
Полная версия:
Жизнь точки на карте
– Как я понимаю вас, дорогая! – с притворным сочувствием улыбнулась Хилари. – И, наверное, ещё несколько сотен тысяч девушек.
– В него все влюбляются, – с ещё большей тоской в голосе подтвердила её новая знакомая. – Все мои подружки сходят по нему с ума. А ещё прошел слух, что он уходить собирается. Он ведь в аварию попал год назад…
– И что? – Хилари приподнялась с шезлонга, не скрывая своего волнения.
– Ничего, – девушка пожала плечами. – Он потом в гонках не участвовал несколько месяцев, и говорили, что он вообще пропал…
– Ну, теперь вы знаете, что он жив, – австралийка закрыла глаза, вновь расслабляясь под звуки новостей, гремящих из телевизора на всё помещение спа. Спустя две минуты она убедилась, что девушка поняла намёк и, грустно понурившись, уходила по кромке бассейна прочь. Глядя ей вслед, Хилари желчно усмехнулась. Такая домашняя малышка не смогла бы преподнести себя в подарок никакому мужчине, не выйдя за него замуж перед этим. Она привыкла жить с оглядкой на родителей: что скажет мамочка? а что подумает папа? А вот она, Хилари Орти, могла бы всё на свете. Могла бы… могла… преподнести подарок Крису Хантеру. Когда-нибудь он будет вынужден вернуться в свой номер…
Сверив номер комнаты с записью на упаковке, курьер рекламного магазина постучал в дверь и приготовил радостную улыбку, рассчитывая на хорошие чаевые – в период соревнований клиенты всегда щедро платят, особенно за их продукцию. Интересно, что они все в этом Строумере нашли? Джанкарло Брутон переживал за «Феррари».
– Ваш заказ, мадам!
– Merci, – темноволосая женщина в лёгком халатике кивнула и, уже не сводя своих восхитительных глаз с конверта, не глядя сунула курьеру несколько американских купюр. – Merci, bébé.
Джанкарло Брутон ушёл совершенно счастливый – эти прелестные молодые американочки абсолютно не умеют считать денег и нежных слов, которые ничего не значат.
Присев на кровать, Хилари надорвала упаковку и вытряхнула яркие рекламные проспекты из конверта на покрывало. Знакомое лицо мелькало на каждой странице – Джордж Генри Строумер. Как бы не так! В конверт были вложены краткая биография, вырезки из журналов и газет, размноженные на ксероксе, и фотографии – их было достаточно, чтобы обклеить стены небольшого отеля.
Биография оказалась самым кратким из документов – о Джордже Г. Строумере не было известно практически ничего. Он утверждал, что ему тридцать два года – но это невозможно было проверить. Разыскать в архивах сведения о его родителях, месте и времени рождения журналисты также затруднялись – Джек Строумер с лёгкостью владел четырьмя языками, и полное отсутствие акцента в его речи позволяло только гадать, англичанин ли он, американец, австралиец, уроженец Новой Зеландии или любой другой англоязычной страны мира. В настоящий момент он пользовался покровительством всемогущего дядюшки Сэма и Фрэнка Вильямса, денежные ресурсы которых позволяли чемпиону обеспечивать достойный его образ жизни. Вилла на Средиземном море была только одним из известных убежищ, где знаменитый автогонщик укрывался от назойливости журналистов в перерывах между сезонами «Формулы-1»; двое охранников, обеспечивающих безопасность, были настолько преданы ему, что никто и никогда не смог бы узнать от них, где находится чемпион мира в данный момент. В различных странах мира его встречали с разными женщинами, но постоянной не была ни одна – Джордж Генри Строумер убеждённо вёл холостяцкий образ жизни. Хилари намеревалась покончить с этим безобразием.
Глава 37
«No refuge could save the hireling and slave from the terror of flight or the gloom of the grave…» – звучно и величаво плыло над пьедесталом и застывшей в беззвучном крике толпой, в экстазе истерии любующейся своим кумиром.
«…this be our motto: «In God is our trust». And the star-spangled banner in triumph shall wave over the land of the free and the home of the brave…» – тихонько подпевал чемпион, всем сердцем отдаваясь с детства знакомой музыке. Жак Норие, француз, занявший второе место, отнёсся к американскому гимну не столь почтительно – он оглядывал зрителей, дерзко подмигивая красивым дамам. Жак не боялся остаться без компании в эту ночь. Американец норвежского происхождения Раг Торсун благоговейно обнажил голову по левую руку от победителя; его светловолосая жена Сюзанна в комбинезоне «Феррари», с непокрытой головой стоя у ограды, посылала ему страстные взгляды, и Раг еле заметно усмехался в усы.
