Сердце истинного вампира

Когда стемнело к ней даже зашла Виолетта – экономка и по совместительству мать Агнешки, и как догадывалась Катаржина, до сих пор любовница отца.

– Катаржина, голубушка, ну сходите, покушайте, – пролепетала она, теребя пальцами, унизанными безвкусными золотыми кольцами, край аляповатого платья. – Панде Зоя запекла на ужин утку и приготовила устричный салат. Пойдемте, Катаржина. Вкусно же, милая, ну пойдемте.

– Пошла вон! – отрезала Катаржина и вернулась к созерцанию тонувшей в сумерках магнолии.

Она хотела кинуть в Виолетту туфлей, но помнила, что рукоприкладство ей с рук не сойдет.

Когда совсем стемнело в комнату зашел пандер Людмил – начальник охраны. Как ни странно, он был простым человеком, но отец ему доверял и очень его ценил.

Подобные ему люди словно не менялись с возрастом, и, сколько Катаржина себя помнила, он всегда был поджарым и худощавым, с узким лицом, светлыми почти белыми волосами и яркими, голубыми глазами, выделявшимися на бледном лице.

Он много курил и весь пропах табаком, хотя доктора и говорили ему уже не первый год, что это вредно и следует бросить. В остальном, он всегда был свеж, холен и опрятен, и обильно душился одеколоном с запахом мха, прохлады и влажной земли.

– Панде Катаржина, можно я тут посижу немного? – спросил он.

Она ничего не ответила, и он опустился на диван.

Катаржина знала пандера Людмила столько же, сколько помнила себя. Он охотно играл с ней в прятки в детстве, посещал концерты самодеятельности, на которых она выступала в гимназии, утешал ее, когда она злилась, ссорилась с Игнатом, или огорчалась, расставаясь с очередным кавалером.

Он просто сидел молча на диване, а ей вдруг стало спокойно и ее словно окутало теплом.

– Знаете, пандер Людмил, что во всем этом самое страшное? – спросила она, повернувшись к нему. – То, что я ничего не могу сделать, понимаете? Он умирает, иссыхает на глазах, а я не могу сделать ничего. Вот совсем. Так не должно быть. – слова вдруг полились из нее потоком, который было не остановить. – Почему так, я не понимаю. Это же нечестно! Почему почти у всех вокруг родители живы, а мои умирают один за другим. Что это такое? Рок, или судьба или может проклятье? Но ведь колдуны не нашли на нем никаких проклятий. Пандер Людмил, ну почему все так, а?

Она вдруг пересела к нему на диван и схватила его за руки.

– Так бывает, Катаржина, – тихо сказал он, ласково глядя на нее. – Есть вещи, которые не зависят от нас, и которые мы можем только принять.

– А я не хочу принимать и не буду! – возразила она. – Все, что угодно сделаю, жилы себе порву, но добьюсь, чтобы он поправился.

– Ох, повезло же пандеру Витольду с дочерью. Хотел бы я, чтобы у меня такая была, – тихо произнес пандер Людмил. – Скажите, панде Катаржина, вы же часто бываете медицинском центре?

– Езжу туда почти каждый день. Доктора только увиливают, кормят обещаниями, говорят, что удалось замедлить ход болезни, и это уже достижение.

– С докторишками вечно так. Всегда юлят, пока на них не нажать. Попробуйте припугнуть их, панде Катаржина. Так, чтобы они за свои шкуры испугались, а то они так и будут сидеть, и делать вид будто бы работают. Напомните им, что за здоровье главы, они ответят своей головой. Пусть там не расслабляются.

Предложение пандер Людмила показалось Катаржине вполне разумным. Ну или по крайней мере оно предполагало то, что она могла сделать сама, хоть как-то на что-то повлияв.

Поняв, что голодна, она пошла на кухню, потребовав у перепуганной Зои, пожарить ей котлет, а уже утром следующего дня, отправилась в пансионат, переоборудованный под медицинский центр, где искали лекарство от болезни отца.

В кабинете остро пахло спиртом и лекарствами. Катаржина не сдержалась и чихнула, прикрыв нос платком. Щекотка в носу от этого не прекратилась, но она все равно испытала слабое облегчение.

Академик Лебядский, руководивший поиском лекарства, сидел напротив, сложив ладони на столе, и глядя на нее поверх очков. Возле двери застыла его помощница. Ее тело дрожало, как холодец, под тесным белым халатом.

Оба они были всего лишь обычными людьми, и Катаржина злилась от того, что жизнь отца зависела теперь от них.

