скачать книгу бесплатно
Конечно, обобщение сделано в духе немчуры. Не всё русское – или на то время правильнее советское командование – не умело использовать танки. Те, кто хотел использовать правильно это грозное оружие, учились этому, а вот факты из сорок первого года, когда на Украине под чутким руководством Жукова в течение недели было утрачено около трёх тысяч танков, или когда под Минском под чутким руководством Павлова погиб мощный 6-й механизированный корпус, в составе которого было свыше тысячи танков, причём более половины уже новых образцов, или опять же под чутким руководством уже Тимошенко под Смоленском были загублены 5 и 7 мехкорпуса, увы, заставляют поверить в то что писал сын фельдмаршала, осознавшего всю низость и мерзость гитлеровского режима и перешедшего на сторону будущей Германии, которую уже в годы тяжелейшей войны планировал воссоздать Сталин, заявлявший: «Гитлеры приходит и уходят, а немецкий народ остаётся!».
Конечно, рядовые красноармейцы, сержанты, да и командиры, состоявшие в званиях, уже через несколько месяцев ставших офицерскими, многое видели, многое понимали, а недоумение по поводу вот этаких жестокосердных наблюдателей, как Тимошенко, пока оставляли при себе. Оставляли размышления на потом и продолжали мужественно сражаться не за Тимошенко и Хрущёвых, а за свою Советскую Родину.
Продолжая свой рассказ, сержант Маломуж вынужден был останавливаться и на эпизодах страшных, эпизодах чудовищных…
– Не помню на какой день, но помню точно, как горько прозвучал приказ на отход и как услышал я впервые страшное слово окружение, – негромко проговорил сержант. – А дальше ещё ужаснее. Полк, которому был придан наш танковый батальон, был назначен в арьергард. Мы обеспечивали отход основных сил дивизии, контратаковали и хотя задачу выполнили, понесли огромные потери. Осталось в батальоне всего девять танков. Да и их пришлось взорвать, потому что не было ни горючего, ни боеприпасов. Танкисты влились в стрелковые подразделения и двинулись на восток. А вокруг – сказать страшно. Горели деревни, колхозные постройки, хлеб на полях. А кругом вперемешку трупы людей и домашнего скота. На дорогах толпы беженцев. Это уже были жители населённых пунктов, испытавших на себе зверства гитлеровцев. Все спешили уйти от опасности. И мало кто знал, что все пути отхода перерезаны. Никто уже нас не кормил, но ладно голод – страшно мучила жажда. Устанавливалась жаркая погода. Кое как добрались бы до берега Дона. Переправу бомбили юнкерсы. Свист, вой, взрывы. А тут ещё приказ: переправляли только штабы, раненых и матерей с детьми. Что делать? Пристал я к небольшой группе командиров и красноармейцев, которая отправилась вверх по течению Дона. Прошли около полутора километров, разделись и поплыли через реку. Я в палатку положил красноармейскую книжку, комсомольский билет, фотографии родных, взял пилотку в зубы и поплыл. Спасло меня то, что я хорошо плавал и почти полуживой доплыл до противоположного берега в районе села Вёшки, где мне помогла выбраться из воды казачка, а многие из моей группы не доплыли. В Вёшках в те дни погибла от бомбы мать писателя Шолохова.
Мне просто чудом удалось переправиться и избежать самого страшного, что могло случиться. И вот на противоположном берегу нас собирали в группы, кое-как одели, кормили и отправляли в сторону Сталинграда. Главное, что я снова был в строю и готов был защищать Отечество. То, что сохранил свою красноармейскую книжку, несмотря на тяжелейшую переправу через Дон, стоившую жизни многим бойцам и командирам, помогло быстро вернуться в строй. Меня и ещё четырех человек вернули в свой танковый полк. Командир батальона при отступлении пропал без вести. Командир 3 роты стал командиром батальона, а меня назначили командиром танка и, как говорят, пеше по танковому, ушли мы на переформирование в Сальские степи за Волгу, ну а потом снова бои, пока вот не получил это ранение.