Наконец всё было кончено – церемония награждения, традиционные бутыли с шампанским… Напомнив о назначенной через два часа пресс-конференции, победителей отпустили и журналисты. Сюзанна и Раг мгновенно скрылись, Джека Строумера засосала ликующая толпа. Его приветствовали овацией, как короля или национального героя. Возможно, для населения Монако американец Джек Строумер и был им – уже второй год подряд это крошечное княжество лицезрело его на пьедестале чемпиона мира по скоростным автогонкам в классе «Формула-1». Из боксов навстречу ему бросился Фрэнк Вильямс, отец команды, невысокий человек с добрыми – на данный момент – глазами, и заключил в объятия свою «лошадку». Нико Болли, напарник Строумера по болидам «Вильямс», вышедший из гонки на первом же сложном повороте трассы, врезавшись в первого пилота «Макларен Хонды», бросил Джеку полотенце, чтобы вытереть коротко стриженые волосы и лицо, всё мокрое от недавнего душа из шипучего вина. Обегая вокруг болид «Вильямс Рено» Джека рядом в боксе, Фрэнк Вильямс со скоростью компьютера подсчитывал в уме повреждения машины и изредка одобрительно похлопывал своего гонщика по спине.
– Джек, ты был великолепен. Полагаю, что первое место в кубке конструкторов мы возьмём. Сам-то доволен?
Человек, известный спортивной публике под именем Джека Строумера, криво усмехнулся.
– Особенно тем, что это сумасшедший год закончился. Ты же знаешь, Фрэнк, я не собирался возвращаться.
– В таком случае спасибо, что выручил, – весело подмигнул Вильямс. – Но неужели совсем не хочется передумать?
– Спортсмены стареют рано, – Строумер с улыбкой пожал плечами. – Я найду чем заняться. Да и о жене пора подумать.
– Есть что-то интересное на примете?
Джек Строумер замялся, пытаясь уйти от ответа на вопрос, которого ещё сам для себя не решил окончательно.
– Ну, не знаю… Может быть, – он сразу перевёл разговор на другую тему. – Ты будешь присутствовать на пресс-конференции или продолжишь сидеть в боксах со своим новым «младенцем»?
– Да хватит тебе так непочтительно отзываться о «ФВ-11»! – отмахнулся от него Вильямс. – Не машина будет, а зверь! Ты, кстати, обещал поработать до Рождества на ней тест-пилотом…
– Помню, – изобразил мучение на лице Строумер. – Вам, мистер Вильямс, дай палец, вы по локоть откусите.
– Иначе я не был бы тем, кем являюсь, – нисколько не отрицая сказанное, улыбнулся ему Фрзнк. – А на пресс-конференцию мы пойдём, конечно, вместе. Я собираюсь всем показать, как я горжусь моим пилотом. Насколько я знаю, потом у них запланирован банкет. Отдохни по полной программе, Джеки. Ты хорошо сегодня поработал. А завтра, – с коварной улыбкой Вильямс развёл руками, – завтра у нас испытания «ФВ-11».
– Кто бы сомневался, – угрюмо проворчал Джек. – Сам отдыхать не умеешь, трудоголик, и нормальным людям не даёшь…
Несмотря на своё временное недовольство и конфликты, случавшиеся между ними время от времени, как в любой команде, Джек Строумер искренне уважал Фрэнка Вильямса. В мире «Формулы» было мало людей, не испытывавших подобного чувства к руководителю команды «Вильямс Рено» – постоянного лидера гонок. В «Вильямсе» почитали за честь работать лучшие гонщики, инженеры, менеджеры и специалисты, и гнались не только за оплатой. Команда становилась их семьёй. Джек Строумер это почувствовал два года назад, перейдя в «команду №1» из «Эрроуса». То, что когда-то начиналось как накопление личного опыта для будущего романа, мощно втягивало в себя. И Строумер гордился тем, что в старости, грея артритные косточки у камина, он сможет сказать своим внукам, которых ему подарят Филлис и Мейбелл: «А вот однажды мы с Фрэнком Вильямсом…»
О своей благодарности шефу команды, её инженерам и самым простым техникам Джек говорил и на пресс-конференции, невольно способствуя тому, что после репортёры писали в своих колонках: «Фрэнк Вильямс способен любого водителя такси превратить в чемпиона, – утверждает Джек Строумер…» Они с Фрэнком оба знали, что это не так. И Фрэнк Вильямс был первым, кто заметил фантастическую талантливость Строумера во всём, за что бы тот ни брался. Первым после самого Джека.
