Шут герцога де Лонгвиля

Ваш покорный слуга, Альбер, маркиз де Шатильон».

– Негодяй! – процедила баронесса, разрывая в клочки письмо своего далекого друга. – Он и не пытался меня спасти! Трус! В нем нет ничего от рыцаря! Он не мужчина! Ну что ж, если некому меня защитить, я сама постою за себя!

– Что вы собираетесь делать? – спросил Анри.

– Писать графу! Молить его! Взывать к милосердию!

– Пожалуйста. Только на этот раз вам придется обойтись без меня, я это письмо не повезу, – заранее сообщил юноша. – С меня довольно и одной вылазки.

– Я найду более подходящую кандидатуру, – ответила баронесса. – В конце концов, это не тайная переписка, а письмо к моему жениху.

– Вы произнесли слово «жених» с таким видом, будто у вас заныл зуб, – подметил молодой человек.

– Не остри мне сейчас не до смеха.

– Хорошо, моя госпожа.

– А теперь выйди в соседнюю комнату, мне надо побыть одной, – велела Генриетта, и Анри исполнил ее приказ, в душе лелея мечту о том, чтобы добраться до кровати и заснуть хотя бы на часок.

Баронесса писала твердой рукой, тщательно подбирая выражения с трезвым расчетом пробудить в названном супруге человеческие чувства. Ну, или хотя бы нечто, отдаленно напоминающее добросердечие.

«Досточтимый граф! – так начиналось письмо. – Я слышала, что Вы тяжело больны, и очень боюсь за Вашу жизнь, ведь она по праву принадлежит не только Вам, но и мне. Ибо я – Ваша нареченная невеста, баронесса де Жанлис. Совершенно не знаю, как Вы сами относитесь к нашему будущему браку, но меня он пугает. Я молода, неопытна, ничего не видела в жизни и, простите, уважаемый граф, выходить замуж на всю жизнь за незнакомого человека? Это приведет в ужас любую девушку!

Дорогой граф! Давайте повременим со свадьбой, ведь прежде мы должны узнать хоть что-то друг о друге, познакомиться и подружиться. Нам необходимо проникнуться взаимной симпатией, добрыми чувствами и уважением, ведь в них основа будущих крепких отношений. Совместная жизнь без любви невозможна! Я желаю Вам скорейшего выздоровления и надеюсь на Вашу мудрость.

Баронесса де Жанлис».

Она перечитала письмо и осталась им довольна. Сколько было в нем любви, такта и женской обольстительности! Генриетта решила, что граф не сможет не поддаться ее волшебным чарам, поэтому он должен, он обязан уступить!

Неуправляемое воображение уже рисовало диковинные картины отречения графа от их помолвки… Вот, вот он: стоит перед господином де Лонгвилем, большой, грузный, похожий на винную бочку, и виновато оправдывает свой отказ. Отказ от обязательств десятилетней давности! Конечно, герцог взбешен, он требует объяснений. «Объяснение только одно! – отвечает до Лозен. – У нас с баронессой нет главного, без чего немыслимы браки». «Чего у вас с баронессой нет?!» – кричит отец. «Любви, господин герцог! – с трепетом произносит граф. – Мы с вами заключили сделку, когда госпожа де Жанлис была совсем юной особой, мы не посчитались тогда с ее мнением, а ведь оно решает всё». «Это смешно! Кому интересно ее мнение!» – со смехом бросает герцог. «Да, это могло бы показаться смешным, но почему-то сейчас нам не весело! – и крупная слеза катится по огрубевшей изборожденной морщинами щеке старого графа. – Баронесса выросла в прекрасную женщину, которая составила бы счастье любому достойному мужчине». «Вы себя недооцениваете, граф! – вскричит де Лонгвиль. – Нет жениха для моей дочери достойнее вас, мой дорогой до Лозен!» «О, нет! – ответит благородный граф. – Я вижу, что старость не может составить пару молодости! Это будет несчастливый брак двух непонимающих друг друга людей. Я пожил на свете, повидал мир, схоронил много жен…»

Генриетта задумалась. А и вправду, скольким женщинам испортил жизнь ее женишок? Кровожадный паук, теперь расставивший свои липкие сети на нее! Нет, уж на этот раз у него не получится!

«Вы наговариваете на себя! – воскликнет герцог. – Я люблю вас, дорогой граф!» «Но меня не любит ваша дочь!» «Полюбит! Такого человека невозможно не полюбить!»

«Как бы не так!» – подумала Генриетта.