Сержант замолчал. Некоторое время молчали и все слушатели.
Наконец, Людмила робко спросила:
– Вот вы танкист. Скажите, а не слышали о таком командире танковом, о капитане Теремрине?
– Эх, милая барышня, фронт-то велик, да и я в танкистах, как рассказал до вашего прихода, совсем недавно. Найдётся, коли жив, ваш капитан.
Все промолчали, потому что, как считали: не найдётся, потому как сомнений в гибели жениха Людмилы Овчаровой не было ни у кого, кто знал её горькую историю.
И никто не ведал, что в этот самый час уже не капитан, а майор Теремрин, был доставлен на полковой медицинский пункт гвардейского стрелкового полка, которому был придан его батальон. Ранение было серьёзным. Он часто терял сознание, и на ПМП, оказав первую врачебную помощь, решили рано утром, как только хоть чуточку развиднеется, направить его в медсанбат.
Машина была подготовлена для доставки очередной партии раненых на остров в больший излучине Дона. Теремрину предстоял путь в тот самый медсанбат, передовой отряд которого, он несколько дней назад буквально спас от врага.
А в медсанбате заканчивался разговор с сержантом-танкистом. И вдруг, неожиданно, в палатку буквально ворвался посыльный.
– Командир медсанбата всех командиров подразделений собирает на совещание.
– Где собирает? – спросил Гулянин.
– В штабе.
– Спасибо. Идём.
Кирилов был немногословен:
– Спасибо за самоотверженный труд, спасибо, товарищи, за мужество. Наша работа не прекращалась даже во время обстрелов и бомбёжек. Теперь о ближайших задачах. Раненых срочно отправляем в госпитали. Медсанбат немедленно передислоцируется в небольшой хутор, что в четырёх-пяти километрах отсюда. Располагаться будем на северо-восточной окраине хутора. Там уцелело несколько хат. Вокруг хат – сады. Там и поставим палатки. Приступить к свёртыванию медсанбата. Командиру госпитального взвода организовать эвакуацию раненых.
Раненых было много, машин не хватало. Командир госпитального взвода поспешил на дорогу и попросил регулировщика направлять в медсанбат порожние автомобили, возвращающиеся с передовой в тыл. На фронте к раненым отношение особое. Каждый понимал, что может оказаться в таком же положении. Водители охотно поворачивали в медсанбат и брали с собой столь ответственный груз, чтобы доставить в указанное место. Собственно, командир дивизии отдал приказ использовать порожние автомобили для нужд медсанбата, в котором хоть и был свой автотранспорт, да его в столь тяжёлых и кровопролитных боях не хватало.
Раненых спешили отправить одиночными машинами, а вот колонну медсанбата выводить на дорогу днём было рискованно. Хоть и коротки летние ночи и наступают поздненько, но настал час, когда колонна тронулась в путь. Самой последней свернули палатку операционно-перевязочного взвода. Помощь в ней оказывали, пока не была дана команда «по машинам». Быстро погрузив палатку и имущество, заняли свои места в санитарной машине и те, кто только что стоял у операционного стола.
Дорога и не такая уж дальняя, да нелегко вести машины в полной темноте. Фары включали только в экстренных случаях, когда возникала опасность свалиться в овражек, что нет-нет да встречались в степи. В степи свет далеко виден. Сверкнёт лучик, вот и цель для врага.
Всё это сказал Кирилов в последнем напутствии перед маршем, а потом подозвал Гулянина и поставил задачу.
– Миша, назначаю тебя старшим… Собери всех, кто остался, проверь, ну и за нами в пешем порядке.
Тот ответил:
– Есть! – и приказал строиться на дороге.
