Алина Сон

– Зеркало, – выдохнула она. – Там есть старинное зеркало в позолоченной раме, в главном зале. Арина… мадам Романова… иногда подолгу смотрится в него, поправляя волосы перед выходом. И я… я тоже… – она покраснела, – иногда ловлю в нём своё отражение. Оно такое… грустное.

В глазах Даяны вспыхнула победа, быстро сменённая суровой решимостью.

– Вот оно. Классика. Зеркала – это порталы, душа моя. Особенно старые, вобравшие в себя столько эмоций. Оно стало проводником. Оно отражает не тебя, а твоё горе, подпитывая его и возвращая тебе в стократном размере.

Она решительно подошла к своему резному буфету, достала небольшую бархатную шкатулку.

– Обычные методы уже не помогут. Нужно действовать быстро и точечно. Мне нужен доступ к этому зеркалу. Всего на несколько минут. Чтобы поставить защиту, разорвать эту связь.

Даяна повернулась к Елене, и в её руке лежала маленькая, причудливой формы серебряная брошь, похожая на замысловатый узор или сломанный ключ.

– В среду, послезавтра, ты должна незаметно прикрепить это к обратной стороне рамы. Это создаст барьер, пока я не приду. Но сделать это нужно, когда никого не будет рядом. Ты понимаешь? Никто не должен видеть.

Елена, всё ещё дрожа, смотрела на брошь как на спасательный круг. Страх и благодарность смешались в ней в один клубок. Даяна не просто утешала её – она вступала в битву за её душу.

– Я… я смогу. После репетиции, все обычно уходят, – быстро проговорила она, сжимая в потной ладони холодный металл.

– Хорошая девочка, – голос Даяны снова стал тёплым и бархатным, но в нём появилась новая, стальная нотка – нотка общности заговорщиков. – А теперь иди. И не бойся. Ты под защитой. Но помни – ни слова никому. Любое недоверие, любой скепсис со стороны других людей разрушит хрупкую защиту и откроет тебя снова.

Елена сжала в кармане холодную брошь, чувствуя, как её мир сузился до этого одного поручения. Но Даяна не была бы гением, если бы остановилась на полумерах.

– Этого недостаточно, – резко заявила она, и её голос снова приобрёл тот самый металлический оттенок тревоги. – Брошь – это щит, но не меч. Чтобы отсечь эту сущность, мне нужно быть там. Мне срочно нужно попасть в дом, где ты работаешь, пока ещё не поздно.

– Но… это невозможно, – растерянно прошептала она. – Мадам Романова… она не принимает посторонних. Никто…Сердце Елены упало. Привести туда Даяну? В святая святых Арины Романовой, в её идеально выверенный, закрытый мир?

– Тихо, – Даяна властно подняла руку, обрывая её на полуслове. Её взгляд был твёрдым, не терпящим возражений. – Я понимаю твой страх. Но слушай. Всем домочадцам не обязательно знать, кто я такая. – В её глазах вспыхнула искра расчёта. – Я могу притвориться твоей помощницей. Вам ведь, наверняка, иногда кто-нибудь помогает? Для генеральной уборки, переноски тяжёлого?

Елена машинально кивнула, мозг лихорадочно цеплялся за это логичное объяснение. «Да, – подумала она, – раз в неделю я беру одну-двух женщин из агентства… Никто не запоминает их в лицо…»

– Никто ничего и не поймёт, душа моя. Ритуал, который мне нужно провести, происходит в духовном мире. Внешне для любого наблюдателя я буду просто… неподвижна. Стоять с закрытыми глазами, возможно, шептать молитву. Я буду выглядеть как чудаковатая уборщица, которая на минуту отвлеклась. Ты сможешь легко объяснить моё поведение, если кто-то спросит. Скажешь, что я немного странная, но руки золотые.Даяна, поймав в её взгляде мимолётную надежду, поспешила развить успех, её голос снова стал убедительно-успокаивающим.

– Это единственный способ спасти тебя. Ты чувствовала, как становится хуже. Ты хочешь снова погрузиться в тот мрак? Без моей помощи?Она мягко, но настойчиво взяла Елену за руки, глядя ей прямо в глаза, вливая в неё свою волю.

Страх вернуться в пучину отчаяния был сильнее страха перед возможным разоблачением.

– Хорошо, – выдохнула она. – В пятницу… в пятницу у нас большая уборка после приёма гостей. Я… я вас приведу.Она медленно, будто под гипнозом, кивнула.