Джек легко становился душой компании, человеком, которому постоянно смотрят в рот, чьих указаний ждут, чтобы немедленно, не раздумывая, им последовать, человеком, из цитат которого составляли сборники и выбирали эпиграфы. Поэтому никого не удивило, что и по окончании пресс-конференции журналисты продолжали клубиться вокруг него, несмотря даже на объявленное начало фуршета. Но вполне в этих обстоятельствах понятное чувство голода – большинство представителей прессы занимало места на трибунах ещё до рассвета, чтобы увидеть всё самое интересное, постепенно звало их, перетягивало к низким столам, накрытым в холле конференц-зала, и заставляло брать в руки тарелочки с сандвичами и бокалы с шампанским. У одной из стен работал бар, ловко орудуя бутылками, бармен смешивал всем желающим бесплатные коктейли, и публики на том конце зала становилось всё больше. Джек не испытывал к спиртному особого интереса, к тому же он знал, что после усталости этого дня, нервного возбуждения от успехов и разочарований его свалит с ног всего одна порция виски.
Вот почему стрелки часов не дошли и до цифры 10, когда покачивающийся от шампанского и усталости Джек Строумер быстрым шагом прошёл через стеклянно-кожаный холл отеля, даже не оглянувшись на оттесняемую службой безопасности за двери толпу поклонников. Они что-то выкрикивали ему вслед, размахивая листочками из блокнотов, билетами, дающими право на посещение гонки, и даже банкнотами, на которых хотели иметь его автограф, но реакция была только одной – двукратный чемпион всё время судорожно зевал, рискуя вывихнуть челюсти, и нисколько при этом не притворялся. Этот последний сезон стоил ему уйму сил, хотя ещё в конце прошлого года Джек собирался отказаться от продолжения спортивной карьеры. Но Фрэнк Вильямс убедил его, что без Строумера Земля перестанет вращаться, во всяком случае, для команды «Вильямс». Джек укорял себя за проявленную слабость, но, с другой стороны, как и всякий, хотя бы немного тщеславный человек, он не мог не гордиться своей победой. Их общей победой, мысленно напомнил себе Джек. И подмигнул очень правдоподобному портрету наследника князя Ренье в полный рост, украшавшему холл «Отель де Пари».
– Ваше величество.
– Высочество, – добродушно поправил его ночной портье, опиравшийся локтями о стойку. Он уже знал, что мистер Строумер не высокомерен и не имеет привычки осаживать зарвавшийся персонал. – Что-то вас рано отпустили «акулы пера»…
– А кто сказал, что они меня отпустили? – Джек радостно ухмыльнулся. – Я сбежал. Просто не мог больше ждать. Не стану рассказывать вам, Луис, КАКАЯ ночь меня ожидает.
Портье улыбнулся в ответ с мужским пониманием во взгляде. А поскольку Строумер сознательно создавал впечатление супермена, торопящегося на свидание к прекрасной даме, он не стал объяснять дежурному, что встреча с пустой постелью для него сейчас предпочтительнее. Он просто вошёл в лифт и нажал на клавишу с цифрой 2, направляясь в свой номер.
Открытые шторы на окнах трёхкомнатного люкса свободно пропускали яркий свет иллюминации с площади Казино, и в её сиянии была отчётливо видна вся обстановка внутри, так что Джек не стал включать электрический свет. Помимо прочих причин, кто знает, каких нежеланных гостей может привлечь к нему в номер не вовремя включённое электричество… Раздевшись в синей спальне, Джек повернулся, собираясь отправиться в душ. И взвизгнул, совсем как испуганная женщина при виде мыши.
У Джека Строумера были крепкие нервы, но его поистине легендарное самообладание не распространялось на привидений. С призраками он предпочитал дел не иметь. Однако женский силуэт в чем-то белом и развевающемся, судя по всему, имел иные намерения. Когда женщина начала плавно приподниматься на постели, Джек струхнул окончательно.
– Кто ты? – он невольно попятился. – Чем я тебе повредил, что ты являешься именно ко мне? Исчезни, сгинь, покойница!
Привидение как-то очень по-человечески тяжело вздохнуло.
– Я пока ещё не умерла, придурок, хотя ты со своей стороны сделал всё для этого, – отвернувшись, она начала стягивать с плеч простыню.