– Итак, как продвигается лечение? – спросила она, закинув ногу на ногу, отчего в узком разрезе юбки, обнажился край обтянутого чулком бедра.

– Делаем все, что в наших силах, панде Катаржина, – ответил Лебядский.

Взгляд его оставался холодным и профессионально вежливым, но сухие морщинистые руки нервно сжимали автоматическое перо.

Катаржина глубоко вздохнула, чувствуя, как перебивая аромат лекарств, в воздухе плывет кислый запах пота. Иногда, она думала о том, как живут прочие люди – не оборотни, лишенные острого обоняния. Как же они понимают, когда кто-то напуган или возбужден?

– Видно, сил у вас немного, – ответила она. – Отцу не становится лучше.

– Все дело в том, что природа его состояния… не совсем обычна. Нам не приходилось раньше сталкиваться с таким, но мы делаем все возможное, прикладываем все усилия…

– Мне не нужны ваши усилия! – рыкнула Катаржина, перебив его. – Мне надо, чтобы вы исцелили отца.

– Поймите, на исследования нужно время… Наша терапия, поддерживает Главу в стабильном состоянии.

У Катаржины потемнело в глазах, висок ударило резкой болью. Он говорил, что-то еще, но она уже его не слушала.

Отец таял на глазах, а она ничего не могла сделать. Каждое утро она просыпалась со страхом, до удушья, сжимающим горло, и первым делом, спешила узнать пережил ли он еще одну ночь.

Ей казалось, что если его не станет, то не станет и ее, а все Содружество рухнет, как потерявший опору карточный домик.

Катаржина резко встала и выхватила из сумки револьвер, направив его прямо в грудь, прилипшей к стене помощнице академка. Та коротко взвизгнула, схватившись ладонями за то место, где под слоем жира билось трусливое сердце.

– Если вы сейчас же… сейчас же не скажите мне, как спасти отца, то я пристрелю эту глупую курицу, – выдохнула Катаржина, чувствуя, как в воздухе расползается острый запах мочи. – А потом буду каждую неделю отстреливать по одному из ваших бездельников. Последним пристрелю вас, – она покосилась на Лебядского. – И поверьте, в Ведомстве порядка, ни у кого и сомнения не возникнет в том, что это был несчастный случай.

– Панде Катаржина, эта, как вы говорите курица, светило науки! – воскликнул Лебядский, вскакивая с места. – Она руководила проектом по поиску лекарства от земляной лихорадки. Спасла миллионы людей. Без нее лечение Главы встанет.

– Мне все равно! – отчеканила Катаржина. – Найдете новое светило, раз это не светит!

Лебядский судорожно сглотнул, отчего кадык дернулся на его сухом горле.

– Пойдемте, я какое что вам покажу.

Он вышел из-за стола, и двинулся к двери. Полы халата развивались за его спиной подобно плащу. Доктор вылетел из кабинета и Катаржина последовала за ним, оставив помощницу сползать по стене, задыхаясь от пережитого ужаса.

Они прошли в лабораторию, где в стеклянных клетках пищали крысы. Взмахом руки, доктор прогнал склонившихся над столами лаборантов. Впрочем, они и так были готовы броситься врассыпную, едва заметив Катаржину.

– Вся суть болезни вашего отца заключается в крови. Само его тело, вдруг, начало ее отвергать, – заявил доктор, останавливаясь возле клеток. – Мы сделали переливание подопытным крысам. Все особи получают разные комбинации лечения и из них мы выбираем наиболее оптимальные варианты для нас. Это грубо говоря.

Катаржина прикусила щеку изнутри, и ощутила солоноватый привкус во рту. Даже она могла понять, что дело плохо. Большинство крыс, лежали на дне клеток – едва живые на вид. Оглянувшись, она с радостью увидела с полдюжины крысят, радостно возившихся в сухих опилках.

– Кажется, эти чувствуют себя вполне неплохо, – заметила она, подходя ближе.

Она была готова расцеловать их бело-розовые тела.

– Все верно. Мы даем им комбинацию препаратов, полученных при помощи сыворотки из крови вампиров.

– Что?! Вы смеете давать моему отцу кровь вампиров? – она ринулась на него, схватившись за сумочку на дне которой все еще лежал револьвер.

– Успокойтесь, панде Катаржина, кровь вампиров – применяется в медицине уже много веков, как, например, змеиный яд. С ее помощью лечат злокачественные новообразования, болезни иммунной системы и многое другое. Это же проходят в школе, вы должны это знать, – добавил он, считав недоумение, мелькнувшее на ее лице.

