Буксир «Бодрый». О жизни на Усть-Пахачинской косе

1.8. А ровесники Геннадия ведь видимо совсем другие, с другого теста, что ли?

Ровесники Геннадия где то там в глубине своей души без особой злости, вероятно завидовали его неуемной целеустремленности, а еще искренне удивлялись такой его не детской зрелости и полной сосредоточенности на достижении поставленной самим же цели в его здешней усть пахачинской жизни.

Он ведь был теперь практически отличник в школе, только английский язык немного у него не получался. Была у него по английскому языку твердая четверка, а остальные предметы все оценены были только отличными и редко хорошими отметками в давно помятом дневнике на протяжении всех четвертей. Его классная руководитель Юлия Евгеньевна рекомендовала ему следить за своими отметками и подтянуться, чтобы школу он мог окончить на серебряную или золотую медаль. Это затем давало ему право поступать в любую сельскохозяйственную академию с одним экзаменом, правда при условии, что он сдаст его там на отлично. Он понимал, что если постараться, если еще приложить усилия у него всё непременно получится и он преодолеет и эту трудную высоту… Но тут вероятно, как и с его руками. Им сам каждый вечер говоришь – не делайте этого, а они утром уже сами абсолютно мимо его воли прикасаются к его напрягающемуся от прикосновений телу, разогревают и холят его – и к нему вероятно, как и к здешней краснице пришел истинный хомминг, уже ведь пятнадцать.

И вот родители его сестренки уже давно спят, а он еще засиживался подолгу за книгами и с запоем читал не только обязательные школьные предметы и учебники, а когда стал старше, начал осознанно много брать книг в их сельской библиотеке и при том на разные темы: и руководство по самбо, и по рукопашному бою, и анатомия человека, и не совсем ему понятная и сложная биохимия, и даже история окружающей Вселенной. Да каких только книг и статей в журналах он не прочитал за последние два года.

А уж анатомию человека, изучил максимально досконально, особенно привлеукали его страницы когда он видел анатомию женского тела… Сделал даже несколько фотокопий этих важных для него страниц и спрятал их, чтобы никто из взрослых в доме не видел их…

И только брал её в руки, когда прятался в ванной комнате, когда никого дома не было, понемногу наслаждаясь виденным и уже не владея постоянным действом своих резвых рук – хомминг.

1.9. Вечный зов природы или естественный и глубинный – хомминг.

И ведь, сколько он не изучал эту красную рыбу, Тимур Руденков все дивился, как она, не вероятно малой выйдя из икринки диаметром всего-то 3—4 мм, затем находила свою ту единственную родную реку, пройдя вдоль Камчатского берега в Тихом океане тысячи и тысячи километров. И где, на каких его глубинах она была, чем там питалась, что затем её позвало назад на нерест в родные невероятно чистые воды. Одно единственное научное объяснение и при том, не русское слово хомминг, а сколько в нём силы, сколько неутоленной энергии… Одним словом истинный – хомминг.

И когда он видел, как молодежь, как его буквально за год повзрослевшие сыновья и как другие юнцы гарцуют перед девушками, он этот их молодежный танец всегда в компании называл по рыбацки – хомминг.

Да разве только юнцу он этот хомминг вскружит голову: женская не известность, женская не разгаданность в ней и вся как раз то мужская жизнь и их настоящее мужское счастье. Вон сосед в 53, прожил с женой 29 лет, а решил на старости разводиться. Нашёл себе на этой серой продуваемой ветрами косе молодуху из сезонниц в 29 лет и вероятно его на эти подвиги позвал все тот же не устранимый – хомминг, а жене сам объясняет, что перестал любить и вновь как юнец влюблен в эту худую прощелыгу сезонницу, бесприданницу, что и умеет так этот вот вероятно тот же – хомминг.

И ведь трудно подобрать другое слово, когда юная плоть, по утрам взывая и напрягаясь вне его воли и затем уж, нежно трепеща, ведет юнца к её окошку на подвиг и на такую долгожданную встречу с ней. Уверенно ведет его на защиту своей избранницы, требует проявлять истинный героизм, упорство и настойчивость в достижении может быть еще не ясной и не осознанной им цели, чтобы затем продлить весь род человеческий, прежде всего свой человеческий род. Чтобы затем как и тысячи раз до него повторить себя в своих же детях и он ясно понимал, что остановить это извечное движение поиска и движение вперед никому нельзя, никому не подвластно, рядись ты хоть в какую рясу настоящего праведника – хомминг, вот и всё объяснение этого извечного поиска красной рыбой той самой, самой прозрачной чистой родниковой воды и постоянного движения вперед к продлению рода своего рыбьего.