– Хилари? – нижняя челюсть Джека отпала, но мужчина даже не осознавал идиотического выражения своего лица. – Хилари Орти? Что ты здесь делаешь?
– А ты? – желчно парировала гостья. Первой прервав противостояние взглядов, она неторопливо прошлась по номеру, трогая приглянувшиеся ей предметы – вазу синего стекла на столе в гостиной, позолоченные настольные часы, бонсай с белыми цветами. Запустив руку в пакет с американскими чипсами, стоящий на журнальном столике, Хилари бросила несколько ломтиков себе в рот.
– Я ужасно проголодалась, – пояснила она в ответ на изумлённый взгляд хозяина номера. – Надеюсь, ты не против?
– Нет, нет, пожалуйста, – спохватился Джек. – Прошу прощения, что не предложил тебе сам… Может быть, заказать что-нибудь в номер?
– Кухня в отеле уже не работает, – напомнила ему Хилари, располагаясь на широкой кровати с таким комфортом, словно была у себя дома.
– Ерунда, – отмахнулся Строумер, – для меня они что-нибудь найдут.
– А ты прекрасно осознаёшь преимущества звания чемпиона, – не с укором, а скорее с одобрением заметила Хилари. – Поздравляю, кстати. Хотя интересно: в машинки ты играешь точно так же понарошку, как и в переводчика?
Джек Строумер поёжился: он никогда не любил иметь дела с людьми, знающими о нём слишком много. Но Хилари Орти приехала не просто, чтобы позлорадствовать, он был в этом уверен. И ссориться с ней было рано. Стараясь скрыть своё беспокойство, Джек взялся за телефон.
Для человека, только что ставшего во второй раз чемпионом мира в классе «Формула-1», бюро обслуживания «Отель де Пари» было открыто круглосуточно. Строумер получил заверение, что заказанный ужин будет доставлен в его номер не позднее, чем через десять минут, и даже с шампанским и оранжерейной клубникой никаких проблем не возникнет.
Хилари молча слушала его переговоры, лёжа на кровати и разглядывая потолок.
– Ты полагаешь, шампанское может смягчить мою ярость? – холодно осведомилась она, когда Строумер положил трубку.
– Ярость? – Хантер-Строумер уже успел позабыть, с чего всё началось. – По какому поводу столь сильные эмоции?
– Книга, – приторно вежливым голосом пояснила Хилари, – твоя книга. Или хочешь сказать, что эта вот писанина была тебе подброшена? – левой рукой она подняла из-под кровати том в мягком переплёте.
Его собственное имя и тиснённые золотом буквы «Одиночество не спасает» бросились в глаза Джеку. С извиняющейся улыбкой мужчина пожал плечами.
– Будешь убивать меня?
– Стоило бы, – никакого веселья в глазах Хилари больше не наблюдалось. – Ты хотя бы понимаешь, в какое положение поставил меня? И трусливо сбежал…
– Не трусливо, – спокойно поправил её Строумер. – У меня действительно были важные обязательства перед Фрэнком Вильямсом, моим боссом и другом. И я не мог больше разрываться между континентами, ведь гонки проходили повсюду, а я только и видел за весь этот год, что самолёты. Но год назад я сдуру пообещал команде Фрэнка ещё один чемпионский титул… – он изогнул в ухмылке угол рта, одновременно изображая глазами, как он устал. В дверь постучали.
Приняв столик с заказанным ужином у курьера из бюро обслуживания и вознаградив того за позднюю службу щедрыми чаевыми, Строумер закрыл дверь и повернулся к своей гостье.
– Давай, набрасывайся.
Свесившись с края кровати, мисс Орти придирчиво изучила содержимое ёмкостей на столике, но соблазнилась только рулетом из утиной печени и овощей, завёрнутым в листья шпината.
– Не так уж я и голодна, – пробормотала она с набитым ртом.
Воздержавшись от комментариев, Строумер открыл без хлопка бутылку дорогого французского шампанского и наполнил вином два бокала. Рассматривая игру пузырьков на свет, он произнёс тост:
– Ну что ж, выпьем за твои детективные способности. Сумела же ты отыскать меня…
– Это было несложно, – отмахнулась от него Хилари. – Ты оставил Трикси ниточку, которая в конце концов и привела к тебе. Тебе следовало помнить, что Трикси ничего от меня не скрывает. А мне хотелось ещё раз взглянуть тебе в глаза – после этой книги.