– Я знаю! – огрызнулась Катаржина, решив не добавлять, что прогуливала уроки естественных наук, сбегая на свидания. Зато по точным наукам у нее всегда был наивысший бал, – Просто это… как-то мерзко, все равно.

– Препараты, сделанные на основе вампирской крови, помогают поддерживать Главу в стабильном состоянии, но, увы, крови простых вампиров недостаточно, чтобы его исцелить. Тут нужен более сильный материал.

– Если простой крови вам мало, то берите вампирские сердца! – сказала Катаржина, вспомнив, все же, что слышала краем уха на уроках.

Сердце вампира обладало теми же свойствами, что и кровь, но усиленными в сто крат.

– Уже берем, – сообщил Лебядский. – Нам регулярно привозят контейнеры со всего Содружества. Все вампиры, которых казнят, все кто погибает естественным образом – отдают свои сердца нам, чтобы мы искали лекарство от недуга Главы содружества. Но, этого мало.

– Тогда что еще вам надо?!

– Для изготовления лекарства нам нужно сердце истинного вампира. Так мы сможем вылечить вашего отца.

Катаржина нахмурилась, переваривая его слова. Истинными называли врожденных вампиров, тех кто не был обращен, а родился таким. Подобными была вся императорская семья и их приближенные, и все они погибли во время мятежа.

Истинных вампиров не осталось, так все думали, но это лишь значило, что она сделает невозможное и отыщет одного, чтобы спасти отца.

Глава 3

На столе перед Катаржиной лежала стопка донесений. Она перелистала их пальцами, с покрытыми свежим алым лаком, длинными ногтями. В очередной раз пробежала взглядом по выдавленным чернилами строкам, а затем, размахнувшись, скинула всю стопку со стола. Листки мягко спланировали на пол.

Катаржина согнулась, вцепившись руками в волосы. Ее душило изнутри отчаяние. Она сосчитала до десяти, заставив себя успокоиться. Было наивно считать, что запросы в Ведомство популяции, что-то дадут. Если, кто-то из истинных вампиров и выжил после восстания, то вряд ли он стал законопослушным гражданином Содружества, участвовавшим в ежегодной переписи населения, официально трудившимся и платившим налоги.

Она привлекла на поиски и Ведомство порядка в лице Домака, но и тот пока лишь разводил руками, не в силах ничем помочь. При последнем разговоре, Катаржина даже пригрозила в сердцах, что он сильно пожалеет, если провалит это задание, а она сделает все, чтобы он больше не увидел ни жену, ни детей. Это, конечно, был блеф, но Домак ей поверил, и, заикаясь, заверил, что сделает все возможное, чтобы не подвести.

От мрачных раздумий ее отвлек далекий шум вертолетных лопастей.

– И кого это принесло? – мрачно прошептала Катаржина, поднимаясь на ноги. Впрочем, она и так уже знала ответ.

Когда она вышла на улицу, над площадкой, устроенной за домом, уже кружил лаково-черный компактный вертолет.

Глянцевая механическая стрекоза мягко опустилась на бетонное покрытие. Лопасти еще не успели остановиться, а двери уже распахнулись и на площадку ступили блестящие, сшитые из крокодильей кожи, мужские туфли. Следом за ними явился и их обладатель, одетый в длинное кашемировое пальто и костюм в тонкую полоску.

Катаржина даже невольно залюбовалась, что было ей не свойственно. Если у них с Игнатом и было, что-то общее, то только любовь к роскоши и красивым вещам.

Вслед за Игнатом наружу вышел человек, одетый гораздо более просто и по-военному лаконично. По медово-рыжим волосам она еще издалека узнала в нем Феликса Дрозда.

За ними появились еще пара человек из охраны, и личная помощница Игната, панде Зофия, с вытянутым, как у лошади, унылым лицом, и длинными ногами в тонких чулках.

Цокая каблуками по бетону, Катаржина направилась к брату, а тот встретил ее распахнутыми объятиями. Она поцеловала его в щеку, прошептав на ухо:

– Явился, наконец. Все притоны в столице проинспектировал и решил взяться за Элизийские?

– Говорят, что когда у змеи заканчивается яд – она умирает. Если это так, то ты всех нас переживешь, – тихо ответил Игнат.

Они отстранились друг от друга, продолжая широко улыбаться. Со стороны их встреча казалась эталоном воссоединения любящих брата и сестры.