– Умница. Я знала, что ты сильная. Теперь всё изменится. Мы выгоним тьму из твоего дома.Лицо Даяны озарила тёплая, победоносная улыбка.

И в этот момент Елена, подавленная грузом страха и тайны, даже не заметила, как в формулировке произошла ключевая подмена. Уже не «дом, где ты работаешь», а «твой дом». Даяна методично стирала границы, превращая Елену из сотрудницы в собственницу, а значит, и в соучастницу, для которой предательство хозяйки будет казаться актом защиты собственного пространства.

– Выпей ещё немного, душа моя. Тебе нужно успокоиться перед такой важной миссией. Тебе понадобятся силы.Перед уходом Даяна, словно между делом, подошла к своему чайному столику и налила в ту же самую чашку густого, тёмного чая..

На этот раз Елена, всё ещё пребывая в трансе между паникой и решимостью, сделала большой глоток, почти не чувствуя вкуса. И ты уже не замечала его лёгкого аптечного привкуса – горьковатая сладость теперь ассоциировалась не с подозрением, а с чувством долга, защищённости и тайной значимости.

Фигуры на шахматной доске были расставлены. И скоро Анна, отбросив маску Даяны, собиралась сделать свой первый настоящий ход.

Елена вышла, крепко сжимая в кармане серебряную брошь-ключ. Она чувствовала странное спокойствие, лёгкость в теле и абсолютную ясность цели. Она была готова на всё.

Наступил день «икс». Пятница. Елена, приехавшая на генеральную уборку за час до остальных, не находила себе места. Каждый скрип тормозов на улице заставлял её вздрагивать. Ладони были влажными, и она постоянно вытирала их о старую рабочую куртку.

Она уже потянулась к телефону, чтобы написать тревожное сообщение, как на дороге появилась машина с жёлтой символикой популярного такси. Простенькая, чуть помятая «Тойота» эконом-класса с шумным двигателем подкатила прямо к ней.

Из задней двери, неуклюже цепляясь маленькой сумочкой за ручку, вышла девушка. Елена скользнула по ней равнодушным взглядом и снова опустила глаза на экран. Просто одна из тех, кто работает где-то рядом.

Но тут девушка окликнула её, и Елена вздрогнула от этого голоса. Он был знакомым – тёплым, бархатным, тем самым, – но приглушённым, лишённым былой гипнотической силы, словно говорящий намеренно говорил тише и проще.

– Елена? Это я, Даяна.

Елена подняла голову, и у неё перехватило дыхание. Она бы ни за что не узнала женщину, стоявшую перед ней.

Исчезла царственная осанка, та самая плавность движений, что напоминала течение воды или скольжение хищницы. Перед ней стояла сутуловатая, немного робкая девушка. Её волосы, обычно уложенные в сложную, идеальную причёску, были просто собраны в небрежный хвостик, из которого выбивались короткие пряди. На лице не было и следа того гипнотизирующего макияжа, подчёркивающего глаза; оно казалось бледным, почти прозрачным, чуть уставшим.

Движения её тоже были другими. Резкими, немного угловатыми. Она поправила плечом сумку – старомодную, потрёпанную «кенгуру» – и Елена заметила, как та неуклюже болтается, а не лежит изящно на плече, как та бархатная котомка в её квартире.

Даже её одежда кричала о провинциальной простоте: дешёвые джинсы, немного короткие в длине, простенькая куртка на синтепоне и кроссовки, явные подделки под известный бренд.

Это была уже не могущественная колдунья, в чьих руках пульсировали нити судьбы. Это была Надя или Света из соседнего района, пришедшая по знакомству убрать квартиру и заработать на жизнь. Маскировка была абсолютной, проникающей в самую суть. И в этом исчезновении истинной сути Елена почувствовала не облегчение, а новый, леденящий ужас. Если она может так полностью изменить себя, то что же она может еще?

– Вы… – начала Елена, но слова застряли у нее в горле.

– Давай, Елена, не задерживайся, – сказала «Надя» уже другим, более бытовым и немного уставшим голосом, кивая в сторону крыльца дома. – Работы, я смотрю, тут невпроворот. Покажи, что к чему.

И она сделала первый шаг – уже не плавное скольжение, а простой, немного шаркающий шаг обычной девушки, затерявшейся в большом городе. Игра началась.

Они прошли в дом, мимо поста охраны. Охранник, привыкший к Елене и её временным помощницам, лишь безучастно кивнул, скользнув равнодушным взглядом по скромной фигуре «Нади». Ничто в ней не вызывало ни малейшего подозрения.