– Так ты заявилась в Монако только в поисках меня? – откинув голову, Джек Строумер захохотал.
– Нет, – его бывший босс, обидевшись, отвернулась. – Я собираюсь заключить контракт с известной компанией, специализирующейся на электронике. Их представитель предложил встретиться в Монако – он страстный болельщик автогонок, но, тем не менее, мало склонен к подписанию контракта. А по всем каналам местного телевидения только и передавали изображение Джека Строумера, сенсации гонок. Как я могла не узнать в нем любимого человека?
Лицо «любимого человека» слегка напряглось.
– Ты и вправду готова меня простить за эту книгу? Я сам себя проклинал…
– Да чёрт с ней, с книгой, – Хилари криво улыбнулась. – В конце концов, против судьбы не пойдёшь, что на роду написано, то и будет. Максимум, что может сделать, если прочтет её, Майкл Ондрада, это попытаться вновь раздуть старый огонь. Когда это произойдёт, тогда я и подумаю‚ что делать.
Джек Строумер смотрел на неё, не в силах оторвать взгляда.
– Как я по тебе соскучился… А мне, дураку, казалось, что стоит уехать подальше от тебя – и всё успокоится.
– И здесь тоже? – рука Хилари медленно поползла по его штанине вверх. Но когда лицо Криса-Джека подсказало ей, что он готов закипеть от сдерживаемой страсти, она неожиданно перевернулась на спину и потянулась. – А знаешь, – ленивым тоном заговорила она, – я сначала хотела переодеться не привидением, а куртизанкой…
– И что тебе помешало? – Строумер весь дрожал от эротических воспоминаний, вызванных её позой.
Хилари посмотрела снизу вверх на него с хитрой улыбкой.
– А вдруг пришлось бы для тебя танцевать?
– Я и сейчас могу попросить тебя об этом, – голос Джека звучал хрипло и грубо.
– А я могу ответить согласием… – промурлыкала женщина, извиваясь всем телом, как змея. Опустив руки на грудь, она медленно обводила очертания тела руками, приподнимая ладонями груди, словно предлагая ему себя.
И натянутая струна самообладания Строумера лопнула. Отшвырнув комбинезон в сторону, он присоединился к желанной женщине на постели.
Глава 38
Словно и не переживший такую великую гонку, Джек Строумер не давал ей покоя всю ночь, несколько раз сменяя позы и лаская её вновь и вновь всё более изощрённо. Тоже стремившаяся к разрядке Хилари не возражала; однако в половине пятого утра сдалась и она. Джек не спал и тогда, и позже, прислушиваясь к её ровному дыханию. В семь часов он осторожно выбрался из постели на утреннюю пробежку. Сменивший своего предшественника в полночь администратор внизу приветствовал его с энтузиазмом:
– Buon giorno, signore. Как вам спалось?
– Buon giorno, Фелипе. Совсем не спал. Из-за вчерашнего… Как мальчишка, был возбуждён.
– И было из-за чего, signore Джакомо. Жак Норие и Рагнар Торсун дрались за победу, как львы, с вами в течение почти четырёх часов, – поколебавшись, он продолжил. – Не моё дело, конечно, signore, но Адриано, из обслуживания, сказал, что вчера в номере у вас находилась… дама.
От чуткого слуха Строумера не ускользнула крохотная пауза, сделанная администратором перед последним словом.
– Она не есть «дама» в том смысле, который подразумеваете вы, Фелипе. Она зарегистрировалась в отеле под именем Хилари Орти, но на самом деле она носит мою фамилию уже второй месяц. Жена так хотела мне сделать сюрприз, Фелипе, вы понимаете?
– О да, signore, конечно! Вероятно, я должен извиниться перед синьориной… синьорой Строумер за свою непростительную ошибку.
– Всё в порядке, Фелипе. Приезд Хилари был неожиданностью и для меня самого. Но сейчас… я безмерно счастлив, что она разделила со мной мой триумф. У меня есть к вам одна просьба, Фелипе.
– Si, signore Джакомо?
– Не могли бы вы распорядиться перенести вещи моей жены из номера, занимаемого ею, в «Чарльз Гарнье»? Мы без труда разместимся с Хилари в сьюте. А у вас появится свободное место.
Администратор и не скрывал своего удовлетворения:
– Si, signore, разумеется! Это хорошо.
– Около девяти часов, – с извиняющей улыбкой добавил Строумер. – А то Хилари ещё спит.