Нельзя было без улыбки смотреть на небольшую, нестройную колонну медсанбата. Конечно, выглядела она весьма забавно с точки зрения мирных лет, но в то же время была по-военному суровой и строгой. Если и для ординаторов, имевших воинские звания, полгода спустя получившие наименования офицерских, длительный марш был не так уж и лёгок, что говорить о хрупких девушках, вчерашних школьницах, которых ещё недавно холили и лелеяли родители в семьях?! И вот они стали в строй защитников Отечества, встали в строй наравне с мужчинами. А мужчины, что рядом с ними, старше их по летам были совсем немного. Тоже ведь в основном вчерашние, пусть и не школьники, но студенты или слушатели.
Впрочем, война принуждала взрослеть быстро, и никто не делал скидки на возраст – ни командиры и начальники, ни сами юные командиры подразделений. Ну а что касается медиков, то у них слишком долгий срок учёбы, а потому Гулянин, всего лишь год назад окончивший военно-медицинский факультет, просто не мог быть моложе тех лет, в которые вступил в войну.
А девчонкам медсёстрам и вовсе было по восемнадцать, а кое-кто из них прибавил себе годик-другой, чтобы оказаться на фронте.
И вот эта юная колонна ускоренным шагом, почти на пределе своих возможностей совершала нелёгкий марш по выжженным солнцем степям Придонья.
Вот и мост, ведущий на левый, восточный берег Дона. Колонна автомашин медсанбата, да и повозки, следующие за ней, уже давно переправились и даже клубы пыли, поднятые ими на противоположном берегу, почти рассеялись.
Гулянин подошёл к коменданту переправы, спросил, успешно ли прошла колонна медсанбата.
– Да успешно, успешно… В рубашке родились. Только переправились – налёт. Мост повреждён. Так что переправа закрыта…
– Мы не можем ждать! – твёрдо сказал Гулянин. – В колонне имущество, медикаменты – словом всё необходимое для работы, а люди здесь, со мной – хирурги, фельдшеры, медсёстры. Медикаменты без нас, как вы понимаете, бесполезны.
– Да я понимаю, всё понимаю, но мост полуразрушен. Ну что с вами делать, а…, – махнул рукой майор с воспалёнными от бессонницы глазами и рукой на перевязи и, повторив: – Что с вами делать? – разрешил переправу: – Давайте, только осторожно. В настиле проломы. Можно и ноги поломать, да и в воду свалиться.
– Благодарю вас, – сказал Гулянин, приложив руку к головному убору, а потом протянув её майору.
Пожать пришлось левую руку. Правая так и висела на широкой косынке.
– Что с рукой? – спросил Гулянин.
– Да перелом… швырнуло взрывной волной.
– Надо в медсанбат…
– Успею… Я и так уж здесь и за себя, и за своих подчинённых работаю. Двоих убило. А меня и заменить некем.…
Переправились с осторожностью, но довольно быстро. Когда поднялись на береговую кручу, Гулянин огляделся. Кругом непроглядная темень южной ночи. В степи ни огонька. Маскировка. Полевую дорогу различить было невозможно. Разве что она ощущалась, поскольку была разбита в пыль, которая как мелкий песок затрудняла движение.
Идти можно было только по обочине, постоянно проверяя, не удалились ли от дороги. Ну что ж, ночь трудна для ориентирования, а день опасен вражескими налётами. В голой степи негде укрыться. И защиты никакой. Даже пулемёта нет, чтобы хоть очередь дать по самолётам, снижающимся до бреющего. Это фашисты делать обожали, когда видели, что нет никакой опасности.
Внезапно впереди землю озарила вспышка и раздался взрыв. Через некоторое время чуть подальше другой.
– Что это взрывается? – наивно спросила одна из девушек.
– За день немцы пристрелялись, ну и теперь ведут методичный огонь по дороге, рассчитывая, что снаряды найдут случайную цель. Так что опасность существует.
Он построил колонну, которая рассыпалась во время перехода по мосту. Проверил наличие людей. В группе вместе с Гуляниным было четыре врача, двенадцать медсестёр и десять санитаров. Все оказались на месте.