Елена, всё ещё пытаясь совладать с комком нервов в горле, хотела было что-то сказать, спросить, что делать дальше, но «Надя» опередила её.

– Лен, а где у вас тут весь инвентарь? Химия, тряпки? – её голос звучал практично и немного скучающе, как у человека, который хочет поскорее приступить к делу.

– В… в кладовой, за углом, – сбивчиво ответила Елена.

– Поняла. Давай тогда так сделаем, – «Надя» уже взяла инициативу на себя, словно она здесь главная уборщица. – Разделим поэтажно. Я возьму первый этаж. Ты будешь на втором, чтобы я не находилась в личных комнатах.

Елена лишь кивнула, удивленная. Обычно она так и распределяла работу, чтобы наёмные работники не болтались в личных покоях Арины. И в этот раз всё сошлось идеально. Первый этаж – гостиная, холл, то самое зеркало… И «Надя» сама, добровольно, вызвалась мыть именно эту территорию.

«Как всё удачно совпало», – с облегчением подумала Елена, приписывая это слепой удаче или, кто знает, может, и тайному вмешательству самой Даяны.

Она не видела, как «Надя», отвернувшись, чтобы сложить свой рюкзак в кладовой, на мгновение позволила себе едва заметную, хитрую улыбку. Ничто не было совпадением. Всё было частью плана, рассчитанного до мелочей, основанного на знании человеческой психологии и стандартных процедур.

– Отлично, – просто сказала: «Надя», – достав вёдра и швабры? —

– Да приступаем.

И она направилась вглубь первого этажа, её взгляд, уже лишённый всей робости провинциалки, а приобрёл лишь уверенность кошки, вышедшей на охоту.

Она принялась за работу с такой отточенной эффективностью, словно и правда всю жизнь проработала в клининге. Каждое движение – выжимание тряпки, промывание углов, протирание пыли с лепнины – было лишено суеты и идеально выверено. Она не просто мыла полы; она проводила тактильную разведку, запоминая планировку, расположение розеток, в этом деле это было не к чему, но навык прочно вошел в привычку.

Что же касается уборки. Этому она научилась, заказав неделей ранее уборку своих собственных апартаментов и с искренним, простодушным интересом расспрашивая девушек-клинеров о тонкостях их ремесла. Она знала, что каждый человек готов часами рассказывать о том, в чём он хорош, щедро осыпая благодарного слушателя профессиональными секретами. Так она узнала, как правильно мыть паркет, чтобы не оставалось разводов, какой химией пользоваться для зеркал, и – что важнее всего – стандартные схемы работы в больших домах.

Поэтому сейчас её образ был безупречен. Она была не актрисой, игравшей уборщицу, а настоящим специалистом, погружённым в свою работу. За первый час она почти полностью закончила свой этаж, оставив на потом лишь холл с тем самым зеркалом. Пришло время для кульминации.

Анна отошла в гостевую уборную, заперла за собой дверь и включила воду, создавая защитный шум. Затем, достав из кармана пилочку для ногтей с укреплённым алмазным напылением, она быстрыми, точными движениями раскрутила болтики на решётке вентиляции.

Из небольшого кожаного пенала, извлечённого из потайного кармана, она достала стеклянную трубку для курения. По внешнему виду можно было безошибочно сказать, что пользуются ею уже очень долгое время – на стекле были многочисленные потёртости и следы нагара. «Зубная щётка Арины жёлтая, как заверил муж», – холодно вспомнила она отчёт куратора. Она взяла зубную щётку и тщательно потерла ею мундштук трубки, оставляя микроследы слюны и эпителия. Эти ДНК-следы явно не будут лишними, когда Арина Романов станет заявлять следователям, что видит эту трубку первый раз в жизни.

Улика была помещена обратно в пенал, где ей компанию составлял пакетик марихуаны. И затем пенал был спрятан в вентиляционной шахте. Она закрутила болты на место, лишь слегка расцарапав их— так, как будто их регулярно раскручивают.

Выйдя из уборной, она принялась доделывать оставшуюся работу как ни в чем не бывало. Понимая, что теперь в этом доме лежит бомба замедленного действия, готовая сдетонировать в нужный момент и разнести репутацию Арины в клочья. Оставалось лишь выполнить вторую часть плана и запускать цепную реакцию. Ну и с Еленой тоже нужно закончить.