В этом же году ему выпало здесь охранять великую реку Пахача, это и сами обширные на десятки километров устья реки Пахача и сотни километров в её верховьях, а там еще села Средние Пахачи и остатки древнего села Верхних Пахачей.

За тридцать с не большим лет работы в рыбоохране Олюторского района он знал здесь почти каждого местного коряка и чукчу, ловящего рыбу на этой реке, а те соответственно его знали и искренне уважали его.

Коренные жители уважали его ведь за честность, да за армейскую справедливость и при этом за его настоящую бескомпромиссность. И когда он даже иногда их, как это и положено рыбинспектору штрафовал, ведь никогда сильно-то на него и не обижались.

Когда он, встречая человека на реке, всегда на не злобливое их приветствие:

– Амто!

– Амто, Тимур Егорович, – вежливо отвечал он, смотря в глаза

встреченному им путнику тундры.

И уже по первому взгляду своих многое вивидших на веку опытных пронзительных карих глаз, понимал, с какими намерениями тот в тундре или на реке, которую велено ему охранять. Он легко мог отличить бедного от богатого, честного от истинно воровитого, хапугу от человека силой обстоятельств, оказавшегося в таком трудном положении, что пришлось брать сеть и идти на реку браконьерить.

И за это, за его заботу о них, за отстаивание их жизненных интересов, за свежую память о них, коряки и чукчи-рыбаки по-настоящему его любили, да и он, старался по своей государевой службе рыбинспектора сильно не обижать здешних коряков и чукчей, так как знал и понимал, что сейчас, оставшись без оленей, если их лишить еще и здешней красной рыбы, то ведь будут зимой сами и их многодетные семьи практически голодать. И это то сегодня в ХХI веке, когда мы освоили Космос, когда буквально рядом создали настоящее общество потребления. А здесь на Крайнем Севере, на севере Камчатского полуострова на самом краю цивилизации для многих такая беспросветность, такая безнадега и еще зимой полуголодное существование?

Да он и рассказчик ведь был отменный, когда за свежее сваренной тундровой ушицей соберутся всегда новенький рассказ или анекдот вспомнит. Это воспринимается людьми в тундре лучше ведь от любой ранее читаемой по записке политинформации. Умел он и развеселить, и своим словом, и жизнеутверждающей уверенностью, легко успокоить людей, если те не были браконьерами. А уж если кто из них по-настоящему наглел, то тогда им не было от него никакой пощады от него, он легко припоминал все служебные инструкции и у мело их использовал.

Да и как здесь сегодня и в это время конца 90-х годов выжить, ведь некоторым почти поголовно безработным семьям без летнего сбора красной икры на реках просто было бы невмоготу.

Он ясно видел и знал, какой сейчас уровень безработицы в северных селах, какая в селе Ср. Пахачах и Верхних Пахачах живет голытьба и беднота.

Одновременно никакой жалости он не пытал к самим заядлым браконьерам, ни тем более к промысловикам, работающим под «крышей» типа Пареного Виктора, с помощью наемной шантрапы из города Петропавловска Камчатского и местной голытьбы шкерящему «по-черному» красную рыбу прямо на им охраняемых нерестилищах. Так еще и поддельными разрешительными бумагами обзаведутся с круглыми синими печатями и попробуй здесь в тундре без телефона, без факса, без компютера проверить подлинные ли они.

– Сколько же эти то синие печати и стоят. Вот где у бюрократов реальный хомминг, вот где настоящее золотое руно, – только и думал, иногда рассматривая такие липовые, никем не узаконенные разрешения.

Именно это сильно мешало ему охранять ежегодно восполняемые богатства Родины, а вот им этим промысловикам и еще ворам эти бумажки с синей круглой печатью открывали двери на эти бескрайние просторы, где можно было бы не один полк спрятать тех же браконьеров.

И когда он заступал на свою государственную работу, у него тогда была одна задача – этого довольно хитрого браконьера выследить, поймать и наказать по всей строгости Российского закона, кем бы тот не был на момент его поимки.