«О, дорогой господин де Лонгвиль! – скажет до Лозен. – Даже из благоговения перед вами, не просите, я не могу согласиться на ужасный насильственный брак с вашей прекрасной дочерью!» И он, конечно же, уйдет, не оглядываясь! И больше герцог о нем не услышит, сидя за толстыми стенами своего родового замка.

– И всё будет прекрасно! – подвела итог баронесса.

– Вы звали меня? – заглянул в комнату Анри.

– Нет, не звала, но всё равно проходи. – Генриетта на миг задумалась, но затем решительным жестом взяла в руки письмо. – Я хочу прочесть тебе текст моего послания к графу.

– Вы настолько доверяете мне? – искренне удивился ее откровенному порыву молодой человек.

– Глупец! Ну конечно, я доверяю тебе, хоть ты этого и недостоин, – сообщила баронесса. – Сиди спокойно и слушай.

Анри глубоко вздохнул и, подперев голову рукой, с безразличным видом сидя в кресле, выслушал шедевр женского хитроумия от начала до конца. Воцарилось молчание.

– Ну, что скажешь? – спросила госпожа де Жанлис.

– А что вы хотите, чтобы я сказал? – лениво вымолвил уставший юноша.

По правде говоря, все время, пока Генриетта читала послание, он мужественно и стойко боролся со сном. Ее голос достигал его ушей, словно через толщу воды, а смысл слов с трудом проникал в осоловевшие мозги.

– Не дури, говори, какого ты мнения об этом?

– Обыкновенного, – подавляя зевоту, сказал молодой человек.

– Что ты строишь из себя? – разгневалась баронесса. – Ты думаешь, что неуязвим, что на тебя нет управы?

– С чего вы так взволновались? – Анри силился удержать глаза открытыми, но это удавалось с большим трудом.

– Подлец! – не унималась госпожа де Жанлис. – Я знаю, что в твоих мыслях было сбежать втайне от меня, бросив свою госпожу на волю судьбы! Признайся, я угадала?

Обвинения, брошенные в сторону молодого человека, сорвали с него пелену сна. Несправедливость холодным копьем больно кольнула в самое сердце.

– Как вы плохо обо мне думаете! Разве я заслужил подобного обращения? Ведь я примчался к вам с ответным письмом от вашего друга. Даже не передохнув с дороги!

– Но переодеться ты, тем не менее, успел!

– Женская натура! – воскликнул в отчаянии молодой человек. – Как я же я мог показаться в замке в богатом наряде, который вы мне дали?!

– Ты тоже трус! – внезапно зарыдала Генриетта. – Проклятые мужчины!

Анри с удивлением смотрел на нее:

– Теперь вы о чем-то горюете! Я отказываюсь вас понимать.

– А тебя никто и не просит!

– В чем вы меня упрекаете? В преданности вам? Да я же и вправду мог больше не возвращаться в ваш замок!

– Проговорился?! – засмеялась сквозь слезы баронесса, злобно посверкивая глазами. – Ты считаешь, что от моего отца так просто уйти? Он влиятельнейшее лицо во всей Франции! Он почти наследный принц! И от него-то ты думал сбежать? Не получится. Он объявит тебя вне закона, и ты окажешься у него мгновенно, глазом моргнуть не успеешь: поймают и приведут к нему, где бы ты не находился!

– Что, так прямо и приведут? – переспросил молодой человек.

– Точно, не сомневайся.

– А как же люди узнают, что я – это я?

– Ты безнадежно глуп! На всех заставах будут поджидать человека с твоими приметами.

– Какими приметами? – засмеялся Анри.

– Приметы – это описание твоей внешности и возраста, имени и особенностей.

– Особенностей?

– Ну, пятна, клейма, шрамы.

– Какие пятна? Интересно было бы послушать, как бы это звучало.

– А ты сбеги, и когда тебя поймают, ты всё услышишь собственными ушами. Так ловят всех разбойников и воров.

– И я, значит, тоже разбойник и вор? – уточнил юноша.

– Ты хуже. Ты – неблагодарный слуга!

– Госпожа баронесса, – неожиданным капризным голосом сказал молодой человек. – Отпустите меня по-хорошему, куда-нибудь, только подальше от вашей милости. Мне надоело здесь, я соскучился по театру, по зрителям.

– Запел соловей! – усмехнулась Генриетта. – Наконец-то ты сам себя разоблачаешь! Вот появляются одна за другой твои тайные мысли! Я подозревала, что они у тебя есть!