Доделав уборку, Анна с удовлетворением окинула взглядом сияющий первый этаж. Всё было чисто, пахло цитрусами и хлоркой – запах честного труда. Теперь настало время для финального акта.

Она подошла к зеркалу, оставленному намеренно на потом. Оглядевшись по сторонам и убедившись в отсутствии свидетелей, она ловким, почти незаметным движением сняла с обратной стороны рамы серебряную брошь и спрятала её в потайной карман. Доказательства её первого проникновения были ликвидированы.

Затем она принялась аккуратно мыть стекло, но её движения внезапно изменились. Они стали плавными, почти ритуальными. Тряпка в её руке выписывала не просто круги, а замысловатые символы. И она начала петь. Тихо, почти шёпотом, но очень выразительно. Это был отрывок из оперы «Кармен» – «Habanera», но не страстный и вызывающий, а нарочито монотонный и заунывный, похожий на древнее заклинание. Слова «L'amour est un oiseau rebelle…» («Любовь – вольная птица…») на непонятном Елене французском звучали как магические формулы, призванные усмирить невидимую угрозу.

Спустя пару минут она закончила. Но, оглядевшись, поняла – она справилась слишком быстро. Лестница на второй этаж была пуста. Елена, ради которой затевался весь этот спектакль, ничего не видела.

И тогда Анна принялась выжидать. Она замерла перед зеркалом, сделав вид, что изучает отражение, но на самом деле её слух был напряжён до предела. И как только наверху послышались осторожные шаги, спускающиеся по лестнице, она снова пришла в движение.

Её пальцы снова заскользили по стеклу, а голос зазвучал с новой, нарочитой силой. Она снова запела тот же мотив, но теперь её тело напряглось, будто она вступала в схватку с невидимым противником. В отражении она чётко увидела, как на площадке замерла бледная Елена, застывшая в немом ужасе и благоговении.

Анна не подала виду. Она продолжила «ритуал», пока последняя нота не замерла в воздухе. И тогда её тело внезапно обмякло. Ноги подкосились, она с тихим стоном пошатнулась и почти рухнула на пол, будто из неё выкачали всю энергию.

Но упасть ей было не суждено. Елена, забыв обо всём на свете, бросилась вперёд и успела подхватить её, не дав удариться о паркет.

– Даяна! Что с вами? – испуганно прошептала она, чувствуя, как безвольное тело тяжелеет у неё на руках.

– Связала… – выдохнула она, и голос её был слабым, прерывистым. – Канал… перекрыла. Но это… это было сильнее, чем я думала. Оно сопротивлялось…Анна медленно открыла глаза, её взгляд был мутным и потухшим, словно она вернулась из другого мира.

Она позволила Елене помочь ей подняться, продолжая изображать крайнюю степень истощения. Её спектакль достиг цели. Елена не просто поверила – она увидела жертву, принесённую ради её спасения.

Елена заботливо помогла «Наде» собрать вещи, её лицо было искажено беспокойством. Она суетилась, принесла стакан свежевыжатого сока – «для восстановления энергии». Анна сделала несколько маленьких глотков, демонстративно опираясь на столешницу, как будто всё ещё слаба.

Она уже собралась уходить, взялась за ручку двери, но вдруг остановилась. Замерла. И будто ругаясь сама на себя за какую-то слабость, медленно повернулась к Елене.

Её взгляд был уже другим. В нём не было ни усталости провинциалки, ни трансовой отрешённости колдуньи. Это был прямой, пронзительный, почти хирургический взгляд, полный неподдельной, суровой заботы. Она смотрела Елене прямо в глаза, заставляя ту замереть.

– Лена, дорогая моя, – начала она, и её голос был тихим, но настолько плотным и весомым, что каждое слово казалось высеченным в камне. – На этом моя работа с тобой закончена. Всё, что требовалось от меня, я сделала. Ты теперь в безопасности.

Она сделала небольшую, искусную паузу, позволяя Елене ощутить щемящее чувство потери.

– Но этого, увы, недостаточно. Я отогнала тень из твоего дома. Но не из твоей души. Она успела покалечиться за эти годы слишком сильно. Тебе нужна помощь другого рода. Специалистов, которые помогут тебе… – она подобрала слово с видом знатока, – …архивировать твоё горе. Оставить его в прошлом, где ему и место, а не нести с собой, как тяжёлый чемодан.

Она достала из кармана простую, строгую белую визитку и протянула её Елене. На ней было лишь имя и номер телефона. А внизу, чётким шрифтом: врач-психиатр, психотерапевт.