Впереди время от времени гремели взрывы.
– Ну, прямо дорогу обозначают, – сказал кто-то из санитаров.
– В том-то и дело, – сказал Гулянин. – По дороге идти опасно. Да и вдоль дороги не пойти. Можно попасть под шальной снаряд. Остаётся напрямик по степи, хотя так можно заблудиться. Что будем делать?
Вопрос напрасный. Кто и что может предложить? Гулянин это понимал, но всё же спросил. Интересно было услышать мнение людей.
– Командуй, Миша, – сказал Михаил Стасин. – Ты наш командир, к тому же ориентируешься лучше любого из нас. И по компасу ходить умеешь.
О том, что ещё во время службы в ВДВ некоторые командиры хотели переаттестовать Гулянина в штабисты, многим было известно.
– Не надо по дороге, – прибавил Михаил Стасин. – С нами ведь девчата. Да и петляет дорога.
Гулянин обошёл строй, тихо сказал:
– Прошу держаться строем, не отставать. В степи легко заблудиться. Ну а ночью тут и волков можно встретить… Так что будьте внимательнее. – и прибавил уже веселее: – Ну что ж, за мной!
Пошли по компасу. Гулянин периодически светил фонариком на карту, сверял движение. Взрывы гремели по-прежнему, но уже в стороне. Они тоже были своеобразным ориентиром. Фашисты не лупили в белый свет как в копеечку. Всё-таки, насколько это было возможно ночью, стремились бить по дороге.
Гулянин шёл впереди, регулируя темп движения. Спешка спешкой, но надо было понимать, что девчата непривычны к таким переходам. По сути, это был первый их прифронтовой марш. А ведь позади напряжённый день по оказанию помощи раненым. Это же постоянно на ногах у операционных и перевязочных столов.
Периодически делали остановки. Гулянин проверял, не отстал ли кто. Спрашивал:
– Ну как, есть ещё силы? Потерпите. Скоро придём.
– А мы и не жалуемся! – отвечали девчата.
Особенно задорно говорила Аня Горюнова:
– Не волнуйтесь, командир. Дойдём. Мы же фронтовые медсёстры.
Гулянин хотел обещать отдых по прибытии, но воздержался. Какой там отдых, если в медсанбат поступят раненые.
Постоянно сверяя маршрут по карте и компасу, он всё же волновался. Мог себе представить, что будет, если выведет группу не туда, куда нужно. Потом ищи медсанбат… Да и неловко как-то. Но десантная подготовка и умение чтения карты не подвели. Как бы ни было темно вокруг, а всё же впереди обозначились силуэты хат, утопающих в садах.
И вдруг окрик:
– Стой! Кто идёт?
Гулянин узнал голос бойца из подразделения обеспечения медсанбата.
– Это я, военврач Гулянин. Узнаёшь по голосу?
– Так точно. Только, товарищ военврач третьего ранга, подойдите ко мне один.
«Ишь ты, знает устав, – подумал Гулянин. – Конечно, в настоящем карауле нужно вызвать начальника караула или разводящего. Но, наверное, караула-то и нет полноценного. Просто выставлены посты. А одного подозвать правильно. Ещё на караульной подготовке объясняли, что ведь и начальника караула и разводящего могут вести под пистолетом».
В мирное время всё это казалось игрой, но теперь… Не исключено, что в степи может работать вражеская разведка.
Ну а что касается прибытия пешей колонны медсанбата, то, часовой, конечно, был извещён.
Гулянин подошёл и спросил, как найти командира батальона.
Часовой ответить не успел. Кирилов сам вынырнул из темноты и сказал:
– Мы уж вас заждались. Долго блудили?
– Вышли точно!
– Ну молодцы. А теперь за работу. Перевязочную развернёте в этом доме. Для приёма раненых поставите две палатки под вишнями. И побыстрее. На полковые медпункты уже поступают раненые. Скоро их начнут доставлять к нам.