– Я очень вас прошу, не держите меня!

– Познал волю?

– Неволю познал, хочу на свободу!

– Ничего не получится, мой дорогой, – заявила баронесса. – Ты что, желаешь покинуть меня в такой тяжелый для меня момент? Решается моя участь, моя дальнейшая судьба! У меня, может быть, осталось несколько дней…

– Несколько дней до чего?

– Не притворяйся, всё ты отлично понимаешь! Я относилась к тебе, как к другу!

– Но у вас теперь есть еще друзья, помимо меня.

– Кто?

– Ну как же! Маркиз и господин граф. Вы переписываетесь с ними, не жалея самых теплых слов.

– Паршивец!

– А это уже нечто новое! Вы расширяете словарный запас.

– Как ты смеешь болтать такие дерзости?

– Да, ваш друг де Шатильон тоже упрекал меня в этом.

– Ты успел и ему показать свое невежество? – вспыхнула баронесса.

– А пусть он не задевает небрежным словом ваш подарок мне.

– Что он задел? Какой подарок?

– Бархатный костюм.

– Наверное, ты сам что-нибудь сказал ему прежде?

– Ну, разве что про театр…

– Излюбленная тема! Ты и мне все уши прожужжал этим театром! Я одного не понимаю, что это за ремесло такое, которое не дает людям покоя ни днем, ни ночью?

– Как вы верно сказали! Да, театр не дает покоя ни днем, ни ночью тем, кто служит ему.

– Ради чего вы бороздите землю? – недоумевала Генриетта. – Ради кучки грязных монет? Ради аплодисментов и воплей ликования безмозглых зрителей?

– Вы почти угадали. – улыбнулся Анри. – Но не назвали главного. Мы готовы терпеть голод и нищету, зимний мороз и летнюю жару ради одного счастья – выйти на сцену.

– Безумие какое-то! – фыркнула Генриетта. – Нелепость!

– Вам не понять этого никогда, как не постичь тому, кто не любит театр, не уважает актеров и не умеет быть искренними. Это не понять тому, кто не испытал на себе восторга человека, побывавшего в неведомом зачарованном месте, именуемом театром. И ничего, что для нас театр – это бродячая повозка, в которой мы живем постоянно. Главное, мы занимаемся любимым делом, мы доставляем людям радость и возвращаем желание жить!

– Несерьезно!

– Да, некоторые принимают нас за дураков, потому что сами не умеют веселиться без посторонней помощи, прячась за маской благородного достоинства.

– Ты… – задохнулась от возмущения госпожа де Жанлис, а юноша продолжал, не обращая на нее никакого внимания; он был всецело поглощен своей мыслью, которую хотел обязательно высказать:

– Поверьте мне, напускная серьезность и нарочитая скромность далеко не всегда отражают истинный характер человека.

– Ты позволяешь себе неслыханные вещи!

– Я хочу быть искренним. О, если бы все люди стали искренними, убежден, что в мире всё пошло бы по-другому. Перестала бы литься кровь. Воры не смогли бы воровать, обострившееся чувство совести не позволило бы им этого делать. Прекратились бы браки по расчету. А дети не сумели бы обманывать родителей.

– И родители детей?

– Вы меня понимаете! – радостно воскликнул Анри. – Театр перевернул бы целый мир, разграничив зло и добро, свет и тьму, черное и белое. Не стало бы мстительных коварных и завистливых людей.

– Ты думаешь, что твоя сказка осуществится? – горько усмехнулась Генриетта. – Неисправимый фантазер!

– Моя сказка слишком прекрасна, чтобы не осуществиться! Было бы жалко, если бы она пропала даром.

– И ты считаешь, что человечество будет спасено театром?

– Да.

– А что для этого необходимо сделать?

– Я пока не знаю. Наверное, показывать всё чистое и светлое, что осталось в нашей безрадостной жизни.

– Но, может быть, наоборот, вызывать отвращение пошлостью и грязью, публично показывая это людям?

– И к чему мы придем?

– Нам захочется чистого и светлого?

– Конечно, можно попытаться и так пробиться к свету, – пожал плечами молодой человек. – Но мне почему-то кажется, что легче спуститься на зеленую землю с неба, чем добраться до травы сквозь кучу мусора. Во всяком случае, ощущать себя падшим куда более неприятно, чем парить в облаках. К тому же, под мусором травы может и не оказаться.

– Но как научить людей подняться ввысь? – спросила баронесса.