Елена растерянно посмотрела на карточку, потом на Анну. Губы её задрожали, она собиралась возразить, сказать, что ей не нужен психиатр, что только Даяна понимает её боль.

Но Анна, не дав ей и слова вымолвить, резко нахмурила брови. Её взгляд стал стальным, безжалостным, чётко давая понять: Возражения не принимаются. Точка.

– Сходи к нему. Всего на пару приёмов. И мы с тобой… будем в расчёте. – Она снова смягчила взгляд, и в её глазах мелькнуло нечто, что Елена приняла за материнскую нежность. – Бериги себя, Лена. Ты – хороший человек. Ты заслуживаешь жизни. Лёгкой.

Не дав той опомниться, она развернулась и вышла за дверь. Щёлкнул замок.

Елена осталась стоять посреди сияющей чистотой гостиной, сжимая в пальцах холодный картонный прямоугольник. В сердце её, вопреки всему, не было пустоты. Там появилась странная, новая надежда. Она посмотрела на визитку. «Психиатр».

И она подумала… нет, теперь она точно знала, что это ей поможет. Ведь это был последний, самый важный совет её спасительницы. И она обязана его выполнить. Чтобы быть с ней в расчёте.

Анна шла уверенным шагом ко входу в аэропорт имени Бен-Гуриона. Воздух, даже здесь, у подъезда, был напоён особым ближневосточным коктейлем запахов – раскалённый асфальт, сладковатый дымок от кальяна и пыль, смешанная с ароматом сосен. Внутри царил привычный хаос – гул голосов на десятках языков, бегущие куда-то люди и мерный гул систем кондиционирования, едва спасавших от израильской жары.

Процедуры досмотра были отлажены до автоматизма. Рюкзак на ленту, сама – через рамку. Ни одного лишнего движения, взгляд спокойного, немного уставшего делового путешественника. Но сканер выхватил нечто в её сумочке.

– Excuse me, ma'am, – молодой охранник с усталыми глазами указал на монитор. – Could you please show us this glass container? The ampoules.

Анна на мгновение изобразила лёгкую растерянность, затем её лицо озарилось пониманием. Она спохватилась, с готовностью открыла сумку.

– Slicha, slicha! – сказала она на иврите с почти незаметным акцентом, доставая небольшую прозрачную коробочку с несколькими ампулами и, что важнее, официальную справку на бланке с печатью тель-авивской клиники. – Ze tipul b'misgeret. Ha'ruf'a sheli ratza she'yiheyu iti le'ofek. (Извините! Это лечение в рамках терапии. Мой врач велел мне иметь их при себе на всякий случай).

Лицо охранника мгновенно расплылось в широкой, тёплой улыбке. Ему было искренне приятно услышать родную речь от иностранки.

– Ah, beseder, beseder g'mur! (А, всё в порядке, совершенно всё в порядке!) – Он бегло проверил справку, сверяя имя с паспортом, и кивнул. Его взгляд скользнул по лежавшему рядом стильному вейпу, но он даже не попросил его показать, лишь поднял палец в шутливом предупреждении: – Ata yode'a, al te'ashen ba'matos. (Вы же знаете, не курите в самолёте).

– Betach, lo be'aya. (Конечно, без проблем), – улыбнулась ему Анна, снова становясь просто очередной путешественницей.

Далее всё пошло как по нотам. Регистрация, где она попросила определенное место у иллюминатора все так же на иврите и ей его дали. Ожидание в зале вылета, которое она провела, не глядя в телефон, а наблюдая за людьми, словно составляя их бесконечный каталог. Наконец, посадка.

Она заняла своё место, устроилась, положила сумку у ног. В салоне пахло свежей униформой и холодным воздухом. И вот, когда стюарды уже готовились закрыть багажные отделения, к соседнему месту у прохода подошла кто-то.

Анна подняла взгляд – и её внутренний компьютер, до сих пор работавший в фоновом режиме, запустил программу мгновенного анализа.

Девушка. Лет двадцати пяти. Одежда – дорогой, бесшовный кэжуал: мягкие брюки из кашемира, струящаяся блуза, шарф, который казался простым лишь на первый взгляд. Никакой броской бижутерии, только тонкие золотые серёжки-гвоздики. Но главное – лицо. Изумительной, хрупкой красоты, с большими, чуть грустными глазами цвета морской волны и чёткими, аристократическими скулами. Лицо, которое она неделями изучала по фотографиям и видео. Лицо, в чьи самые тёмные тайны она уже начала погружаться через несчастную Елену.

