот увидел красавицу, сразу повелел ей остаться. Нянька согласилась, но только с условием, если Царь Тьмы отдаст ей перстень. Царь засмеялся. Смеялся он долго, а когда успокоился, сказал, что отдаст перстень, если красавица выиграет у него в карты. Няньке это было на руку: она всю жизнь с картами была дружна, гадала, предсказывала судьбы, а в искусстве шулерства с ней никто не мог сравниться. Но Царь-то об этом не знал, а она ему не сказала. И легко, без особого труда, обыграла его.
Но коварный Царь Тьмы отдал няньке фальшивый перстень. И сказал: «А теперь сыграем свадьбу». Нянька догадалась о подмене, потому как заподозрила, что Царь слишком легко расстался со своим сокровищем. Тогда она подсыпала ему в бокал сонного порошка, и когда Царь заснул, сняла с его отвратительных пальцев перстень настоящий, а фальшивый надела. Потом она приняла свой обычный облик, поэтому, когда Царь проснулся, он не узнал ее. А послал на поиски красавицы всех своих подданных. Но они никого не нашли, а нянька и невидимая княжна благополучно выбрались на поверхность.
На земле уже стоял день. Нянька поколдовала, и княжна снова стала видимой. А потом они пошли снова в тот чудесный сад, где под одной из яблонь сидел печальный юноша. Княжна подошла к нему, тихо взяла за руку и надела на его палец перстень Царя Тьмы. Молодой человек был счастлив, что его возлюбленная вернулась. И, в свою очередь, надел ей на палец перстень, когда-то проклятый Людоедом.
В небе сверкнула черная молния, раздался страшный грохот. То пали злые чары, и Людоед умер в своей заброшенной пещере. А на землю пролился теплый дождь. И влюбленные плакали от счастья, от того, что они вместе, и ничто на свете их уже не разлучит!
Анри закончил свою сказку и взглянул на Генриетту. Та сидела с остановившимся взглядом, и в руке ее тоже поблескивал перстень, о котором она забыла. Все мысли ее были где-то далеко. Быть может, в той неизвестной северной стране, где снег лежит полгода, а холодные водопады обрушивают в голубые реки свои хрустальные брызги?
«Наверное, она не такая уж плохая, – подумалось Анри. – Печальные истории и грустные песни на нее очень сильно действуют».
– А каким он был, этот юноша? – вдруг спросила баронесса.
Молодой человек даже растерялся.
– Ну… Может быть… Да, конечно! У него были светлые волосы, глаза небесного цвета, черные брови…
– Он и вправду был красив?
– Да! Высокий, прекрасно сложенный, умный!
– А она?
– Она была, как цыганка: огромные жгучие глаза, длинные черные волосы, тонкая талия.
– Странная сказка, – произнесла Генриетта. – Словно и не сказка, а что-то совсем другое. В ней все, как в жизни…
– Конечно. В сказке, как в жизни, а в жизни все, как в сказке.
– Неправда! – возразила баронесса.
– Правда! Само по себе жизнь – самая что ни на есть удивительная сказка, самая волшебная! В ней случаются такие чудеса, которые сочинителям сказок и во мне не снилось! Только говорят, в жизни не всегда все хорошо кончается. Но не верьте подобным слухам. Я-то знаю, что не бывает так, чтобы жизнь платила человеку злом за добро. Нет! Кто заслуживает счастья, тот его обязательно получит! – Анри говорил с убежденностью, горячо и воодушевленно.
– «Тому герою нет преграды, кто сердцем и душою чист?» – процитировала Генриетта.
– Да, главное надеяться! Чтобы было, как в песне – «И нет надежде той конца»!
– Смешно…
– Ничего смешного! Не может быть, чтобы человек пришел в этот мир, в чарующий мир, полный звуков и красок, за одними мучениями и разочарованиями!
– А тогда за чем он приходит?
– За огромной радостью и счастьем.
– На всех радости не хватит.
– Хватит!
– Но ты же сам, помнится, говорил, что человеку нужно плакать, чтобы он становился лучше.
– Но можно плакать и от счастья.
– Я не понимаю, как от этого можно плакать.
– А вы когда-нибудь были несчастны? – неожиданно задал вопрос Анри.
Она ответила не сразу:
– А почему ты не спросишь, знаю ли я, что такое счастье?
– Я не…
– Может ли быть счастлив тот, кем распоряжаются другие люди? Отец совершил сделку с каким-то соседом, и теперь я должна идти к алтарю с неизвестным мне графом! Лучше бы меня выкрали тогда из покоев моей матери! – воскликнула Генриетта в отчаянии и вдруг зарыдала, закрыв лицо руками.
Анри с удивлением смотрел на ее сотрясающиеся от плача руки, на сгорбленную спину. И ему внезапно стало так жаль ее, что он с трудом удержался от того, чтобы не подойти к ней, успокоить.
Вместо этого он взял лютню и тронул струны:
– Прохлада жизни, души прохлада.
Как ты капризна, моя услада.
Прочесть разгадку я не стараюсь,
Нектаром сладким весь век питаюсь…
Юноша пел и слышал, что рыдания становятся все реже, баронесса приходит в себя.
Он сильнее ударил по струнам:
– Все пропадет, как будто не бывало.
Засохнут реки, высыплется свет.
Сгорит огонь, исчезнет покрывало,
Затмившее наш мозг на столько лет.
Какое счастье обретут живые,
Пылая в жарком адовом огне!
Скажите, люди, вправду это – вы ли?
И только хохот отзовется мне.
Потом он спел ей несколько забавных песенок…
А когда сгустились ранние осенние сумерки, и на небосводе заблестела вечерняя заря, они подошли к окну и напоследок Анри спел еще:
– Одна звезда в ночи мерцает.
Она замерзла и дрожит.
Заезда, что так тебя терзает?
Куда твой робкий свет бежит?
Слеза скатилась с небосвода,
Застыла где-то в темноте.
Беззвучно, мирно спит природа,
Забыв о бренной суете…
В этот миг черный небесный бархат перечеркнула падающая звезда, словно откликнувшись на слова песни…
– Прозрачный сумрак нас окружит,
Опутав нитями судьбы.
И отразятся в темной луже
Прямые черные столбы…
Когда Анри отложил музыкальный инструмент и собрался уходить, Генриетта как-то странно его окликнула. В ее голосе не было ни холода, ни надменности.
Так его могла окликнуть Карменсита, будь она рядом:
– Анри. Приходи завтра…
В темноте она не казалась ни баронессой, ни госпожой де Жанлис.
– Если вы просите, приду, – ответил молодой человек и сам подивился своим словам.
– Приходи. Я буду ждать.
И одинокая Венера подмигнула ему из ночного мрака.
Глава 10
Франсуа проснулся от стука в дверь. В комнате было темно. Спросонья он даже понял, утро это или ночь, и испугался, что старая каналья Жан опять подловил его на том, что он проспал.
Но из коридора донесся голос Анри:
– Франсуа, ты спишь? Открой, надо поговорить.
У несчастного гора с плеч спала. Он почти вприпрыжку побежал открывать и сходу обнял приятеля, от чего тот испугался:
– Ты чего издеваешься?
Анри был мрачен, против обыкновенного. Он молча прошел вглубь комнаты, присел на кровать и задумался, подперев подбородок.
Франсуа ждал, когда его приятель начнет обещанный разговор, но тот молчал, и молчание грозило продлиться вечность. Поэтому Франсуа решил первым нарушить паузу.