– А их не надо этому учить, – простодушно ответил Анри. – Люди не подозревают, что поднимутся в небо, как только освободятся от груза зла, ненависти и жадности, забудут о бренности мира и о жестокости.

– Ты слишком многого хочешь. У людей нет крыльев, они – не ангелы.

– Им так только кажется.

– Сумасшедший!

– Если всё заполнит доброта и честность, воздух станет прозрачнее, легче станет дышать. И люди даже сами не заметят, как воспарят.

– А может быть, им это только померещится? – хитро посмотрела на Анри Генриетта. – Ведь если им наговорить кучу глупостей, они поверят во всё и вообразят невесть что.

– Очень возможно…

– Скажите, а почему ты ушел из театра? – осторожно спросила баронесса. – Тебе там было плохо?

– Нет, мне было там так хорошо, как может быть хорошо человеку, который не мыслит своего существования вне театра.

– И тем не менее, ты здесь.

– Это моя роковая ошибка, – грустно сказал Анри. – Я не знаю, где сейчас мои друзья, в каком уголке Франции их искать. А, может, они подались на юг, в Испанию или куда еще…

– А ты хочешь их найти?

– Я обязан это сделать.

– А что тебя заставило их покинуть? Деньги? – допытывалась Генриетта. – Что привело тебя в наш замок?

– Скорее всего, меня подтолкнуло уехать с герцогом моя немыслимая безграничная глупость! Я вообразил себя обиженным и решил кому-то что-то доказать.

– Она была красивая? – неожиданно задала вопрос госпожа де Жанлис.

– Кто? – не понял молодой человек.

– Та, которой ты доказывал.

– А, Карменсита?.. Да, красивая.

– А ну-ка расскажи, как она выглядит! – потребовала госпожа де Жанлис.

– Она обыкновенная. Черные волосы, синие глаза, платье старое…

– Ты нарисовал изумительный портрет своей подруги.

– Она говорила, что ей нравятся богатые знатные красавцы с моей внешностью, – сообщил Анри.

– А она не глупа.

– Пожалуй.

– Вот как? А почему же ты сбежал от нее?

– Она хотела, чтобы я ее полюбил, и потому ежедневно била меня чем попало. В-основном, довольно сильно и больно. Кому это понравится?

– А ты не мог дать отпор?

– У нее кошачья хватка!

– Понимаю. Для тебя все женщины похожи на кошек.

– Я этого не говорил. И даже не задумывался об этом.

– Не рассказывай! Я всё про тебя знаю!

– Всего про себя никто не знает, – ответил молодой человек. – Тем более, кто-то другой про тебя.

– А я знаю! – настаивала Генриетта. – И теперь ты должен наконец сказать, что ты думаешь по поводу моего письма графу?

– Оно полно участливого сострадания, – выдавил из себя Анри.

– Хорошо, а что еще ты в нем нашел?

– Простота и душевная щедрость.

– Так, дальше.

– Ну, конечно же, захватывающая дух откровенность.

– Продолжай.

– Чуткость, манерность, трепетность, восторженность, обворожительность, обаяние…

– А ты понял, что я от него хочу?

– Наверное, он тоже этого не поймет!

– Наглец!

– И этого ему не понять.

– Издеваешься? Ну что ж, потом будешь извиняться. Вот как ты считаешь, граф проникнется ко мне состраданием?

– Он всем к вам проникнется. Если он осилит лихорадку, это письмо его прикончит. Он умрет от любви. На склоне лет пламенное чувство лекарями не рекомендуется.

– А мне не надо, чтобы он проникался любовью, – заявила баронесса. – Я хочу, чтобы он забыл обо мне, забыл о своих планах и, на худой конец, сошел в могилу.

– А на лучший конец – лишился памяти?

– Брось испытывать мое терпение.

– Госпожа, отпустите меня, я устал.

– Сиди. Я еще с тобой не договорила.

– Ну, госпожа, я голоден. Со вчерашнего дня ничего не ел.

– Потерпишь. Мне нужно еще кое-что у тебя спросить.

– Ну госпожа!

– Заткнись!

– Не могу.

– Ты знаешь, что я не всегда намерена терпеть твои выходки!

– Хорошо, на разговор со мной я даю вам еще пять минут.

– Нахал!

– Не ругайтесь, время бежит.

– Ну ладно. Потом я тебе всё скажу, что я думаю по поводу твоего поведения.

– Госпожа, вы меня удивляете, уже и думать научились? Когда это вы успели?

– Ну всё, с меня довольно!

– Минута прошла.