Пока все шли к дому, Дрозд не замолкая болтал о том, какие же тут красивые горы, и какое зеленое море, а как все пахнет и цветет, хотя уже конец осени. Словно деревенский дурачок, впервые выбравшийся из своего захолустья и увидевший, что-то кроме западных болот и ободранных берез.

Охранники ушли в отведенное для них крыло, а Зофия, умная, и чуткая, как породистая лошадь, потерялась, где-то по пути, пока они шли к малой гостиной. Дрозд подобным чувством такта не отличался и уселся на диван рядом с Игнатом. Тому пришлось сказать прямым текстом:

– Феликс, оставь нас ненадолго. Нам с Катаржиной надо переброситься парой слов, по семейному. Сходи на кухню, если хочешь. Скажи Виолетте, чтобы дала пожрать, или вот по саду походи пока.

– А да, конечно, – отозвался ничуть не сконфуженный Дрозд, и вышел, прикрыв за собой двери.

Они остались вдвоем и какое-то время просто сидели, словно принюхивающиеся друг к другу звери.

– Зачем ты его привез? – спросила, наконец, Катаржина.

– Да, просто, чтобы не так скучно было, – пожал плечами Игнат. – Он забавный такой, шебутной человечек. Да, и хоть будет с кем сыграть в бильярд.

– Ты сюда в бильярд играть приехал?

– Не начинай. Как отец?

– Так же. Доктора стабилизировали его состояние. Так что теперь ему стабильно плохо. Меня он узнает через раз. Чаще путает с матерью…

– Ясно, – тяжело вздохнул Игнат. Наверняка, все это он знал и так. – Этого-то я и боялся. Послушай… а ты, то как?

– Со мной все хорошо, – Катаржина пожала плечами.

– Ты зря уехала из столицы. Пора возвращаться назад.

– Не неси ерунды. Я останусь здесь. Я нужна отцу…

Игнат подался вперед. Сел, опираясь руками о колени.

– Да, зачем ты ему нужна? Утку ему и Агнешка поднесет, а вот в столице дела плохи. В ведомствах… начались брожения. Пока я их сдерживаю, но только пока. От народа все, естественно, держится в тайне, но верхушка-то уже все знает. Все ждут пока умрет отец или пока не назовет своего приемника. И, сюрприз, крайне маловероятно, что это будешь ты или я. Даже если он выберет одного из нас, то далеко не факт, что удастся удержать власть и не случится переворот.

– Отец не умрет, – тихо сказала Катаржина. – Я ему не дам.

Она рассказала Игнату о том, что ищет истинного вампира, и, что его сердце поможет им спасти отца.

Игнат бросил на нее долгий и тяжелый взгляд.

– Тебе вроде двадцать два годика. Большая уже девочка, а все веришь в сказки. Может еще поищешь единорогов или драконов? Зачем ограничиваться истинными вампирами? Собери лучше полную коллекцию вымерших существ.

– Ты ничего не понимаешь… – сердито начала Катаржина, но Игнат ее перебил.

– Это ты ничего не понимаешь. Повзрослей. Возвращайся в столицу. Мне нужен союзник. Плети интриги, строй козни, устраняй врагов. Или хотя бы придумай, как вывести деньги, и пересечь границы, в случае чего. В общем, продумай пути отступления. Они нам обоим понадобятся.

Катаржина сжала зубы. Она и не думала, что Игнат поймет. Он никогда не понимал.

Он хотел сказать, что-то еще, но вдруг замер, едва заметно принюхиваясь. Катаржина уже и сама слышала тихие шаги, шаркающих по коридору тапок, чувствовала запах яблок и детского мыла с ромашкой.

В дверь слабо постучали, и к ним заглянула Агнешка.

– Ой, я не помешаю?

– Ну, что ты, солнышко, проходи! – замахал рукой Игнат.

Вскочив с дивана, он порывисто ее обнял, словно мигом забыв, о том, как пять минут назад говорил, что ее доля – подносить утку отцу.

– Я же тебе кое-что привез! – воскликнул Игнат, отстраняясь от покрасневшей Агнешки. – Зофья, иди сюда! – заорал он, высунувшись в коридор. – Ну куда ты опять пропала? Когда нужна никогда нет… – продолжал он бубнить, когда спустя секунду, его помощница зашла в малую гостиную, покачивая бедрами, и неся в руках картонный пакет с изысканными вензелями, которые Катаржина тут же узнала.