Тогда к нему приходил настоящий азарт войскового разведчика и настоящего охотника, и он не покидал его и неделю, и месяц, а то и весь рыболовный сезон, который начинался уже в конце мая и заканчивался покуда на реках не станет первый лёдок. А спрятанную икру еще и в декабре многие пытаются на вездеходах вывезти в береговые поселки, теже Усть Пахачи, Апука, Тиличики, Вывенка, Тымлат, а оттуда кораблями или авиацией в Петропавловск-Камчатский и тогда ему было уже не важно, кто он этот браконьер, и что его затем ждет от российского Суда или прокуратуры. Ему нисколько не было его жаль, так как охраняемый им рыбный ресурс для него был важнее всего.

Не хотелось ему сейчас раскрывать свои методы работы перед Куликовым Александром. Но ведь… приказ начальства!

Лодку провели в резиновых сапогах по узенькой притоке Пахачи, которая шла в сторону сопки с довольно экзотическим здесь названием Дунькинь Пуп, а на карте – это всего-навсего геодезическая высота 356.

С собой взяли тяжелые рюкзаки и как обычно не большую но породистую лайку Герду, которую Тимур старший привез, как всегда, с собой из Корфа на вертолете МИ-8.

Пилоты ГУП «Корякавиа», что летали на вертолетах МИ-8 по требованиям рыбинспекторов его собаку-лаечку за столько лет полетов лучше знали, чем некоторых из авиапассажиров.

Оставив лодку в кустах прочно и надежно на морской узел завязав вокруг куста толстой ольхи фал, на случай дождей, по давно натоптанной медвежьей тропе с тяжелыми рюкзаками, так как планировали быть на сопке 3—6, а то и все 7 дней, медленно, нагибаясь от веток пряча глаза, пробираясь по кромее кедрача поднимались на не обжитую никем вершину.

Надо заметить, что хоть младшему Александру было всего то 43 года, а старшему исполнилось все 58 лет, при этом младший Александр не был настоящий полевой ходок. Отсутствие тренировок, лишний пивной жирок на животе, да и накануне, принятый с друзьями алкоголь в неимоверном для нормального человека количестве делали свое подлое дело с его организмом: пот ручьем заливал его едва заросшее щетиной лицо, сердце невероятно колотилось в его груди, а вот дело с подъемом на сопку у него как раз и не спорилось. Руденков Тимур наоборот легко нес свою ношу, быстрым выверенным взглядом определяя, куда идти дальше, хотя по склону этой сопки он шел впервые. Он заранее, еще находясь внизу у её основания, долго в свой армейский бинокль рассматривал и уверенно проложил свой пеший маршрут, а затем уж легко ориентируясь, даже если из-за веток кедрача ничего буквально в 10 метрах он и не видел не спеша поднимался по ему только едва видимой заячьей тропе, ведущей зигзагами их наверх…

Неся наперевес свое ружье, он строго попросил проверить ружье и у Александра Куликова, так как ясно вспомнил рассказ своих усть пахачинских друзей, как те отсюда вытаскивали не так и давно бездыханное тело Виктора Руденко, сына врача педиатра из Пахачинской участковой больницы после не осторожного само ранения именно на этой сопке. Да и он из армии знал и понимал, что все правила безопасности и именно правила обращения с огнестрельным оружием написаны чей-то кровью и понятно ему не хотелось, чтобы это была его алая кровь.

Ведь врач педиатр, та долго затем и не задерживаясь, а скоро собрав пятитонный контейнер уехала из села Пахачи, сразу же после смерти родного сына.

Как было дело Тимуру буквально через два года рассказывал его верный помощник Аркаша Тынтарат, который тогда был вместе с товарищем на охоте.

1.10. Забойный и веселый парень, желающий стать настоящим моряком.