– Я хочу спросить, кого послать с письмом к до Лозену?

– Это вы у меня спрашиваете?

– А у кого же мне еще узнать? Ты лучше меня знаком с обитателями замка. Кто у нас посыльный?

– Был мой друг Франсуа.

– Но его уже нет с нами, – с пренебрежительной легкостью сказала баронесса. – Кто еще?

И тут смелая мысль пришла Анри, и он выпалил:

– Предлагаю Жана!

– Кто это?

– О, он достойнейший слуга вашего отца, преданнейший человек, умница и замечательный исполнитель!

– Но им распоряжаюсь не я, а господни герцог.

– И что? Подойдите к отцу, скажите, что видели дурной сон – ваша внешность говорит за то, что вы плохо спали нынешней ночью, и написали письмо жениху. Может, и господин де Лонгвиль захочет обменяться взаимными любезностями с будущим зятем? И тогда он пошлет Жана, как самого лучшего слугу. Вы попросите отца, он вам не откажет. А мне пора обедать и спать. – сказал Анри, направляясь к выходу.

– Как, ты уже уходишь?

– Простите, баронесса, я не железный. Можете потом меня хоть убить, но сейчас дайте выспаться и пожелайте спокойного отдыха тому, кто сутки напролет провел в дороге, исполняя ваше поручение.

– Хорошо. Спокойной ночи, друг мой! – улыбнулась вслед ему Генриетта.

Глава 25

Ответ от графа пришел скоро. В нем господин до Лозен просил будущую супругу не беспокоиться о его болезни, опасность осталась далеко позади, и он спешил сообщить, что почти совершенно здоров. Он признался, что письмо госпожи баронессы взволновало его, он полностью разделяет мнение дорогой невесты и для того, чтобы исправить положение, собирается на днях посетить замок Лонгвиль. Жених выразил надежду на взаимопонимание и ответную любовь к нему госпожи де Жанлис.

Письмо было наполнено чувственности и равнодушного внимания и повергло Генриетту в отчаяние. Теперь выхода не оставалось, и несчастная баронесса никак не могла свыкнуться с мыслью (ей было страшно), что ЭТО все-таки произойдет. Ей казалось, что до тех пор, пока она не смирится, кое на что можно надеяться.

С каждым мигом уверенности в счастливом исходе становилось все меньше. Она проплакала целый день, не появляясь на глаза герцогу. И Анри, которому пришлось провести с ней все это время, не знал, чем ее утешить.

В конце концов ему стало надоедать нытье госпожи, и он попытался потихоньку дезертировать с поля боя. Но Генриетта предугадала его коварные намерения и с еще большими рыданиями, способными вывернуть наизнанку и самое черствое сердце (не то, каким обладал Анри), упросила не оставлять ее в одиночестве.

– Ну чем же я вам могу помочь? – спросила молодой человек.

– Скажи, к кому мне обратиться за покровительством? – рыдала госпожа. – Кто откликнется на просьбу?

– Попытайтесь обратиться к де Шатильону, – предложил, пожав плечами, юноша. – Если он вас любит, он найдет способ, как спасти вас от ненавистного брака.

– Маркиза? Ну нет! – и глаза Генриетты зло блеснули. – Было время, когда я молилась на него, только в нем видела свое избавление. Но после его трусливого письма я не жалею больше знать этого господина.

– Дело ваше, – снова пожал плечами молодой человек. – Не берусь судить о маркизе, ибо на меня он не произвел впечатление отчаянно храброго человека, способного драться за любовь. Да и есть ли она у него…

– Тогда тем более! Я приказываю забыть о нем и не упоминать в этом доме его имени!

– Хорошо, госпожа.

Баронесса некоторое время еще плакала, потом спросила:

– Милый Анри, признайся честно, ты меня любил когда-нибудь?

– Разве это имеет какое-то отношение к вашему горю? – удивился юноша.

– Отвечай, когда тебя спрашивают! – настоятельно потребовала баронесса.

– Э, нет, дорогая госпожа, так не получится, – возразил молодой человек. – Вы же сами все портите

– Чем?

– Вы спросили, любил ли я вас, и спросили невежливо. Как же вы хотите, чтобы я дал вам утвердительный ответ?

– Почему ты так любишь злословить! Отвечай! – Генриетта топнула ногой.

Анри покачал головой. Госпожа де Жанлис оставалась верна себе. Но он не был жестокосердным.

– Отвечу искренне. Да, может быть, в определенные моменты вы мне нравились.