Дом Арманд принадлежал династии ювелиров, создававших украшения и, инкрустированные драгоценными камнями, шкатулки, еще при Вечном Императоре и тринадцати темных князьях. Теперь же в кольцах и серьгах из их мастерских ходили жены и дочери элиты Содружества.

Растянув рот в улыбке, так что все тридцать два зуба были видны, Зофья протянула пакет Агнешке. Та схватила его потными ладонями и, едва не уронив, достала несколько бархатных коробочек.

– Ой, Игнат, какая красота! – воскликнула она, по очереди, открывая коробочки и, извлекая из них, кольца, сережки и цепочку с подвеской. – Ну, не надо было, ты что!

– У тебя же было день рожденье, – отмахнулся Игнат. – Прости, что не позвонил, но… я выслал телеграмму!

– Я… я знаю, что у тебя много дел и забот и у Катаржины тоже…

Игнат перевел взгляд на Катаржину, застывшую, словно волк, услышавший щелчок затвора ружья, и тут же все понял.

– Это тебе от нас с Катаржиной, – сказал он. – Вместе выбирали, по каталогу, а потом созвонились и она сказала, что надо взять. В Элизии же нет магазина Дома Арманд.

– Спасибо! – смущенно протянула Агнешка, продолжая крутить в руках украшения.

Наивная курица всему верила.

На самом деле, обычно Катаржина не забывала про ее день рождения и хотя бы из вежливости, что-то ей дарила, но в этот раз она была сама не своя. Едва ли ночью смыкала глаза, все время пребывая в тягостном расположение духа. Она могла думать лишь об отце, о том, что он умирает, пока она не может найти для него лекарство.

И правда, как она могла забыть? Ее все же укололо стыдом. Какое неприятное, незнакомое чувство…

– Я вас тоже поздравляю! – протянула Зофья, которая и не думала уходить, а вместо этого уселась на диван. – Вот, это от меня!

Она достала еще один пакет. В нем оказался тонкий шелковый шарфик. Агнешка обрадовалась ему так, словно никогда ничего подобного не видела.

Катаржина, тем временем, потянулась к, разложенным на журнальном столике, украшениям, чтобы посмотреть, что хотя бы она там выбрала.

Среди девушек было принято носить украшения из серебра. Якобы, это давало призрачную гарантию, что так на них не нападет оборотень или вампир. На деле, кольцо или сережки мало могли им помешать. Максимум они бы оставили на коже нападавшего ожог.

Украшения оказались весьма изящными, похоже, что их сама Зофья и выбирала. Чего, чего, а хорошего вкуса у нее было не отнять. Катаржина смотрела на них со стороны, не пытаясь взять в руки. Ранки от серебра обычно долго заживали, а прикосновение к нему приносило боль.

Ей особенно приглянулось кольцо, украшенное отлитой из серебра нежной ромашкой. Кажется, она видела похожее у Дома Арманд, но только из золота и с розой и даже думала его взять.

Агнешка никогда раньше не носила украшения, вот и радовалась. Ей их просто никто не покупал, а своих денег у нее не было. Не то, что бы отцу было жалко на нее потратить немного средств, просто, как-то так завелось, что она была у них в семье самой младшей. Она выросла, а никто этого так и не заметил. Хотя ей и было уже девятнадцать лет, для всех Агнешка оставалась ребенком, а дети не носят украшения.

– Как вы отпраздновали? – продолжала бессмысленную светскую беседу Зофья.

– Дома, с семьей, – опустив глаза, ответила Агнешка. – Зоя испекла очень вкусный пирог, со свечками!

– Как мило! Я тоже всегда праздную в семейном кругу. Так, как-то лучше. Душевнее!

Катаржина едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Зофья врала, словно дышала!

Ее прошлое день рождение праздновали то ли на даче у одной из ее подруг, то ли на даче ее хахаля. Съехалось пол столицы. Кутили так, что на утро Катаржина проснулась, где-то в кустах без левой туфли, и так и не смогла ее найти.

Пришел Феликс, и, встав в дверях, и, жуя пирог с картошкой, тоже принялся поздравлять, краснеющую Агнешку. У него хотя бы подарка для нее не было.

Все, что-то обсуждали, смеялись. Игнат громко хохотал, развалившись на диване. Приперлась Виолетта и стала зазывать их пить чай. Они вели себя так, словно все было, как всегда, а на втором этаже в своей спальне не уходила медленно жизнь из отца.

Катаржине стало мерзко. Она молча встала и вышла.

Прошла на веранду. Не заботясь о том, что кто-то может ее увидеть, скинула одежду, обернулась волком и прыгнула через перила в сад.