Приёмно-сортировочному взводу досталась простая деревенская хата с потолком и стенами, засиженными мухами. Хозяев не было. видимо, ушли на восток.
– Что-то раненые не поступают? – спросил кто-то.
– Раненых, пока мы передислоцировались, отправляли из полковых медицинских пунктов прямо в госпитали и в санитарные поезда.
– Даже без сортировки?
– На ПМП тоже ведь кое-что понимают, – успокоил Гулянин. – Между прочим, такие же врачи как мы. Так уж получилось, что одних назначили в медсанбат, а других на ПМП. Ну а нам надо готовиться. Следующая партия поступит уже сюда.
Гулянин осмотрелся и отдал распоряжение:
– Потолок и стены завесить простынями. Полы хорошенько вымыть. Установить столы. Сортировать будем на улице и в палатках. Оперировать – здесь. Подготовить светомаскировку на окна.
Дал указания и включился в работу наравне со всеми: разгружал машины, приводил в порядок перевязочную, стараясь добиться стерильности. Сам того не замечая, всё время оказывался возле Маши Зиминой. С ней старался работать. Помогал вешать на стены простыни, устанавливать столы для сортировки раненых и операций.
Разговор никак не получался. Перебрасывались лишь краткими, ничего не значащими фразами, да краснели, если встречались взглядами.
Но вот за окном, скрипнув тормозами, остановилась первая машина. Она прибыла с медпункта одного из полков. На улице было ещё темно, и сортировку раненых начали в доме. Сортировочную бригаду Гулянин приказал возглавить военврачу 3 ранга Михаилу Стасину. Ну а сам отправился на основную площадку медицинской роты, чтобы посмотреть, готовы ли операционные и перевязочные в соседних домах, узнать, где размещено эвакуационное отделение.
Работать пришлось всю ночь. К утру личный состав операционных бригад совершенно обессилил.
«Нужно разбиться на смены, – понял Гулянин. – Усталость может сказаться на качестве и эффективности оказания помощи раненым».
Он отправил Михаила Стасина и его помощников спать, но уже скоро их пришлось поднять, поскольку приток раненых с рассветом значительно увеличился.
Снова сутки слились в один нескончаемый, изнурительный день у операционного стола. Всё реже удавалось заниматься сортировкой: не было перерывов между операциями.
Постепенно приходил опыт, постепенно возникали различные рационализаторские задумки.
Однажды в минуту относительного затишья собрал взвод возле хаты, разрешил сесть на завалинке, передохнуть и заговорил о деле:
– Вот какие мысли пришли, – просто, словно советуясь, начал он. – Что если во время сортировки отделять поток легкораненых и направлять их прямо в отдельную операционную палатку, где хирургические бригады приёмно-сортировочного взвода занимаются как раз такими, с кем работы немного.
– Действительно… Дельно! – воскликнул Стасин. – Ведь это позволит сократить время пребывания у нас во взводе большого количества раненых на этапе.
– Мало того, – дополнил Гулянин: – Это поможет не отвлекать наиболее опытных хирургов для оказания помощи тем, с кем справятся те, кто ещё не имеет достаточного опыта. Опытные хирурги смогут полностью сосредоточиться на работе с тяжелоранеными повысить качество всей работы.
Обсудили детали, и Гулянин отправился к командиру медсанбата Кирилову. Рассказал о задумке. Тот выслушал внимательно, предложил сесть и начертить на листе бумаге схему работы.
– Ну что?! утверждаю! Хорошее предложение. Молодцы ребята- сортировщики! – как-то само вырвалось этакое определение, и он, улыбнувшись, пожал руку Гулянину и сказал: – Дерзайте!
Об этом новшестве вскоре узнало медицинское начальство и тут же не только одобрило его, но и распространило на все соседние войсковые медицинские учреждения. Командиры медсанбатов и командиры приёмно-сортировочных взводов приезжали перенять этот опыт.