– Но я спрашиваю, любил ли ты? Меня.

– Не уверен.

– В чем?

– Не уверен, что не любил.

– Опять развлекаешься игрой слов?

– А вы меня не любите, я знаю.

– Ты смешной. У тебя нет права требовать любви от собственной госпожи.

– Я ничего не требую, я прошу отпустить меня на волю. Я ничего вам не должен.

– Ты предатель! – воскликнула Генриетта. – Не хочешь понять, что мне ты сейчас нужнее других! Мне необходима близкая душа, с которой можно поделиться несчастьем и болью, поплакать вместе…

– Неужели я обязан плакать вместе с вами? – хмыкнул Анри.

– Не иронизируй. Это не стоит твоих колкостей.

– Я не понимаю, госпожа. Дайте мне слово, что отпустите меня на все четыре стороны, как только покинете Лонгвиль.

– Ты хочешь сказать, когда я выйду замуж?

– Хотя бы.

– Жестокий человек! Ты предал меня!

– Я прошу только одного-единственного обещания.

– Если оно тебе дороже всего на свете, дороже любви и верности, получай его. Я обещаю!

– Что вы обещаете?

– Обещаю отпустить тебя сразу, как только покину Лонгвиль.

– Благодарю вас, госпожа. И надеюсь на вашу честность.

– Я, наверное, уйду в монастырь!

– Нет, вы придумаете что-нибудь иное. Никогда не поверю, что вы легко сдадитесь. И что вас прельщает аскетическая жизнь и затворничество. Да и веры в вас маловато.

– Ты угадал! Я придумаю другой способ, как избавиться от графа. – слезы окончательно высохли в глазах молодой госпожи.

– Позвольте, но ведь вы еще не видели вашего жениха. Почему же он вам так ненавистен?

– Не люблю, когда мною распоряжаются, как вещью. Когда не спрашивают моего мнения. И теперь даже если до Лозен окажется красавцем двадцати лет, я не смогу его полюбить. Хотя он далеко не красавец.

– И ему далеко за двадцать. Очень-очень далеко.

– Ты снова прав! Возможно, он понравился моему отцу, видимо, у них есть что-то общее.

– Дурной характер, – бросил юноша.

– Не суди о господах, жалкий лакей! – перебила его Генриетта и продолжала. – Одним словом, я буду являться залогом чьей-то дружбы, сувениром на память, охотничьим трофеем, который один удачливый охотник передает другому.

– И за который получает немалые деньги.

– Не бывает, я знаю, такого, чтобы нельзя было выбраться из западни! – внезапно сама себе сказала баронесса. – Если ничего не останется, я сбегу из замка. Вместе с тобой!

– Благодарю за доверие, госпожа, – поклонился Анри. – И нас сразу же поймают и приведут к вашему отцу.

– Но можно и скрыться!

– А если мы убежим, что подумают о вас в обществе? Побег с любовником?

– Какую чепуху ты мелешь!

– И что за наказание ждет меня после поимки? Нет, благодарю вас за то, что цените мое общество, дорогая госпожа. Но вы думаете только о себе.

– Это ты думаешь лишь о своей шкуре!

– Мне она почему-то дорога, представьте себе! Не ответите, почему?

Баронесса предпочла пропустить мимо ушей слова собеседника.

– Я убегу! – решительно заявила она. – Одна!

– Счастливого пути.

– А ты трус!

– Мне еще жить не надоело. Это тоже, возможно, странно звучит.

– Знаешь ли ты, умник, я тоже хочу жить!

– Так значит, решено. Мы бежим в разные стороны.

– Значит, выход есть!

– Если это вы называете выходом.

– Анри, поклянись, что не оставишь меня!

– Госпожа… – юноша был обескуражен.

Что еще выдумала баронесса?

– Клянись!

– Не буду я ни в чем класться! – молодой человек был готов выйти из себя.

– Вот как? – Генриетта уставилась на него своими огромными глазами.

Этот взгляд действовал на Анри, как удав на кролика.

– Я просто ваш слуга, – неожиданно для себя самого вымолвил юноша. – Повелевайте мною, как вам будет угодно.

– Трус! Несчастный трус!

– Что поделаешь, – Анри развел руками. – Мне от рождения не передали инстинктов благородства, так что прошу меня простить!

– Можешь болтать всё, что тебе вздумается! – сказала Генриетта. – Ты себе все позволяешь, да и я тебя распустила. Ну пожалей меня хотя бы притворно, но так, чтобы я не видела, что ты прикидываешься.