Дмитрий же в противоположность Геннадию, хоть и был его друг и несколько старше Геннадия где-то на полтора года, но ведь с малолетства не отказывался и от выпивки, пробовал уже даже и травку конопли курить с рыбаками здесь на Пахачинской косе и к тому же, был еще и настоящий гуляка-лавелас. Он девушек в Пахачах и своей родной средней школе менял, чуть ли не каждый месяц, гордясь и затем хвастаясь перед своими одноклассниками собственными завоеваниями и своими обычными сексуальными над ними победами. Даже не гнушался зайти и к «пожилым» – 25—30 летним, что считались в их среде старшеклассников «старухами», которые обитали в деревянном бараке на берегу косы за рыболовецким заводом. Однажды, даже гордо откровенничал перед своими удивленными ровесниками и младшими ребятами, что три «целки» в их селе этим летом «оприходовал», да еще одну в Апуке в прошлом году закадрил. Это во всех вызывало восторг его здешними похождениями, так как большинство могло похвастаться разве что только поцелуями или их еще детскими ужимками где то в углу в школьных коридорах.

Затем он ровесникам горделиво продолжал хвастать и говорил:

– У каждого моряка, в каждом морском порту должен быть сын, а то и дочь.

А также хвастался, что когда станет моряком, то обязательно сам побывает в каждом береговом борделе. Особенно же он хотел побывать в Голландии и в Амстердаме, где довольно много улиц и домов с красными фонарями и при том, свободно продается травка конопли в их барах.

И он им увлеченно рассказывал, что из морского в Ленинграде училища на единственном сохранившемся в мире парусном барке «Крузенштерн» моряки первокурсники ежегодно выходят в кругосветное путешествие и это очень интересно. За это время они узнают многие страны, узнают нравы их жителей, в совершенстве изучают иностранные языки, а также обязательные для каждого моряка и особенно капитана навигацию, лоцию и другие науки о море.

Михаил же их самый младший друг еще с наивным детским восторгом смотрел на учебные успехи Геннадия и на не мыслимые для него проделки Дмитрия, которого во всем старался копировать, начиная с курения в туалете школы сигарет и выпивки сначала пива и энерготоника, а затем незаметно перешел со старшими ребятами на вино и сорокаградусную здешнюю подпольную, а вернее «палёную» водку. Правда, вот с девушками у него по малолетству еще ничего не было или может, как у всех северных народов извечный странник – хомминг к нему несколько опаздывал, вероятно это из-за длинных и холодных зим и довольно короткого лета, когда солнышко не успевало разбудить его внутреннюю энергию или может быть, а вероятнее и вернее из-за плохого питания там в Средних Пахачах в их многодетной семье. К тому же, их семья даже по здешним не высоким меркам не была ж богатой.

При этом, он считал Дмитрия чуть ли не своим духовным наставником и истинным крестником, пытаясь тому подражать буквально везде и во всём. Даже походку выработал такую как у Дмитрия, который ходил как никто в Пахачах: широко расставив ноги, как утка переваливаясь с одной на другую ногу, одновременно в такт, поворачивая свои широкие плечи то взад, то вперед, как будто бы у него были повреждены оба тазобедренных сустава.

Такую не обычную походку ведь повторить или скопировать было для многих очень сложно. Михаилу же всё это легко удавалось, потому, что он рос в многодетной семье, а там младшие легко старались подражать старшим и всё делать как старшие. Его родной отец средне-пахачинский чукча утонул три года назад на реке, а мать эвенка приняла в мужья кого-то из строителей, приехавших из материка из Ивановской области в их село.

Среди Ср. Пахачинских чукчанок и эвенок считалось почетным быть замужем за русским. А когда Мишу отправили в Усть Пахачи в интернат в 7 класс, то понятно, что лучшего примера для него еще никак не оперившегося сорваца, как Дмитрий ему и не надо было, так как он часто из интерната приходил в гости к Дмитрию и очень любил приходить в их гостеприимный дом. Мать Дмитрия в такие дни, а то и накануне, и пирожков, и борщика наваристого сварит, и обязательно угостит как всегда голодного юнца. Ведь это не то, что обед в их пришкольной пахачинской столовой, где кормили как бы и относительно не плохо, и довольно дорого по здешним деревенским меркам, но все таки это не домашняя готовка, не мамина готовка. А здесь мать Дмитрия старалась и для своей семьи, и Михаилу кое что вкуснёнькое перепадало.

Походка у Дмитрия была такой особенности, что его можно было даже в кромешней темноте отличить от любого другого парня из Усть Пахачей будь то старожила или только приехавших. Такая у него особенная походка, что в любую темень, не зная его, еще не видя его одежды можно было посмотреть только на качающийся силует идущий по здешней серой косе и сказать, что это идет сам Дмитрий, будущий моряк, будущий мореплаватель и мореход, и здешний заводила среди ровесников.