Катаржина неслась по парку, окружавшему дачу, и занимавшему не один гектар. Добравшись до моря, она обернулась в человека и прыгнула со скалы в бушующие волны. Вода была холодной, соленой, неистовой, готовой затянуть на глубину. Простой человек бы долго не выдержал и скоро бы пошел на дно, но оборотни были куда сильней и выносливей.

Она покачивалась на волнах, глядя на далекое белое пятно склепа матери и думала о том, что как же так? Если она ничего не сделает и не придумает, то еще до весны скорее всего, к матери присоединится отец и они вместе будут лежать, укрытые за мраморными стенами.

Выбравшись из воды, Катаржина немного посидела на черной гальке, прижав колени к груди и глядя на зеленые, покачивающиеся волны.

Обернувшись в волка, она понеслась вверх по холму, заросшему соснами и магнолиями.

На половине пути, она замерла, прижалась животом к земле, прислушиваясь к шагам и ловя, несомые ветром знакомые запахи. Впереди по небольшой площадке, выложенной каменными плитами, с мягко журчащим фонтаном по центру, бродили Агнешка и Феликс Дрозд.

– Хорошо, здесь все-таки, красиво, – говорил Феликс, оглядывая кусты, отцветающих роз – алых, желтых и белых, высаженных вокруг.

– Да, мне тоже здесь нравится, – пробормотала Агнешка.

– А воздух-то тут какой! И дышится как будто лучше.

Катаржину они не замечали. Ее серо-бурая шерсть сливалась с деревьями и землей. Она могла их обойти, или выпрыгнуть к ним, чтобы Дрозд охнул, а Агнешка завизжала, но ей стало интересно о чем они будут говорить.

К тому же, хотя Дрозд и был прославленным генералом, и близким приятелем Игната, Катаржина ему не доверяла. Агнешка была совсем одна с ним в зарослях парка. Все, что угодно могло произойти.

Она заползла под куст и легла, свернувшись клубком.

– Вы… вы скоро уедете? – промямлила Агнешка, пока Феликс, склонившись вдыхал запах роз.

– Не знаю. Наверно через пару дней, когда уедет Игнат. Он вряд ли надолго здесь задержится.

– Тоже вернетесь в столицу?

– Нет, отправлюсь на запад. Надо проверить, как дела на границе с Арлисс.

– Можно… можно я поеду с вами?

– Со мной? – переспросил Феликс, выпрямляясь. – Да там нечего делать, панде Агнешка. На западе есть только болота, заросли клюквы и военные посты. Лучше езжайте с Игнатом в столицу. Там сейчас много всего интересного и…

– Нет! Он меня не заберет. Ему мама запретила меня увозить!

– Так и мне панде Виолетта вряд ли разрешит…

– Я вас люблю! – почти прокричала Агнешка, порывисто шагнув к нему и схватив его за руку. – Вы мне нравитесь! Помогите мне сбежать, пожалуйста! Я… я все, что захотите сделаю, обещаю…

Катаржина закрыла лапами нос. Позорилась Агнешка, а стыдно было ей.

Феликс бархатисто засмеялся, видно, чтобы скрыть неловкость. Агнешка, отпрянула, отвернулась, прижав ладонь к лицу.

– Ну, что вы такое говорите, панде Агнешка, – мягко, словно ребенку, сказал он. – Мне тридцать два, а вам всего девятнадцать. Зачем вам такой старик? Найдете себе еще ровесника и…

– Не найду, – отрезала Агнешка. – Меня из дома не выпускают. Я вижу только семью, охрану и слуг. Раньше еще учителя приходили, но, как я закончила учиться, то и их не стало. В этом году мне впервые разрешили отправиться на праздник в честь столетия Содружества, но там я никому не нужна. Никто ведь не знает, кто мой отец. Родители никогда не были женаты, так что все держится в тайне. Только самый близкий круг знает, а для остальных я дочь прислуги. Во дворце Содружества только вы со мной танцевали.

– А, вот оно как, значит, – задумчиво протянул Феликс. – Но жизнь ведь длинная, а вы еще так юны. Все обязательно изменится и будет иначе. А знаете, что? Я ведь так вам ничего и не подарил на день рождения, а хотите я вам погадаю?

– Погадаете? Это как?

– По ладошке! Наш гарнизон, как-то остановился в деревушке среди болот, и там одна старая женщина научила меня, как надо гадать. Линии на руке все про нас знают, что было, что будет, и как все есть сейчас. Так хотите, я вам погадаю?