С тех юных лет, когда Хилари Анжелика Орти с головой погрузилась в бизнес отца, чтобы помогать Джилберто вместо никуда не годного в этом деле Анджело, она привыкла просыпаться по утрам в чужих безликих номерах отелей и в первые же пятнадцать секунд адаптироваться к ситуации. В это утро открывать глаза не хотелось, тело побаливало от непривычно интенсивных физических упражнений ночью; а Джек – она решила пока называть его так – Джек, тормоша её, бодро дефилировал по всему номеру из спальни в ванную, отделанную серым мрамором.
– Почти девять часов, а независимая мисс Орти ещё в постели! Решила разделить мою кочевую жизнь, малышка, так вставай. В половине десятого я обещал Фрэнку Вильямсу быть на автодроме.
– Иди, – не открывая глаз, Хилари швырнула в него подушкой.
Джек не отступил:
– И не надейся! Я, можно сказать, с семи утра спасаю твою репутацию в отеле, а где благодарность? Вставай, вставай, миссис Строумер, я должен представить свою маленькую австралийскую жёнушку друзьям!
Как только смысл сказанных слов дошёл до затуманенного сознания Хилари, она села в постели и закричала:
– Как ты меня назвал? Хантер, ты что, рехнулся? На месте газетчиков я ни за что не упустила бы такой сенсации – чемпион мира неожиданно обзаводится женой!
– Почему неожиданно? – Кристофер-Джек защищался от летящих в него подушек руками. Он сам ещё не знал, для чего затеял эту рискованную игру с молодой женщиной, но уже было интересно. – Могло так случиться, что мы тайно поженились с Хилари Орти два месяца назад в Аделаиде.
– Ненормальный, – Хилари наконец притомилась и сдалась. – Если Джед или Майкл возьмут в руки эти газеты, их хватит удар. Придётся тебе позвонить в магазин, чтобы мне доставили большие солнцезащитные очки и шляпу. С самыми широкими полями, какие у них есть, – громко добавила она из ванной.
Джек рассчитал время правильно: едва по радио под звуки национального гимна диктор поздравил жителей Монте-Карло с наступлением нового дня, в дверь постучали. Молодой коридорный – судя по внешности, решивший подзаработать студент – внёс в номер всего одну вместительную сумку с плечевым ремнём. Строумер протянул ему купюру, поверх которой и расписался на просьбу автографа; студент поблагодарил и мгновенно исчез, а Джек засмеялся при мысли о том, что от одного его росчерка, который так легко подделать, стоимость купюры резко возросла.
Он слышал, как Хилари манипулировала феном, суша в ванной волосы. Времени оставалось немного. Документы и личные принадлежности на самом верху сумки его не интересовали; Джек Строумер выбросил кое-что из тряпья. Не то, чтобы он не доверял Хилари, но всегда лучше быть уверенным на полные сто процентов. Его предосторожности оправдались: под нагромождением тонкого, почти невесомого нейлонового белья, так ошеломляюще пахнувшего самой его обладательницей, на самом дне в прозрачном, перевязанном красивой ленточкой целлофановом пакете лежала облегчённая модель «вальтера» в алюминиевом корпусе. От обывательской, слишком бурной, реакции на это открытие Джека Строумера спасло лишь то, что он в какой-то мере был к нему готов. Если бы кто-то ему сказал, что Хилари Орти – обыкновенная женщина, он первый назвал бы этого человека лжецом.
– Мой драгоценный чемпион! – завязывая кокетливую ленточку в волосах, предмет его размышлений стоял в дверях ванной, осуждающе глядя на него. – Не объяснишь ли мне, дорогой, что ты делаешь с моими вещами? Обыскиваешь?
Джек ради разнообразия слегка смутился:
– Прости, дорогая, но… результаты стоили того, – он помахал пакетом с «вальтером», отчётливо различимым сквозь целлофан. – Ты не боишься себя поранить?
– Всё-то тебе надо знать, – с неудовольствием отметила Хилари, вынимая из его руки пакет. – У меня, кстати, есть разрешение на ношение оружия – но оно не распространяется на Монако. Давай позавтракаем где-нибудь на улице в кафе? Я ужасно проголодалась.
– Дорогой, ну пожалуйста, – привстав со стула, Хилари налила себе ещё кофе. – Я же объяснила: я стреляю очень хорошо. Я была любимой ученицей отца. И никого убивать – ни здесь, ни в Австралии – я не собираюсь. Пистолет всего лишь для самозащиты. Если бы я захотела тебя наказать, лучшее средство – молчание женщины.