Он своим сверстникам часто оправдываясь говорил, что так ходят все моряки дальнего плавания и даже когда сойдут со своих кораблей, после длительной качки в море.

Однажды ребята испытали на себе прелести здешних первых морских походов, когда осенью на МРС-150 с капитаном Володченко Леопольдом Паловичем после очередного шторма ходили на региональные северные Олюторские соревнования по волейболу в рыбацкую Апуку. Туда прибыли еще и Ачайваямцы, сплавившись вниз на моторных лодках, а еще Ср. Пахачинские школьники, воспользовавшиеся попутным вертолетом МИ-8, на котором летела группа рыбинспекторов с плановой проверкой ставных неводов.

Так, после прохода устей реки Пахачи, они попали в такую океанскую качку, что мало кто из них не был желтым и бледным от морской болезни. Многих так сильно выворачивало, что они еще пару дней уже находясь на узенькой апукинской косе долго не могли придти в себя. А высота тихоокеанских волн тогда достигала примерно 17 метров, а то и все 22 метров и их утлое, на фоне гигантских волн суденышко МРС-150 с трудом надтужно взбиралось на вершину свинцовой волны и мгновенно, заваливаясь на нос быстро катилось по глади волны вниз, как бы падая в бездонную пропасть, а оттуда снова также надтужно, работая на полном газу двумя дизелями медленно шло вверх, разрезая острым килем серо-свинцовые воды Берингова моря, чтобы в очередные десять минут повторить тоже самое, и так на протяжении 19 миль, что отделяют поселок рыбообработчиков Усть Пахачи от села рыбаков Апука.

Зато после морского перехода на этом утлом суденышке МРС-150, Усть Пахачинские ребята привезли и массу новых впечатлений, и естественные да и закономерные знакомства с новыми ровесниками, ставшими за то короткое время друзьями. Да и спортивный праздник удался на славу, и для самих хозяев апукчан и для усть пахачинцев с ачайваямцами.

Для них были не забываемые два денька, когда в их село Апуку нагрянула волейбольная команда из соседних Усть Пахачей, Ср. Пахачей и Ачайваяма. Воспоминания у многих остались не на один год. Да тогда и на призы не поскупилось и правление колхоза им. ХХ съезда КПСС и их родной Олюторский РКЗ. Все школьники получили кроме дипломов еще и по ценному подарку – плееры с наушниками. Благо еще на то время сохранились профсоюзные организации и у них были хоть какие-то деньжата, все таки 1% собирали со всех рыбаков, будь-то сезонник или постоянный работник.

1.11. Что же так сильно испугало неустрашимого и смелого Аркашу?

А дело было следующим образом:

Виктор Руденко в возрасте шестнадцати лет со своим младшим другом Аркашей Тынтарат отпросились у своих родителей и в ясную октябрьскую субботу буквально в первых числах пошли поохотиться на утку. Рано утром легко переплыли широкую пойму реки Пахача, походили по озерам день и решили, посмотреть на Пахачи с высоты сопки 356.

Вид действительно, завораживающий и сказочный. Еще когда светит раннее осеннее солнце, когда воздух не дрогнет своей иссиня голубой чистотой, когда как на ладони видна родная вся длинная предлинная Усть Пахачинская коса и на ней растянулся родной поселок, и вон видна крыша дома в котором ты родился, а на рейде многочисленные, как плавающие рядом утки – разноцветные плавбазы, загружаются с рыбокомбината рыбоконсервами и мороженной рыбой, а также продолжают принимать рыбу с МРС-150 с оставшихся не снятыми неводов, а также еще и селедкой с тралов – всё это хотелось и рассмотреть ребятам, и запечатлеть на свой фотоаппарат с новой пленкой «Кодак». Виктор Руденко попросил у отца двустволку 12 калибра, взял консервы, свой охотничий нож, спички, запас других продуктов обязательно чай, сахар. А как же в тундре без чая. Забежал за младшим другом Аркашей Тынтарат, благо то жил через две улицы и мигом оба уже по походному одетые оказались на берегу у лодочных гаражей.

– Аркаша, вытаскивай катки, – скомандовал Виктор, открывая дверь деревянного гаража.