Это была Арина Романова. Актриса. Её цель, забронировавшая это место неделей ранее.

Арина бегло, вежливо улыбнулась ей, заняла своё место и тут же уткнулась в книгу, демонстрируя полное отсутствие интереса к соседке.

Анна медленно откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, изображая усталость. Но внутри всё замерло в идеальной, выверенной готовности. Игра началась. И судьба, которую она сама и подстроила, только что сделала свой первый, решающий ход.

Как только самолёт приземлился и пассажиры поднялись с мест, создав неизбежную сутолоку, Анна привела свой план в движение. Сделав вид, что торопится, она неловко прошмыгнула мимо Арины, которая как раз тянулась за своей сумкой с полки. Анна искусно споткнулась, мягко толкнув актрису и отправляя её изящную кожаную сумочку на пол.

– Ой, простите тысячу раз! – залепетала Анна, хватая себя за лоб с видом полного отчаяния. – У меня, видимо, с давлением… голова кружится… надо было сидеть, а я полезла…

– Всё в порядке, ничего страшного. Я не ударилась.Арина, будучи человеком воспитанным, хоть и раздражённым, тут же успокоила её:

Именно в этот момент замешательства, пока Арина отвлекалась на падающую сумку и извиняющуюся соседку, Анна совершила подмену. Её пальцы, тренированные до автоматизма, извлекли из внешнего кармана Арины дорогой вейп и вложили на его место идентичный, заранее подготовленный ранее. Вся операция заняла менее двух секунд и прошла абсолютно незаметно для посторонних глаз.

Они разошлись. Арина, следуя привычке, сразу направилась в зону для курения, чтобы «поправить нервы» после полёта. Анна – в уборную, чтобы бесследно раствориться в толпе.

Сделав первую затяжку, Арина поморщилась. Жидкость имела странный, терпкий и травянистый привкус, которого раньше не было. «Наверное, местная популярная израильская жидкость, – мельком подумала она, – или вкусовые рецепторы сбились после полёта».

Мысль оборвалась, когда к ней уверенно подошли двое сотрудников службы безопасности с собакой. Немецкая овчарка, обычно равнодушно обшаривавшая пространство, у самой Арины повела себя странно. Она не залаяла и не села, как показывают в фильмах. Вместо этого она резко замерла, упершись носом в карман с вейпом, и начала интенсивно, облизывать морду – чёткий, недвусмысленный сигнал для кинолога, известный как «опредмечивание».

– Гражданка, просим вас пройти с нами для дополнительного досмотра.

Дальше всё покатилось по накатанной колее. Быстрый тест жидкости в вейпе дал положительный результат на ТГК. Последовал обыск, и по «анонимной наводке» в её собственной квартире был «обнаружен» тайник с наркотиками в вентиляции ванной комнаты, где лежала та самая старая трубка с ДНК Арины. Анализы крови, взятые у уже задержанной актрисы, подтвердили наличие следов вещества.

Анна откинулась в кресле своего нового, временного кабинета, листая ленту новостей на планшете. Заголовки кричали: «ЗВЕЗДА СКАНДАЛА: АРИНА РОМАНОВА ЗАДЕРЖАНА С НАРКОТИКАМИ», «КРАХ КАРЬЕРЫ: ЧТО СКРЫВАЛА ЗОЛОТАЯ АКТРИСА?».

Уголок её губ дрогнул в подобии улыбки. Операция «Падающая звезда» была успешно завершена. Заказчик остался доволен, а её счёт пополнился.

Она закрыла вкладку с новостями и открыла досье на новую цель. Мужчина, состоятельный бизнесмен, по совету друга обратился к ней, подозревая жену в неверности. Просил узнать всю правду.

Их первая, ознакомительная встреча состоялась как раз перед финальным актом с Еленой, и тогда Анне было не до него. Но сейчас она принялась тщательно изучать материал.

Она всмотрелась в фотографию женщины, которую подозревали в неверности. У неё было милое, открытое лицо и добрые глаза.

Любовь, – прочитала Анна имя цели. Как же иронично, – холодно подумала она, принимаясь за работу.

Глава четвертая. О нем.

Ян застыл перед экраном, вцепившись в телефон. Три фотографии. Он пролистывал их снова и снова, будто пытаясь найти подвох, цифровой след редактирования. Но нет, это была она. Та самая женщина из такси, чей образ преследовал его все эти месяцы,