– Сейчас, только рюкзак положу, – суетясь с запутавшимися за правую руку лямками рюкзака, отвечал младший.

Виктор же быстро раскрутил тонкий стальной трос лебедки и не глубокая лодка «Казанка-7М» легко начала кормой опускаться по деревянным каткам самодельного эллинга в речную Пахачинскую не прозрачную коричневатую воду и мгновение через не закрытый кингстон также быстро начала заполняться речной водой.

– Виктор, ведь ты, кажется, забыл закрыть кингстон? – не то закричал не то удивленно спросил младший Аркаша.

– Да это не я! Вероятно отец открыл его после возвращения с реки и затем не завинтил на свое штатное место, когда ставил лодку на обсушку. А я теперь вот ведь у тебя виноват. Вероятно и виноват так как сам же не проверил кингстон, – оправдывался перед другом Виктор.

– Тащи её назад, – скомандовал Виктор.

– Не могу!!!. – поднатужившись и с трудом приподнимая правый борт лодки, почти наполовину, заполненную речной водой, – отвечал Аркаша.

Да и разве в 14 лет один справишься с дюралевой тяжелой «Казанкой-7М». Пусть она и существенно облегченная (без пенополиуретановых вкладышей и других обязательных вещей для маломерных судов). Да совсем новый полиуретан-то лежал в гараже, но отец его только предъявлял инспекторам, когда весной проходят ежегодный техосмотр ГИМС, а затем вынимал все, что бы проще и легче было её вытаскивать на берег в полевых условиях, где нет вот такой удобной ручной лебедки и зачастую еще и помощников, когда часто сам ездил осенью на охоту, так как был заядлым охотником и рыбаком.

– Ты, лучше крути лебедку быстрее, а то еще и наши рюкзаки с едой затопит, – подгонял Виктора Аркаша.

У еще юного охотника Виктора на лбу выступил пот, но он здесь как самый старший уверенно с усилием вращал ржавое колесо лебедки и лодка неимоверно скрипя на деревянных катках, уверенно возвращалась в деревянный гараж, снаружи оббитый как и всё в Усть Пахачах все тем же желтым металлом, а из её днища теперь только выливалась струйка коричневой речной воды.

– Хватит, стопори лебедку, – предупредил Аркаша.

– Давай перекурим, покуда еще будет выливаться вода из лодки, – предложил Виктор. Хорошо, что мы не уложили пайолы и их не намочи, а то отец бы ругался.

– А у меня ведь нет сигарет, – как всегда оправдывался младший.

– Когда, ты будешь с сигаретами? – спрашивал старший.

– На вот мои, кури, – и горделиво протянул только, что открытую им красную пачку сигарет «LM».

Не сильно Аркадию и хотелось курить, но теперь и здесь отставать от старшего друга, за которым он бегал, как за братом он ведь совсем не мог. Своего ни старшего, ни даже младшего брата у него не было, только вон три сестренки со своими косичками да бантиками. И Аркаша практически все дни пропадал у Виктора. А когда появились первые игровые компьютеры-приставки, то от игровых приставок не возможно было отогнать их обеих ни в 22 часа, ни даже в 1 час ночи.

Аркаша важно взял из пачки у Виктора длинную с фильтром сигарету, покрутил и легко размял ее между слегка мокрых пальцев, затем достал из кармана своих черных джинсовых брюк спички тщательно, завернутые предусмотрительно в тонкий полиэтиленовый пакет и медленно, как все здешние коряки развернул полиэтилен и не спеша бережно пряча огонек в маленьких своих ладошках затем уже затянулся красным «LM», пытаясь с первых затяжек определить аромат табака, как это делали старшие мужчины, когда их кто либо угощал настоящим куревом или дорогим табаком.

Старший Виктор давно курил только красный «LM» и изредка, когда не было такого, покупал такой же сорт сигарет в синих пачках или в крайнем случае, когда не было завоза переходил на синий «Bond». Почему-то синий цвет ему часто напоминал более светлый голубой, а все ребята в их школе презрительно отзывались о «голубых» парнях и чтобы не вызывать их не двусмысленные насмешки и намёки, а может и не привлекать их внимание к своим довольно не обычным для других внутренним предпочтениям, которых он ее и не знал, он принципиально курил только сигареты в красных пачках.